Брайни по возможности всегда звонил мне,  чтобы  предупредить,  когда
вернется,  и  говорил:  "С.р.н.и.ж.к.я.т.р.".  Я  всегда  старалась  точно
выполнить его указания, будь то днем или ночью - спала, раздвинув ноги,  и
ждала, когда  он  меня  разбудит.  Перед  этим  я  обязательно  мылась,  а
заслышав, как он открывает ключом  входную  дверь,  "засыпала":  закрывала
глаза и лежала тихо. Забираясь в постель, Брайни называл меня каким-нибудь
мудреным  именем:  "Миссис  Краузмейер",  или  "Крейсер  Кэт",  или  "Леди
Шикзад", а я делала вид, что проснулась, и называла  его  все  равно  как,
только не  Брайаном:  Хьюбертом,  Джованни  или  Фрицем  -  а  иногда,  не
раскрывая глаз, интересовалась, положил ли он пять долларов на  комод.  Он
ругал меня за то, что я взвинчиваю цены на любовь в Миссури, и я старалась
изо всех сил, доказывая, что стою пяти долларов.
     Потом, удовлетворенные, но не разомкнувшие объятий, мы спорили о том,
заработала я их или нет. Спор кончался щекоткой, укусами, возней, шлепками
и  смехом  в  сопровождении  неприличных  шуточек.  Мне   очень   хотелось
соответствовать определению идеальной жены,  то  есть  быть  герцогиней  в
гостиной, кухаркой на кухне и шлюхой в постели. Может, я  и  не  достигала
совершенства, но была счастлива, упорно трудясь  во  всех  ипостасях  этой
триады.
     А еще Брайни любил петь во время  акта  непристойные  песенки,  очень
ритмичные - он пел их в такт своим  движениям,  то  ускоряя,  то  замедляя
темп:

                          Прыг-скок, моя Лулу!
                          Шевелись живей!
                          С кем я буду так скакать
                          Без Лулу моей?

     Потом шли куплеты, один похабнее другого:

                          В саду гуляла уточка
                          И говорила "кряк".
                          Лулу взяла ее в постель
                          И научила, как...
                          Прыг-скок, моя Лулу!

     И так мог тянуть, пока не кончал.
     Когда Брайни отдыхал и восстанавливал силы, он требовал у меня отчета
о том, как я творчески изменяла ему в его отсутствие,  не  теряя  золотого
времени.
     То, что я проделывала с Нельсоном и Бетти Лу, его не  интересовало  -
это было дело семейное и не бралось в расчет.
     - Что ж ты, Мо, колодой становишься на старости лет? Это ты-то, позор
города Фив? Скажи, что это неправда!
     Но поверьте мне, друзья мои: посуда  и  пеленки,  стряпня  и  уборка,
шитье и штопка, вытирание носов и разбор ребячьих трагедий  оставляли  мне
так мало времени на прелюбодеяния, что мои грехи не заинтересовали бы даже
начинающего  священника.  После  смешного  и  досадного   происшествия   с
преподобным Зеком я не припомню ни единой постельной эскапады Морин  между
1906-м и 1918 годами, на которую не толкнул бы ее собственный муж, заранее
отпустив ей прегрешения - да и те случались редко,  поскольку  Брайни  был
еще более занят, чем я.
     Я горько разочаровывала миссис Гранди  (несколько  их  жило  в  нашем
квартале и много ходило в нашу  церковь)  -  ведь  эти  десять  лет  перед
войной, названной позднее Первой мировой или Первой фазой Крушения,  я  не
только изображала из себя консервативную домохозяйку Библейского пояса - я
в  самом  деле  была  этим   бесполым,   скромным,   набожным   созданием.
Преображалась я только в постели, закрывшись на ключ, одна  или  с  мужем,
или, при редкой и абсолютно надежной оказии, с кем-нибудь еще - с ведома и
разрешения мужа и, как правило, под его опекой.
     Только роботу  под  силу  выполнять  годовую  норму  по  сексу.  Даже
Галахад, уж на что неутомимый, и тот почти все свое время отдает хирургии,
возглавляя лучшую команду Иштар. Галахад... Он напоминает мне Нельсона. Не
внешне - но они, как близнецы, схожи по темпераменту и по взглядам; сейчас
мне кажется, что даже запах у них одинаковый. Когда я вернусь, надо  будет
спросить Иштар и Джастина,  сколько  в  Галахаде  от  Нельсона.  Поскольку
генофонд говардовцев  ограничен,  вероятность  и  конвергенция  [сходство,
основанное не на  родстве,  а  на  приспособлении  к  одинаковым  условиям
существования] часто приводят к  тому,  что  отдаленный  предок  буквально
воплощается в своем потомке на Терциусе или Секундусе.
