- Будет сделано.
     Я попросила фотографию Теодора-Лазаруса, и мне показали голограмму  в
движении, пугающе живую. Я знала, что мы с Теодором  похожи,  как  брат  и
сестра - первым это заметил отец. Но то, что я увидела, поразило меня.
     - Да это же мой сын! - Голограмма изображала моего сына Вудро - моего
гадкого и самого любимого мальчика.
     - Да, он твой сын.
     - Нет-нет! Я хочу сказать, что капитан Лазарус Лонг, которого я знала
как Теодора - вылитый мой  сын  Вудро  Вильсон  Смит.  Тогда  я  этого  не
замечала.  Правда,  во  время  нашего  краткого  знакомства  с   капитаном
Лазарусом Вудро было всего пять лет  -  тогда  они  не  были  так  похожи.
Значит, Вудро вырос таким же, как его отдаленный  потомок.  Странно.  Меня
это почему-то взволновало.
     Иштар с Тамарой переглянулись и  обменялись  несколькими  фразами  на
незнакомом мне  языке  (галакте).  Я  чувствовала,  что  они  обеспокоены.
Наконец Иштар твердо сказала:
     - Мама Морин, Лазарус Лонг - это твой сын Вудро Вильсон.
     - Да нет же. Я  видела  Вудро  всего  несколько  месяцев  назад.  Ему
шестьдесят девять, но выглядит он значительно моложе - в точности как  это
изображение капитана Лазаруса - сходство просто  поразительное.  Но  Вудро
остался в двадцатом веке. Я знаю.
     - Да, он остался там, мама Морин. То есть  оставался,  хотя  Элизабет
говорит, что время глагола не имеет значения. Вудро Вильсон Смит  вырос  в
двадцатом веке, почти весь двадцать первый век провел на Марсе  и  Венере,
вернулся на Землю в двадцать  втором  веке...  -  Иштар  подняла  глаза  к
потолку. - Фина!
     - Кто тер мою лампу? Чем помочь тебе, Иштар?
     -  Попроси  у  Джастина  английский  экземпляр  мемуаров  Старейшего,
хорошо?
     - Зачем просить Джастина - у меня у самой они есть.  Тебе  переплести
или дать в рулоне?
     - Переплести, наверно. Но пусть их принесет Джастин, Фина, - он будет
горд и счастлив.
     - Еще бы. Мама Морин, они хорошо с тобой обращаются? Если нет,  скажи
мне - я тут всем заправляю.


     Вскоре пришел человек, тревожно напомнивший мне Артура  Симмонса.  Но
это было просто сходство - и наружное, и внутреннее. В 1982  году  Джастин
Фут, как и  Артур  Симмонс,  был  бы  бухгалтером-ревизором.  Джастин  нес
чемоданчик-дипломат. (Plus le change, plus la meme chose [чем  больше  все
меняется, тем больше остается прежним (фр.)].) Был неловкий момент,  когда
Иштар представляла его: он был сам не свой от волнения, что видит меня.  Я
взяла его за руку.
     - Моя первая праправнучка,  Нэнси  Джейн  Харди,  вышла  за  молодого
человека по имени Чарли Фут. Это было, кажется, 1972 году - я ездила к ней
на свадьбу. Тот Чарли Фут - не родственник тебе?
     - Он мой предок, матушка Морин. Нэнси Джейн Харди произвела  на  свет
Джастина Фута Первого  в  канун  тысячелетия,  31  декабря  2000  года  по
грегорианскому календарю.
     - Вот как? Значит, у Нэнси Джейн хороший, длинный  послужной  список.
Ее назвали в честь ее прабабушки, самой старшей из моих детей.
     - Да, так указано в архивах. Нэнси Айрин Смит Везерел, твоя  старшая,
праматерь. А я назван в честь свекра Нэнси, Джастина Везерела.  -  Джастин
превосходно  говорил  по-английски  с  каким-то  странным  акцентом  -  не
бостонским ли?
     - Выходит, я в некотором роде твоя бабушка. Поцелуй меня, внучек - не
надо нервничать и держаться так официально. Ведь мы родня.
     Тут он осмелел и крепко, как я люблю, поцеловал меня в губы. Будь  мы
одни, я бы, возможно, не остановилась на этом - он-таки очень  походил  на
Артура.
     - Я происхожу от вас с Джастином Везерелом еще  и  по  другой  линии,
бабушка, - сказал Джастин. - Через Патрика Генри Смита, который родился  у
тебя 17 июля 1932 года.
