гой три стремительные петли, играючи уходя от летящих с башен зазубренных гарпунов, шипастых стальных шаров, копий и прочего снаряда. Ловко выдохнул огненную струю на шатер одной из ротонд и полетел обратно.
     - Знаешь, папа, этих мне совсем не жалко, - объявила она, проносясь над некромантом. - Тех, кто тут командует... если б их по-всамделишному...
     Некромант сжал зубы. Только кровожадности в его приёмной дочке и не хватало. А что, если это - врождённая черта драконов? И что им стоит только начать?
     - Не стоят они твоего огня, Рыся. Право же, не стоят. Мы покончим с ними, но - в своё время и так, чтобы не замарать ни душ, ни рук.
     Поури меж тем просто рвались в бой. Казалось, они готовы штурмовать стены вообще безо всяких лестниц. Подожжённая Рысью ротонда горела весело и ярко; драконий огонь не поддавался никаким усилиям пожарных.
     Фесс не стал больше мешкать. Если Сущность так уж хочет видеть мою решительность в этой игре - пусть видит. Тем более, что это всего лишь игра.
     Он повторял себе это как заклинание. "Всего лишь игра... всего лишь игра..." Потому что иначе пришлось бы признать - его план потерпел полное фиаско. Сущности удалось его обхитрить.
     Да нет, нет, конечно же, нет, в который уже раз принялся успокаивать он себя при виде того, как поури ловко карабкались на крепостные стены.
     ...И в тот миг, когда армия карликов с дикими воплями ворвалась наконец на парапеты, иллюзия дрогнула. Мир перед глазами Фесса и Рыси поплыл, над землёй поднимались потоки серой хмари, затягивая щедро политый кровью лёд, основания башен, мосты над рекой и само сражение.
     Не успев и глазом моргнуть, они вновь очутились дома, если, конечно, Чёрную башню имело смысл называть "домом".
     На той же ступени мраморной лестницы, откуда началось их странное приключение. Те же самые. И - не сомневался Фесс - в самой Чёрной башне всё происходящее заняло не больше нескольких секунд.
     Сущность добилась своего и вернула их назад, полностью удовлетворённая? Да, он послал поури на штурм, но не добился победы. Не отомстил. Не лицезрел смерти ни одного из врагов (прежде всего - отца Этлау, конечно же). Главная кровь не успела пролиться. Или цель Сущности состояла вовсе не в этом?..
     Рысь, тоже ошеломлённая, глядела на него.
     - Папа, мы вернулись...
     - Нетрудно догадаться, - хмыкнул Фесс. - Мы вернулись. Вопрос только, отчего и почему.
     - Я чувствую, что Она довольна, - шёпотом призналась Рыся. - Она довольна, и... папа, мне страшно!
     Чтобы девочка-дракон испугалась бы хоть чего-нибудь, это "что-нибудь" поистине должно было вызывать уважение.
     - Она довольна... - сквозь зубы процедил Фесс. - Что ж, посмотрим. Посмотрим, - и он решительно шагнул вниз.
     Рысь с сомнением покачала головой, но не отстала от него.
     На сей раз они спустились на целых два марша, прежде чем знакомый уже туман вновь охватил их.
     ...И они не заметили, что в этом тумане на ступенях осталась ещё одна фигурка - того самого поури, что назвал себя Глефой.

Глава седьмая
ЭВИАЛ. КИНТ БЛИЖНИЙ, РУИНЫ СКАВЕЛЛА

     Валькирия опустилась на колени, провела раскрытой ладонью над губами кирии Клары - так бессчётные века, эпохи и зоны назад юная Дева Битвы проверяла, готова ли душа воина, отмеченного милостью Одина "умереть молодым и в славном бою, когда вокруг трещат щиты, ломаются мечи и весело льётся алая горячая кровь", отправиться в путь к ждущей Валгалле. Ладонь ощутила тепло. Не физическое тепло ещё не остывшего тела, нет, иное, истинное тепло, исходящее от живой души. Не чувствовалось и привычного трепета, как у умирающего, когда бессмертное начало уже готово вот-вот покинуть бренную, подлежащую огненному погребению плоть. Кирия Клара жива. И душа её как будто не собирается расставаться с телом. Это хорошо. Но вот как привести госпожу в себя? Как излечить?..