     Тут уместно вспомнить, на что  уходила  часть  моего  времени  и  как
Случайное Число получил свое имя.
     Не знаю, был ли такой период в первой половине двадцатого века, когда
бы мы с Брайни чего-нибудь не изучали - очередной иностранный  язык  не  в
счет, нельзя же было отставать от детей. Наши интересы не всегда совпадали
- Брайни не занимался стенографией или балетом, а я -  добычей  нефти  или
расчетами испарений в ирригации. Но мы все время учились. Я - потому,  что
невозможность посещать колледж и получить хотя бы  бакалавра  оставила  во
мне ужасное чувство прерванного интеллектуального акта, а Брайан -  Брайан
потому, что был человеком эпохи Возрождения и хотел знать все на свете. По
данным архива, мой первый муж проявил сто девятнадцать лет -  и  бьюсь  об
заклад, что перед смертью он изучал какой-нибудь новый для себя предмет.
     Иногда мы с ним занимались одним и тем же. В 1906 году Брайан  взялся
изучать заочно статистику и теорию вероятности. В доме появились  книги  и
контрольные работы, которые Морин делала тоже, только не отсылала. Мы  оба
были поглощены этой захватывающей отраслью математики, когда в нашу  жизнь
вошел котенок - благодаря мистеру Ренвику, водителю фургона "Атлантической
и Тихоокеанской чайной компании".
     Это был восхитительный комочек серебристо-серого  меха,  которого  мы
сначала назвали Пушинкой, неверно определив его пол. Но его  настроение  и
образ действий так молниеносно  менялись,  что  Брайан  сказал:  "У  этого
котенка нет мозгов: у него в голове  одни  случайные  числа,  и  когда  он
стукается башкой об стул или наскакивает на стену, числа  перетряхиваются,
и он переключается на другое".
     Так Пушинка стала Случайным Числом, Случиком или Случи.
     Весной 1907 года, как только стаял снег, мы  оборудовали  у  себя  на
заднем  дворе  крокетную  площадку.  Сначала  играли  только  мы,  четверо
взрослых, потом стали играть и все остальные. Но  тогда  нас  было  только
четверо - не считая Случайного Числа.  Как  только  кто-нибудь  ударял  по
шару, котенок с поднятым забралом бросался в бой!  Он  налетал  на  шар  и
хватал его всеми четырьмя лапами. Это  все  равно,  как  если  бы  человек
останавливал таким манером большую катящуюся  бочку.  Вряд  ли  кто-нибудь
решился бы на это без футбольного шлема и щитков.
     У Случи щитков не было - он бросался в  схватку  с  голыми  лапами  и
решимостью победить или умереть.  Шар  нужно  остановить,  и  это  зависит
только от него, Случи. Аллах акбар!
     Помешать ему можно было только одним  путем  -  запереть  котенка  на
время игры. Но Бетти Лу никогда бы этого не допустила.
     Ну что ж, мы ввели в крокет еще одно правило: то, что  проделывает  с
шаром котенок - к лучшему или к худшему - тоже входит в игру, вот и все.
     Раз, помню, Нельсон прижал к себе кота левой рукой, а  правой  ударил
по шару. Во-первых, это ему не помогло  -  Случи  вырвался  и  приземлился
впереди шара, так что  у  Нельсона  ничего  не  получилось:  а  во-вторых,
экстренное заседание Высшего Крокетного Жюри постановило, что захват  кота
с целью уравнять свои шансы является неспортивным поступком, преступлением
против природы и карается показательной поркой на плацу.
     Нельсон, сославшись на молодость, неопытность  и  долгую  безупречную
службу, отделался условным приговором, но Бетти Лу, у которой было  особое
мнение, настаивала на том, чтобы он съездил в аптеку и привез шесть порций
мороженого. Особое мнение почему-то возобладало, хотя Нельсон и жаловался,
что пятнадцать  центов  -  слишком  крупный  штраф,  и  часть  его  должен
заплатить кот.
     С годами Случайное Число остепенился  и  потерял  интерес  к  игре  в
крокет. Однако кошачье правило осталось в силе и применялось к любому коту
- своему или прохожему, а также к щенятам, птицам и детям младше двух лет.
Позднее я ввела такое же правило на планете Терциус.
