не подойдет..." - в реку. Да не
в простую... А  кто  "подошел"  -  того  в  общие  дома,  где  выживет  лишь
сильнейший, где за еду надо драться, и за воду, и за постель,  и  за  все...
Нет уж!.. Да, проживи среди них хоть сто лет - все равно не поймешь.
   Она покосилась на невозмутимого Кана.
   "Сколько детей у тебя, воин?  Словно  быка  племенного,  тебя  случают  с
дочерьми видных родов. А тем, когда рожают, уши затыкают, и залепляют глаза,
и дают дурманное снадобье, и творят всякое иное чародейство -  чтобы  матери
не то что не увидели бы младенчиков, а даже и не услыхали бы их крика.  Ирод
- совсем не то, что у людей. Не семья, а скорее боевая дружина.
   Однако ж до сих пор - непобедимы...
   И что это я? - подумала Тави. - Начала про орешник, а кончила вон  чем!..
Да, значит, орешник. Тайный ход гномов, вернее - один из множества их тайных
ходов.  Заклятие  знает  Сидри  -  одно  из  трех,  врученных  ему  Каменным
Престолом. Первое откроет  им  дорогу  внутрь.  Второе  -  отгонит  Нечисть,
захватившую средние уровни. И, наконец, третье - поможет исполнить то,  ради
чего они и вышли в этот поход".
   Окрестности Царь-Горы обычно - место людное. И,  развивайся  все,  как  и
было задумано,  Вольным  и  Сидри  пришлось  бы  немало  постараться,  чтобы
проскользнуть к заветному ходу незамеченными. Но Ливни сорвались с  цепи,  и
предгорья мгновенно вымерли. Все, кто мог, бежали в Хвалин - или еще дальше.
   - Успеем, Сидри?
   - Должны. Если пойдем, как сейчас...
   Он не договорил. В спины всей троице неожиданно толкнулся ветер,  ледяной
и мертвящий.  С  оставшихся  позади  болот  медленно  полз  звук  -  низкий,
басовитый, утробный. Они замерли, не  в  силах  даже  оглянуться;  казалось,
чей-то холодный взгляд  наконец-то  отыскал  их,  вонзился,  словно  игла  в
крылышки схваченного насекомого; и за взглядом, казалось, вот-вот  последует
рука...
   Зарычав от гнева, прокусив губу, Кан-Торог заставил себя обернуться.
   ...Не таясь, там стояли трое. Двое по  бокам  поддерживали  третьего  под
руки. Державшие одеты были в алые мантии Арка; а вот третий...
   У Тави едва не отнялись от страха ноги.
   - Скорее, Сидри! - взвизгнула она.
   - Ты что?! - заскрежетал зубами Кан. - Бежать?..
   - Или мы проскочим - или нас.., или нас  сожрут!  -  выкрикнула  девушка,
терзая шпорами конские бока.
   - Вольные не бегают от опасности! - надменно бросил Кан.
   - Дурак! Это же некроманты! Смотри, кого они притащили!
   - Ну и что? - хладнокровно  заметил  молодой  воин.  -  Разве  ты  их  не
удержишь?
   Вместо  ответа  Тави  внезапно  выбросила  вперед  руку,  ладонь  тыльной
стороной вниз и сложена в странном жесте - указательный и  срединный  пальцы
вытянуты, остальные поджаты.
   - Т-ты!.. - подавился криком  Вольный.  В  следующий  миг  его,  отчаянно
упирающегося, потащило к лошади, с которой он успел уже соскочить,  готовясь
принять бой.
   Сидри, судя по виду,  Тави  всецело  одобрял.  Орешник  сомкнулся  за  их
спинами; а через миг с болот вновь донеслось леденящее, голодное завывание.
   - Они притащили с собой и ту тварь,  что  выла!  -  крикнула  Тави  Кану.
