Мама никогда не кисла, хотя с папой жить нелегко.
Например, он не любит слова "сиси". Он считает его вульгаризмом и говорит,
что сиси у коров, а не у женщин.
     Когда я начала заниматься символической логикой и теорией информации,
я стала придавать большое значение точности словоупотребления и попыталась
вступить с папой в спор, доказывая ему,  что  "грудь"  обозначает  верхнюю
переднюю часть туловища как у женщин, так и у мужчин, "грудная  железа"  -
это  медицинский  термин,  а  на  обычном  человеческом  языке  эта   вещь
называется именно сисей, вот и словарь подтверждает.
     Папа возмущенно захлопнул книгу. "Плевать я хотел на все  словари  на
свете! Пока я глава этой семьи, ее члены будут изъясняться не иначе как  в
соответствии с моими понятиями о приличии!"
     Больше я с папой на подобные темы не спорила. Между собой мы с  мамой
по-прежнему называли их сисями, а в папином присутствии никаких таких слов
не употребляли. Мама спокойно объяснила мне, что логика не имеет  никакого
отношения к искусству делать  мужа  счастливым  и  что  тот,  кто  одержал
"победу" в семейном споре, на самом деле потерпел поражение. Мама  никогда
не  спорила,  а  папа  всегда  делал  так,  как  она  хотела  -  если  она
действительно этого хотела. Когда в семнадцать лет мне пришлось  сделаться
взрослой и попытаться заменить ее, я старалась во всем поступать как она -
впрочем, не всегда успешно. Мне досталось в наследство кое-что от  папиной
раздражительности, кое-что от маминой невозмутимости. Я стараюсь подавлять
первую и развивать вторую. Но я не Джейн, я Дити.
     Тут я вдруг задумалась: а надо ли мне надевать  лифчик?  День  обещал
быть жарким. Папа выходит из себя - и еще как - по самым  разным  поводам,
но только не из-за того, что кто-то ходит голышом.  Вполне  возможно,  что
когда-то он и на этот счет показывал норов, но мама легко добилась своего.
Я люблю ходить обнаженной и в Гнездышке обычно так и  делаю,  если  только
погода позволяет. Папа тоже не очень стесняется.  Тетя  Хильда  у  нас  на
правах члена семьи, мы много раз пользовались ее бассейном, и  всегда  без
купальников - конечно, все делалось так, чтобы  посторонних  при  этом  не
было.
     Следовательно, оставался только один мой милый новенький супруг, но с
ним как раз все было ясно: я не могла  припомнить  ни  одного  квадратного
сантиметра моего обнаженного тела, который  бы  он  не  исследовал  (и  не
оценил по достоинству). С Зебадией вообще просто,  и  в  постели,  и  так.
После нашего поспешного бракосочетания я немножко волновалась,  не  станет
ли он интересоваться, когда и как  я  утратила  девственность,  но  в  тот
момент, когда об этом мог бы зайти разговор, я  начисто  забыла  про  свои
тревоги, а он, по-моему, ни о чем таком и думать не думал. Я вела себя как
распутная тварь, я и была всегда распутная тварь, и ему это понравилось. Я
знаю, что понравилось.
     Так почему же,  спрашивается,  я  натягиваю  этот  гамак  для  сисек,
спросила я себя.
     Потому что две вещи, равные одной и той же третьей, никогда не  равны
друг другу. Это элементарная  математика,  если  исходить  из  правильного
набора аксиом. Люди - не абстрактные символы. Я  могла  расхаживать  голой
перед любым из них троих, но не перед всеми сразу.
     Я поежилась от неприятного опасения: как бы папа  и  тетя  Хильда  не
помешали моему медовому месяцу. Но тут же одернула себя: ведь у  них  тоже
медовый месяц, и это еще  неизвестно,  кто  кому  больше  помешает.  Ну  и
прекрасно, решила я, все устроится.
     Я в последний раз посмотрелась в зеркало и пришла к выводу,  что  мой
узенький бюстгальтер, как  хорошее  вечернее  платье,  делает  меня  более
обнаженной, чем если бы я была совсем без ничего. Мои сосочки  набухли;  я
расплылась  в  довольной  улыбке  и  показала  им   язык.   Они   остались
вздернутыми. Я была счастлива.
     Вернувшись на цыпочках в спальню, я вдруг обратила внимание на одежду
Зебадии. Удобно ли будет Зебадии явиться на завтрак  в  вечернем  костюме?
Ну-ка, Дити, подумай как следует: ты ведь теперь жена. Есть ли  где-нибудь
поблизости папины вещи? Где-нибудь в таком  месте,  чтобы  можно  было  их
взять, никого не разбудив?
