везду  Соломона,  знак  семьи
Пророка.
     - Простите, старшая сестра, - сказал я. - Я не увидел в темноте.
     - Я не оскорблена.
     Мне показалось, что она завязывает разговор. Я понимал,  что  нам  не
следует говорить наедине: ее смертное тело было посвящено Пророку, так  же
как душа - господу, но я был молод и одинок, а она - молода и очень хороша
собой.
     - Вы прислуживаете Его святейшеству этой ночью, старшая сестра?
     Она покачала головой.
     - Нет, я не удостоилась этой чести. Жребий пал не на меня.
     - Должно быть, это великая честь - лично служить Пророку...
     - Разумеется, хотя я не могу судить об этом по своему  опыту.  Жребий
еще ни разу не пал на меня.
     Она добавила с горячностью:
     - Я немного волнуюсь. Поймите, я здесь совсем недавно.
     Несмотря на то, что дьяконесса была выше  меня  по  чину,  проявление
женской слабости тронуло меня.
     - Я уверен, что вы проявите себя с честью.
     - Спасибо.
     Мы  продолжали  беседовать.  Выяснилось,  что  она  пробыла  в  Новом
Иерусалиме даже меньше, чем я. Она выросла на ферме  в  штате  Нью-Йорк  и
была отобрана для Пророка в семинарии Элбени. В свою очередь  я  рассказал
ей, что родился на Среднем Западе, в пятидесяти милях от стены Истины, где
был посвящен Первый Пророк. Я сказал ей, что меня зовут Джон Лайл,  а  она
ответила, что ее зовут сестра Юдифь.
     Я совсем забыл о дежурном офицере и о  его  неожиданных  проверках  и
готов был болтать всю ночь, когда вдруг услышал, как мой  хроно  прозвенел
четверть первого.
     - Боже мой, - воскликнула сестра Юдифь,  -  мне  давно  пора  быть  в
келье. - Она бросилась бежать, но остановилась...
     - Вы на меня не донесете... Джон Лайл?
     - Я? Никогда.
     Я думал о ней до конца дежурства.
     Я так и не смог выкинуть из головы сестру Юдифь. За месяц,  прошедший
с тех пор, я видел ее раз пять-шесть. Однажды  на  эскалаторе.  Она  ехала
вниз, а я вверх. Мы не сказали ни слова, но она узнала меня и  улыбнулась.
Всю ночь после этого мне снился эскалатор, но я никак не мог сойти с него,
чтобы поговорить с ней. Другие встречи были так  же  мимолетны.  Как-то  я
услышал ее голос: "Здравствуй, Джон Лайл!" и, обернувшись, заметил  только
закутанную в плащ фигуру, проскользнувшую к двери. Однажды видел, как  она
кормила лебедей в крепостном рву. Я не подошел к ней,  но,  по-моему,  она
меня заметила.
     И вот, через месяц, снова стоя на посту,  уже  не  надеясь,  что  она
выйдет из дворца, я услышал:
     - Добрый вечер, Джон Лайл.
     Я чуть не выскочил из сапог.  Сестра  Юдифь  стояла  в  темноте,  под
аркой. Я с трудом выдавил из себя:
     - Добрый вечер, сестра Юдифь.
     - Шш-ш! - прижала она палец к губам. - Нас  могут  услышать,  Джон...
Джон Лайл - это, наконец, произошло. На меня пал жребий.
     Я сказал:
     - А! - и потом добавил растерянно: - Поздравляю вас, старшая  сестра,
да прояснит  господь  лицо  Пророка  в  то  время,  когда  вы  будете  ему
прислуживать.
     - Да, да, спасибо, - ответила  она  быстро...  Джон...  мне  хотелось
выкроить несколько секунд, чтобы поговорить с вами. Но теперь я  не  могу,
мне нужно получить напутствие и помолиться. Я должна вас покинуть.
     - Вы лучше поспешите, - согласился я. Я был разочарован  оттого,  что
она не может побыть со мной, но счастлив, что она отмечена высокой честью,
горд, что она не забыла меня даже в такой момент.
     - Да пребудет с вами господь, - добавил я.
     - Мне так хотелось сказать вам, что меня выбрали, - сказала  она.  Ее
глаза блестели, и я решил, что это радость. Но ее следующие слова поразили
меня.
     - Я боюсь, Джон Лайл.
     - Боитесь? - Я почему-то вспомнил, как  дрожал  мой  голос,  когда  я
впервые командовал взводом. - Не бойтесь. Вы проявите себя достойно.
     - О, я надеюсь. Молитесь за меня, Джон Лайл.
