л народом. Большинство занималось вполне мирными хозяйственными делами (в 
которые, правда, не входило земледелие или, к примеру, ткачество со
скорняжничеством) - время от времени прорыскивали вооруженные до зубов группки
карликов, злобно зыркая во все стороны, словно выискивая, с кем бы подраться.
Ниакрис нигде не видела ни огородников, ни пахарей - словно поури вообще
добывали пропитание невесть откуда. Кстати, их любимая каша варилась из семян 
буйно росшего повсюду сорняка, вымахивавшего в полный рост взрослого  человека.

    Девочка растерянно брела по табору, озираясь по сторонам. Она никогда
ничего ни у кого не отнимала - тем более, ей никогда не приходилось драться за
еду.

    Но поури был прав. Если она не будет есть, силы уйдут. И тогда она точно
уже не сможет отомстить - потому что кто знает этих поури, еще и в самом деле
съедят...

    Несколько раз она замечала карликов, уплетавших за обе щеки свою кашу,
сидя под латаными-перелатаными пологами; ладони девочки мгновенно покрывались
потом, и, столкнувшись взглядами с поури, она поспешно отводила глаза.

    Вернулась она, ничего не добыв, голодная и злая.

    Полночи она просидела в углу грязной палатки, сжавшись в комочек. Поури
безмятежно храпел на соломенной подстилке, в обнимку с еще неостывшим после
ужина горшком с кашей.

    Это было еще одно правило - поури не знали воровства. Сильные не крали,
сильные отнимали.

    Под утро Ниакрис встала и тенью выскользнула из палатки. Будь что будет,
она должна достать еду. Иначе она пропала.

    Она не стала тратить много времени на поиски. Какой-то незадачливый карлик
поднялся в этот день до света и уже развел костер, основательно устроив над ним
массивный треножник, явно добытый в каком-то трактире.

    Ниакрис молча шагнула из темноты. Меч в руке, и она очень старалась, чтобы
дрожь острия была б не очень заметна.

    Поури мячиком вскочил на ноги. Может, он и удивился, заметив у своего
костра человеческую девчонку, но кистень мгновенно оказался у него в руке, и
шипастый шар со свистом пронесся совсем рядом с головой Ниакрис. Она едва
успела отшатнуться.

    Поури злобно оскалил зубы. Шагнул вперед, все убыстряя и убыстряя вращение
цепи - верно, решил, что на сей раз ему повезло и явившаяся к нему за добычей
сама превратится в оную.

    Ниакрис вновь попятилась. Ей стало донельзя страшно - это уже не урок, это
битва насмерть. Поури не задержит смертельного удара и не предложит подобрать
выроненный меч.

    Что ей говорил наставлявший ее карлик - "пока вся старая шкура с тебя не
сойдет, толку не будет"? И что - "в себя заглянуть боишься"?

    Нет, она не боится заглянуть в себя. Она знает, что увидит там мертвую
маму, и мертвого дедушку, и дядю, который так и пропал где-то на смертном
поле.

    Но не только это. Там будет и сожженная деревня, одна из многих, дотла
разоренных поури; и другие мертвые на улицах, не ее родственники, но тоже
чьи-то мамы, дедушки и папы, чьи-то сыновья, дочери, братья или сестры.

    Так что ж она медлит? Ей предстоит пройти ее путь до конца, и, если на
этом пути встал какой-то ничтожный поури, у которого руки и так по локоть в
крови, - как можно колебаться?!

    Ты или убьешь, или умрешь. Жестокий и страшный закон, хуже которого ничего
нет под вечным небесным сводом. Человек слишком уж сильно хочет жить. И с 
легкостью отнимает чужие жизни, чтобы только жить самому. Подобно самым
кровожадным хищникам, тем, которых гонят их же собственные сородичи и которые 
убивают не только для еды, но и для удовольствия.

    Убивай или умирай, Ниакрис. Вот именно этот поури ничего тебе не сделал,
он всего-навсего подвернулся тебе под руку; и вот оказалось, что этот огромный
мир слишком тесен для вас двоих, и вы уже сражаетесь насмерть, и ваш поединок
будет вестись не по правилам благородного боя, о, отнюдь нет; вы будете
норовить ударить в спину и добить упавшего. Ты превратишься в такого же зверя,
что и этот несчастный поури из проклятого, невесть как живущего и выживающего,
всем ненавистного племени.