     Е-есть! Старая рубашка, которую  я  реквизировала  для  применения  в
качестве домашнего халата, шорты цвета хаки - я отстирывала их,  когда  мы
были тут в прошлый раз, - и все это в моем шкафу в  моей  (нашей!)  ванной
комнате. Я прокралась обратно в  ванную,  достала  их  и  положила  поверх
вечернего костюмы моего возлюбленного, чтобы они непременно  попались  ему
на глаза.
     Потом я вышла, закрыв за собой две звуконепроницаемые  двери.  Теперь
можно было не  бояться  наделать  шуму.  Кстати,  в  этом  доме  ничто  не
болтается, не хлопает и не скрипит: чуть что не так, папа  тут  же  своими
руками приводит все в порядок. Степень бакалавра  у  него  по  техническим
наукам, степень магистра - по  физике,  докторская  -  по  математике.  Не
существует ничего, что он не сумел бы спроектировать и  построить.  Второй
Леонардо да Винчи - или Поль Дирак.
     В общей комнате никого не было. В кухонный отсек  я  решила  пока  не
ходить - лучше займусь зарядкой, покуда  все  спят.  Сегодня  я,  пожалуй,
обойдусь без особых нагрузок, потеть  мне  ни  к  чему  -  так,  несколько
дозированных упражнений. Вытянуться как можно выше, руки  вверх,  ноги  на
цыпочках; теперь достать ладонями до пола, не  сгибая  колен,  десяти  раз
достаточно.
     Я отгибалась назад, когда услышала голос:
     - Какой ужас.  Юная  новобрачная  зверски  замучена.  Дити,  прекрати
немедленно.
     Я сделала кувырок назад, встала на ноги: передо  мной  стояла  папина
невеста.
     - Доброе утро, тетя Хильдочка. - Я поцеловала и обняла ее.  -  Почему
это зверски замучена? Злодейски захвачена - это еще куда ни шло. Но ведь в
обмен на равноценный товар.
     - Замучена, замучена, - повторила она, зевнув. - Откуда у тебя  такие
синяки? Кто тебя так, наверняка муженек твой, как там его зовут?
     - Нет у меня никаких синяков, и ты прекрасно знаешь, как  его  зовут,
ты с ним раньше меня познакомилась. А вот отчего у тебя  такие  мешки  под
глазами?
     - От беспокойства, Дити. Твой отец серьезно болен.
     - Что?! Чем?
     - Сатириазом. Необузданной похотью. Неизлечимо, надеюсь.
     Я облегченно вздохнула.
     - Ну и змея же ты, тетя Хильда.
     - Не змея, моя милая, а коза. Которую всю ночь разделывал козел, и не
какой-нибудь, а самый отменный на ранчо. При том, что ему за пятьдесят,  а
мне всего двадцать девять. Просто диву даешься.
     - Папе сорок девять, тебе сорок два. И ты еще жалуешься?
     - Что ты! Знай я двадцать четыре года назад то, что знаю теперь, я бы
ни за что на свете не дала Джейн положить на него глаз.
     - То, что ты знаешь теперь?  Смотри-ка:  а  вчера  ты  заявляла,  что
забиралась к нему  в  постель,  причем  неоднократно.  Одно  с  другим  не
вяжется, тетя Козочка.
     - В те разы все было наскоро, - снова зевнула она. - По-настоящему  я
его не испытала.
     - Тетя, ты врешь и не краснеешь. Ты вообще ни разу не была у  него  в
постели до вчерашней ночи.
     - Откуда тебе это знать, милочка? Разве что  ты  сама  там  была  все
время? Кровосмесительство, да?
     - Чем, скажи пожалуйста, тебе не нравится кровосмесительство,  козища
ты похабная? Сама не пробовала, так хоть другим не запрещай.
     - А ты, значит, пробовала-таки? Ну-ка, ну-ка, детка, расскажи тете!
     - Говорю честно все как есть: папа ни разу в жизни меня не тронул. Но
если бы тронул... Я бы не устояла. Я без ума от него.
     Хильда подошла и поцеловала меня, гораздо нежнее, чем прежде.
     - Я тоже, девочка моя. Молодец, что ты так говоришь. Я бы тоже ему не
отказала. Но у нас ничего с ним не было. До вчерашней  ночи.  А  теперь  я
самая счастливая женщина в Америке.
     - Не-а. Не самая. Самая счастливая - вот она, перед тобой.
     - Ну-ну, это как сказать. Значит, мой шалопай оказался на высоте?
     - Видишь ли, он хотя и куклуксклановец...
     - Да ты что, милая! Зебби не из таких!