Вольный кипел от возмущения,  но  сделать  ничего  не  мог  -  тело  ему  не
повиновалось. - Нам против нее не выстоять! А если б даже и выстояли - магам
только того и надо, чтобы мы угодили под Ливень! Ты думаешь, они полезли  бы
под твой меч?! Как бы не так, Кан! Раскатали бы в блин издали. И я ничего не
могла бы сделать, потому что у них эта  тварь  с  болот,  и..,  и...  -  она
осеклась, словно не в силах выговорить страшных  слов.  -  Мне  пришлось  бы
держать их, а не помогать тебе, Кан! Понятно?! Ну, не будь ребенком! Неужели
Круг ошибся? Они-то всегда считали тебя образцом хладнокровия!
   Вольный яростно промычал нечто вроде "Сними заклятье!".
   - Как только войдем внутрь, - Тави оставалась непреклонна.
   Позади, все ближе и ближе, раздавался  заунывный  вой.  Неведомый  хищник
приближался; и молодая волшебница не сомневалась, что чудище -  под  властью
чар Арка. Второго преследователя она не чувствовала, и от этого  становилось
вдесятеро страшней.
   - Сидри! Ну когда же наконец твоя дверь! - не выдержала она.
   Гном откликнулся, прижимаясь к шее своей низкорослой лошадки:
   - Чуть-чуть совсем осталось! Только потом еще надо камень открыть...
   Кан-Торог  яростно  мычал.  Судя  по  всему,  Тави  предстояло   нелегкое
объяснение.
   Летел навстречу  орешник.  Склоны  долинки  сдвигались,  становилось  все
темнее...
   - Сюда! - крикнул Сидри. - Продержите их, пока я буду открывать!

***

   - Все, больше не  могу!  -  Эвелин  растянулась  прямо  в  жидкой  грязи,
покрывавшей пол тоннеля.
   Ни у кого уже не осталось сил поднимать женщину.  Даже  двужильный  Троша
выдохся. Одни Высокие Боги ведали, сколько времени остатки  Онфимова  цирка,
согнувшись в три погибели, пробирались по прорытому тарлингами тоннелю.  Как
ни странно, ни единого живого существа им не  встретилось,  и  ход,  как  по
заказу, вел по направлению к Хвалину, никуда не сворачивая, лишь  уходя  все
глубже и глубже.
   Никто уже не слушал хрипящего и шипящего Кицума  -  клоун  требовал  идти
дальше. Все повалились кто куда, давая отдых гудящим ногам.
   Агата  попыталась  было  зажмуриться  и  тотчас  открыла  глаза  снова  -
казалось, веки превратились в шершавые наждачные камни. Не в  силах  отвести
взора, она следила за приближающейся жуткой  фигурой;  череп-фонарь  в  руке
поворачивался из стороны в сторону, двумя клинками  зеленых  лучей  из  глаз
отыскивал жертву. Надо ж было приключиться такому - кто еще из  живых  видел
этого Хозяина Ливня, что бредет со своим фонарем вслед за  липкими  зелеными
струями? Не зря, ох, не зря болтали - в том же Остраге - что во время Ливней
ходит, мол, по улицам неведомый страх, палкой стучит  по  крышам,  проверяя,
нет ли где прорехи, и горе тем, у кого такую отыщет...
   А страхолюд, казалось, уже понял, уже увидал -  кружил  и  кружил  вокруг
того места, где они засели, только он сверху, а Агата и все прочие - внизу.
   И сочится сквозь землю Ливень... Они хоть и глубоко ушли,  а  отрава  все
равно достанет. И значит - поднимайся, шагай, хоть на брюхе ползи, а вперед.
Вперед и вглубь. Тарлингам на поживу...
   "Чудищу, наверное, до нас не так-то и просто добраться".
   Агата не знала, почему земля сперва сделалась  прозрачной,  почему  потом
вновь все стало как прежде -  лишь  освещенная  тусклым  зеленоватым  светом
фигура Хозяина с черепом в руке кругами бродила наверху, бубня себе под  нос
что-то невнятное.
