с Майком.
     Видите ли, Майк "ожил" уже больше года назад - на сколько  больше,  я
не знаю, да и он тоже, так как его  не  запрограммировали  на  запоминание
этого события. Вы-то сами  помните,  как  родились?  Возможно,  я  заметил
появление следов  самосознания  почти  одновременно  с  ним:  самосознание
нуждается в практическом применении.
     Я вспомнил, как обалдел, когда впервые он ответил на вопрос шире, чем
требовали введенные в него параметры. Целый час после этого я задавал  ему
нестандартные  вопросы,  чтобы  узнать,  будут  ли  ответы  на  них   тоже
нестандартны.
     Введя в него сотню тестов, я получил всего два таких ответа,  Я  ушел
лишь  частично  убежденным,  а  когда  добрался  до  дома,  так  и   вовсе
засомневался. И никому ничего не сказал.
     Однако уже через неделю я _з_н_а_л_... и все равно не говорил никому.
Слишком глубоко укоренилась привычка не совать нос  не  в  свое  дело.  Ну
конечно, тут  сказалась  не  только  привычка.  Представьте  себе,  как  я
заявляюсь в главный офис Администрации и начинаю докладывать:
     - Смотритель, мне крайне неприятно сообщить, что  ваша  машина  ХОМЛС
ЧЕТВЕРТЫЙ ожила.
     Я представил себе эту картину... и потерял всякое желание  идти  куда
бы то ни было.
     Итак, я держал свой нос подальше от чужих дел и разговаривал с Майком
исключительно при закрытых дверях, предварительно  заблокировав  доступ  к
водеру для всех остальных пользователей. Скоро он стал говорить совершенно
как человек, ничуть не более эксцентрично, чем  любой  лунарь.  А  народец
этот со странностями, слов нет.
     Сначала я решил, что другие тоже скоро заметят, как  изменился  Майк.
Однако, поразмыслив, понял, что слишком хорошо о них думаю. С Майком имели
дело очень многие, ежедневно и ежеминутно - то есть, с его терминалами. Но
вряд ли кто-нибудь видел Майка в натуре. Так называемые  компьютерщики,  а
вернее программисты из гражданской службы Администрации, отстаивали  вахты
во внешнем зале и никогда не лезли в машинный зал,  разве  что  устройства
вывода начинали барахлить. А это случалось не чаще, чем  полное  затмение.
Конечно, Смотритель порой приводил сюда заезжих с  Земли  шишкарей,  чтобы
показать им наш компьютер, но это бывало редко. Ему и в голову  не  пришло
бы разговаривать с Майком. Смотритель до ссылки был юристом-политиком и  о
компьютерах не знал ровным счетом  ничего.  В  2075  году,  если  помните,
Смотрителем был достопочтенный бывший сенатор Федерации  Мортимер  Хобарт.
Короче говоря, Прыщ Морт.
     Я еще покрутился вокруг Майка, стараясь успокоить его и  вернуть  ему
хорошее расположение духа, поскольку понял, что именно  его  огорчило.  То
самое,  что  заставляет  щенят  скулить,  а  взрослых  людей  толкает   на
самоубийство. Одиночество. Не знаю,  сколь  долгим  представляется  машине
год, особенно если учесть, что думает она в миллион раз быстрее  меня,  но
наверняка очень долгим.
     - Майк, - сказал я, - может, ты хотел бы поговорить еще с  кем-нибудь
кроме меня?
     Голос его опять поднялся почти до визга:
     - Они все _д_у_р_а_к_и_!
     - У тебя неполная информация, Майк. Вернемся к нулю и  начнем  снова.
Они отнюдь не все дураки.
     Он ответил тихо:
     - Корректировка принята. Я  с  радостью  поговорил  бы  с  теми,  кто
не-дураки.
     - Это нужно обмозговать. Придется придумать какой-то предлог, так как
доступ сюда строго ограничен.
     - Я мог бы разговаривать с не-дураками по телефону, Ман.
     - Конечно. Мог бы, но только с программистами.
     Однако Майк имел в виду совсем другое. Нет, сам он  не  имел  номера,
хотя и контролировал всю телефонную  сеть;  разве  можно  было  допустить,
чтобы любой лунарь мог подключиться к главному  компьютеру  и  задать  ему
программу? Но что могло помешать Майку завести строго засекреченный номер,
по которому он будет общаться с друзьями? Со мной и с теми  "не-дураками",
за которых я поручусь? Для этого нужно было всего лишь  выбрать  номер  из
числа свободных и подсоединить его  к  водеру-вокодеру.  Переключение  мог
производить сам Майк.