     И она исчезла в темноте коридора.
     Я не молился за  нее,  а  старался  представить,  где  она,  что  она
делает... Но так как я знал о том, что творится внутри дворца Пророка,  не
больше, чем корова знает о военном трибунале, то вскоре отказался от этого
и стал думать просто о Юдифи.
     Позже, через час или  даже  больше,  мои  размышления  были  прерваны
пронзительным криком внутри  дворца.  Тут  же  послышался  топот  шагов  и
возбужденные голоса. Я бросился внутрь коридора  и  натолкнулся  на  кучку
женщин, столпившихся у портала апартаментов Пророка. Трое из них  выносили
что-то из апартаментов. Они остановились, выйдя в коридор, и опустили свою
ношу на пол.
     - В чем дело? - спросил я и вытащил из ножен меч.
     Пожилая сестра повернулась ко мне.
     - Ничего особенного. Возвращайтесь на пост, легат.
     - Я слышал крик.
     - Это вас не касается. Одна из сестер лишилась чувств,  когда  Пророк
обратился к ней.
     - Кто она?
     - Да вы, я посмотрю, любопытны, младший брат. - Пожилая сестра пожала
плечами. - Если это вас так интересует - сестра Юдифь.
     Я не успел подумать, как у меня вырвалось:
     - Пустите меня к ней!
     Пожилая сестра загородила мне дорогу.
     - Вы сошли с ума? Сестры отнесут ее в келью. С каких это  пор  ангелы
приводят в себя нервных девственниц?
     Я мог отбросить ее одним пальцем, но уже  понял,  что  она  права.  Я
отступил и вернулся на пост.
     С этого дня я не мог не думать о сестре Юдифи.  В  свободные  часы  я
обшаривал те части дворца, куда  я  имел  право  заходить,  в  надежде  ее
увидеть. Она могла быть больна, может быть, ей запрещено покидать келью за
то, что она нарушила дисциплину. Но я ее так и не увидел.
     Мой сосед по комнате Зебадия Джонс заметил мое настроение  и  пытался
развлечь меня. Зеб был на три курса старше меня и в Вест Пойнте я был  его
подопечным. Теперь он стал моим ближайшим другом и единственным человеком,
которому я полностью доверял.
     - Джонни, дружище, ты на покойника стал похож. Что тебя грызет?
     - А? Ничего особенного. Может быть, несварение желудка.
     - Так ли? Пройдемся? Свежий воздух очень помогает.
     Я дал ему вывести себя наружу. Он говорил  о  пустяках,  пока  мы  не
вышли на широкую террасу,  окружающую  южную  башню.  Здесь  мы  были  вне
пределов досягаемости подслушивающих и подглядывающих устройств. Тогда  он
сказал:
     - Давай выкладывай все.
     - Кончай, Зеб. Тебе еще моих забот не хватало.
     - Почему бы и нет? На то и друзья.
     - Ты не поверишь. Ты будешь потрясен.
     - Сомневаюсь. Последний раз это со мной случилось, когда я  в  покере
прикупил четырех королей к джокеру. Тогда ко мне вернулась вера в  чудеса,
и с тех пор ее довольно трудно поколебать. Давай начинай. Мы  назовем  это
задушевной беседой между старшим и младшим товарищами.
     Я дал ему себя уговорить.  К  моему  удивлению,  Зеб  совсем  не  был
шокирован, узнав о  святой  дьяконессе.  Тогда  я  рассказал  ему  все  по
порядку, сознался в сомнениях и  тревогах,  касающихся  не  только  сестры
Юдифи, но и всего, что мне пришлось услышать и  увидеть  после  приезда  в
Новый Иерусалим.
     Зеб кивнул головой и сказал:
     - Зная  тебя,  могу  представить,  как  ты  на  все  это  реагируешь.
Послушай, ты на исповеди не повинился?
     - Нет, - ответил я в растерянности.
     - Ну и не надо. Держи язык за зубами.  Майор  Багби  человек  широких
взглядов, его этим не удивишь, но он может счесть необходимым доложить  по
инстанции. Не думаю, что тебе доставит удовольствие встреча с инквизицией,
даже если ты трижды невиновен... Каждому порой приходят в голову греховные
мысли. Но инквизитор ищет грех, и если он его не  находит,  он  продолжает
копать, пока не найдет.
     При мысли, что меня могут вызвать на допрос, у меня подвело кишки.  Я
старался не показать страха перед Зебом, а он тем временем продолжал:
     - Джонни, дружище, я преклоняюсь перед твоей чистотой  и  наивностью,
но я им не завидую.  Порой  избыток  набожности  скорее  недостаток.  Тебя
поразило, что для управления нашей страной недостаточно распевать  псалмы.
