рждает - значит, так оно и  есть,  -  Сежес  растянула  губы  в  подобии
холодной улыбки. - Пусть повелитель не  сомневается,  мы  явим  всю  картину
заговора.
   - Наверное, кому-то из великих герцогов опять  пригрезилась  корона...  -
вскользь уронил Император. Сежес только усмехнулась.
   - Нет-нет, повелитель, - скромная служительница Лива замкнула  уста  свои
печатью молчания. - А насчет магического щита...
   - Кстати, почему нельзя создать какой-нибудь амулет? - как  бы  невзначай
осведомился Император.
   - Слишком долго, мой повелитель, а заговорщики  могут  нанести  следующий
удар уже завтра. Нет, адепты надежнее.
   Весь путь до самого дворца они проделали в молчании.

Глава 6

   Всю  ночь  фургон  господина  Онфима  катил  через  непроглядную   темень
Хвалинского тракта. Завывающий  оборотень  какое-то  время  тащился  следом,
рассчитывая на поживу - но бедняга сплоховал, нарвался на хоть и поредевшую,
но все еще многочисленную орду авларов; Агата слышала короткий  предсмертный
взвизг, в котором, ей показалось, даже можно было разобрать отдельные слова,
отчаянную и бесполезную мольбу.
   Все  молчали.  Угрюмо   нахохлились   согнанные   с   насиженного   места
братцы-акробатцы; Еремей, не  разгибаясь,  навис  над  своими  садками,  где
свернулись кольцами его чешуйчатые питомцы -  им,  беднягам,  перед  Ливнями
стало совсем плохо; Смерть-дева испуганно лупала большими  глупыми  глазами.
Господин Онфим безмолвно восседал на сундуке с кассой, и  от  его  недоброго
молчания отчего-то становилось еще страшнее. В руках он держал завернутый  в
рогожу immeistorunn.
   Кицум бросил несколько беглых взглядов на Агату, однако Дану сделала вид,
что не замечает.
   "Старый лис понял, что запахло жареным. И наверняка ищет способ улизнуть.
Отчего-то ему не верится в то, что всех нас спасут кони господина Онфима.  И
он назвал меня по имени... Зачем? Зачем ему рабыня-Дану? Сейчас,  когда  нас
настигает Ливень, и никто не знает, уйдем ли мы от него или нет?..  Впрочем,
какое это все теперь имеет значение, если  Immeistorunn  потерян  для  Дану!
Через сто лет за ним не придет уже никто.., так что, наверное, даже  хорошо,
если нас накроет туча. По крайней мере,  хумансам  оружие  моего  народа  не
достанется. А если кто-то после Ливня случайно поднимет нелепую деревяшку..,
ой, нет, нет, не нелепую! Ты отлично знаешь, что не нелепую!  Любой,  в  чьи
руки попадет Immeistorunn... Страшно подумать, что случится тогда. Прольются
реки крови.
   А какое тебе дело до рек хумансовой крови, Дочь Дану?  Пусть  себе  режут
друг друга, пусть  накалывают  своих  младенцев  на  пики,  пусть  топят  их
десятками, пусть сжигают друг у друга дома, деревни и города!.. Чем скорее и
чем страшнее будет эта война, тем скорее мы, Дану,  сможем  вернуться.  Если
переживем такой ужас.., но мы должны пережить. Так что пусть, пусть остается
среди  нашего  праха   Immeistorunn,   Деревянный   Меч,   Меч,   взращенный
Царь-Деревом в сердце Друнгского Леса! Пусть как можно скорее  рука  хуманса
подберет его! Пусть скорее пустит в ход!.."
   Агата начинала дрожать. Ее бил острый и злой озноб. О  себе  она  уже  не
думала. Что лучше сделать, как  вернее  задержать  фургон?  Чтобы  уж  точно
накрыло? О, как она посмеется, увидев перед смертью корчи и отчаяние того же
Онфима или Эвелин! Немножко жаль Кицума и Трошу.., но, в конце концов, разве
они - не хумансы? Никто, никто из них  не  должен  избегнуть  своей  судьбы.
