обрались закалённые бойцы, знающие меру и предел.
     Никогда ещё Анэто не распоряжался такой безграничной на первый взгляд мощью. Сила опьяняла, от неё кружилась голова, и казалось, скажи он сейчас Пику Судеб: "Перейди!" - исполинская гора послушается. Даже когда Белый Совет боролся с эпидемией в Ордосе, у милорда ректора не было таких резервов.
     В этом ещё одна опасность для мага - утонуть в избытке Силы, захлебнуться ею; но сейчас всё собранное быстро заберёт созданное "предельщиками" заклятье.
     Мегана застыла, тяжело дыша, с торжествующей яростью глядя прямо в медленно расширяющиеся глаза инквизитора. А чёрный кокон рос, распухал, превращаясь в почти правильную сферу, и со всех сторон, от скал, сугробов, заснеженных елей, из низких облаков, скрывавших ночное небо, к нему тянулись призрачные руки, стихии обречённого мира вступали в бой.
     Томительные мгновения ползли, словно объевшиеся яду тараканы, и Анэто чувствовал, что сопротивление их заклятью стало нарастать. Заключённое в кокон существо (язык не поворачивался назвать его человеком) боролось за жизнь, и боролось отчаянно.
     Анэто услыхал сотни, тысячи приглушённых голосов, словно из-за края бытия, они шептали, но их шёпот в его сознании становился оглушительным криком. Голоса мёртвых, бесчисленных поколений, ушедших в землю Эвиала, голоса и людей, и нелюдей. Им вторили те, кто при жизни не мог похвалиться даром слова. Существа и наделённые плотью, и бестелесные. Обитающие на грешной земле и на небесах...
     Именно оттуда, с небес, шёл ещё один голос, нет, не голос - Глас, становящийся всё громче, отчётливее, напористей. Анэто не мог различить слова, только ощущал с каждым мигом нарастающий гнев говорившего.
     От этого гнева путались мысли и дрожали руки. Ничтожная песчинка, жалкое ползающее насекомое дерзнуло бросить вызов надзвёздным иерархиям сил, о которых оно не имело и малейшего понятия. Оно наивно полагает, что своими заклинаниями, призываниями стихий, в свою очередь прикованных к плоти Эвиала, сможет остановить нечто, задуманное в невообразимой дали иных миров, в глубинах времени, даже многих "времён", о сути которых презренный червь не имеет и не может иметь понятия?.. Пусть он остановится, пока не поздно. Иначе...
     Это грозное "иначе" терялось в совершенно недоступных пониманию терминах. Не просто угрозы, не просто смерть - что-то иное и оттого особенно пугающее. В конце концов, Анэто не раз и не два приходилось рисковать жизнью, свыкся он и с мыслью о конечности его мыслящего "я", не будучи приверженцем учений Спасителя, но испытываемое им сейчас обращало в ничто твёрдую волю и силу духа, наполняя всё сущестство непереносимым животным ужасом.
     Тем временем кокон перестал расширяться. Теперь в нём лишь смутно угадывалась изломанная человеческая фигурка, безжалостно сминаемая протянувшимися руками стихий. "Предельщикам" удалось загнать в один хомут антагонистичные природные начала, вырывавшие сейчас из Этлау саму его душу, если, конечно, у него она ещё оставалась.
     Одни заклятья тянули за собой другие, их лавина обрушивалась вниз, на обречённое существо в коконе, однако сам Анэто уже едва удерживался на ногах. Перед внутренним взором вместо чёткой, хоть и сложной, системы заклинаний помимо его воли представала картина загробного мира, Эвиал словно окутывало покрывало из некогда живших душ, они метались, корчились, бились в конвульсиях, возвещая скорое нисхождение иного, куда более могущественного и ужасного существа. К Эвиалу приближалось нечто, описать которое Анэто не смог бы никакими словами, не имеющее облика и имени, квинтэссенция гнева и могущества.
     Спаситель? - мелькнула запоздалая мысль. Спаситель, не облечённый плотью, безликий бог, совсем не тот, кого так любят выписывать на церковных стенах изографы?