Для этого надо также заниматься политикой. Я ведь тоже прошел  сквозь  все
это, когда приехал сюда, но, честно говоря, я и не ожидал  увидеть  ничего
другого, так что пережил первое знакомство  с  действительностью  довольно
спокойно.
     - Но... - начал я и замолчал. Его слова звучали как ересь.
     Я переменил тему разговора:
     - Зеб, как ты думаешь, что могло расстроить Юдифь, раз  она  лишилась
чувств в присутствии самого Пророка?
     - А я откуда знаю? - он взглянул на меня и отвернулся.
     - Ну... я полагал, что ты можешь знать. Ты обычно знаешь все  сплетни
во дворце.
     - Хорошо... впрочем, нет, забудь об  этом,  старина.  Это  совсем  не
важно.
     - Значит, ты все-таки знаешь?
     - Я этого не сказал. Может быть, я могу догадаться, но ведь тебе  мои
догадки ни к чему. Так что забудь об этом.
     Я остановился, глядя ему в лицо.
     - Зеб, все, что ты знаешь или можешь догадываться... Я хочу  услышать
сейчас. Это мне очень важно.
     -  Спокойней.  Не  забудь,  что  мы  с  тобой  гуляем   по   террасе,
разговариваем о коллекционировании бабочек и размышляем, будет ли у нас на
ужин говядина.
     Все еще волнуясь, я двинулся дальше. Он продолжал, понизив голос:
     Джон, господь бог не наградил тебя быстрой  сообразительностью...  Ты
не изучал внутренних мистерий?
     - Нет. Офицер по психической классификации не допустил меня.  Сам  не
знаю, почему.
     - Мне надо было бы познакомить тебя с  некоторыми  положениями  этого
курса. Хотя я не мог этого сделать -  ты  еще  был  тогда  первокурсником.
Жалко. Понимаешь, они умеют объяснять такие  вещи  куда  более  деликатным
языком,  чем  я...  Джон,  в  чем,  по-твоему,   заключаются   обязанности
девственниц?
     - Ну, они ему прислуживают, готовят пищу и так далее...
     - Ты абсолютно прав. И так далее... А твоя сестра Юдифь, если  судить
по твоему описанию, - молоденькая невинная  девочка  из  провинции.  Очень
религиозная и преданная, так?
     Я ответил, что ее преданность религии видна с  первого  взгляда.  Это
меня к ней и привлекает.
     - Понимаешь, она могла лишиться чувств, услышав довольно  циничный  и
откровенный разговор между Воплощенным Пророком и, скажем,  одним  из  его
министров. Разговор о налогах и податях, о том, как лучше выжимать  их  из
крестьян. Вполне вероятно, хотя вряд ли они стали  бы  говорить  на  такие
темы перед девственницей, впервые вышедшей на  дежурство.  Нет,  наверное,
это было "и так далее".
     - Я тебя не совсем понимаю.
     Зеб вздохнул.
     - Ты и в самом деле божий агнец. Я-то думал, что ты все понимаешь, но
не хочешь признаться. Знай, что  даже  ангелы  общаются  с  девственницами
после того, как Пророк получил  свое...  Уж  не  говоря  о  священниках  и
дьяконах дворца. Я помню, как...
     Он замолчал, увидев выражение моего лица.
     - Немедленно приди в себя!  Ты  что,  хочешь,  чтобы  кто-нибудь  нас
заметил?
     Я постарался это сделать, но не смог справиться с  ужасными  мыслями,
мятущимися в голове. Зеб тихо продолжал:
     - Я предполагаю, если это для тебя важно, что твой друг  Юдифь  имеет
полное право продолжать считать себя девственницей как в физическом, так и
в моральном смысле этого слова. Она может таковой и остаться при  условии,
что Пророк на нее достаточно зол. Она, очевидно, так же недогадлива, как и
ты, и не поняла символических объяснений, преподнесенных ей. А когда уж ей
ничего не оставалось, как понять, подняла шум...
     Я снова остановился, бормоча про себя библейские выражения, которые я
и не думал, что  помню.  Зеб  тоже  остановился  и  посмотрел  на  меня  с
терпеливой циничной улыбкой.
     - Зеб, - взмолился я. - Это же ужасно! Не может быть,  чтобы  ты  все
это одобрял.
     - Одобрял? Послушай, старина, это все часть Плана.  Мне  очень  жаль,
что тебя не допустили до высшего изучения. Давай я тебя вкратце  просвещу.
Господь бог ничему не дает пропасть задаром. Правильно?
