дин умереть во славу обожаемого пре...
     - Побереги воздух, - оборвал его Император. - Я запомню твои слова, чародей. А теперь разрешаю тебе удалиться.
     Волшебник растянул губы в самой приятной и светской улыбке, отвешивая низкий поклон.
     - Пусть мой повелитель отдаст команду на последнее жертвоприношение...
     - Отдам. Не сомневайся. Пока же оставь нас.
     - Повинуюсь, мой Император, слушаю и повинуюсь...
     - Тьфу. Слизняк какой-то, честное слово, - вполголоса проворчал проконсул, выждав достаточное время, чтобы Вольные могли отконвоировать нергианца подальше от императорского шатра.
     - Сежес, пришло твоё время.
     - Да, мой повелитель?
     - Твой сбор... что ты планировала сделать?
     - То же, что сделали адепты Серой Лиги в Мельине, - поджечь мешки и забросать ими неприятеля с помощью пращей или катапульт. Я приказала также изготовить мелкие порции сбора для лучников и арбалетчиков.
     - Прекрасно. Я сильно подозреваю, что нам потребуются все твои запасы, Сежес.
     Волшебница молча покивала.
     - Ты распорядилась, чтобы сборы твоих трав возобновились, как только взойдёт зелень? Лето уже настало - ведётся ли сбор? Получим ли мы пополнение, если эта битва не окажется последней, что бы там ни болтал нергианец?
     - Разумеется, повелитель. Как же иначе? Что бы ни говорил мой, гм, коллега, нам ещё предстоит долгая война. И пирамиды нагоняют на меня страх, признаться. В них скрыта такая мощь, что чувствуешь даже сквозь видение.
     - До них нам ещё далеко. И хорошо, если Семандра даст нам спокойно разбираться с Разломом, хотя, конечно, какое уж тут "спокойно"... Проконсул, позаботься, чтобы все велиты имели бы запас... - Император чуть не оговорился: "сена", - этого сбора, и чтобы к каждой дюжине был бы приставлен факельщик.
     - Не впервой, повелитель. Всё исполним, - уверенно кивнул Клавдий.

***

     Жертвоприношение решили совершать этой же ночью. Нергианец уверял, что козлоногие ударят на рассвете, хотя высланные вперёд дозоры пока ещё не видели врага. Аколит Слаша Бесформенного так и не заговорил. По утверждению ликторов (поддержанных нергианцем), никакой ценности для следствия злосчастный фанатик более не представлял.
     В сгустившейся тьме вновь запылал костёр, вновь отвратительно пахла палёным свежесодранная и обожжённая на огне бычья шкура. Так же стояли тесным кругом Вольные, заслоняя собственными телами Императора, так же угрюмо нависало беззвёздное небо над головами.
     Но что-то и изменилось. Неуловимо, почти неощутимо, однако правителю Мельина это не давало покоя. Как-то не так смотрел исподлобья обречённый на заклание аколит, что-то новое появилось в глубоко посаженных глазах; и Император не удивился, когда тот завопил, едва ликторы рывком поставили его на ноги:
     - Помилуйте! Пощадите! Буду, буду говорить!..
     Нергианец с некоторой досадой поджал губы.
     - Каково будет решение моего Императора?
     - Пусть говорит, - не колеблясь ни секунды, отрезал правитель Мельина.
     - Это может возыметь...
     - Ликторы! Пленника ко мне в шатёр. Кер-Тинор! Двойную стражу внутрь и тройную - вокруг. Проконсул Клавдий, достопочтенная Сежес, благоволите проследовать за мной.
     Аколита шатало, точно пьяного, его чуть не волоком тащили прочь от костра. Посланец Нерга кисло смотрел вслед императорской процессии. Его присутствовать не пригласили.
     - Говори! - велел Император аколиту, едва Кер-Тинор приглушённо доложил, что всё в порядке и тройное кольцо Вольных не подпустит никого к шатру на добрые полсотни шагов.
     - Жизнь, повелитель! - прохрипел в ответ служитель Слаша, падая на колени, едва лишь ликторы перестали поддерживать его под руки.
     - Если твой рассказ будет правдив и поможет мне, я помилую тебя, - кивнул Император, игнорируя предостерегающее покашливание Сежес. - Начинай с самого начала. Зачем вас послали сюда и кто приказал это сделать? Досточтимая волшебница Радуги, как ты видишь, готова проверить твои слова на истинность.
