ажены и перепутаны,
и  сам  Иисус теперь их  не признает. Поэтому  и был  послан  Фостер,  чтобы
провозгласить Новое Откровение и очистить все от скверны.
     Патриция  Пайвонски подняла палец и неожиданно сделалась проповедницей,
одетой лишь в собственное величие и мистические символы.
     -  Бог  хотел,  чтобы  мы  были  Счастливы.  Он  наполнил  мир  вещами,
созданными  для Счастья. Дозволил  бы Бог превращаться виноградному  соку  в
вино, не желай Он, чтобы мы пили и радовались? Он оставил бы его виноградным
соком... или превратил бы в  уксус, который  никто не может взять в  рот, не
скривившись. Разве это не истинно? Конечно, Он не хотел, чтобы мы напивались
допьяна, били  жен  и забрасывали  детей... Он дал нам  хорошие вещи,  чтобы
пользоваться  ими, а  не отвергать.  Если вы испытываете  желание опрокинуть
стаканчик  или  шесть среди друзей,  увидевших Свет, и  захотите танцевать и
возносить благодарения Господу за  его доброту - отчего бы и нет? Бог создал
вино и Бог создал ноги. Он создал их, так соедините их и будьте Счастливы! -
Она помолчала.  -  Налей-ка  еще,  золотко.  Когда  проповедуешь, пересыхает
горло. Нет, содовой поменьше.  Вот хорошая водочка. И  это еще не все.  Если
Бог  не  хотел,  чтобы  на  женщин смотрели, Он создал бы их уродинами.  Это
резонно, не  так ли? Бог не плутует. Он Сам устанавливает правила игры... Он
не пустился бы на мошенничество, не оставляя нам шанса выиграть, как крупье,
что притормаживает рулетку. Он не стал бы никого отправлять в ад за проигрыш
в жульнической игре. Олл  райт! Бог  хочет, чтобы мы  были Счастливы,  и  Он
говорит нам, как этого достичь:  "Возлюби ближнего  своего!"  Возлюби  змею,
если это  бедное  создание нуждается в любви. Возлюби  соседа своего... и не
подавай руки лишь приспешникам Сатаны, стремящимся увести тебя в преисподнюю
с верного  пути.  И  под любовью  Он не  имел в виду  старомодную сюсюкающую
любовь, страшащуюся поднять взгляд от  молитвенника  из-за боязни  плотского
искушения.  Если бы Бог не любил  плоть, то зачем бы  он создал  ее  в таком
количестве?  Бог  -  не  маменькин сынок. Он создал Большой Каньон,  кометы,
летящие   по  небу,  циклоны,  жеребцов   и  землетрясения.  Может  ли  Бог,
сотворивший все это, повернуть на сто восемьдесят градусов  и обмочить штаны
лишь от того,  что какая-нибудь девушка немножко нагнется, а мужчина мельком
увидит сосок? Вы-то знаете  лучше... да и я! Когда Бог велел  нам любить, он
не имел  в  виду суррогат.  Он имел в  виду любовь.  Любите маленьких детей,
которые постоянно меняются,  любите  сильных  мужчин, чтобы было  еще больше
детей... а в промежутках продолжайте любить, ибо любить так приятно!
     Но это,  конечно, не  значит,  что можно забывать о мере. Это все равно
как если бы  я  выхлестала  бутылку  водки и  сцепилась с  копом. Невозможно
продать любовь и купить Счастье, какую цену ни назови... А если вы считаете,
что можно,  ворота в ад распахнуты для вас. Но  если  вы отдаете  с открытым
сердцем  и  получаете то, чего у Господа вдоволь, дьявол  не  в  силах  даже
коснуться  вас. Деньги? -  она  взглянула на Джил. - Солнышко,  стала бы  ты
кому-нибудь  водным братом, скажем за миллион долларов? Или  даже  за десять
миллионов чистыми?
     - Конечно, нет. "Майк, ты грокаешь это?"
     "Почти полностью, Джил. Ожидание поможет".
     - Видите,  милые мои?  Я знаю: в этой  воде была любовь. Вы ищущие,  вы
близки к свету. Но раз вы двое, из-за  любви, что  в вас, "разделили  воду и
стали ближе", как говорит Майкл, я могу рассказать вам о вещах,  о которых я
обычно не говорю ищущим...

     Преподобный Фостер,  возведший  себя в  духовный сан  (или  возведенный
Богом, если  ссылаться на  авторитетные источники), инстинктивно  чувствовал
пульс времени  гораздо  лучше,  чем  актер,  повелевающий  толпой  зрителей.