     - Это аксиома.
     - Господь не требует  от  человека  ничего,  превышающего  его  силы.
Правильно?
     - Да, но...
     - Замолчи. Господь требует, чтобы человек приносил плоды. Воплощенный
Пророк, будучи отмечен особой святостью, обязан приносить как можно больше
плодов.  А  если  Пророку  приходится  снизойти  до  пошлой  плоти,  чтобы
выполнить указание господа, то тебе ли возмущаться по этому поводу? Ответь
мне.
     Я, разумеется, ответить не смог, и мы продолжали прогулку в молчании.
Мне приходилось признать логику слов Зеба. Беда заключалась в том, что мне
хотелось забыть о его выводах и отбросить их как нечто ядовитое. Правда, я
утешал себя мыслью, что с Юдифью ничего не случилось.  Я  чувствовал  себя
несколько лучше и склонялся к тому, что Зеб прав и потому  не  мне  судить
Святого Воплощенного Пророка.
     Неожиданно Зеб прервал ход моих мыслей.
     - Что это? - воскликнул он.
     Мы подбежали к  парапету  террасы  и  посмотрели  вниз.  Южная  стена
проходит близко от города. Толпа из  пятидесяти  или  шестидесяти  человек
бежала вверх по склону, что вел к стенам дворца. Впереди них, оглядываясь,
бежал человек в длинном плаще. Он направлялся к Воротам Убежища.
     Зеб сказал сам себе:
     - А, вот в чем дело - забрасывают камнями парию.  Он,  очевидно,  был
настолько неосторожным, что показался за стенами гетто после  пяти.  -  Он
посмотрел и добавил: - Не думаю, что он добежит.
     Предсказание  Зеба  оправдалось  немедленно.  Большой  камень   попал
беглецу между лопаток, и тот упал. Преследователи тут же настигли его.  Он
пытался встать на колени, но опять несколько камней попало в  него,  и  он
упал. Он закричал, затем набросил край плаща  на  темные  глаза  и  прямой
римский нос.
     Через минуту от него ничего не осталось, кроме  кучи  камней,  из-под
которой высовывалась нога. Нога дернулась и  замерла.  Я  отвернулся.  Зеб
заметил выражение моего лица.
     - Что ж, - сказал я, обороняясь. - Разве эти парни  не  упорствуют  в
своих ересях? Вообще-то они кажутся вполне безвредными созданиями.
     Зеб поднял бровь:
     - Может быть, для них это не ересь. Ты видел, как этот  парень  отдал
себя в руки их богу?
     - Но это же не настоящий бог.
     - А он, может быть, думает иначе.
     - Должен понимать. Им же об этом столько раз говорили.
     Он улыбнулся так ехидно, что я возмутился:
     - Я тебя, Зеб, не понимаю. - Убей, не понимаю. Десять минут назад  ты
втолковывал мне установленные  доктрины,  теперь  ты,  кажется,  Защищаешь
еретиков. Как это совместить?
     Он пожал плечами:
     - Я могу выступать адвокатом дьявола. Я любил участвовать в дебатах в
Вест Пойнте.  Когда-нибудь  я  стану  знаменитым  теологом,  если  Великий
Инквизитор не доберется до меня раньше.
     - Так... Послушай,  ты  думаешь,  что  это  правильно  -  забрасывать
камнями людей? Ты так думаешь в самом деле?
     Он резко переменил тему.
     - Ты видел, кто первый бросил камень?
     Я не видел. Я заметил только, что это был мужчина.
     - Снотти Фассет, - губы Зеба сжались.
     Я хорошо знал Фассета. Он был на два курса старше меня, и весь первый
год я был у него в услужении. Хотел бы я забыть этот первый год.
     - Так, значит, вот в чем дело, - ответил я  медленно.  -  Зеб,  я  не
думаю, что мог бы работать в разведке.
     - Конечно, и не ангелом-провокатором, согласился он. - И  все-таки  я
полагаю, что Священному совету нужны время от времени такие инциденты. Все
эти слухи о Каббале и так далее...
     Я услышал его последние слова.
     - Зеб, ты думаешь, эта Каббала  в  самом  деле  существует?  Не  могу
поверить, что может существовать какое-нибудь организованное сопротивление
Пророку.
     - Как тебе сказать... На Западном берегу  определенно  были  какие-то
беспорядки. Впрочем, забудь об этом. Наша служба - сторожить дворец.



