става. Она повалилась прямо на Эвелин - причем  последняя  отнюдь
не возражала против столь непочтительного обращения. Все  артисты  Онфима  в
один миг прижались к данке. Как бы то ни было, умирать они не хотели. Тяжело
дышал над ухом старый Кицум.
   Первые зеленые капли, зашипев, скатились по  магическому  зонтику.  Агата
ощутила мгновенный укол боли - неприятно, но ничего, терпеть  можно.  Теперь
оставалось только ждать.
   Тем временем круг  магов  распался.  Восемь  волшебников  стояли  строем,
словно на параде, а перед ними с невероятной быстротой что-то пряла руками в
воздухе та самая низкорослая фигурка.
   - Дебень, Алот, Клесс! Пр-равый фактор-риал до восьмой степени,  левый..,
симметр-рию дер-ржите, сволочи!..
   Такой голос мог принадлежать девчонке не  старше  тринадцати-четырнадцати
хумансовых зим.
   Тянущиеся сверху из непроглядного  грязно-серого  марева  зеленые  клинки
натолкнулись на внезапно воздвигшийся на их пути щит, сотканный как будто из
сплошного мрака. Агата немного разбиралась в колдовстве -  мама  учила  -  и
могла понять, что сейчас идет поединок Прямой Силы. Мечу противопоставляется
щит. Стреле  -  броня.  И  это  удивительно,  потому  как  в  твари  наверху
чувствовалась дикая, первобытная мощь, а маги Радуги всегда славились именно
тонким,  невероятно  изощренным  колдовством,  не  из  разряда  "под  клинок
подставьте щит...".
   А вокруг уже кипел Ливень. Наверху по-прежнему лежал  непроглядный  мрак,
лишь  в  одном  месте  пробуравленный  беловатым  пятном,  наподобие  клубов
грязного пара, откуда и тянулись два зеленых бесплотных клинка. Там, где они
касались черного щита, составляющий  его  мрак  вспухал  багровыми  пузырями
размером с детскую головку. Сам щит при этом  конвульсивно  дергался,  точно
живой.   Руки    девочки-волшебницы    продолжали    свой    немыслимый    и
невоспроизводимый танец. Под плащом на груди у нее что-то тускло мерцало.
   - Хависсар-р! Седьмой квадр-рант!
   "Смешно  она  говорит,  словно  попугай  из  детской  сказки",  -   вдруг
подумалось Агате.
   Однако, несмотря на все усилия аж кряхтящих от усердия волшебников, пятно
мглы росло и приближалось. Самих чародеев прикрывал точно такой же жемчужный
зонтик, как  и  Агату,  только  плотнее  на  вид.  Уж  им-то,  наверное,  не
приходилось вздрагивать от ледяного укола, стой то очередной капле коснуться
их защиты...
   - Келец! Шестой квадр-рант! Тер-ряешь устойчивость!
   - Госпожа.., держу пятый... - прохрипел кто-то из желтых плащей.
   - Хор-рошо! - одобрила девчонка. - Химус.., четвер-ртый! Дебень!  Девятый
фактор-риал! Напрравляй по геликоиде! Скользи, скользи, скользи-и-и... - она
сорвалась на визг.
   Пятно пара лопнуло. Над головами взвыл ветер,  край  спасительного  зонта
затрепетал.   Из   рассеченного   облака   появился   змеящийся,   волнистый
клинок-фламберг. А за ним и  все  чудовищное  создание  в  рогатом  шлеме  и
пробитых латах. В правой лапище - меч. В левой - фонарь из черепа.
   - Выпью, выпью, выпью, выпью... - загнусавил монстр,  и  ясно  было,  что
речь идет отнюдь не о глотке хмельного.
   - Affireth, ogath, saanth! - вновь взвизгнула юная волшебница.
   "Слова из языка Дану, обычные слова, акцент, конечно,  жуткий  -  неужели
они теперь работают в качестве составных частей хумансовых  чар?!  Даже  наш
язык они ухитрились подмять под себя..."
   Агату обдало жаром, точно она оказалась возле самого зева плавильной печи
гномов. Левая длань исполина - правой он  играючи  держал  меч,  каким  даже
самый сильный человек смог бы биться, лишь взяв в обе  руки  -  конвульсивно
дернулась, заскрежетало ржавое железо,  костяные  пальцы  напряглись,  тщась
повернуть череп с  пылающим  внутри  зеленым  огнем,  нацеливая  собственное
оружие на ветхий шлем. Одновременно прикрывавший магов черный щит, распухая,
раздуваясь, словно парус под ветром,  с  легким  шелестом  повлекся  вперед,
норовя охватить монстра с трех сторон.