Никто. И она, Seamni Oectacarin, тоже. Потому что убийство всегда  убийство,
даже если ты идешь на него ради спасения своего народа.
   Выдернуть втулку? Вздор, ей не хватит силы. Перерезать  жилы  коню?  Тоже
вздор, за все время рабства у Онфима в руках  Агаты  ни  разу  не  оказалось
ножа. Так что же сделать? Что? Что? Что?!
   - Будет лучше, если ты послушаешь меня, - шепот Кицума, казалось,  льется
в самое ухо. Старый клоун ухитрялся говорить, совершенно не  двигая  губами,
и, похоже, слова его слышала одна Агата. -  Будет  лучше,  если  ты  все  же
послушаешь меня, Seamni Oectacann, молчи, не говори ничего.  Только  слушай.
Онфим нашел в вашем лесу нечто.., я прав?
   Агата опустила голову. Не хватало еще рассказывать Кицуму  свои  недавние
мысли!
   - Я понимаю, - прошелестел  клоун.  -  Ты  ненавидишь  нас  и,  как  тебе
кажется, справедливо. Не стану утомлять тебя рассказом о том, от кого бежали
люди во время Первого Исхода, как племена Дану презрительно отвергли  жалкие
мольбы о помощи, как едва не сбросили первых поселенцев в море...  Но  людям
отступать было некуда, за спинами у них была только смерть и даже нечто, что
хуже самой смерти, они отбросили Дану, опрокинули эльфов, загнали в каменную
глубь гномов... Сейчас, похоже, ты бы очень хотела, чтобы все мы погибли.  О
себе ты не думаешь - Закон Дану и так исключил тебя из  числа  живых.  Ты  -
рабыня хумансов! Мне ли не знать, как поступают с такими!.. Но погоди,  быть
может, все еще можно поправить.  Ты  не  думала  об  этом,  ты,  собравшаяся
умирать Дану?..
   Агата слушала, чувствуя, как щеки заливает краска. Старый клоун был прав.
Когда-то послы хумансов на коленях молили Дану о помощи..,  но  рати  лесных
стрелков так и не переправились через океан, и тогда начался Первый Исход.
   ...Люди шли и шли через полосу прибоя. Пена  давно  стала  красной,  тела
громоздились, скрывая насквозь пропитавшийся кровью песок. Бросив в полулиге
от берега свои плоты и иные посудины, люди шли, брели, бежали  к  недальнему
берегу. Иные, не имея сил стоять, просто ползли по мелководью.
   Женщины несли корзинки с  младенцами.  Детишки  постарше  старались  идти
сами. Коричневый  прилив  человеческих  тел,  полунагих,  пропеченных  южным
солнцем, поглотил  морскую  голубизну.  Тех,  кто  спотыкался,  затаптывали.
Первыми  гибли  дети  -  изнемогшая  ручонка  разжималась,  отпуская  мокрый
материнский подол, жалкий крик, бульканье, и толпа смыкалась над  ушедшим  в
воду тельцем, и лишившаяся дитя женщина напрасно билась в рыданиях - она  не
могла  даже  остановиться,  потому  что  тогда  погибли  бы  все  остальные,
цепляющиеся за нее малыши.  И,  случалось,  меткая  стрела  с  берега  разом
прекращала все мучения несчастной.
   Да, с берега летели стрелы. Длинные добрые стрелы с белым оперением. Дану
не успели воздвигнуть баррикад или укрытий,  однако  они  стояли  на  берегу
густой цепью, высоко подняв луки, и стреляли, почти не давая промахов. Рядом
с мужчинами стояли и женщины, и девушки, и  дети.  И  даже  совсем  немощные
старики. В ход шло все, что могло стрелять.