                                    2

     Но нам не пришлось об этом забыть. Через два  дня  внутренняя  стража
была удвоена. Я не понимал, какая  может  грозить  опасность:  дворец  был
неприступнее самой неприступной крепости. Его нижние  этажи  выдержали  бы
даже прямое попадание водородной бомбы. Кроме того, человек,  входящий  во
дворец даже со стороны Храма, был бы проверен и узнан десять  раз,  прежде
чем достиг бы ангелов внутренней стражи. И  все-таки  там,  наверху,  были
чем-то взволнованы.
     Я  очень  обрадовался,  узнав,  что  назначен  в  напарники  к  Зебу.
Поговорить  с  ним  -  было  единственной  компенсацией  за  необходимость
выстаивать двойные смены. Я, наверное, опротивел бедному Зебу, беспрерывно
говоря о Юдифи и о моем разочаровании жизнью в Новом  Иерусалиме.  Наконец
он обернулся ко мне:
     - Послушай, ты в нее влюбился?
     Я постарался уйти от ответа. Я не смел признаться и самому себе,  что
мой интерес к ней выходит из рамок простой заботы о благополучии  знакомой
девушки. Он оборвал меня:
     - Ты влюблен или ты не влюблен? Решай для себя. Если ты  влюблен,  мы
будем разговаривать о практических вещах. Если нет, тогда не приставай  ко
мне с глупыми разговорами.
     Я глубоко вздохнул и решился:
     - Боюсь, что да, Зеб. Это кажется невозможным, я понимаю, что  это  -
смертный грех, но ничего не могу поделать.
     - Чепуха. Тебя не перевоспитаешь. Итак, ты влюблен в нее. Что дальше?
     - А?
     - Чего ты хочешь? Жениться на ней?
     Я подумал об этом с такой горечью, что даже закрыл лицо руками.
     - Конечно, хочу, - признался я наконец. - Но как?
     - Именно это я и хотел выяснить. Тебе нельзя жениться, не отказавшись
от карьеры. Ее служба тоже не позволяет ей выйти за  тебя  замуж.  Она  не
может нарушить принятые обеты. Но если вы посмотрите  правде  в  лицо,  то
выяснится,  что  кое-что  можно  сделать,  особенно  если  вы  перестанете
изображать из себя святош.
     Неделю назад я бы не понял, на что он намекает. Но теперь я  знал.  Я
даже не смог рассердиться на него толком за  такое  бесстыдное  и  грешное
предложение. Он хотел, чтобы мне было лучше. Да и моя душа не была уже так
чиста. Я покачал головой:
     - Тебе не следовало этого говорить, Зеб. Юдифь не такая.
     - Хорошо. Тогда забудем об этом. И о ней. И больше ни слова.
     Я устало вздохнул:
     - Не сердись, Зеб. Я просто не знаю, что  делать.  -  Я  оглянулся  и
присел на парапет.  Мы  стояли  не  у  самых  апартаментов  Пророка,  а  у
восточной стены. Дежурный офицер капитан Питер ван Эйк был слишком  толст,
чтобы обходить посты чаще, чем раз за смену. Я  смертельно  устал,  потому
что последнее время не досыпал.
     - Прости.
     - Не сердись, Зеб. Твое предложение не для меня и тем  более  не  для
Юдифи, не для сестры Юдифи.
     Я знал, чего хочу для нас с Юдифью. Маленькую ферму,  вроде  той,  на
которой я родился. Свиньи, цыплята, босые ребятишки с веселыми измазанными
физиономиями и улыбка Юдифи при виде меня,  возвращающегося  с  поля.  Она
вытирает полотенцем пот со лба, чтобы я мог  поцеловать  ее...  И  никакой
церкви, никаких пророков, кроме, может быть, воскресной службы в  соседней
деревне.
     Но этого быть не могло, никогда не могло быть. Я выкинул  видение  из
головы.
     - Зеб, - продолжал я. Ты с самого начала говорил неправду.  В  каждой
комнате дворца есть Глаз и Ухо. И  если  я  даже  найду  их  и  постараюсь
обрезать провода, через три минуты в дверь ворвутся офицеры безопасности.
     - Ну и что? Правильно, в каждой комнате есть Уши и  Глаза.  А  ты  не
обращай на них внимания.
     У меня отвалилась челюсть.
     - Не обращай внимания, -  продолжал  он.  -  Пойми,  Джон,  небольшие
грешки не есть угроза Церкви - опасны не они, а измена и ересь. Все  будет
отмечено  и  подшито  к  твоему  личному  делу.  А  если   ты   попадешься
когда-нибудь на чем-то более серьезном, то тебе пришьют именно эти  грешки
вместо настоящего обвинения. Они  очень  любят  вписывать  в  личные  дела
именно