   - Алот! Тр-ретий квадр-рант! Клесс  и  Келец  -  втор-рой!  Хависсар-р  -
пер-рвый!
   Тварь взмахнула мечом. Левая рука монстра дергалась, пытаясь стянуть шлем
с костяной башки, однако правая ничтоже  сумняшеся  со  всей  силы  рубанула
чудовищным клинком.
   Фламберг обрушился на сотканный магами  Радуги  щит;  прокатился  грохот,
ржавое лезвие пошло вниз, высекая густые снопы искр;  шло  оно  с  некоторой
натугой, но шло, и все старания магов не могли его остановить. Один  из  них
пошатнулся, его тотчас подхватили под руки, осторожно опуская на землю.
   - Все, вместе, р-разом, фактор-риал ноль! - голос девочки-мага ломался от
боли.
   Меч чудовища дошел почти до  самого  низа  щита,  когда  со  всех  сторон
хлынули серебряные искры. И уже из гаснущего в тьме иномирья,  сомкнувшегося
белесого облака, донесся жадный, разочарованный вой.
   Добыча ускользнула.

***

   - Придержите их, пока я буду открывать, - повторил Сидри.  Гном  колобком
скатился с пони  на  пожухлую  камень-траву.  Орешник  совершенно  скрыл  от
преследователей и его, и Вольного, и Тави; работай да радуйся,  если  бы  не
твердая уверенность, что эта парочка поимщиков со следа не собьется. Да  еще
и те двое магов Радуги - им тоже нет обратного пути, тучи  уже  закрыли  все
небо, днем становится темно, словно в сумерки, даже умей  они  обращаться  в
птиц (таким искусством владеют лишь Архимаги, да и то не все) - все равно не
успеют до Ливня. По всему, буря разразится не позже полуночи,  а  отсюда  до
форпоста Радуги ох как неблизко!
   Сидри распахнул плащ, на свет появилась памятная еще по Хвалину  сумочка,
где он держал все свои магические инструменты. Как  боевые  маги,  гномы  не
стоят ничего, все доступное им  волшебство  -  предметно,  то  есть  требует
артефактов, талисманов, амулетов, оберегов и  прочих  фетишей.  На  сей  раз
Сидри не тратил время  на  какие  бы  то  ни  было  приготовления.  Размотал
тряпицу, и на заскорузлой ладони сам собой засветился кристалл -  вытянутый,
примерно в полладони, один конец заострен, словно копейное навершие,  другой
край  обломан.  Камень  светился  сам  по  себе,  солнце   давно   проглотил
надвигающийся Ливень.
   На склоне алели невесть откуда взявшиеся поздней осенью цветы камнеломки,
над нею качал облетевшими метелками ведьмин хвост,  но  вся  малая  жизнь  -
жуков, муравьев, мелких  птах  -  замерла.  Все  живое  спешило  забиться  в
укрытия.
   Неразумным Ливень не столь опасен, как людям, гномам, Вольным  и  прочим;
но и речи лишенные твари отнюдь не горят жаждой  оказаться  под  этим  милым
дождичком.
   Кан-Торог все еще рычал от ярости. Тави, как могла, увещевала спутника.
   - Да погоди же ты, погоди, они сами к нам придут, главное - мне их первое
заклятие отбить, а потом уже ты... Ну, Кан, ну, не обижайся, пожалуйста,  ты
бы на них кинулся с мечом и все дело б погубил... Обещай, что  будешь  вести
себя разумно! Обещаешь? Нет, правда, обещаешь?..
   - Давайте скорее, - бросил через плечо  Сидри.  -  Я  уже  чую,  как  там
заклятье сбивается...
   Тави  осеклась  на  полуслове,  выпрямилась,  застыла,   прямая,   словно
тростинка, почему-то из-под руки вглядываясь прямо в орешниковую чащу.
   - Совсем близко... - проговорила она. - Сидри! Ты еще долго?
   - Долго, - сварливо отозвался гном.  Зажав  кристалл  обеими  руками,  он
водил им над скалой, точно свечкой. - Держите их, пока я не скажу. И  хорошо
бы саженей за триста.
   Кан-Торог, мимоходом освобожденный от  заклятья,  стоял,  прищурившись  и
положив руки на эфесы. Видно было, что Тави еще  предстоит  сегодня  крупный
разговор, но - позже, позже, когда они окажутся в безопасности.
