День оказался тягучим и нервным. Я ошибся на утреннем смотре, чего со
мной не случалось с училища. Когда занятия кончились, я вернулся в комнату
и  обнаружил,  что  Зеб,  положив  ноги  на  кондиционер,   трудится   над
кроссвордом в "Нью-Йорк таймс".
     - Джонни, мой барашек, - сказал он, обернувшись ко  мне.  -  Подскажи
мне, что это может значить - "чистый сердцем" из шести букв, начинается  с
"п"?
     - Тебе этого знать  не  надо,  -  проворчал  я  и  сел,  чтобы  снять
амуницию.
     - Так ты, Джонни, полагаешь, что я не заслужу вечного блаженства?
     - Может, и заслужишь, но сначала просидишь тысячу лет в чистилище.
     В дверь постучали, и вошел Тимоти Клайс, старший легат. Он  чихнул  и
сказал:
     - Ребята, не желаете прогуляться?
     Я подумал, что худшего времени он не мог выбрать. От Тима  отделаться
было нелегко, а кроме  того,  он  был  самым  исполнительным  и  преданным
человеком в  части.  Я  старался  придумать  какую-нибудь  причину,  чтобы
отказаться, когда услышал слова Зеба.
     - Ничего не имеем против, при условии, если мы заглянем в город.  Мне
надо кое-чего купить.
     Я был сбит с толку ответом Зеба, но  все  же  попытался  отговориться
какими-то срочными делами. Зеб оборвал меня:
     - Бросай свою работу! Я тебе помогу вечером. Пошли.
     Мы пошли через нижние туннели. Я  думал,  что,  очевидно,  Зеб  решил
дойти до города, а там отделаться от Клайса  и  вернуться  во  дворец.  Мы
завернули  в  узкий  проход.  Вдруг  Клайс  поднял  руку,  как  бы   желая
подчеркнуть слова, с которыми обращался к Зебу. Его рука прошла близко  от
моего лица, я почувствовал, что-то брызнуло мне в глаза, - и ослеп.
     Раньше, чем я успел крикнуть, он схватил меня выше  локтя.  В  то  же
время он продолжал говорить как ни в чем не бывало. Он повел меня  налево,
хотя, насколько я помнил туннель, поворот здесь был только направо. Однако
мы не  врезались  в  стену,  и  через  несколько  секунд  слепота  прошла.
Казалось, мы продолжаем идти по тому же  туннелю.  Тим  шагал  посередине,
держа нас  под  руки.  Он  не  сказал  ни  слова.  Мы  тоже.  Наконец,  он
остановился перед дверью, постучал дважды и прислушался.
     Я не расслышал, что там сказали, но Клайс ответил:
     - Два пилигрима с надежным сопровождением.
     Дверь открылась. Он  ввел  нас  внутрь,  и  мы  увидели  вооруженного
часового в маске, с пистолетом, направленным на нас. Он протянул свободную
руку назад и постучал во внутреннюю дверь. Оттуда  сразу  вышел  еще  один
человек в маске. Он по очереди спросил меня и Зеба:
     - Желаете ли вы заявить со всей серьезностью, что Вы пришли  сюда  не
по просьбе друзей, не по корыстным мотивам, что Вы  честно  и  добровольно
предлагаете себя в наше распоряжение?
     Каждый из нас ответил "да".
     - Оденьте и подготовьте их.
     На головы нам были надеты кожаные шлемы,  которые  застегивались  под
подбородком и оставляли открытыми только рот и нос.  Затем  нам  приказали
раздеться. Я быстро терял энтузиазм - ничто так не обезоруживает  мужчину,
как необходимость снять штаны. Затем я почувствовал укол шприца, и  сразу,
хоть я и не спал, все вокруг стало казаться мне нереальным. Я почувствовал
прикосновение чего-то холодного к спине  и  понял,  что  это  виброкинжал.
Достаточно кому-то за моей спиной нажать кнопку, и я буду  так  же  мертв,
как Снотти Фассет, но это меня не испугало. Затем  последовали  вопросы  -
много вопросов, на которые я отвечал автоматически, неспособный ко лжи или
увиливанию, даже если бы хотел этого. Я  помню  только  обрывки  из  этого
разговора.
     Затем я долго стоял, дрожа на холодном полу,  а  вокруг  шел  горячий
спор.
     Он имел прямое отношение к  действительным  мотивам  моего  поведения
здесь. Затем в дебаты вступил низкий  женский  голос,  и  я  узнал  сестру
Магдалину. Она говорила что-то в мою пользу, но что - я не  разобрал.  Мне
просто нравился ее голос, как прикосновение чего-то  дружеского.  Наконец,
ощущение холода от прижатого к ребрам  виброкинжала  исчезло,  и  я  опять
почувствовал укол шприца. Он быстро вернул меня  к  реальности.  Шлем  был
снят с головы.