     Сежес не сплоховала, между её ладоней тотчас появилось слабо светящееся зеленоватое облачко.
     - Стоит тебе солгать или хотя бы слегка покривить душой, оно сделается алым, - предупредила чародейка.
     - Я-а... не буду врать... - Человек говорил на общеимперском языке с сильным восточным акцентом.
     - Тогда отвечай. И не тот жалкий вздор, каковой несли два твоих приятеля.
     Аколит затрясся, мелко закивал. И начал говорить...
     ...Даже самыми верными его сторонниками Слаш Бесформенный считался "уснувшим богом". Его покой берегла крошечная горстка поистине фанатичных приверженцев, уверявших, что бог является им во снах и указывает, что надо делать, дабы вернуть его к жизни. Как правило, это сводилось к жертвоприношениям - бог требовал беременных женщин, нерождённых младенцев, в крайнем случае соглашаясь на детишек, проживших не больше одного дня. Понятно, что при таких делах аколитам Бесформенного приходилось несладко: разъярённые поселяне, изловив адепта, расправлялись с ним весьма изощрёнными способами, среди которых медленное утопление в яме с нечистотами ещё могло считаться милостивой и лёгкой смертью.
     А потом всё изменилось - в ночь, когда к последним верным аколитам, сгрудившимся у костра в развалинах самого первого и самого древнего капища Бесформенного, явился некто в облике козлоногого чудовища, на правой лапе которого красовалась белая латная перчатка, но не стальная, а из какой-то непонятной кости.
     Козлоногий обладал великой силой. Он заявил, что знает, как пробудить дремлющего бога, и на самом деле явил остолбеневшим аколитам несколько кошмарных видений, таких, что все немедля уверовали.
     После этого дня всё изменилось. Спавший доселе беспробудным сном Слаш стал шевелиться во сне, всё настойчивее и настойчивее обращаясь к своим последователям, приказывая им во всём помогать его новым слугам - тем самым козлоногим существам. А у них, похоже, был лишь один враг - Империя.
     И козлоногие обратились не только к аколитам Слаша. Ожили все полузабытые древние божки, жестокие и кровожадные. Грохотали бубны и барабаны, лилась кровь жертв - козлоногие ставили себе на службу Древние Силы Мельина.
     Разумеется, аколит не произнёс именно этих слов. Сомнительно, чтобы он их вообще знал. Но в чём заключалась суть деяний козлоногих тварей - поняли все присутствовавшие.
     Итак, враг спланировал наступление с двух сторон, Империя должна была бы оказаться между молотом и наковальней. И оказалась бы, начни Семандра своё наступление позднее или оживи Разлом несколько раньше. Входило ли это в изначальный план козлоногих? Или что-то пошло не так? Ударили раньше самодовольные герцоги и принцы Семандры, или не удалось вытолкнуть раньше всю мощь Разлома? Впрочем, сейчас уже неважно. Имело значение лишь то, что Древние Силы, в свою очередь, разделились. И ожидать их всеобщей и дружной поддержки, как уверял всех посланец Нерга, не приходилось. Не исключена была и война меж ними, война, в которую людским полкам лучше было б и вовсе не соваться.
     Что остаётся делать?..
     Невысказанный вопрос повис в воздухе; никто не дерзал нарушить тягостное молчание. Молчал и выдохшийся аколит. Император махнул рукой - Вольные подхватили слугу Бесформенного, подтащили к выходу, где передали с рук на руки ликторам с приказом ждать дальнейших указаний.
     И столкнулись там с другой парой Вольных, меж которых едва передвигал ноги измученный до последней крайности человек, с головы до ног заляпанный грязью, сквозь которую едва проглядывал значок легионного разведчика.
     - Повелитель... - прохрипел дозорный, не дожидаясь разрешения. - Идут... они - идут! Не больше дня пути; и - прямо на нас!
     Он пошатнулся. Сежес вскочила, провела рукой над своим кубком, над тёмно-алым вином заклубился парок; чародейка поднесла кубок к губам вконец выбившегося из сил дозорного.
     - Завтра будут здесь... козлоногие... - прохрипел разведчик, и Сежес решительно приставила чашу с вином к его губам.