     - ...но он великий маг под простыней.
     Тетя Хильда недоуменно взглянула на меня, потом расхохоталась:
     - Сдаюсь. Мы обе самые счастливые женщины во всем мире.
     - И самые везучие. Тетя Козочка, тебе  будет  жарко  в  этом  папином
халате. Давай я тебе подыщу  что-нибудь  из  своего.  Хочешь  безразмерное
бикини?
     - Спасибо, лапочка, но ты разбудишь Зебби.
     Тетя Хильда распахнула  папин  халат  и  принялась  обмахиваться  его
краями, как веером. Я поглядела на нее: вот это да! Три, не то четыре раза
замужем - на срок по контракту. Не рожала. В ее сорок два мордашка  у  нее
как у тридцатипятилетней, а от ключиц и ниже ей можно дать и восемнадцать.
Сиси маленькие, крепенькие - у меня были крупнее в двенадцать лет. Плоский
живот, прелестные ножки. Просто фарфоровая статуэтка - я себя рядом с  ней
чувствовала просто великаншей.
     - Если бы не твой муж, - добавила она, - я бы так  и  ходила  в  этой
старой натуральной шкуре. Действительно жарко.
     - Я бы тоже, если бы не твой муж.
     - Джейкоб? Дити, он же тебе пеленки  менял.  Джейн  тебя  как  учила?
Соблюдать истинное приличие - значит не соблюдать ложных приличий.
     - Конечно, тетя Хильда. Но не сегодня. Сегодня все по-другому.
     - Да, конечно. Ты всегда была умницей, Дити. Женщины знают, как  надо
поступать,  а  мужчины  нет:  мы  должны  их  наставлять  и   уберегать...
притворяясь,  будто  мы  беззащитные,  чтобы  не  ранить  их   беззащитное
самолюбие. Впрочем, мне это  никогда  не  удавалось.  Я  люблю  играть  со
спичками.
     - Тетя Хильда, тебе это удается,  еще  как  удается  -  по-своему.  Я
уверена,  мама  знает,  что  ты  сделала  для  папы,  она  дала   на   это
благословение и рада за папу. За всех нас - за всех пятерых.
     - Да ну тебя, Дити, я сейчас заплачу.  Давай-ка  выжмем  апельсиновый
сок, а то наши мужчины того и  гляди  продерут  глаза.  Первейшее  правило
жизни с мужчиной: накорми его сразу же, как проснется.
     - Я знаю.
     - Да, действительно. Еще бы, конечно, знаешь.  С  того  дня,  как  не
стало Джейн. Зебби-то хоть понимает, как ему повезло?
     - Говорит, что понимает. Я уж постараюсь его не разочаровывать.

     5. "...ОБРУЧАЛЬНОЕ КОЛЬЦО - ЭТО НЕ КОЛЬЦО В НОСУ...". ДЖЕЙК:

     Я проснулся с чувством беспричинного блаженства, потом  осознал,  что
лежу в  постели  в  нашем  загородном  доме,  который  моя  дочь  называет
Гнездышком... потом проснулся окончательно и уставился на соседнюю подушку
- точнее, на вмятину в подушке. Значит, это был не сон! Значит, блаженство
не беспричинное, и может ли быть причина прекраснее!
     Хильды поблизости не было. Я закрыл глаза и притворился  спящим,  так
как мне необходимо было сделать кое-что важное.
     "Джейн!" - позвал я мысленно.
     "Я слышу тебя, милый. Слышу и благословляю. Теперь мы  счастливы  все
вместе".
     "Не могла же Дити скиснуть в старых девах только ради того, чтобы  ее
папашка-старикашка не остался без присмотра. А этот  молодой  человек,  он
ничего. Даже очень, просто в энной степени. Я это  сразу  почувствовал,  и
Хильда подтверждает."
     "Я знаю. Не волнуйся, Джейкоб. Наша Дити никак не может  скиснуть,  а
ты никогда не превратишься в старикашку. Все получилось  в  точности  так,
как задумали мы с Хильдой - пять  с  лишним  ваших  лет  назад.  Все  было
предрешено. Она ведь ночью тебе об этом сказала".
     "Да, дорогая".
     "Встань-ка поскорей, почисти зубы и быстренько прими душ. Не копайся,
тебя ждут к завтраку. Позови меня, когда понадобится. Целую".
     И я встал, чувствуя себя маленьким мальчиком в  рождественское  утро.
Джейк  мог  не  беспокоиться,  потому  что  Джейн  скрепила  все   печатью
одобрения. Пожалуйста, не надо снисходительных усмешек,  о  несуществующий
читатель, высокомерно кривящий губы где-то там над книгой: Джейн  реальнее
тебя.