   - Кан, мою сумку! - резко приказала девушка. И в  голосе  ее  послышалось
нечто такое, что гордый воин  Вольного  Племени,  ни  слова  не  говоря,  не
позволив себе и малейшего движения бровью, ринулся подать ей  требуемое.  Он
знал, что, уж если его названая сестра говорит и приказывает таким голосом -
про гордость следует забыть  и  делать,  что  велено.  На  его  памяти  Тави
прибегала к "низкой", "недостойной мастера" предметной магии считанные разы,
и каждый из этих случаев Кан-Торог очень хотел бы забыть навсегда.
   - Иди вперед, - неустрашимому Вольному стало не по себе, едва он  завидел
трясущиеся губы девушки. - Они еще только  у  входа  в  ущелье.  Вынюхивают.
Замедлились. Постарайся не допустить их до меня, - она  лихорадочно  чертила
на земле коротким эбеновым стеклом, но не  привычную  магам  пентаграмму,  а
странную, изломанную, ни на что не похожую фигуру - что-то  вроде  вытянутой
спирали,  перечеркнутой  вдобавок  крест-накрест.  От  такой  фигуры  любого
преподавателя начертательной магометрии хватил бы удар на месте.  Ни  острых
углов - концентраторов,  ни  отражательных  прямых,  ни  ориентированных  по
сторонам света опорных диагоналей  -  ничего  из  привычного  помешанным  на
симметрии магам Радуги.
   Кан-Торог бесшумно скрылся в орешнике. Ни  единого  прощального  взгляда,
жеста, улыбки. Только хищная гримаса на искривленных тонких губах. Идеальный
воин высшей касты, холодный, целеустремленный и безжалостный.  Все  осталось
позади. Он превращался в совершенную машину смерти, и при этом  не  нуждался
ни в заклятьях-модификаторах, ни в одурманивающих  снадобьях.  Творец  щедро
одарил эту расу, наверное, ему мечталось создать из них свою личную гвардию,
не иначе. Как видно, и в блистающих эмпиреях есть нужда в отчаянных парнях.
   Из  сумки  Тави   появились   четыре   потемневшие   оловянные   чашечки,
совсем-совсем старые, с погнутыми краями  и  отвалившимися  ручками.  Однако
темными  они  были  только  снаружи,  изнутри  же  поверхность  олова  сияла
немыслимым блеском, точно покрытая чистейшим  серебром.  Чашечки  встали  на
самых крутых изгибах спирали, черный стек воткнули в середине. Из крошечного
флакончика темного стекла в каждую из  чашечек  пролилось  несколько  капель
остропахнущей маслянистой жидкости. Потом настал черед  коротких  свечек  из
черного воска, их втыкали через на  первый  взгляд  совершенно  произвольные
промежутки по линиям спирали.
   Каждая из чашечек оказалась окружена целым частоколом  черных  столбиков.
Чтобы зажечь свечки, Тави не стала прибегать  к  магии  -  остервенело  била
кресалом, высекая искры на трут. Огоньки вспыхивали один  за  другим;  свечи
горели странным едва видимым пламенем, зато над каждой  поднимались  завитки
плотного белого дымка, отчего-то  не  рассеивающегося  и  на  высоте  десяти
саженей. В темное небо потянулись полторы дюжины белесых шнуров.  Ни  Сидри,
ни Тави не обращали друг на друга никакого внимания. Каждый с головой ушел в
свое дело.
   После чашечек и свечек из плотно набитого кожаного мешка  появились  вещи
еще более невозможные  в  руках  опытного  боевого  мага,  которому  на  все
плетение волшбы отводится, как правило, меньше мгновения.  Тави  вытаскивала
связки сушеных трав, лапок каких-то не то птиц  (потому  что  с  пальцами  и
когтями), не то зверей (потому что выше птичьих пальцев и  когтей  начинался
вполне достойный медведя  мех),  крошечные  черепа,  ничем,  кроме  размера,
неотличимые от человеческих, какие-то разноцветные, завязанные  причудливыми
узлами веревки, лоскутки и еще что-то в том же роде, более присущее  тележке
старьевщика, чем багажу молодой волшебницы. Предметное колдовство все больше
и больше сходило на нет, оставаясь уделом знахарок и гадальщиков с патентами
семи Орденов.  И  даже  -  знала  Тави  -  Радуга  свела  до  минимума  курс
овеществленного волшебства в своих школах и Академии.
   - Вот так, - тихонько сказала она. - Вот так. И внезапно  с  такой  силой
закусила губу, что по подбородку скатилась алая капля.
   Кан-Торог появился, как и положено, бесшумно.  Осторожно  ступая,  обошел
возведенное Тави сооружение.