Культура, известная как "Америка", на протяжении всей своей истории страдала
раздвоением  личности.  Ее  законы  были  пуританскими;  ее  скрытые  чаяния
тяготели  к  раблезианству.  Ее  основные  религии  основывались  на  культе
Аполлона; ее обряды основывались на культе Диониса. В двадцатом веке (земная
христианская эра) нигде на Земле секс не  подавлялся так  жестоко... и нигде
не было такого острого интереса к нему. Фостер имел  две  характерных черты,
присущих любому  религиозному деятелю  этой планеты: необычайный магнетизм и
сексуальные  возможности,  далеко  выходящие  за  пределы  нормы.  На  Земле
величайшие религиозные деятели  почти  всегда  были  либо  целибатами*, либо
крайними противоположностями. Фостер не был целибатом.
     * Целибат - обет безбрачия, также человек, давший такой обет.
     Не относились к ним и его жены и жрицы. Процедура возрождения под Новым
Откровением включала ритуал, идеально соответствующий возрастанию близости.
     В истории Земли множество  культов использовали  эту технику... но не в
грандиозных  масштабах  Америки дофостерского  периода. Фостера  не  однажды
изгоняли из города, пока он не усовершенствовал метод, позволяющий расширить
влияние  своего  капрического  культа.  Сочиняя  Новое  Откровение, он  взял
понемногу от масонов, католиков, коммунистической  партии, Мэдисон-Авеню*  и
старых  писаний. Он  присыпал все это сверху  сахарной пудрой  возвращения к
примитивному  христианству.  Он  учредил  внешнюю церковь,  куда мог  прийти
каждый.  Затем следовала средняя церковь, которая для вновь прибывшего  была
"Церковью  Нового   Откровения".  Счастливые  спасенные,   которые   платили
десятину, наслаждались всеми  преимуществами постоянно расширяющихся деловых
связей церкви  и  вовсю  кутили на  бесконечном карнавале  Счастья, Счастья,
Счастья! Их грехи были прощены... и не так уж и много грешило с тех пор, как
их   начинала   поддерживать   церковь.   Они   честно   делились   всем   с
собратьями-фостеритами, осуждали грешников и оставались  Счастливыми.  Новое
Откровение  специально не  поощряло  разврат,  но  имело довольно загадочные
места, посвященные сексуальным отправлениям.
     *  Мэдисон-Авеню  находится  в  центральной   части  Манхэттена,  между
ПаркАвеню и Пятой  Авеню. Средоточие рекламных агентств. Символ американской
рекламы.
     Средняя церковь поставляла  штурмовые отряды. Фостер позаимствовал трюк
у трясунов  начала двадцатого века. Если  городские власти пытались подавить
движение фостеритов, те заполняли город до тех пор, пока и копы, и тюрьмы не
становились бессильными. Копам ломали ребра, а в тюрьмах - двери.
     Если  прокурор  был настолько безрассуден, что  выносил  обвинение, его
невозможно  было  выполнить.  Фостер  (после тщательного  изучения  кодекса)
вывел,  что  предъявление  исков в данном случае и  в  соответствии с буквой
закона является гонением. Ни одно обвинение фостеритов в качестве фостеритов
не было поддержано Верховным судом. Ни, позднее - судом Федерации.
     Внутри  открытой  церкви  была  Внутренняя  Церковь  -  ядро  полностью
посвященных, допущенных к проповедованию.  Истинные лидеры, держатели ключей
и  делатели политики.  Это были "возрожденные".  Они стояли выше  греха,  им
гарантировалось  место  на небесах, и только они  допускались  к  внутренним
мистериям.
     Фостер  отбирал их с большим тщанием, персонально, пока дело не приняло
слишком большой размах. Он искал людей, подобных  себе,  и женщин,  подобных
его женам-жрицам: живых,  убежденных,  упорных  и  свободных  (или способных
освободиться, ибо  вина и  сомнения отбрасывались) от ревности в ее наиболее
человеческом значении.  И  все  они были потенциальными сатирами  и нимфами,
поскольку тайная церковь несла культ Диониса, которого Америка была лишена и
для которого здесь существовал необычайно обширный потенциальный рынок.