   Дану били молча, не  нуждаясь  в  командах.  Военные  вожди  в  роскошных
доспехах из наборных, заговоренных деревянных пластин, стояли среди  простых
воинов. В отличие от всех прочих  они  понимали,  что  сегодня  решается  их
судьба. Хумансы, которых слишком долго не принимали всерьез, показали  зубы,
да еще как - полный оскал. Если они сумеют прорваться к лесу...
   Люди наступали в молчании. Ни боевых кличей, ни даже предсмертных воплей.
Пробитые навылет стрелами почти  мгновенно  захлебывались  водой,  наверное,
наполовину уже состоявшей из крови их сородичей.  Луки  Дану  били  почти  в
упор; немудреные доспехи толстой кожи с нашитыми  роговыми  бляхами,  какими
владели лучшие из воинов человеческой расы, не спасали.
   Над людскими рядами не реяло гордых знамен - наступавшие по пояс  в  воде
несчастные не знали, что такое стяги. Они не понимали, для чего над головами
их врагов во множестве колыхаются раскрашенные, размалеванные тряпки,  зачем
они?..
   Не было ни времени, ни умения пойти вперед правильной атакой.  Воины  шли
вперемешку с женщинами; и судьбе было угодно, чтобы  первой  до  рядов  Дану
дошла именно женщина. Молодая, в мокром коричневом рванье, плотно облепившем
стройное, поджарое, как у волчицы, тело, она несла на  руках  завернутого  в
тряпки ребенка. По рассеченной стрелою щеке обильно стекала кровь -  молодка
ничего не замечала. Левой рукой она прижимала к себе младенца,  в  опущенной
правой  держала  оружие  -  кусок  кое-как  заточенного   дрянного   железа,
примотанный к грубой  рукояти.  Это  даже  нельзя  было  назвать  ножом  или
кинжалом, он не сгодился бы даже на кухне.
   Стрела свистнула у нее над самым плечом; лучник-Дану, лихорадочно  рвущий
тетиву в десяти шагах  перед  ней,  счел  бородатого  великана  с  громадным
колуном более достойным своего выстрела.
   За  те  мгновения,  пока  Дану  доставал  новую  стрелу,  накладывал  ее,
натягивал тетиву, женщина с ребенком одолела пять очень длинных шагов.
   Дану взглянул ей в глаза. Светло-голубые, как  небо,  они  двумя  искрами
горели на смуглом от загара лице. Дикарка была красива.., как бывает  красив
хищник в последние мгновения перед броском.
   Рука стрелка не дрогнула. Не мигая,  он  взял  прицел..,  и  тут  молодка
внезапно  швырнула   своего   младенца   прямо   ему   в   лицо.   Мелькнули
растопырившиеся ручки  и  ножки,  скривившееся  от  плача  личико..,  стрела
пробила тельце насквозь, окровавленное древко почти на всю длину  высунулось
наружу; а женщина с нечеловеческим,  хриплым  ревом,  уже  проткнутая  двумя
стрелами других воинов-Дану, с размаху всадила свой иззубренный кусок железа
между ребер лесного стрелка. Умирая, она с силой горного  тролля  опрокинула
врага наземь, зубами впившись ему в горло...
   Мелькнул меч, голова голубоглазой красавицы отлетела, но было уже поздно.
Сразу трое людей схватились с лучниками. Замелькали мечи, копья и дубины.
   Теперь уже выл, вопил и ревел весь берег. Хумансы рвались  вперед,  туда,
где коричневая волна ударила-таки в серо-зеленый утес - и утес дрогнул.
   Дану были умелыми  и  рассудительными  воинами.  Толпа  дикарей  прорвала
шеренгу стрелков, это плохо, надо отходить, сберегая силы. Вожди затрубили в
рога; однако сразу оторваться от  обезумевших  преследователей  не  удалось.
Схватки вспыхивали среди прибрежных рощ, дерущиеся катались по земле, в  ход
шло все, вплоть до ногтей и зубов.