     - Боже мой! - вздрогнула я. - Так мои грехи преследуют  меня  даже  и
здесь. Ну да - ты же работал в архивах Фонда, а я  действительно  сообщила
тогда в Фонд, что сын у меня незаконный: Фонд должен был знать всю правду.
     Иштар и Тамара пришли в недоумение. Джастин сказал:
     - Извини, бабушка Морин. - Поговорил с ними по-своему и объяснил мне:
-  Здесь  не  знают,  что  такое  незаконнорожденные  дети:   плод   здесь
рассматривается только с точки зрения генетики - удовлетворителен  он  или
нет. Мне трудно им объяснить,  как  гражданское  состояние  ребенка  может
поставить его вне закона.
     Тамара,  слушая   объяснения   Джастина,   сначала   опешила,   потом
захихикала. Иштар сохранила  серьезность  и  что-то  сказала  Джастину  на
галакте.
     - Доктор Иштар говорит, - пояснил тот: -  Жаль,  что  ты  только  раз
родила ребенка от другого отца. Она говорит, что надеется получить от тебя
еще много детей, причем у каждого  будет  другой  отец.  После  того,  как
проведут омоложение.
     - Жду с нетерпением, - ответила я. - Джастин, ты принес мне книгу?


     Книга называлась "Жизни  Лазаруса  Лонга",  с  подзаголовком:  "Жизни
патриарха семей Говарда (Вудро Вильсона  Смита,  Лазаруса  Лонга,  капрала
Теда Бронсона - и еще с полдюжины имен), самого старшего из всех людей".
     Я не упала в обморок, наоборот - ощутила  нечто  близкое  к  оргазму.
Иштар, имевшая кое-какое понятие о нравах моего времени, не сразу решилась
сказать мне, что мой любовник восемнадцатого года был  в  действительности
моим сыном. Она не могла знать, что меня никогда не связывали  табу  моего
клана  и  к  инцесту  я  отношусь  просто,  словно  кошка.  Самое  большое
разочарование, испытанное мной в жизни, - это отказ моего отца принять то,
что я так хотела ему отдать, - с первой своей  менструации  до  того  дня,
когда я потеряла его.


     Я все еще никак не могу переварить сообщение Лиззи Борден о том,  что
нахожусь в Канзас-Сити. То есть в одном из его воплощений. Не  думаю,  что
эта вселенная патрулируется Корпусом Времени, хотя уверенной быть  нельзя.
Пока что я видела город только с балкона при штаб-квартире Комитета.
     Географически  все  сходится.  На  север   от   нас   Миссури   резко
поворачивает с юго-запада на северо-восток в том месте, где в нее  впадает
Коу - эта излучина и заливает западную низину каждые пять-шесть лет.
     Между нами и рекой знакомо торчит высокий обелиск Военного  Мемориала
-  только  в  их  мире  это  не  Мемориал,  а  Священный  Фаллос  Великого
Осеменителя.
     (Это напомнило мне, как Лазарус задался целью проверить,  существовал
ли в истории человек, известный как Иешуа или Иисус.  Не  сумев  выследить
его через переписные и налоговые реестры того времени ни в Назарете, ни  в
Вифлееме,  Лазарус  решил   ориентироваться   на   самое   яркое   событие
евангельской легенды: на Распятие. И не нашел о нем никаких сведений. Нет,
на Голгофе распинали то и  дело  -  но  обыкновенных  преступников,  а  не
глашатаев истины с политическим окрасом, не  вдохновленных  Богом  молодых
равви. Лазарус искал упорно, сменил не одну  гипотезу,  пытаясь  вычислить
верную дату, - и в конце  концов  так  разочаровался,  что  стал  называть
Распятие "круцификцией" [от латинского Crucifix  -  распятие].  В  текущей
гипотезе Лазаруса фигурирует выдающийся фабулист второго века - Юлиан.)
     Единственный  раз  выходила  я  здесь  на   улицу   в   ночь   фиесты
Санта-Каролиты и  видела  только  большой  парк,  где  праздновали  фиесту
(Суоп-парк?). Он был освещен кострами и факелами и кишел людьми в масках и
раскраске. Там шла такая групповуха, какой и в Рио не  увидишь,  а  ведьмы
справляли свой шабаш - но на шабаш можно пройти где  угодно,  если  знаешь
Знак и Слово (меня посвятили еще в семьдесят шестом в  Санта-Фе).  Странно
было только, что шабаш проводится  публично,  в  единственную  ночь  года,
когда полагающийся там костюм не бросается в глаза, а правила поведения  в
порядке вещей. Совсем уж обнаглели.
     А вдруг  это  моя  родная  параллель  в  период  правления  Пророков?