     Он был  очень осторожен:  если у кандидатуры был  муж (или жена), то во
внутреннюю  церковь   могли  быть  введены   только  оба  супруга.  Одинокие
кандидатуры должны  были быть сексуально  притягательны и  агрессивны. И  он
стремился,  чтобы  среди его жрецов число мужчин было  равно  или  превышало
число женщин. Не сохранилось записей о  том, что Фостер изучал ранние схожие
культы Америки, но он знал или  чувствовал, что большинство из них распалось
только потому,  что их  проповедниками овладевало  вожделение,  приводящее к
ревности. Фостер не повторял  этой ошибки даже  тогда, когда выбирал женщину
для себя. Даже если дело касалось той, на ком он женился.
     Он  не  стремился  увеличивать это  ядро.  Средняя  церковь  предлагала
достаточно, чтобы удовлетворить ограниченные запросы масс.  Если возрождение
поставляло ему две пары, готовые к "Небесному Венчанию", Фостер был доволен.
Если ни одной - что ж, он ждал, пока семя прорастет, и отсылал опытных жреца
и жрицу ухаживать за ростком.
     Всегда,  когда  было возможно, он  испытывал пару  сам вместе с опытной
жрицей.  Поскольку такая пара уже  была "спасена",  о чем заботилась средняя
церковь,  риск был невелик: с женщинами вообще никакого, а мужчину он всегда
сперва изучал сам, а потом уже предоставлял право действовать жрице.
     До того, как стать спасенной, Патриция Пайвонски была молода, замужем и
"очень счастлива".  У нее был один  ребенок, она уважала мужа  и восхищалась
им; он был значительно старше ее. Джордж Пайвонски был нежным и великодушным
человеком с одной лишь слабостью, но эта  одна частенько  приводила к  тому,
что к концу  долгого  дня он оказывался слишком пьяным, чтобы проявить  свою
нежность.  Патти считала  себя счастливой...  правда,  Джордж временами  был
излишне нежен со своими клиентками... особенно, если было начало дня...  но,
конечно же, татуирование требует уединения, особенно, если клиент - женщина.
Патти   была   терпима;   время   от   времени    она   назначала   свидания
клиентам-мужчинам. Чем  чаще Джордж  прикладывался  к бутылке, тем  чаще это
случалось.
     Но в ее жизни была какая-то пустота, и она не  заполнилась  даже тогда,
когда один благодарный  клиент подарил  ей змею. "Ухожу на корабле, - сказал
он, - и негде ее оставить". Она любила домашних животных  и не боялась змей.
Она соорудила для  нее домик в витрине  студии,  и  Джордж сделал прекрасный
рисунок в четыре цвета: "Не тронь меня!"* Рисунок стал популярен.
     * Девиз США в их первоначальном состоянии.
     Она приобрела еще нескольких змей и почувствовала себя спокойнее. Но ее
отец был родом из Ольстера, а мать -  из Корка*. Вооруженное перемирие между
родителями сделало ее атеисткой.
     * Порт в Ирландии.
     Она   уже  была   ищущей,   когда   Фостер   приехал  проповедовать   в
Сан-Франциско.  Ей   удалось  затащить   Джорджа  на   несколько  воскресных
проповедей, но тогда он еще не увидел Света.
     Фостер принес им Свет, они признались в этом одновременно. Когда Фостер
спустя шесть месяцев  вернулся, Пайвонски  настолько посвятили себя религии,
что Фостер обратил на них внимание.
     -  У меня не было ни малейших затруднений с тех  пор, как Джордж увидел
Свет,  -  рассказывала  она Майку и Джил.  - Он все  еще пил... но только  в
церкви, и  уже  не так много. Когда наш святой руководитель вернулся, Джордж
начал свой  Великий Проект. Естественно, мы хотели показать его Фостеру... -
Миссис Пайвонски заколебалась. - Я не должна была говорить это.
     - Так не говори, - сказала Джил. - Патти,  милая, мы не хотим, чтобы ты
делала хоть что-то против воли. "Деление воды" означает добровольность.
     - Гм... Я скажу!  Но помните, это касается Церкви, поэтому вы никому не
должны рассказывать... точно так же, как я ничего никому не скажу о вас.
     Майк кивнул.
     - Здесь, на  Земле,  мы  называем это "делом водных  братьев". На Марсе
такой  проблемы нет...  но тут, я  грокнул, иногда  бывает.  О  "деле водных
братьев" не говорят другим.
     - Я... Я грокнула. Это чудное слово, но я поняла его. Олл райт, дорогие
мои,  это "дело водных братьев".  Знаете  ли вы, что каждый  фостерит  имеет
татуировку? Я имею в виду, настоящие члены Церкви, те, что навеки спасены?..