     Валькирия проделала то же самое с Тави. Всё верно. Ни одна из них не умирает, но обе словно бы выпали из этого мира. И как их теперь возвращать?.. Кицум, этот непонятный "клоун", наверное, бы сумел, однако он эвон чем занят.
     Раина поднялась с колен. В ладонь сам собой лёг острый и тонкий стальной лепесток метательного ножа. Эта девчонка... может, она и хороша. Может, за ней и стоит неведомая сила. Но простое честное железо - от него не становилось лучше ещё ни одному магу. Конечно, если это железо попадало и вонзалось куда следует. Почему Кицум вознамерился "покончить со всем сам"? Что за глупость?.. Деве Битв не привыкать сходиться в бою с самыми могучими противниками. Тогда, на Боргильдовом Поле, её копье вдосталь напилось разноцветной крови - и синей, и чёрной и даже белой; легионы Молодых Богов не раз и не два откатывались назад, не в силах сокрушить стоявших насмерть асов и ванов, йотунов и обитателей Муспелля, даже чёрные и светлые альвы тогда выставили свои полки; и кроме этого, множество других Древних Богов вышло тогда под стягом Одина, владыки Асгарда; из разных миров явились они с телами людей и головами волков, соколов или быков, или, напротив, с плотью неведомых чудищ и человеческими лицами. Немало пришло и таких, кто вообще не был похож ни на что.
     А на них двигались рати Крылатых Стражей. Богопротивные создания. Мир поделён на Свет и Тьму, Материю и Пустоту, Покой и Движение, Тепло и Холод. Есть мужское и женское начало. И хотя в Асгарде Локи, случалось, дразнили "мужем женовидным", боги и богини там были мужчинами и женщинами. Бесполые Гиганты вызывали в юной Раине какую-то дремучую, дикую ненависть, смешанную с отвращением. Тогда она могла летать - велика ещё была Сила Древних Богов, - и отряды Дев Битвы сталкивались в воздухе с Крылатыми Стражами, копья и дротики валькирий собирали обильную жатву и древки по всей длине окрасились зловонной зелёной кровью.
     Но тогда они не устояли. А сейчас валькирия Раина, видевшая все три Великих зона Упорядоченного, вдруг ощутила себя вновь молодой, вновь стоящей в рядах подруг при виде столкнувшихся двух сил. Фигуры словно бы размывались, раскрывалась затягивающая, завораживающая глубина, так что валькирия едва не забыла о своём намерении.
     Нож серебристой рыбкой скользнул над обугленной землёй. Столкнулся с крутящейся серой стеной и разлетелся мелким крошевом блистающих огненных брызг, словно она, Раина, изо всех сил швырнула в стену дорогой хрустальной вазой. Эта дрянь Сильвия даже и бровью не повела, она словно вообще не заметила брошенного валькирией оружия. Глаза девчонки казались прикованными к Кицуму и только к нему одному.
     Раина в отчаянии чуть не рухнула на ещё неостывший пепел. Проклятье! Как она ненавидела это леденящее, иссушающее бессилие! Наверное, последний раз она испытывала такое всё на том же Боргильдовом Поле. Бесконечные века протекли с того дня, она давно потеряла счёт своим сражениям, но всегда, всегда, всегда у неё находилось что-то, чем она могла по меньшей мере досадить врагу. Никогда ещё валькирия не сталкивалась с врагом, могущим игнорировать всё её боевое умение с таким великолепным презрением.
     Но тем не менее непреложный закон битвы гласит - соратнику помоги. Пусть даже самой высокой ценой, если это даст возможность выиграть сражение. Валькирия Раина обнажила клинок. Чуть помешкала в раздумье - и вытащила из судорожно стиснутой руки кирии Клары ненужную уже чародейке рубиновую шпагу. С клинками в обеих руках Дева Битвы шагнула вперёд, презрев прямой запрет клоуна Кицума.
     ...Сколько они бились, Сильвия не знала. Наверное, вечность. Наверное, там, вне пределов зелёного купола, успели вспыхнуть новые звёзды, и они же успели угаснуть от старости. Мир исчез; заключённые в клетку зелёного пламени, сражавшиеся оказались отрезаны от Эвиала, и сейчас - чувствовала она - неведомые силы пытались отрезать их и от Междумирья, вернее - Астрала, откуда в неё, Сильвию, вливалась и вливалась невероятная, непомерная мощь, с какой только и могла она устоять против такого врага.