   Но девочка-Дану не была бы сама собой, если б не чувствовала -  подземный
ход тарлингов и потом непонятная эта прозрачность: все  здесь  не  случайно.
Здесь   пахло   магией!   И   притом    сильнейшей.    Кто-то    очень-очень
могущественный.., неужели решил помочь им? Или - страшно подумать - ей?
   Но вот только почему же он тогда так долго  ждал?  Почему  бездействовал,
когда заветный Immeistorunn переходил в  жадные  руки  хуманса?  Почему  дал
скрыться Онфиму? Почему?.. Почему?.. Почему?!
   - Не понимаю, - шептала она, прижимаясь щекой к холодной и липкой  стене.
- Не понимаю. Маги... Радуга всегда была врагом,  самым  страшным,  страшнее
имперских егерей и псовых охот. Магов ненавидели куда сильнее, чем даже тех,
что бросали схваченных младенцев-Дану в высокие костры  -  эти  были  просто
тупыми животными, но маги...
   Лишь дважды адепты семи Орденов попадали живьем в руки Дану. Послушники и
подмастерья  самых  низших  рангов,  израненные,  несчастные,  жалкие  -  им
пришлось платить за грехи Верховных  магов  и  Командоров.  Обоих  пленников
после долгих, неторопливых пыток столь  же  неторопливо  опустили  в  полную
соленой, едучей жижи купель, больше всего  боясь,  чтобы  те  не  умерли  бы
раньше срока.
   Сама Агата, конечно же, этих казней не видела. Но слышала  -  им,  детям,
начинали рассказывать о криках и корчах  ненавистных  магиков,  едва  малыши
начинали хоть что-то понимать.
   Так неужто же кто-то из Радуги решил ей помочь?
   Пару лет назад она, наверное,  со  всем  молодым  жаром  уверовала  бы  в
уцелевшего чародея-Дану, наконец-то отыскавшего ее,  Seamni  Oectacann.  Это
время давно прошло. Веру выбили людские плети и нашейные колодки  для  особо
строптивых  рабов.  Женщины  и  девушки  Дану   высоко   ценились   богатыми
любителями, теми, на чьи грешки Радуга и Церковь смотрели  сквозь  пальцы  -
прояви Агата покорность, могла бы и сытно есть, и мягко спать  -  но  вместо
этого строптивица предпочла кнуты  и  рабский  рынок.  И  ошейник  с  именем
господина Онфима-первого, что до сих пор замкнут вокруг шеи.
   Но кто-то ведь помог им?..
   ...Наверное, можно привыкнуть ко всему. Но не к давящему постоянно ужасу.
Никто кроме Агаты не видел чудовищное существо с фонарем-черепом на рукоятке
из позвонков; когда страх овеществляется,  обращается  в  пусть  даже  самое
невероятное,  самое  убийственное  создание,  какое  только  может   создать
воображение - от этого легче. Когда же вокруг  тебя  только  зыбкая  тьма  и
смутные сонмы твоих же страхов - почти непереносимо.
   - Вставайте, вставайте, - хрипел где-то рядом Кицум. Старого клоуна никто
не  слушал.  Хозяин  Ливня  высосал,  наверное,  последние  силы  и  волю  к
сопротивлению.
   Тварь наверху перестала кружить.  Теперь  она  стояла,  широко  расставив
закованные в древнее  железо  ноги,  угрожающе  подняв  чудовищных  размеров
фламберг, явно сделанный когда-то для настоящего великана. Двуручная рукоять
тонула в исполинской ладони.
   - Чую, чую, чую - тянуло создание. Череп в его длани смотрел  вниз,  пара
зеленых клинков буравила землю, тщась добраться до лакомой, живой добычи.