    И внезапно меч в руке стал легким-легким, невесомым, словно прутик; и
сталь рванулась навстречу крутящемуся шару, столкнулась с ним, высекая искры;
кистень отбросило в сторону, а меч Ниакрис, завершая гибельную дугу замаха,
рассек уродливую голову поури и застрял в плотной грудине, развалив тело
карлика чуть ли не пополам.

    Поури не успел даже крикнуть. Просто упал под ноги Ниакрис, подобно колоде.

    Она замерла, хрипло и тяжело дыша. С нее ручьями лил пот, она его не
замечала. Окровавленный меч выпал из бессильно разжавшейся ладони.

    Она взяла свою первую жизнь. Она пойдет дальше отмеренным ей путем, а
этого поури сожрут черви. Она победила, а он проиграл - и все остальное
значения уже не имеет.

    Ниакрис еще сумела унести с собой найденные в палатке припасы - пресный и
черствый хлеб, точнее, просто лепешка из грубой муки да горшок с кашей. Рвать
ее начало позднее, когда она почти уже добралась до "своего" полога.

    - Ну что, явилась? - поури открыл глаза, словно и не он только что храпел
во всю мощь. - Принесла? Ага, вижу, принесла. Славно, девочка. Далеко пойдешь.
Убила, и не поморщилась. Еще даже и не проголодавшись как следует. Интересно,
и чем же вы, люди, так от нас, поури, отличаетесь?..

    Девочка ничего не ответила. Вопрос был явно риторическим.


                                * * *


    После этого она уже добывала еду без всяких колебаний. В их палатке не
переводились ни хлеб, ни крупа, ни горьковатое масло, что поури давили из
семян дичка-подсолнуха. На нее уже смотрели с уважением и опаской. С поури
они занимались каждый день - и вскоре ученица уже ни в чем не уступала
учителю. Не за счет, конечно же, телесной силы или особенного боевого
умения - ни то ни другое не выработать за считанные месяцы.

    Магия - в полном соответствии с советом все того же поури. Магия заменяла
недостающее. Творить волшбу стало для Ниакрис так же естественно, как
дышать, - и, спроси у нее, как она делает то или иное, она не смогла бы
ответить, даже при самом сильном желании.

    А потом ее позвали в набег. Вместе с ее наставником-поури.

    Пять сумрачных карликов в добротных кожаных доспехах, при полном параде,
вооруженные до зубов.

    - Мы выходим завтра на рассвете, - не тратя время на приветствия и тому
подобное, сказал старший пятерки, уже далеко не молодой поури с иссеченным
сабельными шрамами лицом. - Хочешь, пойдем с нами. Ты и она, - грязный
кривоватый палец ткнул в сторону Ниакрис. - По-моему, хватит ей тут сидеть.
Пора самой о себе заботиться.

    - Вот и я говорю - хватит, - кивнул девочкин опекун.

    Теперь уже на Ниакрис смотрело шесть пар глаз.

    Лицо ее оставалось совершенно бесстрастным, однако ногти до боли впились в
ладони.

    Набег. И конечно, на людские земли. И ей, Ниакрис, если она встанет в один
строй с карликами, придется убивать таких же людей, как она сама. А они,
конечно же, защищая свое добро, имеют полное право убить ее.

    Так что же делать? Отказаться? Но у поури не принятно говорить "нет",
когда тебя зовут на подобное предприятие: это значит - тебя уважают и тебе
оказывают высшее доверие.

    Девочка закусила губу. Она должна добраться до того мага с черным посохом,
должна любой ценой! А что, если ей удастся?..

    Ее глаза сузились.

    - Я пойду с вами, - резко сказала она, отбрасывая со лба давно не мытые,
спутанные волосы. Поури переглянулись и дружно кивнули.

    - Тогда завтра, - произнес старший пятерки. - Мы вас найдем.

    Когда нежданные гости скрылись, карлик-опекун хитро покосился на девочку.

    - Пойдешь с нами, э? А не забоишься?

    - Не забоюсь, - Ниакрис замотала головой. - Чего мне бояться-то - теперь?

    - Верно, нечего, - кивнул поури. - Тебе-то - и подавно. Только смотри -
своим по первости кишки выпускать страшно будет.