     Кицум казался непобедимым. Его не могли достать никакие финты, никакие фехтовальные ухищрения; старый клоун непостижимым образом уклонялся, причём Сильвия готова была поклясться, что её противник просто в один миг переносился с места на место, исчезая в одном и молниеносно появляясь в другом.
     План трещал по всем швам. Сильвия билась насмерть, и она понимала, что здесь её не выручат никакие артефакты Игнациуса. Кто такой Кицум, она старалась не думать; оставалось только надеяться, что чёрный фламберг окажется так же действенен, как и в Эгесте, когда туда рвались орды неведомых чудовищ.
     Пока что Сильвия не ощущала никакой усталости, но и Кицум тоже не выказывал ни малейших признаков слабости. Их бой может оказаться вечен, вдруг с ужасом подумала она. Когда-то в детстве от деда она слышала эти страшные сказки - о бойцах, сошедшихся в поединке, бойцах столь могучих, что сами неведомые боги встревожились и заставили противников биться вечно, ибо смерть любого из них означала бы, что на свободу вырвется такая сила, такая разрушительная мощь, что ничего не останется от того горемычного мира, под солнцем которого, на его беду, столкнулись великие воины.
     Кицум больше не делал попыток заговорить. Бился молча, и, несмотря на все старания, Сильвия не могла зацепить его даже самым кончиком клинка, не могла даже оцарапать, не говоря уж о чём-то большем.
     Брошенного валькирией ножа Сильвия и впрямь не заметила. Фламберг сам защищал свою маленькую хозяйку. Уж с простой-то сталью он знал как справляться - даже если эту сталь метнула рука настоящей Девы Битв.
     Удар за ударом, выпад за выпадом. Сколько это будет длиться?.. Сильвии казалось, что её заворожил взгляд Кицума - неотрывный и тяжёлый. Он смотрел ей только в глаза. Её оружие, выпады и всё прочее его не интересовало. Только её глаза.
     И Сильвия, словно прикованная, тоже не могла отвести глаз. И, наверное, поэтому она чуть не пропустила момент, когда откуда-то сбоку неведомо почему вдруг, возникла валькирия Раина с двумя клинками в руках, в одном из которых нетрудно было узнать ту самую рубиновую шпагу Клары Хюммель.
     "Раина. Я не хочу её смерти. Она... хорошая..."
     Сильвия чуть-чуть повернулась, намереваясь отшвырнуть дерзкую валькирию одним движением фламберга; однако Раина, взбросив свой собственный меч, в каком-то невообразимом пируэте упала на одно колено - острие рубиновой шпаги прочертило алую полосу на груди Сильвии.
     Это была самоубийственная атака. Защититься валькирия уже не могла, и фламберг на обратном движении глубоко врубился ей в плечо.
     Словно обжёгшись, Сильвия рванула оружие на себя, не давая ему рассечь Раину пополам. Боль и кровь на собственной груди она почувствовала только теперь.
     А Кицум уже налетал, тонко и зло свистела его стальная нить; пошатнувшись, Сильвия вскинула фламберг, но эфес верного меча словно налился текучим серебром, сделавшись тяжело-неподъёмным; фламберг зазвенел, словно взвыв в бессильном гневе.
     Ей оставалось жить меньше доли мгновения. Чудовищно быстрый фламберг не успевал, и накаченное сверх предела силою тело не успевало тоже.
     Умирать, умирать, умирать.
     Серые Пределы ждут тебя.
     - Мама!..
     Но быстрее, чем фламберг, быстрее, чем разящее оружие Кицума, быстрее мысли и чуть ли не быстрее самого света оказалась та сила, что послала сюда её, Сильвию.
     Ожил орб, тот самый, что давил вокруг себя всю магию. С его гладкой, отполированной поверхности сорвалось что-то вроде голубой молнии, ударившей прямо между сражающимися.
     Остановилось перепуганное до смерти время. Застонала рвущаяся плоть мира, словно терзали её сейчас клыки неведомого зверя. Зелёный купол вспыхнул нестерпимо-ярким пламенем, Эвиал содрогнулся от чудовищного удара, подобного тому, что грянул совсем недавно в самое основание Козьих гор.
     День сменился ночью, и ночь - днём. Высыпала алмазная крошка звёзд, и её вновь смело алым потоком зари. Всё застыло - рухнувшая замертво Раина, из прорубленного глубже ключицы плеча хлещет фонтаном кровь, рассеиваясь багряной пылью; Кицум, так и не довершивший последнего губительного удара; Сильвия, выронившая фламберг и бросившая ладони к лицу, уже готовая принять неизбежное...