   - Они идут, но очень  медленно.  То  ли  чего-то  боятся,  то  ли  что-то
готовят. Хотя.., это странно. Я б сказал - нам  словно  бы  дают  время.  По
болотам нас гнали куда резвее. А как дошли до твердой земли -  тащатся,  как
под тюками.
   - Ты их не видел? - лишний вопрос. Если бы  Кан  их  видел,  его  рассказ
начался бы с этого.
   - Не видел. Но смердят  они  так,  что  мертвому  впору.  Знаешь,  такому
хорошенькому, как следует повисевшему на жаре трупу.
   У Тави дрогнули губы.
   - Плохо.
   - Это и так ясно, - буркнул Вольный. - А что Сидри? Все копается?
   Гном не удостоил его ответом. Стоял себе и, как заведенный, водил и водил
своим кристаллом, бормоча под нос непонятные слова.
   - Кан, будь рядом, -  предупредила  Тави.  -  Я  тут  кое-что  вычертила,
довольно мощная штука, надеюсь, она их задержит...
   Как бы в ответ со стороны болот донесся тоскливый вой. На сей раз  в  нем
чувствовалось предвкушение, но какое-то  безрадостное,  словно  ничто,  даже
кровавая трапеза не могла уже возвеселить обладателя воющей  глотки.  Второй
враг приближался молча, однако его мрачная аура  тянулась  вперед,  скользя,
словно тень, между  орешниковыми  кустами,  между  сваленными  в  беспорядке
древними межевыми камнями - словно  кто-то  снес  их  сюда  со  всех  старых
владений гномов; Тави  чувствовала  эту  ауру,  почуяли  ее  и  кони;  Сидри
дернулся,  словно  ужаленный  осой.  Один   Кан-Торог   стоял   недвижно   и
бесстрастно. Его работа начнется еще не сейчас. Он отдыхал.
   Тави быстро выхватила из-за пояса второй стек, во всем подобный  первому,
только не эбеновый, а белой кости северного мамонта,  у  него  единственного
кость не желтеет со временем, а напротив, становится все белее  и  белее,  в
конце концов оставляя позади  даже  снег.  Белый  стек  поднялся,  целясь  в
заросли.
   Тишина сгущалась. Тави судорожно  облизнула  губы.  По  ореховому  ущелью
неторопливо, словно сознавая собственную непобедимость, шествовали  двое,  и
ни о ком она не могла почти ничего сказать. Только подозрения, одно  мрачнее
другого. Если оправдается самое черное, то тварь не остановят вообще никакие
заклятья. Разве что меч Кан-Торога  или  топор  Сидри;  гном  взял  с  собой
прадедовское наговорное оружие - это только людская магия Радуги  становится
все сильнее и сильнее с каждым поколением, а вот волшба иных рас,  напротив,
слабеет. Топор Сидри пришел из  времен  расцвета  Силы  Гномов.  Таких,  как
водится, осталось совсем немного.
   Они идут. Медленно, шаг за шагом. Они не торопятся, словно и не  нависает
над головами небо, готовое вот-вот лопнуть Смертным Ливнем.  Они  как  будто
дают беглецам время приготовиться к отпору. Зачем?  Это  нелогично.  А  маги
Радуги славились всегда своей логикой. Уж им-то никогда не придет  в  голову
выпускать уже загнанного в ловушку врага. Смертные Ливни не безвредны и  для
них, иначе не повернула бы вышедшая из Хвалина погоня; только это  и  спасло
отчаянно ринувшуюся  в  болота  троицу.  Потом  этот  странный  священник..,
нелепый, неуклюжий, невесть зачем присоединившийся к ним  и  так  же  нелепо
погибший. А вот теперь, похоже, явившийся сюда требовать их к  ответу  -  за
то, что  они  сделали  с  его  телом.  И  ведь  сделали-то,  как  оказалось,
совершенно напрасно. Так ничего и не узнали о твари, сожравшей  несчастного.
И тварь эта теперь тоже здесь. Она - точно. Священник - или, вернее, то,  во
что он обратился - не факт. Но рассчитывать, Тави, всегда следует на худшее.
Так что приготовься.
   Она дрожала от нетерпения. Мэтр Ондуласт был по сравнению с этой парочкой
детской забавой. А ведь и тогда, не приди невесть откуда помощь... Здесь  же
все куда серьезнее. Да, она - лучшая из всех волшебников и волшебниц,  каких
только сумел найти Круг Капитанов; Вольные испокон веку  выкрадывали  детей,
наделенных даром магии. Сами они таких детей чувствовали очень хорошо, а вот
колдовать - нет, ни в какую. Зато на мечах им нет равных. На мечах - нет, но
вот без колдунов и колдуний оказываются бесполезными даже мечи.