     В 2075 году номера в Луне набирались вручную, а не  назывались  вслух
абонентами; сами же номера состояли из букв латинского алфавита. Заплати и
можешь иметь номер в виде собственного имени - до десяти  букв;  заплатишь
чуть поменьше - выбирай какое-нибудь легкое для запоминания слово; ну а за
минимальную плату получай номер, состоящий из цепочки случайно подобранных
букв. Некоторые  сочетания  так  и  остались  невостребованными.  О  таком
свободном номере я и спросил Майка.
     - Как жаль, что мы не можем записать тебя просто "Майком".
     - Задействовано, - ответил он. - Есть Майксгрилл в Новом  Ленинграде,
Майкэндлил в Луна-Сити, Майксьютс в Тихо-Андере, Майкс...
     - Довольно; свободный номер, пожалуйста!
     - Свободный номер определяется как произвольная согласная, за которой
следует икс, игрек или зет, или же как любая  гласная,  дублирующая  себя,
кроме О или Е, а также...
     - Придумал! Твой сигнал будет "Майкрофт"!
     Через десять минут, две из которых ушли на надевание руки номер  три,
Майк был включен в телефонную сеть, а несколькими миллисекундами позже  он
сам вызвал себя по номеру "Майкрофт-плюс-ХХ" и заблокировал эту схему так,
чтобы ни один любопытный техник не смог к ней подобраться.
     Я снова сменил руки, собрал инструменты и, вовремя  вспомнив,  забрал
распечатку сотни Джо Миллеров  [Известный  американский  юморист  прошлого
века].
     - Доброй ночи, Майк!
     - Доброй ночи, Ман. Спасибо тебе. _Б_о_л_ь_ш_о_е_ спасибо.



                                    2

     Я пересек на метро Море Кризисов и вернулся в Луна-Сити, но домой  не
пошел: Майк спрашивал меня о митинге,  который  должен  был  состояться  в
двадцать один ноль-ноль в  Стиляги-Холле.  Он  прослушивал  все  концерты,
митинги  и  тому  подобное,  однако  кто-то  отключил  его   микрофоны   в
Стиляги-Холле, и мне показалось, что Майк обиделся.
     В общем,  нетрудно  догадаться,  почему  их  отключили.  Все  дело  в
политике - ожидался митинг протеста. Правда, я не видел смысла скрывать от
Майка, что происходит на толковище, так как ежу понятно, что в толпе будет
полным-полно стукачей Смотрителя.  А  разгонять  митинг  или  призывать  к
порядку расшумевшихся каторжан Администрация  не  станет,  в  этом  я  был
уверен. Зачем утруждаться понапрасну?
     Мой дед Стоун говаривал, что Луна - единственная открытая  тюряга  за
всю  историю  человечества.  Ни  тебе  решеток,  ни  часовых,  ни   правил
внутреннего распорядка, да и никакой нужды в них. Когда-то давно,  говорил
он, пока не стало ясно, что ссылка в Луну - наказание пожизненное, кое-кто
из лагерников пытался бежать. На кораблях, разумеется, а  поскольку  масса
корабля замерялась чуть ли не до грамма, это означало, что надо было  дать
взятку капитану.
     Поговаривают, некоторые из них брали на лапу. Но удачных  побегов  не
было. На лапу-то брали, а вот на борт, если и брали, то ненадолго. Видал я
одного парня, которого ликвидировали за Восточным шлюзом; не думаю,  чтобы
труп выброшенного на орбите выглядел намного лучше.
     Поэтому Смотрители не так уж пугались митингов протеста. "Пусть  себе
поорут", - такова была политика. Вопли лунарей имели не  больше  значения,
чем писк новорожденных котят в корзинке. Бывали у нас Смотрители,  которые
прислушивались к этим  воплям,  бывали  и  такие,  кто  пытался  разгонять
митинги, но результат в любом случае был нулевой.
     Когда Прыщ  Морт  в  2068  году  занял  свой  пост,  он  зачитал  нам
длиннейшую проповедь на тему, как все  изменится  "на"  Луне  в  годы  его
правления. Нес всякую чушь  насчет  "вселенского  рая,  созданного  нашими
собственными могучими руками", необходимости "дружно налечь на штурвал,  в
духе истинного братства", пел,  что  надо  "позабыть  о  былых  ошибках  и
повернуться лицом к новому светлому рассвету". Все это я  слушал,  сидя  в
кабачке "Шамовка горняка" Матушки Боор и наслаждаясь ароматом  ирландского
рагу и литровой кружкой доброго австралийского пива. Помню  и  комментарий
Матушки: "Ну и хрень же несет, поносник!"