     Удерживать заклятье становилось всё труднее, Анэто уже и сам не знал, стоит ли он ещё на ногах, рухнул ли на камень или вообще парит в пространстве.
     А существо в коконе не сдавалось - тёмную завесу изнутри прошили стремительные росчерки зелёного пламени, однако чары эвиальских магов выдержали.
     Взор Анэто охватывал сейчас весь Эвиал, он видел затянутые непроницаемой завесой области на закатном краю мира, владения Западной Тьмы, и чувствовал, как что-то зашевелилось и там. Яростным алым пламенем пылала тонкая, протянувшаяся на тысячи лиг цепочка каких-то не то храмов, не то крипт - вдоль самого края Тёмного океана. Маг чувствовал, с каким бешенством ударяет чёрная волна в эту преграду, которая, хоть и истончившаяся, всё же сдерживает зловещий прилив. В одном месте цепи чувствовался разрыв, там алый огнь угас, почему, отчего - Анэто не ведал. Но волна - словно истолчённый уголь пополам с серым пеплом - поднималась всё выше, и магу показалось - всё, гнев Её столь велик, что уже не выдержат никакие преграды и цепи.
     Тварь в коконе продолжала сопротивляться. Заклятье Анэто и Меганы должно было бы разорвать на куски его жизненное начало, ту самую "душу" - но Этлау держался стойко, и чары натыкались словно на ледяную стену. Анэто верил, что против этого бы не устоял ни один человек, даже самый сильный волшебник - ведь в своё время нашлась управа даже на великого Салладорца!
     Анэто продолжал удерживать заклятье "в фокусе", несмотря на тающую надежду. Из-за предела мира приближалось создание, которое ордосский чародей для себя успел окрестить "Спасителем" - прежней бесплотной тенью, глашатаем Последних Дней, строки о которых отчего-то до рези чётко проявились в памяти. Но рука этого Создания, "Спасителя", или как-то ещё, вытягивалась всё дальше и дальше, пальцы касались серого кокона, где бился скованный магами отец-экзекутор.
     Голоса мёртвых слились в единый хор, и Анэто впервые различил обращённые к нему слова Того, кто сейчас спускался, пронзая все девять небес Эвиала:
     - Ей, гряду скоро!..
     И эти простые слова потрясли мага до самых его основ. Едкий и не отличавшийся пиететом перед священными книгами чародей, привечавший в Ордосе ересиархов-правдолюбцев, поддерживавший самые смелые дискуссии среди наставников Святого факультета, почувствовал себя даже меньше, чем та песчинка, с которой началось его видение.
     Атом, мельчайшая частица бытия. Способная чувствовать и воспринимать и оттого особенно остро сознающая свою обречённость и ничтожество. К Эвиалу протянулась рука истинного бога, "ибо настал день гнева Его, и кто может устоять?"...
     Взор бесплотных глаз нашёл наконец атом с прозванием Анэто. Взглянул в его самую глубь, безжалостно расчленяя на "грешное" и "святое", отбрасывая в сторону плоть, "чей миг - ничто по сравнению с вечностью души".
     Этого не вынес бы никто, и Анэто тоже. Тут не помогли бы ни двести, ни пятьсот, ни даже мириады магов, делившихся с ним силой. Что богу несколько десятков или сотен лишних атомов, оказавшихся на его пути?
     Глаза чародея Анэто широко раскрылись и замерли, дыхание пресеклось.
     В тот же миг серый кокон лопнул, рассыпаясь тысячами пепельных лоскутьев. Скорчившись, нагнув голову, на камнях стоял Этлау, живой, целый и невредимый. Отец-инквизитор встряхнулся, прочистил горло, одёрнул рясу...
     И с удивлением воззрился на оцепеневшую Мегану, из глаз которой безостановочно струились слёзы, срывавшиеся со щёк и замерзающие крошечными ледяными шариками.
     - В чём дело, дочь моя?.. Заклятье не сработало?.. А где же... О! - Преподобный заметил бездыханного Анэто. - О Спаситель! Молю тебя, спаси верного раба твоего! - Инквизитор упал на колени рядом с чародеем.