     Нет смысла рассказывать о дальнейших инструкциях и порядке  приема  в
группу нового члена. В процедуре была  какая-то  торжественная  красота  и
никакого следа богохульства или поклонения дьяволу, в котором их  обвиняли
распространенные сплетни.
     Но я должен упомянуть об одной детали, которая меня  удивила  больше,
чем что бы то ни было другое. Когда  они  сняли  с  меня  шлем,  я  увидел
стоящего передо мной  в  полной  форме  с  выражением  торжественности  на
круглом лице капитана Питера ван Эйка,  толстого  офицера.  Он  был  здесь
главный!
     После заседания мы собрались  на  военный  совет.  Мне  сказали,  что
решено не посвящать Юдифь в тайны подполья. Ее  переправят  в  Мексику,  и
лучше ей не знать секретов, которые ей знать ни к чему. Но Зеб и я, будучи
членами дворцовой стражи, могли принести пользу. И нас приняли.
     Юдифь уже получила гипнотическое внушение, которое позволит ей забыть
то немногое, что она знала, так что если она даже попадет на  допрос,  она
ничего не скажет. Мне  велели  ждать  и  не  волноваться.  Старшие  братья
сделают так, что она будет в безопасности раньше, чем  придет  ее  очередь
тянуть жребий. Мне пришлось удовлетвориться этим объяснением.
     Три дня подряд мы с Зебом являлись сюда после обеда за  инструкциями,
и каждый раз  нас  проводили  новым  путем  с  новыми  предосторожностями.
Совершенно ясно, что архитектор, проектировавший дворец, был один из  них.
Громадное здание заключало в  себе  ловушки,  двери  и  проходы,  явно  не
зарегистрированные ни на одном официальном плане.
     Через  три  дня  мы  стали  полноправными  членами  подполья.   Такая
поспешность объяснялась только  серьезностью  обстановки.  Усилия  впитать
все, что мне говорили, почти полностью истощили  мой  мозг.  Мне  пришлось
потрудиться больше, чем когда-либо в школе или училище.
     Меня тревожило то, что мы не слышали ни слова об исчезновении  Снотти
Фассета. Это было  подозрительно,  настораживало  больше,  чем  тщательное
расследование. Офицер безопасности не может пропасть  незаметно.  Конечно,
оставалась слабая надежда на то, что Снотти столкнулся  с  нами,  выполняя
поручение, о котором он не должен был каждый день рапортовать своему шефу.
Но все-таки, вероятнее всего, он оказался у алькова потому, что следил  за
кем-нибудь из нас. Если так, то все  это  значило,  что  начальник  Службы
безопасности продолжал следить  за  нами,  в  то  время  как  психотехники
тщательно анализировали наше поведение.  В  этом  случае  наши  ежедневные
отлучки после обеда, несомненно, были занесены в соответствующую графу.
     Я бы никогда над этим не задумался и чувствовал бы только  облегчение
от того, что за мной не следят, если бы этот факт не обсуждался с тревогой
в подполье. Я даже не знал, как зовут блюстителя морали  и  где  находится
управление безопасности, да мне и не положено было это знать. Я знал,  что
он существует и что докладывает непосредственно великому  инквизитору  или
даже самому Пророку, но и только. Я обнаружил, что мои товарищи,  несмотря
на невероятную осведомленность Каббалы  о  жизни  дворца  и  Храма,  знали
немногим больше, чем я сам, о работе безопасности  -  у  нас  не  было  ни
одного человека среди блюстителей морали. Причина была  простая.  Подполье
было так же осторожно в отборе людей, как и Служба безопасности  в  отборе
своих сотрудников. Блюститель никогда не  примет  в  свои  ряды  человека,
которого могут привлечь идеалы Каббалы. Мои братья никогда  не  пропустили
бы такого человека, как, скажем, Снотти Фассет.
     Было решено, что на четвертый день мы не пойдем в  туннель,  а  будем
находиться в таких местах, где обязательно будем замечены.
     Я сидел в общей комнате, читая журналы, когда вошел Тимоти Клайс.  Он
взглянул на меня, кивнул и начал не  спеша  просматривать  кипу  журналов.
Наконец он сказал:
     - Эти ископаемые издания, наверное, попали сюда из приемной дантиста.
Ребята, никто не видел последнего "Таймса"?
