го
согласия.
     - Согласен, можно в двенадцать. Если сумеешь.
     - Отец, вы невозможный человек.
     - Нет, всего лишь невероятный. Твой  жених  будет  молод,  но  старше
пятнадцати лет. У него будут хорошее здоровье и хорошая репутация, а также
необходимое образование...
     - Он должен говорить по-французски, иначе он нам не подойдет.
     В Фивах можно было учить  либо  немецкий,  либо  французский.  Эдвард
выбрал французский, а за ним и Одри, поскольку отец и  мать  тоже  в  свое
время учили французский  и  переходили  на  него,  когда  хотели  при  нас
поговорить о своем. Одри с Эдвардом создали  прецедент,  которому  мы  все
стали следовать. Я занялась французским еще до школьных уроков  -  мне  не
нравилось, когда при мне говорили на  непонятном  мне  языке.  Этот  выбор
оказал влияние на всю мою жизнь - но это опять-таки другая история.
     - Французскому можешь обучить его сама - включая французские поцелуи,
о которых меня спрашивала. А незнакомец, испортивший нашу Нелл, - он умеет
целоваться?
     - Еще как!
     - Прекрасно. Он был мил с тобой, Морин?
     - Очень мил. Немножко робок, но это у него, думаю, пройдет. Да, отец,
- это было не так приятно, как я ожидала. Но в следующий  раз  все  будет,
как надо.
     - А может быть, в третий раз. Ты хочешь сказать, что нынешнее событие
было не так приятно, как мастурбация. Правильно?
     - Ну да, это я и хотела сказать. Все кончилось слишком быстро.  Он  -
да вы же знаете, кто возил меня в Батлер. Чак. Чарльз Перкинс. Он хороший,
cher papa... но понимает в этом еще меньше меня.
     - Неудивительно. Тебя-то учил я, и ты была прилежной ученицей.
     - А Одри вы тоже учили, пока она не вышла замуж?
     - Ее учила мать.
     - Да?  Мне  сдается,  ваши  наставления  были  обширнее.  Скажите,  а
замужество Одри тоже устроил Фонд  Говарда?  Она  так  и  познакомилась  с
Джеромом?
     - Морин, нельзя задавать такие вопросы. Даже  задумываться  над  этим
некрасиво.
     - Ну, извините - оплошала.
     - Беззастенчивость непростительна. Я никогда не обсуждаю твоих личных
дел с твоими братьями и сестрами - не спрашивай и ты меня об их делах.
     Почувствовав натянутый повод, я осадила.
     - Простите, сэр. Просто все это для меня так ново...
     - Хорошо. У всех молодых людей фонда твердые  виды  на  будущее...  а
если меня кто-то из них не устроит, я скажу тебе почему и не  пущу  его  в
дом. В довершение всего, у каждого из них живы и родители отца, и родители
матери.
     - Ну и что тут такого? У меня не только оба  дедушки  и  обе  бабушки
живы, но и у них у всех живы родители, так ведь?
     - Да. Хотя прадедушка Мак-Фи только зря небо коптит. Уж лучше  бы  он
умер в девяносто пятом году. Но в этом-то все и дело, дорогая дочка:  Айра
Говард завещал свое состояние в  целях  продления  человеческой  жизни,  а
учредители Фонда решили поставить дело, как на племенном  заводе.  Помнишь
родословную  Бездельника,  за  которую  я  и  отвалил  такие  деньги?  Или
родословную Клитемнестры? У тебя в роду долголетие, Морин, причем по  всем
линиям. Если ты выйдешь замуж за молодого человека из  списка  Говарда,  у
ваших детей тоже все предки будут  долгожителями.  -  Отец  повернулся  на
сиденье и посмотрел мне в глаза. - Но никто - никто! - ничего от  тебя  не
требует. Если ты разрешишь мне записать  тебя  в  Фонд  -  не  сейчас,  а,
скажем, на будущий год - это значит только, что  ты  получишь  возможность
выбирать еще из шести, восьми или десяти поклонников, не ограничивая  себя
немногими своими ровесниками из графства Лайл. Если ты,  например,  решишь
выйти за Чарльза Перкинса, я ни слова не скажу против. Он  здоров,  хорошо
воспитан, и если он не в моем вкусе, то, может быть, в твоем.
     (И не в моем, папа. Кажется, я его просто использовала. Но я  обещала
ему матч-реванш... так что придется.)
     - А если мы отложим это до будущего года, отец?