     Император и Клавдий обменялись долгими взглядами. Ну вот и пришло время узнать всю правду.
     - Ты знаешь, что делать, проконсул.
     - Да, мой Император, - чётко отсалютовал тот, поклонился и исчез за пологом шатра.
     ...Император не смог отказать себе в одной последней вольности. Он отправился в передовой дозор, несмотря на бурные протесты Клавдия, Сежес и остальных легионных командиров. С собой, кроме Вольных, Император взял молодого барона Аастера.
     - Веди, Марий, - сказал Император бледному юноше, зло тискавшему эфес недлинного меча. - Посмотрим врагу в лицо.
     - Повинуюсь моему Императору, - отсалютовал барон Марий.
     Добрые кони быстро покрыли четыре лиги безжизненной земли, оставляя позади унылые пажити и заброшенные дома. Марий вывел Императора и его свиту на небольшой, поросший лесом холм, с вершины которого открылся неплохой вид на запад и юг.
     Само собой, никаких пирамид Император не увидел - для этого они были ещё слишком далеко; но вот то самое шевеление правитель Мельина разглядел легко.
     Синие полосы леса дрожали, словно охваченные ужасом. То тут, то там изгиб серо-голубой линии исчезал - просто исчезал, в единый миг. А ещё ближе, где глаз уже находил прогалины и разрывы в сплошном ковре лесов, текли и текли бесчисленные отряды существ, какие не привиделись бы и в ночном кошмаре, - те самые козлоногие, слишком памятные Императору, чтобы хоть когда-то изгладиться из его воспоминаний.
     Вольные постарались ничем не выдать своих чувств, но молодой барон едва сдерживал охватившую его дрожь.
     - Мой повелитель желает подъехать поближе? - тем не менее осведомился Марий, словно гордый своим представлением антрепренёр.
     - Нет, благодарю, барон. - Император хотел закончить, что ему и так всё прекрасно видно, но не успел.
     Из сумрака, сгустившегося возле подножия холма, вверх внезапно ринулась здоровенная козлоногая тварь, нагнув рогатую голову. Всё произошло настолько быстро, что не успел ничего сделать даже капитан Вольных и во всех деталях запомнил, что произошло, один лишь только Император.
     Он понимал, что бессилен против этой твари и безоружен. Белая перчатка давно покинула его руку, и Император уже забыл, когда последний раз надевал свой перстень с камнем, зачарованным ещё магами Радуги. Рука Императора нырнула к эфесу, однако тварь оказалась слишком быстрой. Нечеловечески быстрой.
     Вольные не расступились - они не успевали даже обнажить клинки, им оставалось только геройски умереть, но твари до них не было никакого дела. Громадным прыжком перемахнув через всадников императорского конвоя, она кровожадно взвыла, оказавшись рядом с Императором и протягивая к его горлу лапу с более чем внушительными когтями; правитель Мельина только сейчас дотянулся до меча, но его ещё предстояло извлечь из ножен!..
     Время остановилось для Императора. Он всё видел и понимал, но вот тело, проклятое предательское тело, двигалось слишком медленно. Все звуки умерли, к горлу тянулась звериная лапа, покрытая кустистой рыжей шерстью, - и тут где-то совсем рядом отчётливо щёлкнула спущенная тетива.
     Император готов был поклясться, что видит тонкую тень стрелка, совершенно не правдоподобно застывшего на самом конце ветви дерева. Готов был поклясться, что видит гордый тонкий профиль и заострённые по-эльфийски уши. А с тетивы неведомого лучника сорвалось не обычное деревянное оперённое древко с железным наконечником - нет, он выпустил во врага луч яростного алого пламени, короткий росчерк небесного огня, когда закат в полную силу властвует над западным краем небосклона.
     Полоса огня вонзилась в рогатую голову козлоногого, и рыжая шерсть мгновенно вспыхнула. Когти ещё тянулись к горлу Императора, но тело уже валилось на бок. Ещё миг - и время обрело обычное своё течение, правитель Мельина отдёрнулся, Вольные выхватили сабли - но ничего этого уже не потребовалось. Козлоногий валялся у ног их коней, мёртвый, словно камень.
     Император поднял глаза туда, где он только что видел загадочного стрелка, но, само собой, на ветви уже никого не было.