   К вечеру бой стих. Дану потеряли около полутысячи  бойцов,  хумансы  -  в
двадцать раз больше. Весь берег, все мелководье покрылись трупами. Их  никто
не погребал. Победители, наскоро перевязав раны, пошли дальше. Им нужны были
пресная вода и строевой лес.
   И того, и этого в окрестностях имелось с избытком.
   Мертвецы остались гнить.
   С того дня этот берег и получил название Берега Черепов.

***

   Агата потрясла головой, отгоняя так некстати нахлынувшее  видение.  Берег
Черепов! Да, все так и было. Предки - правда, не такие уж  и  далекие,  Дану
жили не в пример дольше хумансов, - предки тогда не устояли.  Однако  нельзя
сказать, что они совсем уж проиграли бой - людей тогда выбили почти начисто,
прошли годы и годы, прежде чем они...
   - И все-таки мы победили, - шепнул Кицум. Мысли ее читал, что ли?!
   - Нет ни правых, ни виноватых, Дочь Дану. Не прошу, чтобы ты это  поняла.
Такое не объяснишь и не втолкуешь. Жди, когда подскажет сама кровь.
   - Что ты хочешь от меня? - Кицум, как уже выяснилось, отлично  владел  ее
родным языком, но не хватало еще, чтобы речь Дану звучала здесь и сейчас!..
   - Если ты скажешь мне, что Онфим вынес из твоего  леса,  я,  быть  может,
придумаю, как нам спастись.
   - Gwor? Awapi?!
   - Не удержалась, - усмехнулся Кицум. - Ну да, да, спастись! Тебе  и  мне.
Вдвоем. Видишь ли, я уже старик. Смерти - уже не боюсь, отбоялся  свое.  Так
что Ливень для меня, знаешь ли, не главное. Но  вот  эта  вещь,  та,  что  у
Онфима... Я ведь так думаю, сам господин Онфим умирать не собирается.  Ловок
он, бестия, куда ловчее, чем ты думаешь. Мы  можем  все  погибнуть  -  а  он
выпутается. Кто знает,  может,  у  него  в  запасе  найдется  нечто  получше
простого заклятия Пут. Он, знаешь ли, якшался в Остраге с магами  Арка,  так
что я уже ничему не удивлюсь. Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы  он  улизнул  с
твоим сокровищем, с сокровищем твоего народа?
   Агата замерла. Точно. Старик, как всегда, попал  в  самую  точку.  Онфим!
Владеющий странными силами, хозяин, пожалуй, мог в последний момент выкинуть
какой-нибудь фортель, уйдя от уготованной ему судьбы.
   И унести с собой immeistorunn.
   - Что мы можем сделать? - одними губами спросила юная Дану.
   - Прежде всего понять, насколько важно  унесенное  им,  -  Кицум  остался
непреклонен.
   - Очень важно. Самое важное из всего, что только можно придумать.
   - Но не.., не сам же Immeistorunn?
   Агата поперхнулась.
   Этот Кицум знал непозволительно много для старого, вечно пьяного  клоуна,
потешавшего хумансов жалкими, плоскими шутками.
   - Понятно, - старик вздохнул. - Я так и  знал.  Правильно..,  осень  Года
Созревания... Immeistorunn созрел и искал себе хозяина. Искал кровь Дану.  А
теперь он в руках Онфима... Эхе-хе. Тут, пожалуй, и правду пожелаешь,  чтобы
всех нас накрыло Ливнем. Ну что ж, ладно. Не знаю, на что  рассчитывает  сам
Онфим - тучи идут слишком уж  быстро,  небывало  быстро..,  но,  значит,  на
что-то рассчитывает. Хорошо, Сеамни - извини, произнес твое настоящее имя да
еще по-нашенски, по-хумансовски, грубо, - дай мне  немного  подумать.  А  ты
спи. Силы тебе еще понадобятся.