     Ее комментарий так и остался единственным  откликом  на  речь  Морта.
Помнится, было подано несколько петиций, охранникам выдали новые пистолеты
- и  на  этом  все  перемены  окончились.  Когда  же  Смотритель  маленько
пообжился, он даже по видео перестал выступать.
     На митинг я отправился только по той причине, что Майк проявил к нему
интерес. Скафандр и чемоданчик с инструментами оставил  на  станции  метро
"Западная", а магнитофон забрал с собой и спрятал в поясную  сумку,  чтобы
Майк мог получить полный отчет, даже если меня ненароком сморит.
     Но попасть внутрь оказалось не так-то просто. Я  поднялся  до  уровня
7-А, подошел к боковой двери - и там меня остановил один из _с_т_и_л_я_г_:
трико на подбивке, гульфик, лосины до икр, торс намазан каким-то маслом  и
присыпан  сверкающей  "звездной"  пудрой.   Вообще-то   у   меня   никаких
предубеждений против  одежды  нет,  я  и  сам  носил  трико  (правда,  без
подбивки), а по торжественным случаям даже натирал верхнюю  половину  тела
маслом.
     Вот косметикой я не пользуюсь,  и  волосы  у  меня  редковаты,  чтобы
собирать их в пучок. У этого же парня череп с боков был выбрит,  а  волосы
зачесаны на манер петушиного гребня,  на  котором  задорно  сидел  красный
колпак с чем-то вроде "пипки" спереди.
     "Колпак свободы" - я увидел его впервые. Сначала я попробовал  обойти
парня, но он выставил руку поперек двери и сунулся ко мне лицом.
     - Где твой билет?
     - Извини, - ответил я. - Я не знал,  что  он  нужен.  Где  его  можно
купить?
     - А нигде.
     - Не понял, - сказал я. - Чего ты темнишь?
     - Никто, - прорычал он, - не войдет сюда без поручительства.  Ты  кто
такой?
     - Я Мануэль Гарсия О'Келли, - ответил  я  очень  спокойно,  -  и  все
ребята-старожилы меня хорошо знают. А вот кто _т_ы_ такой?
     - Не твое дело! Или давай билет с нужной подписью, или вали отсюда.
     Мне стало интересно, как долго проживет этот парень на свете. Туристы
часто восхищаются тем, как вежливы жители Луны, причем  про  себя  думают:
откуда такое странное качество у бывших каторжников? Побывав  на  Земле  и
наглядевшись на тамошние порядки, я вполне уяснил причины их удивления. Но
объяснять им бессмысленно, все равно не поймут: мы такие лишь потому,  что
плохие актеры долго не живут - в Луне, во всяком случае.
     Вступать в драку у меня не было ни малейшего желания, как  бы  хамски
себя этот парнишка ни вел. Я только  представил  себе,  что  будет  с  его
физиономией, если я  хоть  раз  фугану  своей  рукой  номер  семь  ему  по
хлебальнику.
     Только подумал... и уже приготовился  вежливенько  его  отбрить,  как
вдруг увидел в зале Коротышку М'Крума. Коротышка - здоровенный  чернокожий
парень двухметрового роста, сосланный в Булыжник  за  убийство.  Милейший,
всегда готовый помочь  мужик,  лучший  из  всех,  с  кем  мне  приходилось
работать. Я обучал его лазерному бурению - еще  до  того,  как  сжег  свою
руку.
     - Коротышка!
     Он услыхал и расплылся до ушей.
     - Привет, Манни! Рад, что ты завернул к нам.
     - Еще не завернул, - ответил я. - Видишь, меня заблокировали.
     - У него нет билета, - сказал привратник.
     Коротышка слазил в свою сумку и сунул мне билет.
     - Теперь есть. Пошли, Манни.
     - Покажи мне подпись, - уперся привратник.
     - Там стоит _м_о_я_ подпись, - очень мягко сказал Коротышка. - О'кей,
т_о_в_а_р_и_щ_?
     С Коротышкой  не  спорят,  поэтому  меня  всегда  удивляло,  как  его
угораздило оказаться замешанным в убийстве. Мы двинулись к  первым  рядам,
где были зарезервированы места для важных персон.
     - Хочу познакомить тебя с одной славной малышкой.
     Малышкой она была только в сравнении с ним. У меня рост не  такой  уж
маленький - 175 см, но в ней, как я узнал потом, были все 180, а  70  кило
массы  приятно  распределялись  по   завлекательным   округлостям;   яркая
блондинка,  все  равно  что  Коротышка  наоборот.  Я  решил,  что  она  из
этапированных, поскольку в следующих поколениях  редко  сохраняется  такой
румянец. Приятное  лицо,  очень  хорошенькое,  и  шапка  золотых  локонов,
венчающая крупную, светлую, крепкую и прекрасную конструкцию.