    Ниакрис пожала плечами - мол, что мне все это?

    - А вот это ты зря, - наставительно сказал поури. - Пока себя в настоящем
деле не попробовала - не зарекайся. Мы за тобой присмотрим - по первости,
чтобы самим из-за тебя под топор не попасть.


                                   * * *

    Они и в самом деле вышли на рассвете следующего дня. Табор поури еще не
проснулся, и, казалось, никто не заметил странный отряд - шестерых поури и
чумазую человеческую девочку с коротким мечом у пояса и небольшим щитом,
заброшенным за спину.

    Все потребное поури несли на себе. Ниакрис тоже получила свою долю общего
груза. Плечи сразу же согнулись, земля, казалось, тянула к себе втрое сильнее,
однако она не проронила ни звука. Шла, почти теряя сознание от усталости, но
не жаловалась и ни о чем не просила. Наверное, неосознанно она вновь прибегла
к магии - потому что как иначе нетренированная девочка восьми лет могла
угнаться за крепкими, жилистыми поури, привыкшими покрывать за день десятки
лиг своим неутомимым волчьим шагом.

    Однако она не отставала. Ни на полсажени. Сдувала набегающий на брови пот,
сильнее сощуривала глаза-и шла, шла, шла, мерила шагами чужую землю, и клинок
то и дело больно ударял ее по бедру. Идти увешанной оружием было тяжело и
неудобно и хотелось как можно скорее сбросить докучливую груду железа - и
зачем только она ей?..

    Шли долго, дни сменялись днями, становилось все жарче - тропа войны вела
поури на юг. На богатый, сытый, несколько обленившийся юг, предпочитавший
откупаться от подобных находников, чем встречать их острой сталью.

    Карлики избегали дорог, предпочитая непролазные на первый взгляд чащобы и
буреломы. Благополучно миновав все три засечные черты, возведенные в свое
время правителями Княж-города, маленький отряд углубился в людские пределы,
куда обычно поури отваживались являться только как полноправные союзники -
даже их прославленная стойкость едва ли могла помочь против тысяч и тысяч
окольчуженных всадников княжьей ближней дружины. Конечно, дружина умылась бы
кровью - но и из карликов не ушел бы никто.

    Ничего этого Ниакрис, конечно, не знала. Делила со всеми походные тяготы,
в свою очередь таскала в лагерь воду, в свою очередь кашеварила. Поури по
очереди становились с ней для потешного боя, по мнению девочки, ничем не
отличавшегося от настоящего.

    - А если тебя сейчас не стараться убить - так никогда и не научишься как
следует защищаться, - резонно замечал ей кто-нибудь из поури, когда она лишь в
последний миг ухитрялась увернуться от смертельного удара.

    Так проходили дни - когда наконец впереди в сплошных чащобах не замаячил
просвет.

    ...Они стояли на самом краю зарослей, тщательно закутавшись в покрытые
зелеными и коричневыми разводами плащи. Впереди почти на три полета стрелы
тянулись тщательно возделанные поля, за ними теснились друг к дружке крытые
тесом избы, а еще дальше, на холме, - непривычно острые, словно копейные
навершия, каменные шпили возносились к небу над кольцом отвесных, кое-где 
подпертых контрфорсами стен.

    - Монастырь Ищущих, - старший поури скривил и без того уродливую
физиономию, презрительно сплюнул. - Ищут, понимаешь ли, истину. Только помимо
этого набрали еще целые подвалы золотишка и всякого прочего добра. Пора 
б им и поделиться.

   Остальные дружно закивали. Ниакрис осталась неподвижна.

    - Ждем здесь до ночи, - сказал старший. - Луны сегодня не будет, так что
только псов их останется положить. А стража у них - ухохочешься.

    - А как же настоятель ихний, диаконы и все такое прочее, э? - усомнился
наставник Ниакрис. - Слыхал я, что искусны они в колдовстве. А нас всего
шестеро!

    - Семеро, ты забыл? - ухмыльнулся старший. - Иль девчонке своей не
веришь? Тогда зачем учил?

    - Верю поболее, чем иным другим тутошним! - злобно оскалился карлик. -
Когда до дела дойдет, ты мои слова еще попомнишь!

    - Это уж точно, - сплюнул старший. - Ладно, хорош. Значится, как
стемнеет...