Как я, например? Нет, я не имею  в виду,  что они покрыты татуировками с ног
до  головы, но видите,  вот  здесь?  Прямо над  сердцем? Это святой  поцелуй
Фостера. Джордж оформил его так, что он смотрится как  часть картинки... так
что  никто не  может ничего  заподозрить. Но  это его  поцелуй...  и  Фостер
поцеловал меня сюда сам! - Она произнесла это восторженно и гордо.
     Майк и Джил поглядели туда, куда она указала.
     - Да, это отпечаток губ, -  удивленно  сказала Джил.  -  Словно  кто-то
поцеловал тебя накрашенными губами. Я-то думала, что это часть восхода.
     - Да, конечно,  именно так Джордж  все  и задумал.  Потому  что  нельзя
показывать  поцелуй Фостера тому, кто его не  имеет,  и я  никогда не делала
этого... до сегодняшнего дня. Но, - в голосе ее прозвучала уверенность, - вы
удостоитесь  его  однажды, оба.  И  когда  это  свершится,  я  закреплю  его
татуировкой.
     Джил возразила:
     - Но я не понимаю, Патти. Как он может  поцеловать нас? Как-никак он...
на небесах.
     - Да, милые мои, именно  там. Сейчас я объясню.  Любой проповедник  или
проповедница могут дать вам поцелуй  Фостера. Это означает, что Бог в сердце
твоем... Бог есть часть тебя - навеки.
     - Ты есть Бог, - неожиданно вмешался Майк.
     -  Что, Майкл? Ну... я никогда не слыхала, чтобы это  так поворачивали.
Но это все объясняет... Бог в тебе,  и из тебя, и с тобой, и дьявол не смеет
коснуться тебя.
     - Да, - согласился Майк. - Ты грокнула Бога.
     Он  радостно подумал, что сказанное Пат - это лучшее  приближение к его
концепции  за все время поисков слов...  пока  Джил  не  сможет  выучить это
понятие по-марсиански. Что, впрочем, неизбежно.
     - Это мысль, Майк. Бог...  грокает тебя... и ты венчаешься в  Священной
Любви  и Вечном  Счастье  с  Его Церковью.  Жрец или  жрица  целуют  тебя, и
татуировка закрепляет  этот поцелуй в знак того, что  это навеки. Татуировка
не обязательно должна быть такой большой: моя в точности соответствует форме
и размерам  благословенных губ Фостера, и  она может размещаться где угодно,
лишь бы была скрыта от греховных, глаз. В  любом  месте,  где ее не видно. А
когда ты приходишь на собрание Счастливых, ты показываешь ее.
     -  Я слыхала о  собраниях Счастливых, - сказала Джил,  -  но не знаю  в
точности, что это такое.
     -  Что  ж, - рассудительно сказала миссис Пайвонски, -  бывают собрания
Счастливых  и собрания Счастливых. Собрания для обычных  членов; кто спасен,
но может  отойти в  сторону, это сплошное веселье.  Грандиозные вечеринки  с
ограниченным  количеством  молений,  которые проходят очень  радостно,  и  с
большим  количеством  всевозможных  развлечений,  без  которых не  обходится
хорошая вечеринка. Может  быть,  немножко  настоящей  любви, но  лучше очень
тщательно взвесить: с кем и как, чтобы не взросло семя раздора среди братии.
Церковь очень строго следит за тем, чтобы  держать каждую вещь на отведением
ей месте.
     Но собрания Счастливых для навеки спасенных... ну, тут не надо ни о чем
заботиться,  ибо здесь нет никого, кто  способен грешить... все  в прошлом и
забыто. Если хочешь выпить... о'кей, это  воля Божья, иначе бы ты не захотел
этого. Ты хочешь упасть на колени и молиться или возвысить голос и запеть...
или  разодрать на себе одежду и пуститься в пляс - это воля Божья.  И вокруг
не может быть никого, кто усмотрел бы в этом нечто дурное.
     - Это похоже на вечеринку, - сказала Джил.
     - О, так  оно и есть...  почти!  И тебя наполняет  небесное блаженство.
Если ты утром просыпаешься, а рядом кто-то из навеки  спасенных, то он здесь
потому,  что Бог захотел, чтобы вы были благословенно Счастливы. У всех есть
поцелуй Фостера. Они все  свои. - Она задумалась. - Это  немного  похоже  на
деление воды. Понимаете?
     - Я грокнул, - согласился Майк.
     "Майк???"
     "Подожди, Джил. Подожди до полноты".
     -  Но  не думайте, - честно сказала  Патриция,  - что  человек запросто
может прийти на собрание Счастливых Внутренней  Церкви, раз есть татуировка.