     -  По-моему,  это  здравое  решение.  Постарайся  до   тех   пор   не
забеременеть и не попасться никому на глаза. Кстати - если ты запишешься и
молодой человек из твоего списка  придет  познакомиться  с  тобой,  можешь
опробовать его на диване в гостиной.  Это  удобнее  и  безопаснее,  чем  в
судейской ложе, - добавил он с улыбкой.
     - Да маму удар хватит!
     - Не хватит. Ее матушка в свое время устроила для нее то же  самое...
вот почему  Эдвард  считается  недоношенным.  Глупо  было  бы  вступить  в
Говардский брак и уже после венчания обнаружить, что у вас не  может  быть
детей.
     Я онемела. Мать... моя меть, считавшая слово "грудь"  неприличным,  а
"живот" - вопиюще грязным... Мать со  спущенными  панталонами  непристойно
елозит по дивану бабушки Пфейфер, мастеря внебрачного ребенка, а бабушка с
дедушкой закрывают на это глаза! Легче поверить в  непорочное  зачатие,  в
Преображение, в Воскресение, в  Санта-Клауса  и  пасхального  зайчика.  Мы
совсем не знаем друг друга - а уж своих родных и подавно.
     Вскоре мы въехали во владения Джексона Айгоу - восемьдесят акров, все
больше камень да пригорки, а посредине хибара и ветхий сарай. Мистер Айгоу
что-то там выращивал, но как эта  ферма  может  прокормить  его  с  тощей,
изнуренной женой и кучей грязных ребят, в голове не укладывалось.
     Несколько ребят и с полдюжины собак тут же собрались вокруг двуколки;
один из мальчишек с криками кинулся к дому. Вышел мистер Айгоу.
     - Джексон! - окликнул его отец.
     - Я, док.
     - Уберите-ка собак от повозки.
     - А чего они вам сделают-то?
     - Уберите. Я не хочу, чтобы они прыгали на меня.
     - Как скажете, док. Кливленд! Джефферсон! Отгоните-ка собак на задний
двор.
     Те послушались. Отец слез, тихо бросив мне через плечо:
     - Сиди в двуколке.
     Пробыл он в хижине недолго - и хорошо, потому что их старший  парень,
Калеб, примерно мой ровесник, все приставал, чтобы я пошла с ним поглядеть
поросят. Я его знала по школе - он уже несколько лет сидел в пятом  классе
- и считала, что его в скором будущем ждет суд Линча, если чей-то отец  не
убьет его раньше. Пришлось сказать ему, чтобы отошел от Дэйзи и не докучал
ей - она мотала головой и пятилась. Для подкрепления своих слов я  достала
из стойки кнут.
     Тут, к счастью, появился отец.
     Он молча сел в двуколку, я цокнула, и Дэйзи тронулась с  места.  Отец
был мрачен, как туча, поэтому  и  я  сидела  тихо.  Когда  мы  проехали  с
четверть мили, он сказал:
     - Сверни-ка на травку.
     Я свернула и сказала Дэйзи:
     - Тпру, девочка.
     - Спасибо, Морин. Полей мне, пожалуйста, на руки.
     - Сейчас.
     Двуколку для выездов в город делал на заказ тот же  каретный  мастер,
который поставил отцу беговые коляски - сзади в ней был  большой  кузов  с
фартуком от дождя. Там отец возил разные вещи, которые могли  понадобиться
ему на вызове, а в черный чемоданчик не умещались.  В  том  числе  вода  в
жестянке из-под керосина с носиком, тазик, мыло и полотенца.
     Я полила, он намылил руки, снова подставил их под струйку, отряхнул и
еще раз вымыл в тазике и вытер чистым полотенцем.
     - Вот так-то  лучше,  -  вздохнул  он.  -  Я  там  не  садился  и  по
возможности ничего не трогал. Помнишь, Морин, какая ванная у  нас  была  в
Чикаго?
     - Ну еще бы!
     Всемирная выставка была чудом из чудес, и я никогда  не  забуду,  как
впервые увидела озеро или проехалась по надземной железной дороге... но  в
мечтах моих поселилась белая эмалированная ванна с горячей водой до самого
подбородка. Говорят, у каждой женщины - своя цена. Моя - это ванна.
     - Миссис Мэллой брала с нас за каждую ванну четвертак.  Сейчас  бы  я
охотно заплатил и два доллара. Морин,  дай  мне,  пожалуйста,  глицерин  с
розовой водой - там, в чемоданчике.
     Отец сам делал эту примочку для растрескавшейся кожи и сейчас  смазал
ею руки после сильного щелочного мыла. Когда мы снова тронулись в путь, он
сказал:
     - Этот ребенок, Морин, умер задолго до того, как Джексон Айгоу послал
за мной. На мой взгляд, еще ночью.