     Слова его были обращены ко всем  находившимся  в  комнате.  Никто  не
ответил. Тогда он обернулся ко мне:
     - Джек, я думаю, ты сидишь на нем. Поднимись на минутку.
     Я ругнулся, но привстал. Он нагнулся ко мне, чтобы  взять  журнал,  и
прошептал: "Доложись Мастеру".
     Кое-чему я уже научился, так что продолжал некоторое время читать как
ни в чем не бывало. Потом отложил журнал, потянулся,  зевнул,  поднялся  и
направился в коридор. Через некоторое время я входил в подземное  убежище.
Зеб был уже там, и кроме него несколько членов группы. Они окружили Питера
и Магдалину. В комнате чувствовалось напряжение.
     - Вы посылали за мной?
     Питер взглянул на меня и кивнул Магдалине. Та сказала:
     - Юдифь арестована.
     Мои колени ослабли, и я с трудом устоял на ногах. Я не  очень  нежен,
но удар по близким и любимым - удар самый жестокий.
     - Инквизиция? - с трудом выговорил я.
     В глазах Питера я увидел жалость.
     - Мы так полагаем. Они забрали ее утром, и с тех пор с ней не удалось
связаться.
     - Предъявлены обвинения? - спросил Зеб.
     - Официально нет.
     - Та-ак. Плохо.
     - И плохо и хорошо, - не  согласился  с  ним  ван  Эйк.  -  Если  это
касается того, о чем мы думаем, - Фассета, -  у  них  есть  все  основания
полагать, что она виновата не больше  вас.  И  тогда  арестовали  бы  всех
четверых. По крайней мере, обычно они делают так.
     - Но что же дальше? - спросил я.
     Ван Эйк не ответил. Магдалина сказала, стараясь меня успокоить:
     - Сейчас мы ничего сделать не сможем.  Нам  не  пройти  всех  дверей,
которые к ней ведут.
     - Но не можем же мы сидеть и ничего не предпринимать!
     Питер сказал:
     - Спокойно, сынок. Магги единственная из всех нас может проникнуть во
внутренние покои дворца. Придется довериться ей.
     Я снова к ней повернулся. Она вздохнула и сказала:
     - Да, но вряд ли я смогу сделать много.
     И она ушла.
     Мы ждали. Зеб предложил, чтобы мы с ним вернулись и продолжали  "быть
на виду", но, к моему облегчению, ван Эйк запретил.
     - Мы  не  совсем  уверены,  что  гипнотическая  защита  сестры  Юдифи
достаточна и она выдержит испытание. К счастью, она  может  выдать  только
вас двоих и сестру Магдалину, и потому  я  хочу,  чтобы  вы  оставались  в
безопасности, пока Магдалина не выяснит все, что сможет.
     Я почти выкрикнул:
     - Юдифь нас никогда не выдаст!
     Он печально покачал головой:
     - Сынок, любой человек может выдать  всех  на  допросе,  если  он  не
подвергся предварительно гипнотической защите.
     Я не смотрел на Зеба, погруженный в собственные эгоистические  мысли.
Он удивил меня, заявив гневно:
     Мастер, Вы держите нас здесь, как наседка цыплят, а  в  то  же  время
послали Магги сунуть голову в мышеловку. А что, если Юдифь  сломлена?  Они
же сразу схватят Магдалину!
     Ван Эйк кивнул.
     - Разумеется. Но  это  наш  единственный  шанс.  У  нас  нет  другого
лазутчика. Но они ее не арестуют - она раньше покончит с собой.
     Его заявление меня не потрясло. Я был  слишком  погружен  в  мысли  о
Юдифи. Но Зеб возмутился:
     - Скотина! Вы не смели ее посылать!
     Ван Эйк ответил мягко:
     - Вспомни о дисциплине, сынок. Возьми себя в руки. Мы на войне, и она
- солдат.
     Он отвернулся.
     Итак, мы ждали... и ждали... и ждали. Трудно понять кому-нибудь,  кто
не жил под тенью инквизиции, каково нам было ждать. Мы не  знали  деталей,
но нам приходилось видеть людей,  которые  имели  несчастье  выжить  после
допроса. Если даже инквизиторы не требовали  аутодафе,  разум  жертвы  был
обычно поврежден или даже полностью разрушен.
     Наконец, Питер приказал одному из офицеров проэкзаменовать нас в том,
что мы заучили вчера. Мы с Зебом тупо делали все, что от нас требовали, но
только   сверхчеловеческие    усилия    преподавателя    заставляли    нас
сосредоточиться. Так прошло почти два часа.
     Наконец, в дверь постучали, и Тайлер впустил Магдалину. Я  вскочил  и
бросился к ней.