Приходящий брат или сестра... Взять,  скажем, меня. Как  только я узнаю, что
где-то намечается  карнавал, я  пишу в местную церковь  и посылаю  отпечатки
пальцев, чтобы  они  могли свериться с картотекой  навеки  спасенных в Храме
архангела  Фостера. Я даю им свой адрес в Биллборде. Когда я все это делаю -
а я всегда хожу  на  воскресные собрания, даже если Тиму приходится  снимать
мой  номер  -  моя  личность  может  быть  легко подтверждена.  Обычно  меня
встречают  с радостью: я  добавляю  притягательности такой  вечеринке своими
уникальными и непревзойденными  святыми картинками. Часто я целый вечер лишь
только то и делаю, что стою и позволяю людям разглядывать себя. Каждая такая
минута - истинное  блаженство. Иногда проповедник  просит принести  Лапушку,
чтобы  изобразить Еву  и Змея... для этого,  конечно, приходится гримировать
тело. Кто-нибудь из братьев играет Адама, и нас изгоняют из райского сада, а
проповедник объясняет,  что  означает  истинный  смысл  случившегося,  а  не
поповскую  ложь...  и  мы  кончаем  тем,  что  теряем  нашу   благословенную
невинность, чтобы дать заряд всей вечеринке.
     Она добавила:
     - И все интересуются моим поцелуем Фостера... Потому что с тех пор, как
двадцать лет тому назад он взошел на Небеса, немногие имеют поцелуй Фостера,
сделанный  не  посредником.  У   меня  есть  на  это  официальное  церковное
удостоверение. И я рассказываю, как я его получила. Я...
     Миссис  Пайвонски поколебалась,  затем выложила все подробности, и Джил
только  диву далась, куда  делась  ее ограниченная способность краснеть.  Но
затем  она  грокнула, что  Майк и Патти  - два сапога пара:  Божьи дети,  не
способные грешить, что бы  они  ни делали. И она от всей  души желала - ради
Патти, - чтобы Фостер действительно оказался святым пророком, спасшим ее для
вечного блаженства.
     Но Фостер! Раны Господни, вот уж карикатура на святого!
     Вдруг,  вспомнив  все  чрезвычайно отчетливо,  Джил  снова оказалась  в
комнате  со стеклянной  стеной,  глядящей  в мертвые  глаза Фостера.  Но  он
казался живым... и  она ощутила внутренний трепет и подумала, что  она стала
бы  делать,  предложи ей Фостер свой святой поцелуй... и свое святое я?  Она
быстренько выкинула эту мысль из  головы, но  Майк уже успел уловить ее. Она
почувствовала, как он улыбаются с невинным знанием.
     Она поднялась.
     - Патти, милая, когда тебе надо быть дома?
     - Ох, золотко, мне надо бежать сию благословенную минуту!
     - Почему? Переезд будет не раньше, чем в девять тридцать.
     - Ну... меня ждет Лапушка. Она очень ревнует, если я задерживаюсь.
     - А ты не можешь ей сказать, что была на собрании Счастливых?
     - Гм... - Патти просияла и заключила Джил в объятья. - Именно так оно и
есть! Именно так!
     - Хорошо. Я ложусь.  - Джил все-таки покраснела. - Во сколько тебе надо
вставать?
     - Ну... Если я вернусь в восемь, я успею проследить, чтобы Сэм разобрал
мое жилье, и у меня останется время посмотреть, чтобы  моих деток разместили
как следует.
     - А завтрак?
     -  Я позавтракаю  в поезде.  А когда  встану, выпью кофе.  Этого обычно
бывает достаточно.
     - Я сделаю. Вы оба оставайтесь здесь, сколько хотите. Я не позволю тебе
проспать... если ты заснешь. Майк - тот и вовсе не спит.
     - Совсем?
     - Совсем. Он сворачивается калачиком и думает. Но не спит.
     Миссис Пайвонски торжественно кивнула.
     - Новый знак. Я знаю. И ты, Майкл, однажды узнаешь. Тебе будет голос.
     - Может быть,  -  согласилась  Джил. -  Майк, у меня  глаза  слипаются.
Положи меня в постель.
     Невидимые  руки  подняли ее в воздух,  перенесли в спальню, само  собой
откинулось одеяло... в следующий момент она уже спала.
     Джил  проснулась в  семь,  выскользнула  из  кровати и  сунула голову в
соседнюю комнату. Свет  был  выключен и тени  отчетливы - там н