     Пласты мира разъялись. Скобы несокрушимых скал разошлись, вздрогнули кости земли, и капля яростного зелёного пламени начала погружаться, вспыхивала земля, горел терновник, и в ужасе бежали от проклятого места и звери, и птицы, и призраки.
     ...Пятеро в огненном коконе падали вниз, сквозь Эвиал. Тяжесть их поединка оказалась непомерной.
     Слабы миры обречённых смерти, и не там должно вести сражения Вышним Силам.

ИНТЕРЛЮДИЯ I
МЕЖДУМИРЬЕ

     Сколько они падали? Сколько веков - или мгновений - миновало? Лейт-Ниакрис, выкованный живой клинок, исполнивший своё предназначение; и тот, кого должен был поразить этот клинок, утративший имя, ставший просто Некромантом, обратившийся в невиданное чудище и потом очищенный от этой плоти - её отец. Убивший её маму, и дедушку, и защищавшего их семью Михаэля, воина Святого Престола...
     Когда ярко вспыхнул в небесах над замком Некроманта пылающий Знак Разрушения, когда обрушились в бездну башни, стены и покои зачарованной крепости, она, Ниакрис, великой ценой выкупила долг своего отца. Взволновались и ринулись на берега волны Великой Реки Времени; разрывая привычный ход событий Вселенной, вспыхнули и погасли миры-призраки, возникла и тотчас уничтожилась материя; до пределов неведомого Хаоса докатились отзвуки этого удара, и сами эти пределы содрогнулись, поглощая и отбрасывая назад грянувшую в их крепость силу.
     Смешались сон и явь, века сжались в мгновения и секунды растянулись в годы. Тени и призраки встали на пути отца и дочери; встали и развеялись, потому что силе Лейт и Некроманта не нашлось равных.
     О многом говорили они, пока длился этот путь. Долог оказался бы подробный рассказ - потому что нелегко простить пусть даже и собственному отцу смерть родной матери. Тогда, в главной башне, Ниакрис уже простила его, однако отец всё равно раз за разом молча опускался перед ней на колени. И стоял, пока Ниакрис не начинала сердиться и не заставляла его подняться.
     Странны пути Межреальности, где в конце концов прекратилась дикая пляска миров и времён, где наконец появилась твердь под ногами, возникла земная тяга, справа и слева от дороги глаза увидели заросли невиданных дерев - Дикий Лес, вечный бродяга Междумирья.
     - Яма, - тихо произнесла Лейт, останавливаясь и поднимая голову.
     Здесь нет неба. Нет и привычного людям воздуха, и жизнь оказавшемуся здесь может сохранить только магия. Здесь место тем, кого не приняли миры. Кто слишком тяжёл или слишком силён, слишком зол или слишком добр для них. Кто ушёл, кого изгнали, кого выбили силой, кого - колдовством.
     - Яма, - эхом откликнулся отец. - Яма... для подонков. Вроде нас.
     - Вроде нас, - в свою очередь повторила дочь.
     - А впереди...
     - Ничто.
     - Нет. Нечто. Вечное, бесконечное Нечто.
     - Не вечное и не бесконечное, - возразила Лейт. - Место, куда попадают зажегшие Знак Разрушения. Не в одном только Эвиале...
     - Откуда знаешь? - удивился Некромант.
     - Не знаю. Чувствую, - пожала плечами девушка. - Магия говорит за меня...
     - Выросла ты у меня... - прошептал отец. - Магия говорит... А моя молчит.
     - Совсем? - встревожилась Ниакрис.
     Вместо ответа чародей простёр руку - и рухнувшую поперёк тропы уродливую чёрную осклизлую не то ветвь, не то щупальце, всю усеянную острыми блестящими шипами каждый по локоть, тотчас же охватило пламя.
     - Кто-то очень умный устроил это место, - тяжело проговорил маг, глядя на корчущуюся в агонии жертву. - Свобода Сил. Вдосталь магии. Истребляйте друг друга, изгои. Пусть выживет сильнейший. Просто...
     - А что делать с сильнейшим?
     - А он будет ждать более сильного, - отец повёл ладонью, и пламя тотчас опало. От чёрной ветви-щупальца не осталось даже золы. Распались золою даже твёрдые шипы. - И так без конца. Удобно... Дно Миров, одним словом. В каждой Империи должно быть место, где собираются отбросы и где они грызутся, творя своего крысиного короля. Похоже, кто-то озаботился сотворить нечто подобное и здесь.