   "Если мы просидим здесь еще хоть сколько-нибудь, - внезапно поняла Агата,
- Хозяин доберется до нас. Ему и земля не помеха"

***

   Нельзя сказать, что я бы совсем не был готов к увиденному И все-таки  при
виде мертвеца с двуручным мечом меня пробрало от макушки до пяток, словно  в
давным-давно позабытом детстве. Нет, конечно, не оттого,  что  мне  предстал
здоровенный ходячий труп в проржавелых доспехах Создать  такое  может  любой
маг-недоучка, овладевший хотя бы азами некромантии О  последующей  расплате,
конечно,  умолчим,  но  ничего  необычного  в  таком  создании  нет.  Разрой
три-четыре  свежие  могилы,  возьми  тела  усопших,  слей  воедино,   укрепи
соответствующими заклятьями... Несложно.
   Но никогда и нигде, даже в самом злобном и безумном  драконе,  что  мстит
всему живому, я не чувствовал такой тупой и черной ненависти. Ненависть была
для этой твари воздухом, водой, пищей, кровью, жизнью - всем  Чтобы  создать
такое, требовалась невероятная мощь. Не собственное черное сердце, о, нет  -
но колоссальная сила А еще - изворотливость и виртуозность. Нелегко  изгнать
даже из мертвого черепа воспоминания о том, что когда-то он  был  человеком.
Упыри, вампиры и прочая ночная Нежить убивают  потому,  что  хотят,  как  ни
странно, жить. Им нужна горячая кровь жертвы, для них это все равно, что для
племени Смертных - свежий хлеб. Даже у вампира может пробудиться жалость или
сочувствие. Мне известны такие случаи. Но в  этом  кошмарном  создании,  что
спокойно шествовало со своим фонарем  под  смертоносными  струями,  не  было
вообще ничего, кроме одного лишь  кровавого  голода.  Чтобы  внушить  чистое
чувство такой силы.., надо быть подлинным мастером.
   Я видел все это глазами  несчастной  девочки-Дану,  она  позволила  моему
взору протянуться от хвалинских подземелий под  непроницаемую  для  заклятий
завесу Ливня; и я чувствовал, что очень скоро не смогу помочь ей уже  ничем.
Радуга тоже не дремала.

***

   Когда внезапно исчезло существо с мечом  и  черепом,  когда  непроглядная
тьма взорвалась роем серебристых вспышек и щеки коснулось  знакомое  ледяное
дыхание отравной  хумансовой  магии,  Агата,  теряя  сознание,  поняла,  что
случилось нечто еще страшнее утраты того, что хумансы называли Иммельсторном
- она в руках ненавистной Радуги...

***

   Раз  приняв  решение,  молодой  Император  уже  не  отступал.   Патриархи
затаились. Ждут. Оно и понятно, в  случае  чего  Радуга  не  станет  с  ними
церемониться. Серых терпят, пока они  не  суют  свой  длинный  нос  куда  не
следует. Еще одна игрушка, оставленная магами своей пастве. Опасная игрушка,
хотелось бы верить.
   Было утро. Император лежал без сна, неотрывно глядя в потолок. За дверями
- никакого почтения  к  императорскому  званию!  -  лениво  переговаривались
приставленные Радугой стражи-соглядатаи, и повелитель Мельина мог  лишь  еще
раз поразиться поистине нечеловеческой выдержке Вольных - им  только  мигни,
магиков взяли бы в ножи, а те бы и пикнуть не успели. Хотя нет,  успели  бы.
Не обманывай себя, Император, эти бы - успели. Едва ли  Сежес  послала  сюда
посредственностей. Наверняка нет. Лучших  из  лучших.  Ты  можешь  проткнуть
такого насквозь, вырвать ему сердце, снести голову - но, даже  умирая,  даже
разрубленный, он успеет бросить заклятье, и горе тогда убийце...