     Я попыталась вызвать в себе жалость к  ребенку,  но  вряд  ли  стоило
жалеть того, кто избежал участи вырасти в этом доме.
     - Зачем же было посылать за вами?
     - Помолиться за упокой. Выписать свидетельство о смерти, чтобы у отца
не было неприятностей с законом, когда он  похоронит  ребенка...  чем  он,
наверное, сейчас и занимается. А главное,  чтобы  мы  с  тобой  проехались
шесть миль туда и обратно, а не он запрягал бы мула и ехал в город. - Отец
невесело засмеялся. - Он все говорил, что я не должен брать с  него  платы
за визит, потому что приехал уже  после  смерти  ребенка.  Наконец  я  ему
говорю: "Помолчите, Джексон. Вы мне еще ни цента не заплатили с того раза,
как Кливленд побил Гаррисона".  А  он  мне  -  времена,  мол,  тяжелые,  а
правительство ничего не делает для фермеров. - Отец вздохнул. - Я с ним не
спорил - он в чем-то прав. Морин, ты  ведь  год  вела  мои  книги  -  как,
тяжелые времена или нет?
     Он меня озадачил - я в это время думала о Фонде Говарда и  о  славной
игрушечке Чака.
     - Не знаю, отец. Знаю только, что в книгах записано  гораздо  больше,
чем вам заплатили  на  самом  деле.  И  вот  что  я  еще  заметила:  самые
никудышные вроде Джексона Айгоу предпочитают  лучше  задолжать  доллар  за
вызов, чем пятьдесят центов за визит.
     - Да. Джексон мог бы привезти трупик в  город  -  в  жизни  не  видел
такого обезвоженного тельца! Но я рад, что он этого не сделал - ни к  чему
мне покойничек в моем чистом кабинете и в чистом  доме  Адели.  Ты  видела
книги - как по-твоему,  достаточно  моих  доходов,  чтобы  содержать  нашу
семью? Хватает ли на еду, на одежду, на жилье, на овес и сено и на монетки
для воскресной школы?
     Я призадумалась. Таблицу умножения я, как и все школьники,  знала  до
"двадцатью двадцать", а в старших классах стала постигать блаженство более
сложных вычислений, но  в  нашем  домашнем  хозяйстве  своих  познаний  не
применяла. Я представила себе черную доску и углубилась в расчеты.
     - Отец, если бы все заплатили вам, мы бы жили в полном  достатке.  Но
ведь они не платят... не все платят, а мы все-таки живем в достатке.
     - Морин, если не захочешь записываться  в  Фонд  Говарда,  выходи  за
богатого. Не за сельского врача.


     Отец пожал плечами и улыбнулся.
     - Но не волнуйся. У нас всегда будет еда  на  столе,  даже  если  мне
придется совершать набеги на Канзас и воровать там скот.  Споем?  "У  папы
ласочка была" будет сегодня к месту.  А  как  твоя  ласочка,  дорогая?  Не
болит?
     - Отец, вы грязный старик и плохо кончите.
     - Всегда на это надеялся, но с таким семейством разве  согрешишь  как
следует. А знаешь, о тебе беспокоилась еще одна особа. Миссис Альтшулер.
     - Так я и знала. - Я  рассказала  ему,  как  мы  встретились.  -  Они
приняла меня за Одри.
     - Вот мерзкая старая корова. Но это она,  может  быть,  нарочно.  Она
меня спрашивала, что ты делала на ярмарочных трибунах.
     - И что же вы ей ответили?
     - Ничего. Молчание - это все, что заслуживает  вопрос  любопытного  -
пропускай его мимо ушей, вот и все. А  еще  лучше  -  прямое  оскорбление,
которое я и нанес этой зловредной черепахе, не  ответив  на  ее  вопрос  и
сказав ей, чтобы она перед следующим визитом ко мне  помылась  -  я,  мол,
нахожу, что она неудовлетворительно соблюдает личную гигиену.  Ей  это  не
понравилось. - Он улыбнулся. - Авось перебежит теперь к  доктору  Чедвику,
будем надеяться.
     - Будем. Значит, кто-то видел, как мы туда поднимались. Но уж чем  мы
там занимались, сэр, - этого не видел никто. - Я рассказала отцу про  ящик
с грузами. - Любопытным понадобился бы воздушный шар.