     Я уже рассказывала, каким образом расплачивалась за Случайное Число с
мистером Ренвиком? Кажется, нет. Он сказал, что отдаст киску, если  другая
киска даст ему. Я сама напросилась, задав ему вопрос, сколько он хочет  за
котенка. Я-то думала, он скажет -  ничего,  мол,  не  надо,  ведь  котенок
ничего ему не стоил. Если какие-нибудь породистые котята и продавались  за
деньги, то мне они не попадались. На моей памяти котят всегда раздавали за
так.
     И  я  не  собиралась  больше  приглашать  мистера  Ренвика  в  дом  -
достаточно было одного раза. Однако пришлось считаться с тем, что  котенок
сидел в коробке из-под обуви, а коробку  держал  в  руках  мистер  Ренвик.
Схватить коробку и захлопнуть  дверь  у  него  перед  носом?  Или  открыть
коробку, несмотря на  предупреждение,  что  котенок  может  убежать  -  он
действительно здорово царапался внутри? Извиниться и соврать, что  мы  уже
завели котенка?
     Тут в доме зазвонил телефон.
     Я никак не могла к нему привыкнуть. Если он звонит - это  или  что-то
случилось, или Брайни. В любом случае надо скорей подойти. Я извинилась  и
убежала в дом, оставив дверь открытой.
     Водитель зашел следом за мной через холл в швейную комнату или  офис,
где стоял телефон. Поставил передо мной коробку, открыл - и я увидела  это
пушистое чудо.
     Звонил Брайан. Он был в городе и спрашивал, не надо ли чего купить по
дороге.
     - Не думаю, дорогой, но приезжай скорей: тебя ждет твоя кошечка.  Она
просто прелесть, цветом точно как верба. Ее принес мистер Ренвик, водитель
"Атлантической и Тихоокеанской чайной компании". Он  хочет  меня  поиметь.
Брайни, в обмен на котенка... Да, совершенно уверена. Не  только  говорит,
но и стоит позади меня и тискает мою грудь. Что? Нет, ничего такого я  ему
не говорила. Я не буду  с  ним  драться,  дорогой,  я  ведь  беременна.  Я
уступлю. Да, сэр, так и сделаю. Хорошо, поспеши. Au'voir [пока (фр.)]. - Я
повесила трубку, поборов  искушение  использовать  ее  вместо  полицейской
дубинки. Я и вправду не хотела драться в моем положении.
     Мистер Ренвик не отпускал  меня,  но  замер,  когда  услышал,  что  я
говорю. Я повернулась к нему лицом.
     - Только не надо меня целовать. Я не желаю подцепить  насморк,  когда
беременна. Есть у вас резинка? "Веселая вдова"?
     - Ну... есть.
     - Я так и думала; должно быть, я не первая домохозяйка, к которой  вы
подкатываетесь. Ну хорошо - воспользуйтесь ею, пожалуйста -  мне  инфекция
ни к чему... и вам тоже. Вы женаты?
     - Да. О Господи, ну и выдержка у вас!
     - Ничего подобного. Просто я не желаю, чтобы меня насиловали, когда я
жду ребенка. Раз вы женаты, вам тоже не следует рисковать заразиться,  так
что надевайте резинку. За сколько  можно  доехать  сюда  с  угла  Тридцать
первой и Вудленд? - (Брайан звонил с  угла  Двенадцатой  и  Уолнат  -  это
гораздо дальше.)
     - Да тут недалеко.
     -  Тогда  поторопитесь,  иначе  вас  застанет  мой   муж.   Если   вы
действительно намерены это сделать.
     - Да ну вас к черту! - Он отпустил меня и кинулся к выходу.  Пока  он
возился с задвижкой, я крикнула ему:
     - Котенка забыли!
     - Оставьте эту тварь себе!
     Вот так я и "купила" Случайное Число.
     Растить котят - большая  радость,  но  растить  детей  -  еще  лучше,
особенно когда они твои, и  особенно  когда  ты  из  тех  женщин,  которым
нравится рожать их и воспитывать. Джубал прав:  это  дело  индивидуальное,
кому что по вкусу. В первом туре своей жизни я родила семнадцать детей и с
радостью вырастила их всех - таких разных, таких непохожих. А  когда  меня
спасли и омолодили, у меня появились  новые,  которые  доставили  мне  еще
больше радости - ведь в доме  у  Лазаруса  Лонга  все  устроено  так,  что
ухаживать за малышами легко.