   Но, как бы то ни было, Патриарха он увидит. И, если нельзя прийти к Хеону
тайно, значит, он придет к нему открыто. "Открыто" для Радуги, само собой.
   Палец слегка коснулся черного камня в перстне, и мгновение  спустя  возле
ложа Императора уже стоял согнувшийся в поклоне человек. Пара  Вольных,  что
несла караул, четко, по уставу, вошла следом, молча прижала кулаки к груди в
знак приветствия. За широкими спинами воинов  маячили  крикливо-яркие  плащи
волшебников.
   Император  коснулся  тремя  сложенными  щепотью  пальцами   правой   руки
раскрытой левой ладони. Слуга молча склонил голову, бесшумно  исчез,  а  еще
через миг появился с роскошным янтарным футляром письменных принадлежностей.
   "Трон недоволен,  -  быстро  писал  владыка  Империи.  -  Не  вижу  голов
зачинщиков последнего заговора. А также голов их  семей.  Сроку  даю  четыре
седьмицы,  считая  от  сего  дня".  И  вместо  подписи  прижал   к   дорогой
тонковыделанной  коже  камень  перстня.  Чуть-чуть   запахло   паленым;   на
пергаменте остался четкий и глубокий оттиск имперского герба -  вставший  на
дыбы василиск.
   А потом, не слишком скрываясь, не  обращая  никакого  внимания  на  жадно
пялящихся ему в спину магов, Император отдал свернутое трубкой и опечатанное
письмо  невзрачному  человечку,  одному  из  множества  имперских  курьеров,
день-деньской сновавших по славному столичному Мельину.
   О его письме тотчас узнают Сежес и иже с нею? - пусть,  к  этому  он  был
готов. Тем более что Хеон и в самом деле последнее время толковал о каком-то
заговоре... Император устало поморщился.  Какая  чушь.  Здесь  все  в  руках
колдунов. Наверняка и оба  покушения  -  их  работа.  Вот  только  зачем  им
понадобилось два легиона? Не из лучших - лучшие, увы, за морем - но и далеко
не отбросы, вроде городского ополчения. Пятнадцать тысяч  мечей.  Хватит  на
добрую войну. Против кого?  В  россказни  об  эльфах  и  Дану  Император  не
слишком-то верил. Дану еще продаются и перепродаются на невольничьих рынках,
но это уже все, последыши. Охотники за живым товаром обратили свой  взор  на
восток и юг, кое-кто, правда, промышлял гномами, пока еще многочисленными...
   Загадка на загадке. Радуга совершенно не способна говорить  правду.  Даже
правда в устах магов кажется отъявленной ложью.
   Записка к Патриарху Лиги была,  разумеется,  криптограммой.  И  содержала
требование о немедленной встрече. Если Радуга ее и перехватит (а в том,  что
перехватит, сомнений не  имелось),  то,  сколько  ни  обрабатывай  пергамент
снадобьями, сколько над ним ни ворожи - ничего  не  изменится.  Нет  там  ни
скрытых,  чарами  запечатленных  слов,   ни   тайных   надписей   невидимыми
чернилами... Император пишет Патриарху Серой Лиги именно то, что он пишет.
   И все же он не мог не признать - смертельная  игра  с  Радугой  пьянит  и
затягивает куда крепче схваток с безмозглыми склизкими червями в подземельях
Мельина. Черви просто хотели жрать; они жадно тянулись к любой плоти,  какой
только могли достичь; все  развлечение  заключалось  лишь  в  умении  хорошо
вертеть мечом. Но это он может делать и на арене.
   Пусть даже его противниками окажутся такие  оборотни,  как  этот  "мастер
Н'дар".
   Да, ни вино, ни женщины не в силах доставить столь  острого  наслаждения.