(Плюс-минус двадцать первый век?) Если они празднуют Санта-Каролиту -  это
правдоподобно, но окружающее не очень-то совпадает с тем, что я читала  об
Америке при Пророках.  И  насколько  я  знаю.  Корпус  Времени  не  держит
резидентуру в Канзас-Сити двадцать первого века второй параллели.
     Если б можно было нанять вертолет, я слетала бы на пятьдесят  миль  к
югу и попыталась бы найти город Фивы, где родилась. Найди я его,  было  бы
за что зацепиться. А не нашла бы - значит, скоро дюжие санитарки снимут  с
меня смирительную рубашку и покормят.
     Если б у меня были  деньги.  Если  бы  мне  удалось  бежать  от  этих
монстров. Если бы я не боялась прокторов Верховного Епископа.  Если  б  не
опасалась, что мне в воздухе отстрелят задницу.
     Лиззи обещала купить мне для Пикселя  поводок  со  шлейками:  не  для
того, чтобы его выгуливать (это дело несбыточное), а чтобы передать с  ним
весточку. Той веревочки,  что  я  повязала  ему  на  шею  в  прошлый  раз,
оказалось явно недостаточно. Пиксель, наверно, сорвал когтями бумажку  или
порвал бечевку.


     Иштар назначила день для встречи с теми, кто спасал меня в 1982 году,
через семнадцать месяцев  после  моего  прибытия  в  Бундок.  Должны  были
присутствовать Теодор-Лазарус-Вудро (я представляла его себе в трех лицах,
как новое воплощение Троицы), его кленовые сестры Ляпис Лазули  и  Лорелея
Ли, Элизабет Эндрю Джексон Либби Лонг, Зеб и Дити  Картер,  Хильда  Мэй  и
Джейкоб Бэрроу и оба корабля, наделенных разумом:  "Веселая  Обманщица"  и
"Дора". Иштар заверила Хильду (и меня), что  через  семнадцать  месяцев  я
определенно помолодею.
     Но уже через пятнадцать месяцев Иштар объявила, что дело сделано.  Не
могу описать вам подробно, как проходил процесс омоложения  -  тогда  я  в
этом еще не разбиралась, ученицей меня  приняли  намного  позже,  когда  я
приобрела квалификацию и медсестры, и  врача,  соответствующую  бундокским
нормам. И в учебной клинике, и в клинике омоложения для наркоза используют
средство под названием "лета" - с пациентом вытворяют страшные вещи, а  он
ничего об этом не помнит. Вот и я не помню ничего тяжелого, а помню только
блаженные праздные дни, когда читала мемуары Теодора, изданные  Джастином,
и узнавала манеру Вудро: автор врал напропалую.
     Однако чтение было захватывающим. Теодора  взаправду  мучила  совесть
из-за того, что он спал со мной. Боже  ты  мой!  Можно  забрать  парня  из
Библейского пояса, но  Библейский  пояс  из  парня  не  вышибешь.  Тут  не
помогают даже долгие века и знакомство с другими,  лучшими  цивилизациями,
совсем не похожими на штат Миссури.
     А кое-что в мемуарах вызвало у меня гордость  за  моего  "непутевого"
сына: он во все времена был неспособен бросить жену и ребенка. Поскольку я
придерживаюсь мнения, что упадку и разрушению Соединенных Штатов во многом
способствовали мужчины, забывшие  свой  долг  по  отношению  к  беременным
женщинам и малым детям, я охотно прощаю своему скверному мальчику все  его
выходки - за то, что в этом грехе он неповинен. Мужчина должен  жить  -  и
умереть, если надо - ради своей подруги и  своих  детенышей,  а  иначе  он
никто.
     Вудро, эгоистичный во многом другом, эту кислотную пробу  выдержал  с
честью.
     Мне радостно было узнать, как сильно Теодор  желал  меня.  Я  в  свое
время сгорала от желания к нему, и когда я  прочла,  что  его  желание  не
уступало моему, это согрело меня. Во времена нашего романа  я  не  была  в
этом полностью уверена (женщина,  одержимая  похотью,  может  быть  жуткой
дурой),  а  с  годами  моя  уверенность  все  уменьшалась.  Но  вот   оно,
доказательство: ради меня он с открытыми глазами сунул голову в пасть льву
- пошел добровольцем на войну, до которой ему не было дела,  и  "подставил
задницу под пули", по словам его сестер. (Его сестры -  мои  дочери.  Боже
правый!)