     Но чужие дети часто кажутся мне противными, а их матери  -  занудами,
когда начинают болтать о своем мерзком отродье - нет бы послушать про моих
деток! Мне сдается, что почти всех этих маленьких  монстров  следовало  бы
утопить  при  рождении.  Они  убеждают  меня  в  том,  что  контролировать
рождаемость действительно необходимо. Как говорил когда-то мой отец,  я  -
существо аморальное... То есть не  всякую  человеческую  личинку,  мокрую,
замаранную  и  вонючую  с  одного  конца  и  орущую  с   другого,   считаю
"прелестной".
     По мне, многие ребятишки -  это  злющие,  подлые  чертенята,  которые
вырастут  в  злющих  подлых  чертей.  Посмотрите  вокруг.  Так  называемая
"детская невинность" - это миф. Декан Свифт в своем "Скромном предложении"
частично решает вопрос  [Свифт  иронически  предлагал  в  целях  борьбы  с
бедностью ирландцев употреблять их "лишних" детей в пищу]. Только  зря  он
ограничился Ирландией. Мало ли мерзавцев и за ее пределами.
     Может быть, вы настолько предубеждены  и  необъективны,  что  еще  не
считаете моих детей верхом совершенства - несмотря на  тот  неопровержимый
факт,  что  они  родились  с  нимбами  и  крылышками?  Тогда  я  не  стану
рассказывать вам, как Нэнси приносила из  школы  только  отличные  отметки
почти каждый день! Мои дети умнее ваших. И красивее. Довольно с вас? Ну  и
ладно. Мои для меня лучше всех, а ваши лучше всех для вас - остановимся на
этом и не будем докучать друг другу.


     Рассказывая о женитьбе Бетти Лу и Нельсона, я упомянула  о  лихорадке
1907 года, но в то время я и понятия не имела о том, что грядет паника.  И
Брайан тоже, и Нельсон, и Бетти Лу. Но история повторяется кое-когда и кое
в чем, и кое-что, случившееся в начале 1907 года, напомнило мне о том, что
случилось в 1893-м.
     После рождения Джорджи в день свадьбы Бетти Лу я, как обычно, провела
некоторое время дома, но,  как  только  почувствовала,  что  могу  встать,
оставила свой выводок на Бетти Лу и отправилась в город. Я хотела ехать на
трамвае, но не удивилась, когда Нельсон вызвался  довезти  меня  на  своем
"рео". Я согласилась  и  закуталась  поплотнее  -  "рео"  чересчур  хорошо
вентилировался. Его прабабушкой, должно быть, была открытая двуколка.
     Я вознамерилась снять  деньги  со  своего  счета.  Перевела  я  их  в
Миссурийский сберегательный банк  в  1899  году,  когда  мы  поженились  и
переехали в Канзас-Сити, из Первого государственного банка города  Батлера
(в славном городе Фивы банков не было). Отец помог мне открыть  там  счет,
когда мы вернулись из Чикаго.  Ко  времени  замужества  у  меня  скопилось
больше сотни долларов.


     Сноска: Если у меня было больше сотни долларов на счету, почему же  я
тогда подавала своей семье на ужин жареный маис? А потому, что  я  еще  не
сошла с ума. На американском Среднем  Западе  в  1906  году  самым  верным
способом для жены духовно кастрировать своего мужа было дать  ему  понять,
что он не способен прокормить семью. Я  не  нуждалась  в  докторе  Фрейде,
чтобы это узнать. Мужики живы гордостью. Убей эту гордость, и  они  больше
не смогут содержать жену и детей. Должно было пройти  еще  несколько  лет,
прежде чем мы с Брайаном научились держаться друг с другом вполне легко  и
откровенно. Брайан знал, что у меня есть счет, но  никогда  не  спрашивал,
сколько у меня там денег, а я  готовила  жареный  маис  или  делала  нечто
подобное, когда приходила нужда, и даже не думала покупать  деликатесы  на
свои деньги. Сбережения - это на черный  день.  Мы  оба  это  знали.  Если
Брайан вдруг заболеет, если ему придется лечь в больницу - вот тогда  я  и
буду тратить свои накопления. Излишне было  говорить  об  этом.  Пока  что
нашим кормильцем был Брайан; я не вмешивалась в  его  обязанности,  он  не
вмешивался в мои.
     А как же  выплаты  Фонда,  спросите  вы?  Разве  они  не  ранили  его
гордость? Возможно, что и ранили. Позволим себе  заглянуть  в  будущее;  в
конечном счете каждый цент, который мы получили, "выбивая чеки",  достался
нашим же детям при их вступлении в брак. Брайан не говорил мне, что таковы
его намерения - в 1907 году говорить об этом было бы глупо.