     Дух прекрасной женщины вовсе не  кодируется  нуклеиновыми  кислотами,
свернутыми в двойную спираль, так думают одни непроходимые зубрилы. Я  мог
бы доказать  это  математически,  да  только  ведь  математика  ничего  не
доказывает. У математики нет никакого  содержания.  В  лучшем  случае  она
иногда служит удобным средством  описания  некоторых  аспектов  нашей  так
называемой "физической вселенной". И хорошо еще, если так, а то  вообще-то
большая часть математики бессодержательна, как шахматы.
     Я не знаю  никаких  окончательных  ответов.  Я  всего  лишь  искусный
механик и неплохой  математик...  а  что  толку  от  этих  ремесел,  когда
вглядываешься в непостижимое.
     Некоторые ходят в церковь и разговаривают там с Богом, кто бы  Он  ни
был такой. Я, когда чем-то озабочен, разговариваю  с  Джейн.  Я  не  слышу
"голосов", но ответы, возникающие  в  моем  сознании,  представляются  мне
ничуть не менее истинными, чем слова самого непогрешимого из пап, звучащие
с амвона. Если вы считаете, что  это  кощунство,  то  и  считайте  так  на
здоровье, я все равно останусь при своем. Джейн всегда была и всегда будет
целой бескрайней вселенной. Мне выпала неслыханная удача - прожить  с  ней
восемнадцать лет, и теперь никакая сила ее у меня не отнимет
     В ванной Хильды не было, но моя  зубная  щетка  оказалась  мокрой.  Я
усмехнулся: что ж, логично. Все равно все микроорганизмы, которые  во  мне
обитают, уже перешли к Хильде  -  а  Хильда,  при  всей  своей  игривости,
женщина в высшей степени здравого рассудка. Перед лицом опасности  она  ни
на миг не растеряется (вот как вчера, например), но встань у нее  на  пути
извергающийся вулкан  -  она,  даже  пустившись  в  бегство,  не  преминет
воскликнуть. "За ваше здоровье!", как будто это бокал шампанского у нее  в
руке. Джейн не менее отважна, но  она  обошлась  бы  без  шуточек.  Они  с
Хильдой схожи разве что... нет, и в этом тоже не схожи. Они разные, хотя и
равные. В общем, мне достались две несравненные жены.  (А  так  же  дочка,
отец которой считает ее безупречной.)
     Я принял душ, побрился и почистил зубы  за  девять  минут,  а  оделся
менее чем за девять секунд, я просто закутался  ниже  пояса  в  саронг  из
махровой ткани, который мне купила Дити, - день обещал быть  испепеляющим.
Да и то ради соблюдения хотя бы минимальных приличий: я ведь не  настолько
близко был знаком со своим новоиспеченным  зятем,  чтобы  прямо  сразу  же
предстать перед ним в том неофициальном  виде,  который  принят  у  нас  в
семье. Это могло бы не понравиться Дити.
     Оказалось, что я вышел к столу последним и  что  все  нашли  уместным
одеться примерно так же. Дити  была  в  чем-то  таком,  что  сошло  бы  за
бикини-минимум ("приличное" ровно настолько, чтобы  быть  неприличным),  а
моя возлюбленная нарядилась в какие-то завязочки  моей  дочери.  Завязочки
были ей явно велики: Хильда ведь миниатюрная, а Дити  нет  Полностью  одет
был только Зеб: он был в  моих  старых  рабочих  шортах  и  в  застиранной
джинсовой рубашке, которые конфисковала Дити, а обут был в  свои  вечерние
ботинки. В таком виде он вполне мог бы появиться на улице  любого  городка
американского Запада - вот только телосложения  мы  разного:  я  похож  на
грушу, а Зеб на широкоплечего робота из мультфильмов.
     Мои шорты были ему в самый раз - ну, слегка великоваты. А вот рубашка
у него на плечах трещала по швам. От этого ему, похоже, было несколько  не
по себе.
     Я радушно пожелал всем доброго утра, поцеловал  свою  любимую,  затем
дочь, пожал руку зятю - рука у него оказалась отличная, мозолистая.  После
этого сказал:
     - Зеб, сними рубашку. Уже жарко, а будет еще жарче. Не стесняйся.  Ты
у себя дома.
     - Спасибо, папа. - Зеб стянул мою рубашку с плеч.
     Хильда взобралась на свой стул, почти сравнявшись ростом с Зебом.
     - Я воинствующая поборница женских прав,  -  заявила  она,  -  и  мое
обручальное кольцо - это  не  кольцо  у  меня  в  носу!  Кстати,  где  мое
обручальное кольцо, старый козел? Ты мне до сих пор его не подарил.