     Кроме мемуаров Лазаруса, я читала исторические труды,  которые  давал
мне Джастин, и учила галакту методом погружения. После первых двух  недель
в Бундоке я попросила, чтобы со мной не говорили по-английски, и  взяла  у
Фины мемуары Теодора на языке оригинала. Вскоре я уже  бегло  говорила  на
галакте  и  начала  на  нем  думать.  В  основе  галакты   лежит   испанг,
вспомогательный язык, на котором  в  двадцатом  веке  стали  общаться  обе
Америки  ради  облегчения   торгово-промышленных   переговоров.   В   этом
искусственном языке английские и  испанские  слова  управляются  испанской
грамматикой, несколько упрощенной ради удобства англоязычной стороны.
     Позже Лазарус сказал мне,  что  испанг  считался  еще  и  официальным
языком космолетчиков во времена Космического ограничительного акта,  когда
все космические пилоты служили или в "Спейсвейз, Лимитед",  или  в  других
дочерних компаниях "Гарриман Индастриз".  Он  сказал,  что  целые  века  и
тысячелетия спустя в галакте еще долго можно было распознать испанг,  хотя
словарь значительно обогатился - подобным же образом и в подобных же целях
Римская церковь на долгие века приняла и  обогатила  латынь  цезарей.  Оба
этих языка были необходимы людям, а поэтому жили и развивались.


     "Я всегда хотела жить в мире, созданном Максфилдом Парришем - и вот я
в нем живу". Этими словами открывается дневник, который я начала  вести  в
период своего омоложения, чтобы осмыслить и смягчить шок, испытанный мной,
когда меня заживо изъяли из Безумных Лет Теллус  Прим  и  кинули  в  почти
аполлоническую стихию Теллус Терциус.
     Максфилд   Парриш   был   художник   моего    времени    (1870-1966),
реалистическими средствами изображавший невиданный никем прекрасный мир  -
увенчанные облаками  башни,  ослепительных  девушек  и  захватывающие  Дух
горные вершины. Если вам  неизвестно,  что  такое  "синие  тона  Парриша",
зайдите в бундокский Музей  искусств  и  насладитесь  там  коллекцией  его
полотен,  "похищенных"  при  помощи  пантографа  из  американских   музеев
двадцатого века на Восточном Побережье  (а  одна  фреска  -  из  вестибюля
"Бродмура"). Проделала все это частная экспедиция Корпуса Времени, которую
оплатил старший Лазарус Лонг, чтобы сделать подарок своей матери в день ее
стодвадцатипятилетия и заодно отметить серебряную годовщину их свадьбы.
     Да, мой скверный мальчик Вудро женился на мне под давлением своих жен
и  брачных  братьев,  сначала   обработавших   меня,   их   преобладающего
большинства: три жены Вудро, две его кленовые сестры и Элизабет, до своего
превращения в женщину звавшаяся Эндрю Либби, были с ним в рейсе.
     В то время (в  4324  году  Галактической  эры)  на  месте  было  семь
взрослых  членов  семьи  Лонг:  Айра  Везерел,   Галахад,   Джастин   Фут,
Гамадриада, Тамара, Иштар и  Минерва.  С  Галахадом,  Джастином,  Иштар  и
Тамарой вы уже знакомы. Айра Везерел состоял  в  бундокском  правительстве
(если его можно так назвать); Гамадриада - его дочь,  заключила,  по  всей
видимости, договор с дьяволом; Минерва, стройная, длинноволосая  брюнетка,
два века управлялась компьютером, пока с помощью Иштар и клоновой  техники
не воплотилась в существо из плоти и крови.
     Делать мне предложение послали Галахада и Тамару.
     Я не собиралась выходить замуж. Однажды я уже венчалась на всю  жизнь
- "пока смерть не разлучит нас", - но мой  союз  столько  не  продержался.
Теперь я была счастлива, что живу  в  Бундоке,  меня  переполняла  радость
возвращенной  молодости  и  охватывал   почти   невыносимый   восторг   от
предвкушения снова оказаться в объятиях Теодора.  Но  брак?  Зачем  давать
обеты, которые все равно нарушаются?
     - Мама Морин, - сказал Галахад, - наших  обетов  никто  не  нарушает.
Все, что мы обещаем друг другу, - это совместно заботиться о наших  детях:
растить их, шлепать, любить, учить - все, что требуется. А теперь послушай
меня. Выходи за нас прямо сейчас, а с Лазарусом договоримся потом. Мы  его
любим, но хорошо знаем. В опасной ситуации Лазарус стреляет быстрее всех в
Галактике. Но поставь перед ним самую простую жизненную задачу, и он будет
мямлить без конца, рассматривая ее  со  всех  сторон  в  надежде  отыскать
идеальный ответ.  Поэтому  единственный  способ  убедить  Лазаруса  -  это
поставить его перед фактом. Он будет дома уже  через  несколько  недель  -
Иштар знает точную дату. Обнаружив, что ты вошла в семью и уже  беременна,
он заткнется и тоже женится на тебе - если ты захочешь.