     К началу 1907 года сумма моих сбережений  превысила  триста  долларов
благодаря пятакам, пенни и строжайшей экономии. Теперь, когда  я  работала
дома и не  могла  больше  посещать  занятия  в  центре,  мне  пришла  идея
перевести свой  вклад  в  маленький  банк  по  соседству,  рядом  с  Южным
почтамтом. Кто-то из нас четверых каждый  день  ходил  вынимать  почту  из
ящика и мог вносить в банк мои сбережения. А если  бы  понадобилось  взять
деньги, на почту пошла бы я.
     Нельсон поставил машину на Гранд-авеню, и мы прошлись до Уолнат  920.
Я показала свою книжку кассиру - ждать  мне  не  пришлось,  в  банке  было
немного посетителей - и сказала, что хочу закрыть счет.
     Кассир направил меня за  перегородку  к  старшему  клерку  -  некоему
мистеру Смейтрайну. Нельсон опустил газету, которую просматривал, и встал.
     - Какие-то сложности?
     - Не знаю. Кажется, они не хотят отдавать мне мои деньги. Пойдешь  со
мной?
     - Ну конечно.
     Мистер Смейтрайн вежливо поздоровался со мной, но  поднял  брови  при
виде Нельсона. Я представила их друг другу.
     - Это мистер Нельсон Джонсон, мистер Смейтрайн. Компаньон моего мужа.
     - Здравствуйте, мистер Джонсон. Садитесь,  пожалуйста.  Миссис  Смит,
мистер Уимпл сказал мне, что вы хотели меня видеть.
     - Пожалуй. Я хотела закрыть свой счет, и он направил меня к вам.
     Мистер Смейтрайн обнажил в улыбке фальшивые зубы:
     - Нам всегда жаль терять старых друзей, миссис  Смит.  Вы  недовольны
нашим обслуживанием?
     - Вовсе нет, сэр. Просто я хочу открыть счет в банке поближе к  дому.
Не слишком удобно все время ездить в  центр,  особенно  в  такую  холодную
погоду.
     Он взял мою книжку, посмотрел адрес на обложке и сумму счета.
     - Могу ли я спросить, куда вы желаете  перевести  свой  счет,  миссис
Смит?
     Я уже собралась ответить, но перехватила взгляд Нельсона.  Он  не  то
чтобы покачал головой - но я знала его жесты с давних пор.
     - А почему вы спрашиваете, сэр?
     - В обязанности банкира входит защита его клиентов. Если  вы  желаете
перевести счет - прекрасно! Но я хочу убедиться, что  тот  банк  столь  же
надежен...
     Во мне пробудились звериные инстинкты.
     - Мистер Смейтрайн, я подробно обсудила все это  со  своим  мужем  (я
этого не делала), и больше ничей совет мне не нужен.
     Он сложил вместе кончики пальцев:
     -  Очень  хорошо.  Но,  как   вам   известно,   банк   при   закрытии
сберегательного счета имеет право на трехнедельную отсрочку.
     - Мистер Смейтрайн, я разговаривала именно с  вами,  когда  открывала
здесь счет. И вы сказали мне, что это правило - всего  лишь  формальность,
предусмотренная положением о  государственных  банках,  и  лично  заверили
меня, что, как только мне понадобятся деньги, я их получу.
     - Разумеется, получите. Превратим три недели в три дня. Возвращайтесь
домой, напишите нам заявление, и через три рабочих  дня  можете  закрывать
счет.
     Нельсон встал и оперся руками о стол мистера Смейтрайна.
     - Минутку, - громко возгласил он, - говорили вы миссис Смит или  нет,
что она может получить свои деньги сразу же?
     - Сядьте, мистер Джонсон. И не повышайте голос. В конце концов, вы не
наш клиент и не имеете права здесь находиться.
     Нельсон не сел, но голос понизил:
     - Ответьте только - да или нет.
     - Я прикажу вас вывести.
     - Попробуйте. Только попробуйте. Мой компаньон, мистер Смит, муж этой
леди, попросил меня пойти с  миссис  Смит  (ничего  подобного),  поскольку
слышал, что ваш банк несколько менее вежливо обращается...
     - Клевета! Подсудная клевета!
     - ...обращается  с  леди,  чем  с  бизнесменами.  Итак,  намерены  вы
исполнить свое обещание прямо сейчас?