     - У меня же не было на это времени! Хорошо, милая, подарю при  первой
возможности.
     - Вечно вы, мужчины, оправдываетесь! И нечего перебивать меня,  когда
я выступаю. Ничто не может оправдать ваших беззаконных мужских привилегий!
Если вы, козлищи, вправе одеваться как вам нравится, то мы с  Дити  -  тем
более!
     С этими словами моя прелестная  возлюбленная  развязала  верх  своего
бикини и швырнула его в сторону жестом стриптизерки.
     - Не пора ли подкрепиться, как говорил Винни-Пух? - сказал я.
     Мне не ответили. Вместо этого Дити в энный раз доказала, что  я  могу
гордиться ею. Многие  годы  она  советовалась  со  мной,  принимая  важные
решения - советовалась хотя бы взглядом. Теперь она взглянула не на  меня,
а на своего мужа. Зеб сидел с непроницаемой физиономией, никак не  выражая
ни осуждения, ни одобрения. Дити некоторое время смотрела на  него,  потом
чуть заметно пожала плечами, завела руку за спину,  что-то  там  развязала
или расстегнула и тоже сбросила верх своего купальника.
     - Так все-таки: не пора ли подкрепиться? - повторил я.
     - Обжора, - возмутилась моя дочь. - Вы, мужчины, принимали душ, а  мы
с тетей Хильдой так и не смогли искупаться, потому что  боялись  разбудить
вас, лежебок этаких.
     - Ах вот в чем дело? А я думал,  это  скунс  пробежал.  Ну  же!  Пора
подкрепиться.
     - Тетя Хильда, за какие-то часы папа  разучился  всему,  чему  я  его
учила  пять  лет.  Папа,  все  вынуто  и  разложено,  нужно  только  пойти
приготовить. Может ты и приготовишь, пока мы с Хильдой окунемся?
     Зеб поднялся с места:
     - Я приготовлю, Дити. Я много лет подряд сам себе готовил завтрак.
     - А ну, уймись! - оборвала его моя возлюбленная. - Сядь, Зебби. Дити,
никогда не позволяй мужчине  самому  готовить  завтрак,  а  то  он  начнет
сомневаться, нужны  ли  вообще  женщины.  Если  ты  всегда  успеваешь  его
накормить и не вступаешь с ним в дискуссию до того, как он  выпьет  вторую
чашку кофе, то все остальное время можешь выкидывать любые штучки,  он  не
заметит Когда пахнет беконом, они других запахов не чувствуют Придется мне
тебя кое-чему поучить.
     Моя  дочь  тут  же  продемонстрировала  способность  без   разговоров
усваивать дельные уроки. Она повернулась к мужу и кротко спросила:
     - Чего пожелает на завтрак мой капитан?
     - Моя принцесса, я с радостью приму все, что  предложат  твои  нежные
руки.
     И нам действительно было предложено  нечто  изумительное,  едва  лишь
Дити  управилась  со  сковородкой,  а  Хильда  с  тарелками...  Гурман   с
изысканными вкусами, наверное, ужаснулся бы, но для меня это  была  просто
амброзия: многослойная техасская глазунья, то есть высокая-высокая  стопка
нежнейших сдобных оладий по рецепту  Джейн,  увенчанная  большим  яйцом  в
окружении пышущих жаром кусочков колбасы, и все это утопало в тающем масле
и  горячем  кленовом  сиропе,  а  рядом   стоял   большой-большой   стакан
апельсинового сока и большая-пребольшая чашка кофе.
     Зеб съел две порции глазуньи. Из чего я заключил, что у  моей  дочери
будет счастливый брак.

     6. "ОДНА ЛИ ЭТО РАСА - МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ?". ХИЛЬДА:

     Мы с Дити помыли посуду, залезли в ее  ванну  и  принялись  обсуждать
наших мужей. Мы хихикали, и разговор наш был вполне откровенным,  как  это
бывает у женщин, которые доверяют друг другу и уверены, что их  не  слышат
мужчины.  Интересно,  разговаривают  ли  мужчины  столь  же  откровенно  в
аналогичных  обстоятельствах?  Судя  по  сведениям,  почерпнутым  мною  из
послеполуночных бесед в горизонтальном положении по утолении страсти -  не
разговаривают. Во всяком случае те мужчины, с которыми мне приятно быть  в
постели. Меж тем как "истинная леди" (к  которым  Джейн  относилась,  Дити
относится, а я умею притворяться, будто отношусь)  может  вести  с  другой
"истинной леди", которой