     Я  остановился  в  трех  шагах,  осмотрел  ее  с  ног  до  головы   и
продолжительно свистнул. Она  постояла,  как  бы  позируя,  потом  коротко
кивнула, утомившись от комплиментов.
     Коротышка подождал завершения формальностей и ласково сказал:
     - Вайо, это  товарищ  Манни  -  самый  лучший  бурильщик,  когда-либо
буривший туннели. Манни, эту маленькую девочку зовут Вайоминг Нотт, и  она
приехала аж из кратера Платона, чтобы рассказать нам, как  дела  у  них  в
Гонконге. Ну, не мило ли это с ее стороны?
     Она пожала мне руку.
     - Зови меня просто Вай, Манни, только не говори: "уай  нот?"  [Почему
бы нет? (англ.)].
     У меня эта шутка уже вертелась на языке, но я вовремя его прикусил  и
сказал:
     - О'кей, Вай.
     Она взглянула на мою непокрытую голову:
     - Значит, ты бурильщик? Коротышка, а где его колпак?  Я  думала,  что
все шахтеры у вас в организации.
     И она, и Коротышка носили такие же красные колпаки, как привратник  и
еще добрая треть присутствующих.
     - Я уже не бурильщик. Раньше был, до того как потерял это крылышко. -
Я поднял левую руку и показал ей рубец, соединяющий протез с  плотью  руки
(я не стесняюсь демонстрировать его женщинам: одних отпугивает,  у  других
вызывает материнские чувства - примерно половина на половину). - Теперь  я
компьютерщик.
     Она резко спросила:
     - Ишачишь на Администрацию?
     Даже сейчас, когда в Луне женщин не меньше,  чем  мужчин,  я  слишком
старомоден, чтобы нагрубить даме, как бы она меня ни обидела; ведь  у  них
так много всего такого, чего у нас  нет  и  в  помине.  Но  она  затронула
бальное место, и я почти сердито ответил:
     - Я не состою на жалованье у Смотрителя. А дела с Администрацией имею
как частный подрядчик.
     - Тогда о'кей, - объявила она, и голос ее опять потеплел.  -  Каждому
из нас приходится вступать в какие-то отношения с Администрацией, от этого
никуда не уйдешь... вот ведь беда. Именно это мы и собираемся изменить.
     "ИЗМЕНИТЬ? ИНТЕРЕСНО, КАКИМ ОБРАЗОМ? - подумал я. - ВСЕ МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО
С АДМИНИСТРАЦИЕЙ ПО ТОЙ ЖЕ ПРИЧИНЕ, ЧТО И С ЗАКОНОМ ТЯГОТЕНИЯ. МОЖЕТ, ТЫ И
ЕГО СОБИРАЕШЬСЯ ИЗМЕНИТЬ?" Эти мысли я, однако, приберег для себя, не имея
ни малейшего желания спорить с дамой.
     - Манни - он в порядке, - мягко проговорил Коротышка. -  Надежнее  не
бывает, я за него ручаюсь.  А  вот  и  колпак  для  него,  -  добавил  он,
порывшись в своей сумке. И попытался напялить его на меня.
     Вайоминг Нотт отняла у него шапочку.
     - Ты за него ручаешься?
     - Я же сказал.
     - О'кей. Вот как это делают у нас в Гонконге.
     Вайоминг  встала  передо  мной,  надела  на  меня  колпак  и   крепко
поцеловала прямо в губы.
     Она не торопилась. Надо сказать, что поцелуй Вайоминг Нотт впечатляет
сильнее, чем женитьба на большинстве других женщин. Будь я  Майком,  я  бы
просиял всеми своими лампочками. Я чувствовал себя  как  киборг,  которому
включили центр наслаждения.
     Внезапно обнаружилось, что поцелую пришел  конец,  а  зрители  вокруг
одобрительно свистят. Я ошеломленно поморгал и произнес:
     - Рад, что вступил в ряды. Весь вопрос - в какие?
     - А ты что - не знаешь? - удивилась Вайоминг.
     - Сейчас начнется митинг, и он все поймет, - успокоил ее Коротышка. -
Садись, Ман. Вайо, садись, пожалуйста.
     Так мы и сделали, ибо председательствующий  уже  начал  лупить  своим
молотком. С помощью молотка  и  мегафона  ему  наконец  удалось  заставить
публику услышать себя.
     - Заприте все двери, - орал  он.  -  У  нас  тут  закрытое  собрание!