     - Да уж. Устроились вы надежно, хотя и не очень удобно.  Я  желал  бы
предоставить  в  твое  распоряжение  диван...  но  не  могу,  пока  ты  не
запишешься в Фонд Говарда. Если надумаешь. А пока  что  давай  подумаем  о
безопасных местах.
     - Благодарствую, сэр. Одного не могу понять:  пробыли  мы  в  Батлере
недолго, чтобы скрыть  время,  затраченное  на  побочную  деятельность.  Я
рассчитала в уме время и расстояние. Cher papa, или я плохо считаю...
     - Не может такого быть.
     - Если кто-то видел, что  мы  лезли  в  ложу,  он  должен  был  рысью
прискакать  к  Альтшулерам  и  сообщить  о   моем   грехопадении,   причем
Безобразная Герцогиня должна была уже полностью одеться к тому  времени  и
приготовить двуколку с лошадью, чтобы ехать к вам. Когда она явилась?
     - Сейчас соображу. Когда она пришла, у меня сидело трое пациентов,  и
ей пришлось дожидаться очереди, так что вошла она ко мне уже злая, а вышла
рассвирепевшая. Должно быть, она появилась здесь за час до  того,  как  ты
столкнулась с ней в дверях.
     - Нет, отец, не получается. Это физически невозможно. Разве  что  она
сама была на ярмарке, а оттуда прямиком поскакала к вам.
     - Все может быть, хотя вряд  ли.  Морин,  сегодня  ты  встретилась  с
феноменом, с  которым  будешь  сталкиваться  всю  свою  жизнь  после  сего
примечательного  дня:  быстрее  света,  согласно  науке,  движется  только
сплетня миссис Гранди.
     - Да, наверное.
     - Не наверное, а точно. Когда ты столкнешься с этим в следующий  раз,
что будешь делать? Предусмотрено это в твоих заповедях?
     - Нет.
     - Подумай. Как будешь защищаться?
     Я думала над этим следующие полмили.
     - Вообще не буду.
     - Что не будешь?
     - Защищаться от сплетен. Не стану обращать на лих внимания. В крайнем
случае посмотрю ей - или ему  -  в  глаза  и  громко  скажу:  "Вы  грязная
лгунья". Но лучше просто не обращать внимания. По-моему, так.
     - По-моему, тоже. Люди подобного  сорта  только  и  хотят,  чтобы  их
заметили. Самый жестокий способ обойтись с ними  -  это  вести  себя  так,
будто их не существует.


     До конца года я продолжала игнорировать миссис Гранди, стараясь в  то
же время не привлекать ее внимания. В глазах общественности  я  выглядела,
словно героиня Луизы М.Олкотт [американская  писательница  XIX  в.,  автор
книг для юношества, в том числе романа "Маленькие  женщины"],  вне  же  ее
глаз продолжала познавать новое изумительное искусство, к которому недавно
приобщилась. Не подумайте только, что я все время проводила лежа на  спине
и трудясь в поте лица на общее благо Морин и того, чье  имя  -  легион.  В
графстве Лайл времен 1897-го года заниматься этим было особо негде.
     "Совесть - это тихий голос, подсказывающий тебе, что за  тобой  могут
подсматривать". (Неизвестный автор.)
     Возникла также проблема  подходящего  партнера.  Чарльз  был  хороший
парень, и я отдалась-таки ему второй раз и даже третий, для ровного счета.
Вторая и третья попытки прошли в более удобных условиях, но оказались  еще
менее удовлетворительными, чем первая, - холодная маисовая каша без  сорго
и без сливок.
     Поэтому на третий раз я сказала Чарльзу,  что  нас  кто-то  видел  на
Марстонском холме и сказал моей сестре - хорошо,  что  не  кому-нибудь  из
братьев, с сестрой-то я договорюсь. Но нам лучше  притвориться,  будто  мы
поссорились... не то, чего доброго, дойдет до матери, а та скажет отцу,  и
что тогда будет! Давай-ка расстанемся до начала занятий в школе.  Ты  ведь
понимаешь, правда, дорогой?
     Я убедилась, что в отношениях с мужчиной самое трудное  -  прекратить
эти отношения, когда он этого не хочет. За полтора  века  своего  богатого
опыта я так и не нашла полностью надежного способа.
     Один из частично  надежных,  который  я  выработала  гораздо  позднее
1897-го года,  требует  большого  умения,  значительного  самообладания  и
некоторого притворства. Назовем его условно "колода". Лежишь как  мертвая,
полностью расслабив - это главное - внутренние мускулы.  Если  перед  этим
еще наесться чеснока, то очень вероятно, хотя и не на сто  процентов,  что
тебе не придется придумывать причину для разрыва. Если же разорвать  решит
он, есть возможность отнестись к этому  спокойно,  показав  себя  "хорошим
спортсменом".