Глава седьмая
ЭВИАЛ. ЭГЕСТ И МЕКАМП

     Выполнить горячее желание преподобного отца-экзекутора и уже на следующий день отправиться следом за Разрушителем магам не удалось. Ректор Анэто то открывал глаза, то вновь терял сознание. Мегана не отходила от его постели, задёргала и замучила вконец всех лекарей, то истерически рыдая, то обвиняя их всех в непроходимой тупости, и грозилась отправить пользовать скотину у замекампских кочевников. Остальные маги, посвящённые в тайну, как могли изображали рвение, не жалели сил, так что воздух постоянно окрашивался столбами разноцветного магического пламени.
     Во время кратких перерывов в беспамятстве Анэто, как ребёнок, вцеплялся в пальцы заплаканной Меганы, срывающимся голосом шептал, что Этлау должен быть уничтожен, и вновь впадал в забытьё. Несколько раз появлялся и сам отец-экзекутор, вежливо и терпеливо справлялся о здоровье достопочтенного милорда ректора, осторожно интересовался ходом "важного для всех нас дела", выслушивал длинные и поневоле сбивчивые объяснения, почему ну никак не удается справиться с возникшими трудностями, кивал, словно веря всему сказанному, и вновь уходил к своим немногочисленным соратникам в серых инквизиторских плащах.
     Так прошёл день, миновала ночь. Ничего не менялось. Мегане показалось, что Анэто стало чуть лучше - ослаб сотрясавший его озноб, беспамятство теперь перемежалось сном, и сердце вновь обретшей надежду чародейки колотилось так, что едва не выскакивало из груди. Однако милорд ректор по-прежнему не приходил в себя надолго, а когда приходил, продолжал нести странный и пугающий вздор, так что лекарям приходилось не столько помогать пациенту, сколько заботиться, чтобы опасные словеса не достигли слуха преподобного отца-экзекутора.
     Казалось, время остановилось. Шли часы, к лагерю медленно подтягивались последние тащившиеся от самой Чёрной башни (вернее, её руин) разноплемённые полки, а Разрушитель по-прежнему оставался неведомо где, и святой отец Этлау начал мало-помалу терять терпение.
     Нельзя сказать, что он стал груб, заносчив или требователен. Нет, он просто не отходил от шатра Анэто, так что Мегана сталкивалась с ним всякий раз, когда выскакивала на улицу опорожнить судно страдающего Анэто. Когда это случилось в пятый или шестой раз, инквизитор мягко окликнул чародейку.
     - Дочь моя, мы не движемся к намеченной цели. Я понимаю, что... велит тебе твоё сердце, но подумай такоже и обо всём остальном Эвиале! Если мы немедля не отыщем Разрушителя, нас всех ждут ужасные, непредставимые бедствия, и то, что ныне представляется тебе превыше всех остальных дел и забот, в свою очередь окажется никчёмным и бессмысленным. Нам надо разыскать мятежного некроманта и покончить с ним раз и навсегда. Я начинаю полагать, что знаю, чего потребует от меня на сей раз Спаситель, и склоняюсь пред Его волей, ибо это великое счастье - знать Его желание и следовать Ему. Ты понимаешь меня, дщерь?
     - Понимаю, святой отец, - склонила голову Мегана; что ещё ей оставалось сказать?
     - Я не скрою от тебя, дочь моя, что ожидаю вестей от других верных чад Спасителя, скромных братьев в великом кулаке Святой Инквизиции. Не только маги преклоняют волю свою к поискам Разрушителя. И хотя смиренные слуги Церкви не могут похвастаться столь широкими возможностями, они делают что могут. Не исключу, что им улыбнётся удача... но рассчитываю всё-таки на твою помощь, дщерь. Что скажешь, что ответишь ты мне?
     - Преподобный отец, я всей душой желаю полного успеха нашему делу, готова отдать все силы, дабы только мы смогли добраться до этого отродья Тьмы... Но видит каждый, желающий видеть, что мы сейчас не в силах добиться полного и немедленного успеха. Только если Разрушитель окажется настолько неразумен, что сотворит какое-то особенно сильное и характерное для него заклятье Тьмы, тогда...