     - Не слишком ли буйно твоё воображение, отец? - Ниакрис не могла назвать его "папой". Это слово навеки умерло, осталось погребённым под двумя тяжёлыми валунами в дальнем Пятиречье, где восьмилетняя Ниакрис вырвавшейся на волю колдовской силой написала эпитафии матери - волшебнице Дарине и деду - чародею Велиому.
     Некромант покачал головой.
     - Хотел бы я ошибиться.
     - Но как ты можешь утверждать...
     - Не могу, - сухо отмолвил маг. - Давай не будем об этом. Пойдём вперёд и посмотрим, что ещё нам приуготовили.
     - А кто приуготовил?
     - Боги, дочка. Конечно же, Боги. Неведомые, непознаваемые - ведь если есть иерархии сил, то должен же кто-то оказаться на самом верху!
     - Хорошее рассуждение... - саркастически хмыкнула Ниакрис. Худая, жилистая, в одежде, что была на ней в день штурма замка, она насмешливо смотрела на высокого седобородого человека - ещё далеко не старого годами, но с морщинами, приличными разве что столетнему старцу.
     - Иногда меня посещает вдохновение. Наверное, из меня вышел бы приличный сказитель, - отрывисто бросил чародей. - Ну что... Лейт... идём?
     Она кивнула. Отец и дочь прорывались сквозь заслоны с голыми руками, у них не было ни припасов, ни оружия. Смутно, точно припоминая ускользающий сон, Ниакрис помнила какие-то миры, фиолетовое, зелёное или ядовито-жёлтое небо, где они вроде с кем-то бились и, наверное, что-то ели - иначе как они могли бы очутиться здесь? Или всё пережитое - на самом деле лишь отзвуки чародейного сна, а на самом деле от мига, когда над Замком полыхнул Знак Разрушения, не прошло и минуты? Лейт не чувствовала ни голода, ни жажды. Когда она ела в последний раз? Когда последний раз её губы касались влаги?..
     Откуда здесь берётся мягкий свет, словно ранним утром, когда светило только поднимается над горизонтом, хотя никакого солнца, конечно же, нет и в помине? Откуда земная тяга? Кто развёл тут все эти живые леса? Кто населил их многоразличными существами?
     - Идём, отец.
     Узкая тропа, даже не тропа, а щель между сходящимися и почти сошедшими стенами Дикого Леса вела прямо вперёд. Здесь нет сторон света, нет "севера" и "юга", "востока" или "запада". Нет ничего, кроме "низа" и, соответственно, "верха". Да ещё разлитый повсюду мягкий, совершенно не угрожающий, не внушающий подозрений свет.
     - Погоди, - Некромант не двинулся с места. - Погоди... нас там ждут.
     Лейт мигом насторожилась - точнее, насторожилась и приняла боевую стойку уже не Лейт, а Ниакрис, верная выученица Храма Мечей.
     За сходившимися живыми стенами их на самом деле ждало нечто алчное, голодное и полуразумное. Волны животной ненависти, услужливо подхваченные щедро разлитыми здесь магическими энергиями, докатились до Ниакрис.
     - Тварь... жрать хочет, - брови девушки сошлись. Невольно она вспомнила становище поури и свои отчаянные схватки, когда она убивала за горшок дурнопахнущей, почти несъедобной для обычного человека каши.
     - Тут таких много, - согласно кивнул отец. - Вот что, дочка, подвинься-ка. Я дело заварил и теперь вперёд пойду.
     Ниакрис выразительно пожала плечами. Она простила этому человеку им сотворённое, она чувствовала, что он - её отец, её плоть и кровь, но стать для него настоящей дочерью она не могла. Пока не могла, или не сможет уже никогда - она часто задумывалась над этим. Хотя он - последнее, что осталось у неё во всём бесконечном мире. Ведь даже родного Эвиала у них больше не было. Одно только Междумирье, будь оно проклято сугубо и трегубо!
     Некромант, в свою очередь, ответил дочери сухим кивком. В перерывах между приступами обессиливающего, рвущего душу покаяния он всегда делался таким - сдержанным, отстранённым, даже каким-то иронично-насмешливым. Порой он позволял себе отпускать в её адрес колкости.
     Стены Дикого Леса заколебал