     Я не хочу этим сказать, что весь секрет  сексапильности  -  только  в
гимнастике да в тугих мускулах. Это всего лишь элементарная техника  -  то
же, что для плотника хорошо  заточенный  инструмент.  Моя  брачная  сестра
Тамара, мать нашей брачной сестры Иштар и в свое  время  самая  знаменитая
шлюха на всем Секундусе - воплощение сексапильности, а между  тем  она  не
такая уж красавица и никто из тех, кто с ней спал, не  распространяются  о
ее технике. Однако их лица светлеют при виде нее, а  голос  дрожит,  когда
они говорят о ней.
     Я спросила о Тамми Джубала Харшо, самого аналитичного из моих мужей.
     - Брось притворяться, мама Морин, - сказал он мне. - Уж  тебе  ли  не
знать.
     Я заверила его, что не знаю.
     - Ну ладно - хотя ты все равно, по-моему, врешь. Сексапильность - это
внешнее проявление внутреннего стремления удовлетворить своего партнера. У
Тамми это есть. И у тебя тоже, но в меньшей степени. Дело не в том, что ты
рыжая, и даже не в твоем смачном запашке - а в  том,  что  ты  отметься...
когда отдаешься.
     Джубал так взбудоражил меня, что я занялась им там же, на месте.


     Но в тогдашнем графстве Лайл нельзя было так сразу заняться тем,  кто
тебе нравился. Миссис Гранди сидела за каждым кустом,  подстерегая  случай
поймать тебя и уличить. Так что любовь требовала тщательной подготовки.  В
охотниках недостатка не было - их насчитывалось двенадцать на дюжину -  но
среди них надо было еще выбрать того, кто подходит тебе.  Соответствующего
возраста,  здоровья,  чистоплотного,  обаятельного,  скромного  (если   он
сплетничает с тобой о других, то будет сплетничать и о тебе), да  мало  ли
еще какого. Выбрав себе жертву, нужно  было  внушить  избраннику,  что  он
хочет именно тебя, и в то же время молчаливо  дать  ему  понять,  что  это
возможно. Все это  легко  сказать,  а  вот  попробуйте  на  практике!  Это
искусство оттачиваешь всю жизнь.
     Итак, согласие достигнуто... остается найти место. Выбрав  сама,  где
мне  расстаться  с  невинностью,  я  перестала  заниматься  этой  стороной
проблемы. Если юноша или зрелый муж хочет  обладать  моим  грешным  телом,
пусть напряжет свое серое вещество и сам придумает где. А нет - так  пусть
отправляется бабочек ловить.
     При этом, конечно, трудно уберечься от клещей, а раз мы нарвались  на
ядовитый плющ. Мой спутник пострадал, а у меня, видно, был иммунитет.
     С июня по январь меня имели трое мальчишек от шестнадцати до двадцати
лет и один женатый человек тридцати одного года. Его я включила  в  реестр
из ложной  убежденности  в  том,  что  женатый  мужчина  более  искусен  и
непременно устроит мне желаемый фейерверк. Итого: совокуплений  -  девять,
оргазмов - три, из них один восхитительный. Время, затраченное на  половую
жизнь:  в  среднем  по  пять  минут  на  каждый  случай,  то   есть   явно
недостаточно. Я поняла, что жизнь может быть прекрасна... но  что  мужчины
моего окружения разнятся от недотепы до болвана.
     Миссис Гранди меня, как будто, не замечала.


     К Новому году я решила сказать отцу, чтобы он  записал  меня  в  Фонд
Говарда. Не из-за денег - я так и не знала, сколько и  достаточно  ли  там
платят, - просто мне хотелось получить возможность познакомиться  с  более
подходящими мужскими особями. Охотничьи  угодья  графства  Лайл  оказались
слишком бедны для Морин. Я твердо поняла, что, даже если секс и не все  на
свете, замуж выйти я все-таки хочу  -  и  за  такого  мужчину,  с  которым
хочется лечь спать пораньше.
     Тем временем я старалась сделать из Морин настолько желанную самочку,
насколько это возможно, и внимательно прислушивалась к  советам  отца.  (Я
знала, что мне нужен мужчина, похожий на  него  -  лет  на  двадцать  пять
помоложе. Или на двадцать, ну пусть на пятнадцать. Но готовилась  к  тому,
чтобы взять наиболее похожего из тех, кто подвернется.)
     С того дня, к