    - Полезем через стену? - вдруг сказала Ниакрис. - Не надо... собак там
много будет. Я их отсюда чую.

    Ее наставник с торжеством показал длинный и острый язык старшему.

    - Понял, э? Псы на стенах!

    Поури задумался, но только на мгновение.

    - Псы, гришь, на стенах? Умны монаси, ничего не скажешь. А может,
надоумил их кто... - он выразительно покосился на девочку, но та встретила
его взгляд совершенно безразлично.

    - Тогда тоннелем пролезем, - не колебался карлик. - Есля я хоть чегой-то
в монасях смыслю - должон тут такой быть.

    Ниакрис прикрыла глаза. Она явственно чувствовала этот самый тоннель.
Монахи, обитатели монастыря, видно, прорыли его давным-давно, к недальней
реке, - но потом сумели поднять глубинные воды и наполнить обычные колодцы.
Ход стал ненужен, но его продолжали поддерживать в порядке, уже не для
снабжения водой, а как путь спасения на самый крайний случай.

    Много странного чувствовалось вокруг этого монастыря. Очень и очень
много, так что бывалый чародей счел бы за лучшее потихоньку убраться отсюда
куда подальше, пока голова еще крепко сидит на плечах, - но кто мог объяснить 
Ниакрис все эти премудрости?..

    Но девочка в тот миг думала совсем о другом. Сказать карликам о том, что
она точно знает, где под водой начинается галерея? Чтобы они ворвались внутрь,
перебили бы бедных монахов, которые, конечно же, против таких, как поури, -
меньше чем ничто... Значит, она сама откроет дорогу смерти, и чьи-то отцы,
братья или сыновья будут валиться на скользкие от крови камни...

Веки Ниакрис медленно приоткрылись. Нет, этого не 
будет!.. Сейчас она уже жалела, что у нее с языка сорвалось 
это предупреждение - о собаках. Зачем, ну зачем она это 
ляпнула?.. Теперь придется все делать самой. А это так 
страшно...

    - Тоннель... - проворчал один из карликов. - Как же, отыщешь ты его так
вот запросто... Тут надоть с подходом... - говоря, он вытащил их кармана
моток грязной, засаленной бечевы, продетой в белый камешек с проточенным
водой отверстием в середине. - Вот, захватил с собой. Как знал, что придется
подводные ходы искать!

    У Ниакрис оборвалось сердце. Только что ей казалось, что она держит в
руках судьбы этой шестерки, - и вдруг...

    - Да я в тебе и не сомневался, - вновь ухмыльнулся старший.

                               * * *

    К реке они подошли в сумерках. Вечерние луга, подернутые туманом, плавно
спускались к извилистому речному ложу. Заросшие старицы, небольшие пруды -
поток часто и прихотливо менял свой путь. Слева угрюмо темнели монастырские
стены, справа тянулись жемчужные завесы вечерней мглы; было тихо, только в
реке нет-нет да и плеснет крупная рыбина.

    Карлики выбрались на мокрый речной песок. Как ни странно, они совершенно
не боялись - впрочем, они никогда и ничего не боялись; они словно и не
чувствовали грозной и жестокой силы, затаившейся среди острых шпилей, что 
недаром так смахивали на длинные боевые копья.

    Поури - тот самый, с "куриным богом", - не торопясь размотал грязную
веревку. Раскрутил камень над головой и, совершенно не заботясь о том, чтобы
их никто не услыхал, забросил в реку, держа оба конца бечевы в руках.

    Камень, как ему и положено, тотчас пошел на дно. Выждав несколько
мгновений, поури со вздохом принялся сматывать веревку. Крутнул снова, камень
плеснул, уходя под воду - шагах в десяти ниже по течению...

    Вход в подводную галерею поури нащупал раза с десятого. Ниакрис сжала
кулачки - она и рада была б помешать этому волшебству, но, сколько ни
твердила про себя: "Чтоб у тебя ничего не вышло бы!" - поури все-таки 
добился своего.

    - Странно, - проворчал он, стоя с подергивающейся бечевой в руках. -
Обычно раза с третьего самое большее получалось...

    - Ну, чего встали? - рявкнул старший поури. - Впервой, что ли? За бечеву
взялись и потопали!

    Повторять ему не пришлось.