Император, впрочем, отнюдь не ощущал себя игроком. Нет, скорее -  человеком,
запертым в клетке с голодными хищниками, когда против их когтей  и  зубов  у
тебя только руки, голые руки, такие  бессильные  по  сравнению  со  свирепой
мощью зверей. Вот только человек отчего-то всякий раз оказывался и хитрее, и
кровожаднее, и беспощаднее любого зверя. Оттого и  выживал.  Он  выживал,  а
утонченные  эльфы,  прямые  и  строгие  Дану,  непонятные   гордецы-Вольные,
трудяги-гномы один за другим сходили во мрак.
   Вот и  сейчас.  Тайное  послание  к  Патриарху  Хеону.  Чем  ответит  Его
Скрытничество?  -  можно  только  гадать.  Патриархи  подчиняются  имперским
законам лишь до тех пор, пока их  эти  законы  устраивают.  Патриарх  вполне
может и не ответить. Сославшись, скажем, на ту же Радугу. И  будет  в  своем
праве.
   Император может карать любого своего  подданного,  наверное,  хватило  бы
силы покончить и с Хеоном, но  тогда  надо  забыть  о  помощи  Серых  против
Многоцветной Радуги. Василиск  останется  в  одиночестве.  И  тогда  семерка
растерзает его в клочья.
   ...В тот день Император старался ни в чем не отступать от распорядка.  Он
заставил себя забыть о некуртуазных, нелепых и неловких  адептах.  Он  будет
все делать, как всегда. Чтобы Радуга, сохрани нас от этого Единый  и  прочие
боги, не заподозрила, что Император уделяет делам  Серых  уж  слишком  много
внимания. Заговоры были всегда, сколько существовала Империя. И бороться  со
смутьянами, конечно, нужно. Но если Император покажет, что именно  ЭТО  дело
привлекает его сильнее всех  прочих  событий  в  государстве,  вот  тогда-то
Радуга и вцепится в него всеми когтями...
   Однако,  к  полному  удивлению  владыки  Мельина,   посыльный   вернулся.
Разумеется, без письма - хозяева Серых вообще  недолюбливали  каллиграфию  -
однако с ответом.
   Семеро в плащах магов даже приличия ради не попытались сделать  вид,  что
не набрасывают  заклятия  для  подслушивания.  Император  почувствовал,  как
заалело лицо, кулаки его сжались, но - "еще не время мстить. Позже.  Конечно
же, позже".
   - Велено передать, - испуганно мигая  и  поминутно  кланяясь,  пролепетал
человечек, - "Все устроилось к наилучшей выгоде, и с ответом не задержу".
   Скулы Императора закаменели. Успокоительная фраза Патриарха значила,  как
они условились, совершенно обратное.  А  "с  ответом  не  задержу"  и  вовсе
означало, что воин Лиги оказался в плену.
   - Ты можешь идти, - бросил Император, уже забывая  и  думать  о  посланце
послании и всем прочем. Важным  теперь  представлялось  только  одно  -  что
сможет рассказать этот воин и как скоро Радуга нанесет ответный удар?
   Неторопливо  поднялся,  положив  руку  на  эфес,   подошел   к   высокому
стрельчатому   окну.   Вольные   неслышно   придвинулись    ближе,    адепты
заволновались, забормотали что-то про  "стрелу  снаружи".  Император  только
усмехнулся - его стража, все как один, умеет взять стрелу из  воздуха  перед
самым  лицом.  Не  обращая  на  магов   внимания,   наклонился,   опираясь-о
подоконник, выглянул наружу.
   Под ним расстилался осенний Мельин, благословенное место, где ни разу  не
видели Смертных Ливней, где даже в зимнюю  пору  тепло  и  печи  топятся  не
каждый день. Серой сталью кривого клинка  сверкнула  река,  огибая  замковую
скалу, она казалась обогнувшим  щит  и  глубоко  вонзившимся  в  тело  врага
лезвием. О, если бы он мог с такой же легкостью поразить Радугу!  А  теперь,
похоже, она сама поразит тебя. А может, и