     - Если это заклятье окажется достаточно могущественным, могут оказаться удачливыми и мои собратья в Аркине, - согласно кивнул Этлау. - Конечно, это была бы великая удача. Но я на неё не рассчитываю. Разрушитель мудр нечеловеческой тёмной мудростью, и неразумно было б отказывать его покровительнице в истинно глубоких, хотя и извращённых познаниях. Я страшусь, дочь моя, что Разрушитель сейчас затаится, постарается, словно обычный смертный, затеряться где-нибудь за Восточной стеной Салладора. Мы неизбежно потеряем его след... И одна лишь милость Спасителя способна будет защитить нас тогда!
     - Ни слова не могу возразить преподобному, - поклонилась Мегана.
     - Тогда жду твоего совета, о многомудрая чародейка. - Этлау вернул столь же вежливый и куртуазный поклон. - Скажи же, что ты собираешься делать? Больше никто, кроме тебя, не способен объединить магов Ордосской Академии и твоего Волшебного Двора.
     Мегана кивнула. Но молчаливыми кивками отец Этлау довольствоваться не собирался.
     - Что ты намерена сделать, Мегана? - нажимал он.
     - Мы. Попытаемся. Ещё. Раз, - раздельно выговорила волшебница, с известным трудом глядя прямо в глаза инквизитору. - Не скрою, в нашем стане разброд и шатание, а я...
     - А это всё от маловерия, - назидательно поднял палец Этлау. - Спаситель жаждет помочь нам, но лишь в том случае, если мы сами себе поможем. Не подведи меня, Мегана. Молю Его вложить в уста мои те слова, что побудят тебя перевернуть небо и землю, но добиться желаемого! Иного выхода у нас нет, и отступать нам тоже некуда.
     Мегана торопливо и мелко кивала, спеша согласиться с преподобным.
     - Мы начнём немедленно. Спасибо тебе, отец Этлау, ты вновь воспламенил сердце моё огнём долга, - высокопарно заявила чародейка, от стыда поджимая пальцы в тёплых сапожках; но нелепая выспренность фразы, похоже, пришлась отцу Этлау по душе.
     - Этих слов и ждал я от тебя, дочь моя! Приступай же, не медли.
     - Не стану.
     - И оповести меня, если только я смогу быть чем-то полезен. Прошлый раз ведь мне самому пришлось встать в эпицентр заклятия? Полагаю, что это же потребуется и сейчас?
     - Полагаю, что да. - Мегана заставила себя прямо взглянуть на инквизитора, старательно пряча от самой себя простую мысль - его надо прирезать без лишних фокусов, грубо, грязно и немедленно. "Кто из моих мальчиков способен это сделать? Первый удар всё равно придётся нанести мне, но от второго он должен расстаться с жизнью".
     - Тогда дай мне знать, когда моё присутствие станет необходимым. И да пребудет с тобой благословение Спасителя.
     Приняв решение, Мегана действовала резко и без промедлений. Конечно, если Анэто прав и Этлау действительно есть Разрушитель Воплощённый, то как же быть с грозным предупреждением о том, что смерть орудия Тьмы обернётся невиданными бедствиями? Или всё-таки это окажется меньшим злом по сравнению с тем, что Этлау способен принести в мир?
     Мегана знала, что пока ещё инквизитор не совершил ничего особенно злодейского, что особенно сильно выделило бы его из ряда остальных членов Святого братства.
     Может, Анэто всё-таки ошибается?.. Как бы ещё протянуть время...
     И она сумела протянуть ещё почти целые сутки, скрывая бездействие за суетой якобы энергичных приготовлений; однако на сей раз судьба поистине обернулась против неё.
     Отец Этлау примчался к ней сломя голову, размахивая руками и чуть ли не подпрыгивая.
     - Дочь моя! Мегана! О счастье, о радость! О милость Спасителя Солнцеликого!
     - Что случилось, святой отец? Вас посетила радость?..
     - И не просто, дочь моя! Великая радость и великая же удача! Разрушитель в Салладоре! Он сотворил одно из своих заклятий! Могущественных заклятий, должен признать, но теперь мы знаем точно, где он! Я только что получил весть из Аркина! Мои братья исполнили свой долг, по попущению Спасителя мы теперь точно знаем, где скрывается корень зла! Осталось совсем немного - взойти на тонкие пути, настичь Разрушителя и покончить с ним!
     Мегана глубоко вдохнула, задержала дыхание. Всё-таки инквизиторы хитры.