     - Ну? - требовал я. - Ну?
     - Спокойствие, Джон, - ответила она устало. - Я ее видела.
     - Ну и как она?
     - Она себя чувствует лучше, чем  можно  было  ожидать.  Разум  ее  не
тронут, и она, очевидно, еще никого не выдала. А что касается остального -
может, останется шрам или два. Но она молода и здорова, она оправится.
     Я начал было требовать подробностей, но капитан оборвал меня:
     - Значит, они уже начали допрос. Если так, то как же тебе удалось  ее
увидеть?
     - Да так, - и Магдалина пожала плечами, будто именно это и не  стоило
упоминания. - Инквизитор, который ведет следствие, оказался моим знакомым.
Мы условились обменяться любезностями.
     Зеб хотел вмешаться, но ван Эйк крикнул:
     - Молчать! - и затем добавил  резко:  -  Значит,  Великий  Инквизитор
препоручил допрос другому и сам им заниматься не стал? В  таком  случае  я
полагаю, что арест не связан с Каббалой.
     Магги покачала головой:
     - Не знаю. Ясно одно: Юдифь лишилась чувств в самом  начале  допроса.
Они даже не успели заняться ею как следует. Я умолила прервать допрос  под
предлогом, что ей необходимо  окрепнуть.  Они  примутся  за  нее  снова  с
раннего утра.
     Ван Эйк постучал кулаком по ладони.
     - Они не должны начать снова - мы не можем  этим  рисковать.  Старший
офицер, останьтесь. Остальные все идите. Кроме тебя, Магги.
     Я ушел с чувством, будто не сказал чего-то важного. Я  хотел  сказать
Магги, что она может использовать меня в  качестве  подстилки  у  двери  в
любой момент,  когда  ей  этого  захочется.  Достаточно  будет  шевельнуть
пальцем.
     Ужин в тот день казался мне пыткой. Когда капеллан выбрался, наконец,
из молитвенных дебрей, я попытался есть  и  даже  присоединиться  к  общей
болтовне, но мне все время казалось, что горло  мое  перехвачено  стальным
кольцом, которое мешает глотать. Рядом со мной  сидел  Хвала-Богу  Биирпе,
наполовину шотландец, наполовину индеец. Хвала учился  со  мной  на  одном
курсе, но никогда не был моим товарищем; мы редко разговаривали, и в  этот
вечер он был, как всегда, молчалив и тактичен.
     Во время ужина он наступил мне на сапог. Я  с  раздражением  отдернул
ногу. Но вскоре снова почувствовал прикосновение его сапога.  Он  принялся
выстукивать:
     -  Г_о_л_о_в_у  _в_ы_ш_е  _т_ы  _б_ы_л  _в_ы_б_р_а_н   _с_е_г_о_д_н_я
н_о_ч_ь_ю_ в_о_ в_р_е_м_я_ т_в_о_е_г_о_ п_о_с_т_а_  д_е_т_а_л_и_ п_о_з_ж_е
п_о_е_ш_ь_     и      _п_р_и_н_и_м_а_й_с_я      _р_а_з_г_о_в_а_р_и_в_а_т_ь
з_а_х_в_а_т_и_  к_л_е_й_к_у_ю_  л_е_н_т_у_  с  _с_о_б_о_й  _н_а   _п_о_с_т
ш_е_с_т_ь _д_ю_й_м_о_в _н_а _ф_у_т _п_о_в_т_о_р_и.
     Я кое-как выстукал "_п_о_н_и_м_а_ю_", продолжая делать вид, что ем.



                                    4

     Мы заступили на пост в  полночь.  Как  только  разводящий  отошел,  я
рассказал Зебу все, что узнал от Хвалы, и спросил, знает ли он  что-нибудь
еще. Он не знал. Я хотел поговорить, но он оборвал меня.  Мне  показалось,
что он нервничает даже больше, чем я.
     Так что я встал на пост и постарался выглядеть бдительным  и  бодрым.
Мы стояли на северном конце западного укрепления. Тут же находился один из
входов во дворец. Прошел час, и я  уловил  движение  в  дверях.  Это  была
женщина. Она была ростом ниже Магдалины, и я так никогда и не  узнал,  кто
была та, что протянула мне клочок бумаги и исчезла снова в коридоре.
     Я подошел к Зебу.
     - Что делать? Прочесть с фонариком? Это рискованно.
     - Разверни ее.
     Я развернул записку и обнаружил, что надпись светится  в  темноте.  Я
мог прочесть ее, но для Глаза свет ее  был  слишком  слаб,  чтобы  он  мог
что-либо различить.