    Холодная вода залила за сапоги, дошла до пояса - Ниакрис зябко поежилась.
Верно, здесь со дна били ледяные ключи. Головы поури одна за другой скрывались
под водой; девочка заставила себя не смотреть на черную поверхность, набрала
побольше воздуха и, зажмурившись, нырнула, не выпуская из рук туго
натянувшуюся бечеву.

    Течение оказалось неожиданно сильным. Тут же стало не хватать воздуха,
грудь сдавило, казалось, все внутри начинает гореть; она судорожно забилась -
и в тот же миг голова ее очутилась на поверхности.

    - Цела, э? - прозвучал в полной темноте знакомый голос.

    - Цела, - с трудом выдавила она. Ноги скользили по дну, холодная вода
доходила почти до подбородка. Воздух в галерее оказался затхлым и вонючим,
девочка старалась дышать ртом - иначе начинала кружиться голова.

    - Пошли, - просипел где-то впереди старший.

    Факелов зажигать никто не стал - поури и без того отлично видели в
темноте. Ниакрис не видела ничего - но только до того момента, пока сама
очень сильно не захотела все-все увидеть.

    Какое волшебство сотворилось в тот миг, никто не знал, тем более она
сама, - но непроглядная тьма обернулась серым полумраком, стали видны
торчащие над водой головы шестерых карликов.

    Мало-помалу пол тоннеля повышался, вода опускалась вниз, и вскоре все
семеро уже шагали по мокрому, покрытому мхом и бледной плесенью камню.

    Ниакрис дрожала от холода - и потому не думала о предстоящем, не думала
до тех пор, пока коридор не закончился узкой винтовой лестницей, в свою
очередь упершейся в забранный частой решеткой люк.

    - У кого струмент? - шепотом спросил старший. - Давай вперед, мудрило...
только тихо.

    - Кого учишь, старшой?.. - буркнул протиснувшийся к решетке карлик.
Что-то негромко звякнуло, заскрипело, заскрежетало; поури негромко выругался.

    - Знатно закрепили монаси... боялись, видно...

    Наконец решетка поддалась. Отряд выбрался наверх - очевидно, в старые
монастырские подвалы.

    - Ну, теперь пойдет потеха! - кровожадно прорычал кто-то из карликов.
Что-то зашуршало - поури вскрывали ножами тщательно замотанные, в просмоленную
кожу свертки.

    - По углам раскладывайте, - распорядился старший. - Да не ленитесь, чем
дальше друг от друга разложите, тем знатнее потеха выйдет!

    У Ниакрис ничего подобного в мешке не было. Она растерянно топталась на
месте - о ней все как будто забыли. Поури большими серыми крысами порскнули
в разные стороны - что-то устраивали в темноте, возле самых стен.

    - Закончили? Дальше идем! - торопил их старший. - Время дорого,
позабавиться как следует не успеем!

    Ниакрис плелась следом, словно зачарованная. Мысли все погасли, ноги
несли ее словно сами собой - и она как будто не представляла, что вот-вот ей
придется убивать таких же точно людей, как и она сама. Людей, не сделавших ей
ничего плохого, людей, в чье жилище она вторглась с оружием да еще и в
компании каких-то мерзких поури... Конечно, каждый попытается ее убить. А
она? Что станет делать она?..

    "То, что задумала", - сказала она себе. Правда, голос при этом (даже
внутренний) изрядно дрожал.

    Проходя подвалами, поури не обратили никакого внимания на казавшиеся
столь многообещающими внушительного вида сундуки. Не привлекли их и пузатые 
бочки, ящики с запечатанными сургучом бутылками, другое добро, за которое,
наверное, они смогли бы выручить немало золота - монастырское вино высоко
ценилось далеко на востоке и западе, за бутылку платили чуть ли не целое
состояние.

    Лестница наверх. И тяжелая дверь непробиваемого каменного дерева, для
верности прошитая еще и железными скобами пополам с полосами.

    - Для тебя забава, - старший вновь пропустил вперед того же самого
карлика, что уже открывал решетку люка.

    Поури вновь заскрипел и заскрежетал своими хитроумными железками. Время
шло, однако дверь не поддавалась. Карлик шипел, плевался и ругался, однако
это помогало мало, если ж по чести - то не помогало вообще.

    - Не выходит, - на