   В голосе  Кицума  на  миг  зазвучали  властные  обертона  Силы.  Внезапно
осветившиеся изнутри глаза в  упор  воззрились  на  Агату.  И,  не  в  силах
противостоять этой воле, она вдруг ощутила, что и впрямь валится с ног,  что
умрет прямо сейчас, если не заснет немедленно.
   И она заснула.

***

   Утро вползло в Хвалин, словно бесконечно длинный серый змей.  Растекаясь,
просунуло бесформенную башку в самое  сердце  города;  тысячами  раздвоенных
языков провело по оконцам и, угомонившись, приникло,  прижалось  к  щербатым
загаженным мостовым.
   По своим делам двинулся работный  люд.  В  таверне  "Имперский  Лев"  еще
затемно разожгли печь на кухне. Фесс окончательно  стряхнул  с  себя  жалкие
остатки дозволенного ему подобия сна. Его  конь  дрых,  как  говорится,  без
задних ног. Хорошо ему, адепту Арка. Р-раз -  и  все  тревожащие  сновидения
отсечены одним-единственным заклятием. Спит, спит  себе  как  ни  в  чем  не
бывало. Ладно, пусть себе спит.
   Фесс поерзал, устроился поудобнее и снова достал  прямоугольник  тетиного
письма. Тетя Аглая слыла  женщиной  с  огромными  связями.  Правда,  все  ее
попытки управлять норовистым племянником заканчивались ничем.  Строптивец  в
конце концов просто сбежал и вскоре стал одним из лучших людей  Серой  Лиги.
Ему нравилась такая жизнь. Легкая, сдобренная пряным вкусом опасности  -  он
не был ни великим воином, ни мастером магии, не из тех,  что  идут,  играючи
круша врагов десятками. Он был хорош,  но,  конечно,  не  непобедим.  И  это
только подстегивало.
   "Тетя, тетя Аглая..,  что-то  очень  важное  случилось,  если  ты  решила
отправить  ко  мне  такого  посланца.  Предупреждаешь  об  интересе  ко  мне
Архимага? Ты всегда была собственницей, тетя, ты привыкла все решать сама  -
вот почему я от тебя и  ушел.  Но  если  на  твою,  пусть  даже  строптивую,
собственность начал предъявлять права кто-то иной  -  в  гневе  ты  поистине
страшна. И при всем том с чисто женской непоследовательностью норовишь  меня
женить.
   Что ж, учтем. Будем рассматривать это письмо именно  как  предупреждение.
"Мальчик мой, маги решили взяться  за  тебя  всерьез.  Будь  осторожен..,  а
лучше, если ты все-таки вернешься и вместе  мы  что-нибудь  придумаем".  Да,
будем придерживаться этого. И хвала всем богам, Древним, Новым,  Истинным  и
прочим, если все мои домыслы так и останутся домыслами".
   Между прочим, Верховный маг Арка ныне мало что не глава Радуги. Так о чем
предупреждала тетушка? Что это? Охота? Но не будем обманывать себя -  ты  не
чудо, ты не Источник Силы, за которым так охотятся маги всех без  исключения
Орденов Радуги. Ты достаточно способный колдун, но не более.  Едва  ли  тебе
удастся совладать с адептом третьей  ступени,  не  говоря  уж  об  Архимаге.
Секрет? Тайна рождения? Какой-то оставленный родителями талисман, о  котором
я, скажем, должен вспомнить в строго определенный день?
   Фесс скривился. Талисманы? Ему довелось прочитать едва ли не все книги по
магии, почитаемые кастой Архимагов самыми тайными. Из  числа  могущественных
артефактов прошлого ненайденным оставался только один, так называемое Кольцо
Тора - но его давно уже бросили и искать. Это ведь только в сказках раньше и
трава была зеленее, и заклятья мощнее. По-настоящему все, конечно,  не  так.