     "В середине дежурства, в  момент,  когда  пробьют  часы,  войдите  во
дворец через дверь, из которой Вы получили эту записку. Через сорок  шагов
будет лестница налево. Поднимитесь на два пролета. Пройдите еще  пятьдесят
шагов по коридору на север. Освещенный  коридор  направо  ведет  к  кельям
девственниц. У дверей будет стоять часовой. Он не будет сопротивляться, но
Вы должны взорвать парализующую бомбу, чтобы у  него  было  алиби.  Келья,
которая Вам  нужна,  находится  в  дальнем  конце  центрального  коридора,
идущего с запада на восток. Над дверью горит свет,  и  у  дверей  сторожит
дежурная девственница. Она не из наших. Вы должны нейтрализовать ее, но ни
в коем случае не убивать и не причинять ей вреда. Заклейте ей рот и  глаза
лентой и свяжите ее же одеждой. Возьмите ключи, войдите в келью и вынесите
сестру Юдифь. Она, возможно, будет без сознания. Принесите ее  на  пост  и
передайте дежурному офицеру.
     Действуйте быстро, особенно с того момента, как парализуете часового,
так как Глаз может заметить Вас в освещенном коридоре,  и  тогда  начнется
тревога.
     Не глотайте записку - чернила ядовиты.  Бросьте  ее  в  дезинтегратор
наверху лестницы.
                                                           Желаем успеха".

     Зеб прочел записку через мое плечо.
     -  Все,  что  тебе  понадобится,  -  мрачно  сказал  он,  -  так  это
способность творить чудеса. Боишься?
     - Да.
     - Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
     - Нет, думаю нам лучше выполнять все как приказано.
     - Да, насколько я знаю нашего Мастера. А кроме того, может случиться,
что мне придется кого-нибудь срочно пристукнуть, пока  тебя  не  будет.  Я
буду прикрывать тыл.
     - Правильно.
     - Ну теперь давай помолчим и вернемся на пост.
     Как только часы прозвенели середину дежурства, я  прислонил  к  стене
копье, снял меч, кирасу  и  шлем  -  всю  церемониальную  чепуху,  которую
положено было носить, но которая не помогла бы мне в моем деле. Зеб  пожал
мне руку. И я пошел.
     Два, четыре, шесть, сорок шагов. Я пошарил рукой по  темной  стене  и
обнаружил вход. Вот и ступеньки! Я уже оказался  в  той  части  дворца,  в
которой до этого не бывал. Я передвигался в  абсолютной  темноте,  надеясь
только на правильность  инструкции.  Один  пролет,  второй...  Я  чуть  не
грохнулся, наступив на "верхнюю" ступеньку, которой не было.
     Где же теперь дезинтегратор? Он должен  находиться,  как  обычно,  на
уровне пояса наверху лестницы. Я лихорадочно размышлял, не зажечь ли свет,
когда неожиданно нащупал крышку и запор. Со вздохом облегчения  я  выкинул
улику, которая могла подвести стольких людей. Я уже было отошел, как вдруг
меня охватила паника. Действительно  ли  это  дезинтегратор?  Может  быть,
грузовой лифт? Я снова нащупал в темноте задвижку  и  сунул  внутрь  руку.
Руку прожгло даже сквозь перчатку. Я с облегчением выдернул ее и дал  себе
слово доверять инструкции. Но через сорок шагов коридор раздвоился, о  чем
в инструкции не было ни слова.  Я  присмотрелся.  И  тут  увидел  шагах  в
двадцати слабо освещенный проем и стражника перед ним. Стражник  был  один
из наших, но я решил не рисковать. Я достал парализующую  бомбу,  поставил
указатель на минимум, сорвал кольцо и подождал пять секунд. Потом кинул ее
и нырнул за угол.
     Подождав еще пять секунд, я высунул голову из-за угла. Охранник лежал
на полу, и из царапины на лбу - видно, его задело осколком оболочки  бомбы
- сочилась кровь. Я  бросился  вперед,  перешагнул  через  него,  стараясь
одновременно и бежать и  казаться  неспешно  идущим.  Центральный  коридор
общежития девственниц был слабо освещен, только  синие  лампы  горели  под
потолком. Я достиг конца коридора и замер.  Сестра,  которая  должна  была
ходить у двери дозором, сидела на полу, прислонившись к двери спиной.
     Может быть, она задремала, потому что подняла  голову  не  сразу.  Но
когда она увидела меня, то мне ничего не оставалось, как броситься к ней и
зажать ей рот перчаткой. Я несильно ударил ее по шее ребр