     - А разве я, выходя за всех вас, не выхожу тем самым и за Лазаруса?
     - Не обязательно. И Гамадриада, и Айра входили в нашу семью с  самого
начала,  но  только  через  несколько  лет  Айра  признал,  что  ничто  не
препятствует ему стать мужем своей дочери. А Гамадриада  только  ждала  да
посмеивалась, зная, что все равно кончится этим. Тогда мы устроили для них
особую свадьбу - такой пир закатили, закачаешься! Уверяю тебя, мама Морин,
наши устои отличаются большой гибкостью:  нерушимо  только  наше  обещание
отвечать за будущее всех ребят, которых вы, бабоньки,  нам  нарожаете.  Мы
даже не спрашиваем, откуда они взялись, - какой  прок  от  ваших  туманных
объяснений.
     Тамара перебила его, сказав, что  за  этим  следит  Иштар.  (Галахаду
только бы острить - Тамара шутить не умеет, но любит всех на свете.)  И  в
тот же день я сочеталась со всей семьей в их прелестном садике-атриуме  (в
нашем садике!). Я плакала и смеялась, а  все  остальные  держали  меня  за
руки, и Айра шмыгал носом, а Тамара улыбалась сквозь ручьем текущие слезы,
потом мы все хором сказали "да!", они поцеловали меня, и я поняла, что они
принадлежат мне, а я - им, ныне и присно, аминь.
     Забеременела я сразу же, поскольку Иштар подгадала так, чтобы свадьба
совпала с моей овуляцией  -  она-то  вместе  с  Айрой  и  разработала  всю
операцию. (Когда я после положенных девяти месяцев родила свою девочку,  я
спросила у Иштар, кто ее отец. Она ответила: "Мама Морин,  это  дитя  всех
твоих мужей - тебе не обязательно знать, от кого она.  Вот  когда  у  тебя
будет  четверо-пятеро,  я  скажу  тебе,  чьи  они,  если  тебе  еще  будет
любопытно". Больше я никогда не спрашивала.)
     Итак, я была беременна, когда вернулся Теодор, и это  пришлось  Очень
кстати - по прошлому опыту я знала, что он будет сердечнее  и  раскованнее
со мной, если мы соединимся только ради любви и наслаждения и  счастливого
пота. Не ради продолжения рода.
     Так все и было. Но для начала Теодор рухнул в  обморок.  Хильда  Мэй,
возглавлявшая  отряд  моих  спасателей,  устроила  для  Теодора  прием   с
сюрпризом и вывела меня к нему в костюме,  имевшем  большое  символическое
значение - туфельки  без  пяток  на  каблуках,  длинные  чулки  и  зеленые
подвязки, - а он-то думал, что я  еще  в  Америке  за  два  тысячелетия  в
прошлом и меня еще предстоит спасать.
     Хильда совсем не хотела пугать Теодора до потери сознания - она любит
его и впоследствии вышла за него и за нас всех вместе  со  своим  мужем  и
всем семейством; в этом маленьком эльфе нет ни капли злобы. Она подхватила
Теодора, когда он упал, или попыталась подхватить, и он не пострадал  -  и
такого праздника, как наш, не видывали с тех пор, как Рим горел. У  Хильды
Мэй много разных талантов, в постели и вне ее, но уж праздники  она  умеет
устраивать лучше всех на свете.
     Пару  лет  спустя  Хильда  стала  главным  распорядителем   торжеств,
подобных которым никогда еще не было - даже Парчовое Поле [место близ Кале
и пышное празднество в честь встречи Генриха VIII и  Франциска  I  в  1520
году] не шло  в  сравнение  с  Первым  Ежевиковым  Конгрессом  Межмирового
Общества Эсхатологических Пантеистических Мультиличностных Солипсистов, на
который прибыли гости из десятков вселенных. Чудесный был праздник,  а  те
немногие, что погибли во время игрищ, направлялись прямо в  Валгаллу  -  я
сама видела. После этого празднества в нашу семью  влилось  еще  несколько
мужей и жен - не сразу, а постепенно - в том числе Хейзел Стоун, или  Гвен
Новак, которая дорога мне не меньше Тамары, и  доктор  Джубал  Харшо,  мой
муж, к которому я обращаюсь, когда