Нынешние маги разрабатывали куда  более  могущественные  чары.  Их  амулеты,
обереги и талисманы заставили бы величайших волшебников прошлого  позеленеть
от зависти,  а  особо  чувствительных  натур  -  так  даже  и  удавиться  на
собственных языках. Нет. Чудеса прошлого есть чудеса прошлого. Ими  особенно
интересуется в силу своей экстравагантности Бесцветный Нерг...
   Фесс  потряс  головой.  Нет.  Слишком   сложно.   Маги   Радуги   обожают
замысловатые комбинации.., скажем больше, они обожают розыгрыши. И как бы ни
мало склонен был к розыгрышам ареопаг Радуги, Фесс готов бы поверить  скорее
в шутку Их Всеволшебничеств,  нежели  в  свое  собственное  "сверхзначение".
"Любая проблема решается просто. Если простое решение не проходит,  ищи  еще
более простое", - учат маги Арка. Право слово, есть в этом зерно истины.
   "О, да мой конь, кажется, проснулся!"
   Фесс в один миг оказался на ногах.

***

   Однако в  тот  день  так  и  не  случилось  больше  ничего  из  ряда  вон
выходящего,  ничего,  что  требовало  бы  слежки   за   этим   самодовольным
чародеишкой, и уж тем более такого, чтобы для слежки посылали Фесса,  одного
из лучших в Лиге. То ли Патриархи перестраховались, то ли...
   Фесс предпочитал уповать на "то ли". Хвалин надоел ему уже  на  следующий
день. Тем более что его подопечный тоже, похоже, маялся от скуки - шлялся по
торговым рядам, где угрюмые купцы торопились сбыть с  рук  до  начала  Ливня
залежавшееся добро, долго наблюдал, как мрачные гномы таскали громадные кули
с немудреным своим товаром. Кровельный камень оптовики отрывали с руками.
   "Чего он ждет? Чего хочет? - терзался Фесс. -  Не  могли  Командоры  Арка
погнать адепта второй ступени обозревать рыночные площади. Никак  не  могли.
Значит..."
   Фесс хмыкнул. Если только это не хитроумно задуманный маневр. Все  знают,
что молодого мага, достигшего в свои  невеликие  годы  второй  ступени,  так
просто никуда не отправят - и начнут ломать себе головы, изобретать тысячу и
одну причину, почему он оказался здесь, да кому это выгодно, да какие отсюда
следуют выводы... А на самом-то деле никакого особого задания у этого адепта
нет, и сам он - лишь приманка.
   Плохо, если так. Потому что если так - это значит, что Лига  купилась.  А
Лига покупаться не имеет права. Потому что иначе она - уже не Лига.

***

   Вообще-то днем я стараюсь  духов  не  вызывать.  Существа  они  нежные  и
капризные, солнечный свет для многих  гибелен,  а  иные  не  переносят  даже
лунного. Мое время - ночь, днем в Хвалине слишком шумно, слишком шумно  даже
здесь, в подвалах храма Хладного Пламени.
   Книга лежит передо мной, раскрытая на чистой странице. Немного  помпезно,
но последняя из написанных глав в ней именуется  "Хвалинский  Узел".  И  это
действительно Узел! О, какое же наслаждение следить за всеми его извивами  -
ведь каждый из тех извивов - живое, чувствующее и мыслящее существо. Шарада,
какую непросто разгадать даже Архимагу.
   Я не могу понять, что свело их всех вместе. Не знаю, да и знать не  хочу,
кто именно отдал приказ молодому воину Лиги следить за адептом Арка. Пока не
знаю, что привело сюда и этого волшебника, с цепью девственной меди и  тремя
каменными языками пламени,  сработанными  из  авальонна.  Меня  пьянит  само
предчувствие тайны. То, что заставляет меня сводить этих людей в один  Узел.
Я  чувствую   призрачные   узы,   накинутые   на   каждог