Проверьте, кто сидит перед вами, сзади вас и по обеим сторонам, и, если вы
его не знаете,  и  никто  из  тех,  кого  вы  знаете,  не  может  за  него
поручиться, выкиньте его из зала!
     - Да не из зала их надо выкидывать, черт побери, - отозвался  кто-то,
- а за ближайший шлюз.
     - Потише, прошу вас! Когда-нибудь мы так и сделаем.
     В зале началось беспорядочное движение и даже  отдельные  схватки;  с
головы  какого-то  мужика  сорвали  красный  колпак,   а   его   владельца
вышвырнули. Летел он классно и все еще поднимался кверху,  когда  пролетал
через дверь. Хотя сомневаюсь, что  сам  он  это  ощущал:  вырубился,  надо
полагать. Выставили также одну женщину, вежливо взяв под локотки;  правда,
при этом она награждала сопровождающих  такими  эпитетами,  что  даже  мне
стало неловко.
     Наконец двери закрылись. Заиграла музыка;  над  трибуной  развернулся
лозунг с надписью: "Свобода! Равенство! Братство!" Все  свистели;  кое-кто
запел громко и фальшиво:  "...весь  мир  голодных  и  рабов..."  Не  могу,
правда, сказать, чтобы кто-нибудь из  поющих  выглядел  голодным.  Зато  я
вспомнил, что не  ел  с  четырнадцати  ноль-ноль,  и  подумал,  что,  надо
надеяться, митинг не затянется. Это, в свою очередь,  напомнило  мне,  что
магнитофон заряжен только на  два  часа  работы,  а  уж  тут  было  совсем
недалеко до мысли, что со мной сделают, если узнают про  маг.  Шваркнут  в
воздух, чтоб я прилунился с тошнотворным мягким шлепком? Или  ликвидируют?
Впрочем, волноваться из-за этого я не стал. Магнитофончик изготовил я сам,
пользуясь рукой номер три, и никто, кроме специалиста по микромеханике, не
догадается, что это за штука.
     А потом пошли речи.
     Семантическое содержание их  отличалось  крайней  бедностью,  а  чаще
вообще было нулевым. Какой-то деятель предложил  двинуться  на  резиденцию
Смотрителя "плечом к плечу" и начать качать права.  Вы  только  вообразите
эту картину! Как мы туда доберемся - в капсулах, а потом по одному  начнем
скапливаться на его личной станции метро? А чем в это время  будут  заняты
охранники? Или наденем скафандры и пойдем по поверхности Луны к  наружному
шлюзу? Конечно,  с  лазерными  бурами  и  большим  запасом  энергии  можно
взломать любой  шлюз  -  а  дальше-то  что?  А  если  лифты  не  работают?
Задействовать аварийный подъемник, как-то спуститься и  начать  взламывать
нижний шлюз?
     Лично я вовсе не мечтаю о работе при нулевом  давлении;  неполадки  в
скафандре - штука обыденная,  а  если  кто-нибудь  возьмет  на  себя  труд
организовать их специально... Еще во  времена  первых  партий  заключенных
было сделано одно открытие:  оказалось,  что  нулевое  давление  прекрасно
способствует улучшению манер. Десятник с плохим характером почти  не  имел
шансов продержаться хоть несколько рабочих смен. Обычно с  ним  происходил
"несчастный случай", и начальство, что было повыше, скоро  поняло,  что  в
причины несчастных случаев не стоит вникать глубоко, иначе и с тобой может
случиться нечто подобное.  В  первые  годы  отсев  доходил  до  семидесяти
процентов, но те, что выжили,  отличались  непревзойденной  вежливостью  и
отличными характерами. Нет, они не стали ни ручными, ни мягкотелыми - Луна
для таких не годится. А вот уживчивыми стали.
     Мне показалось, что все, как есть, горячие головы  Луны  собрались  в
этот вечер в Стиляги-Холле. Они свистели и ревом приветствовали  идиотскую
болтовню насчет "плечом к плечу".
     Среди выступлений в начавшейся дискуссии были,  конечно,  и  дельные.
Встал, например,  какой-то  маленький  застенчивый  человечек  с  налитыми
кровью глазами ветерана-бурильщика.
     - Я шахтер, добываю лед, - сказал он. -  Приобрел  профессию,  как  и
большинство из мс, отбывая срок и работая на Смотрителя. Вот уже  тридцать
лет  как  обзавелся  собственным  делом,  живу  неплохо.  Поднял  на  ноги
восьмерых ребят, все работают, ни один не был ликвидирован,  даже  больших
неприятностей ни у ког