   Голодная аура чудовищ подбиралась все ближе, старательно обтекая при этом
все вычерченное и расставленное Тави. От оловянных  чашечек  распространялся
резкий  чесночный  запах.  Ровно  горели  черные  свечки.  Чуть   подрагивал
вонзенный в землю  черный  стек.  Все  готово  к  ритуалу.  Как  только  они
дотянутся до Сидри, нужно будет атаковать.
   И все же, отчего они так медлят? Тварь с болот -  ну,  ее  можно  считать
безумной после всего случившегося. А вот второй.., и двое магов.., они  что,
тоже безмозглые? Не понимают, что мы так просто не сдадимся? Чего  ждут?  Им
бы ударить, пока мы бежали, а они все тянули, тянули..,  почему?  Или  магов
этих и вовсе уже здесь нет? Натравили своих псов - и назад? Может,  какой-то
секрет у них все-таки имеется? Надеются успеть до Ливня? Если их здесь  нет,
можно поверить в тупость их слуг. Хотя... - она поежилась. - Если второй  на
самом деле тот, кто она думает - он тупым быть не  может.  Переворот  всегда
страшен, но вот способность  думать  он  не  отнимает.  Напротив,  обостряет
инстинкты хищника, а они-то должны были погнать тварь вперед,  вместо  того,
чтобы топтаться на месте. Так почему? Почему медлят?
   Темная аура достигла  Сидри.  Гном  поежился,  однако  однообразную  свою
ворожбу не бросил. Напротив, забормотал еще быстрее. И,  словно  ощутив  его
чародейство, оба пса Радуги рванулись вперед.
   - Тави! - всхрипнул Кан-Торог.
   Однако его юная спутница уже действовала.
   - Вы, силы земные, недреманные, силы небесные, бессонные,  силы  морские,
неспящие, силы аэра, очей не смежающие, придите!..
   Простенькая  и  выспренная  формула,  как  раз   подходящая   деревенской
знахарке. Маскировка-обманка. На тот случай, если маги Радуги все еще где-то
там, на краю болот. Пусть думают,  что  здесь  -  обеспамятовавшая  дурочка.
Пусть.
   На скулах Кан-Торога уже давно, словно камни, катались бугорки  желваков.
Но - ни одного движения больше.  "Зверюшки"  в  болотах  -  детская  забава,
разминка перед настоящим делом. Пришла пора  отрабатывать  золото  Каменного
Престола.
   Чудовища двигались, не поднимая шума. Как и  положено.  Их  полная  злобы
аура сгущалась, начинала давить,  в  голове  мутилось,  словно  наяву  перед
глазами  появлялся  разверстый  зев  могилы,  в  ушах  -  унылое   завывание
погребальной службы, а потом - утробный рык трупоедов, что  явятся  разорять
погост. Кан тряхнул головой, отгоняя недоброе видение. Тави  нанесет  первый
удар, а потом настанет его очередь...
   Тави несколько раз с силой надавила на виски. Боль перекатывалась  внутри
черепа, словно пустая  бочка,  куда  для  пущего  грохота  кинули  несколько
увесистых булыжников. Тем не менее все ее свечи  горели  успокаивающе-ровно,
внутри  нарисованной  спирали  копилась  сила,  готовая   в   любой   момент
выплеснуться на подступающего врага.  Чародеи  Радуги  не  случайно  считали
предметное колдовство детством. Слишком уж  легко  нарушить  тонкий  баланс,
слишком уж просто опрокинуть с таким трудом  возведенное  сплетение  сил,  в
реальном бою волшебник-"предметник" не имеет никаких шансов против того, кто
оперирует  мыслеобразами,   мгновенно   творя   заклятья   исключительно   в
собственном воображении. Азбука боевой магии. Однако...
   Если отрешиться от мертвых схем и догм, от раз  и  навсегда  затверженных
узоров магических пента-, гекса-и октограмм, если  как  следует  поискать  в
давно заброшенных самими магами Семицветья областях,  как  следует  порыться
там,  где  сами  они  уже  не  почитают  встретить  ничего  интересного,  то
натыкаешься на поразительные  вещи.  Старые  слуги  Радуги,  духи  и  низшие
демоны, неупокоенные мертвецы, души погибших на белых алтарях эльфов, орков,
гномов, кобольдов, Дану и иных, столетиями копившие ненависть  в  бесплодных
блужданиях  по  мертвым  равнинам,  где  нет  ничего,   кроме   хаотического
нагромождения скал. Души не могут умереть второй смертью,  несмотря  на  все
свои муки. Они терзаются от голода и жажды, от холода и жары, они  чувствуют
боль,