     Мегана понимала - надо что-то сделать, хотя бы приподнять бессильно откинувшуюся голову любимого человека, - но не могла даже пошевелиться. Заклятье не сработало, оно ударило по самому Анэто, а инквизитор - вот он, паясничает, затевает изуверское шутовство, прикидываясь, будто не понимает, что с ним только что произошло.
     - Да что же ты, дочь моя! - укоризненно взглянул на неё Этлау, на миг прерывая молитву. - Что стоишь? Я врачую душу, тебе же предоставляю тело! Не видишь - он в крови!
     "Он что - ничего не подозревает?!" - Мегану приводил в ужас этот человек, вернее, как она только что уверилась, уже нечеловек.
     К ним уже бежали чародеи, по счастью, успевшие понять, что, раз Этлау не бросается на хозяйку Волшебного Двора, следовательно, дело ещё как-то поправимо.
     - Быстрее, быстрее, господа маги! - командовал Этлау, не поднимаясь с колен. - Милорду ректору нужна ваша помощь.
     Слёзы из глаз Меганы катились по-прежнему, горло сдавило, ноги дрожали. Она и впрямь опустилась подле Анэто, но её тотчас оттёрли набежавшие мрачные и решительные чародеи Ордоса. Кто-то подхватил её под руки, зашептал на ухо что-то утешительное, осторожно, но настойчиво оттаскивая в сторону, и Мегана, раздавленная, уничтоженная, не видящая ничего, кроме окровавленной опушки на капюшоне Анэто, позволила себя увести.
     И деликатно ведшие её под локотки маги Волшебного Двора слышали только её потрясённое бормотание: "Неужели он ничего не понял?!" - но сами, в свою очередь, не поняли, кого она имеет в виду.

***

     Раненого Анэто унесли. Соратники бережно увели казавшуюся потерявшей рассудок Мегану. На чёрном камне остался один только преподобный отец Этлау. Он стоял на коленях и, не обращая внимания на поднявшийся к ночи ледяной северный ветер, истово молился.
     О даровании победы над проклятым Разрушителем.
     О преодолении пагубного разномыслия в стане тех, кто противостоит Тьме.
     О явлении Спасителем своей милости ко всем, кто претерпит ущерб или увечье, защищая Эвиал от напасти с запада.
     И никто никогда бы не сказал, что преподобный отец-экзекутор хоть что-то заподозрил.
     Ночь накрыла всё непроницаемым саваном, пронзающий ветер стал непереносим, люди прятались кто куда, и один только Этлау продолжал молиться, словно над его плотью стали вдруг не властны ни мороз, ни ветер.
     Он просил победы силам "добра и света". Молил "о погублении богомерзкого и богопротивного святотатца, Разрушителем кощунственно именуемого, что ересь есть и маловерие, ибо это Твой мир, Господь наш Спаситель, и Твоё одно лишь право мир этот разрушить или же спасти...".
     Ночь длилась. Этлау молился - коленопреклонённая фигурка в сером на чёрном опалённом камне. Облака медленно расходились, колючие звёзды удивлённо воззрились на странного человека, слышавшего сейчас голоса и живых, и мёртвых, чувствовавшего мерный и тяжёлый шаг Того, Кому, как думалось, верно служит он, недостойный раб божий Этлау.

***

     Анэто приходил в себя медленно и мучительно, сознание не хотело возвращаться от гибельно-притягивающей бездны, открывшейся ему в последние мгновения, пока не рухнуло его заклинание. Мага выворачивало наизнанку, тело отвергало и питьё и пищу, словно торопясь разорвать тягостные узы постылого земного бытия. Вокруг ложа столпились ордосские чародеи, лучшие целители, какими располагала Академия; однако нельзя сказать, что случившееся оказалось бы совсем уж неподвластно их силам. Такое случалось порой и раньше, когда маг, слишком увлёкшийся заклятьем, терял связь с "настоящим" миром.
     Душа ректора нехотя возвращалась в почти уже покинутое тело. Ожило едва бившееся сердце, кровь бодрее заструилась по жилам; но прошли целые сутки, прежде чем Анэто смог, едва шевеля губами, прошептать:
     - Ч... Т... О... С... Н... И... М?..
     Он не спрашивал о Мегане.
     - Жив, - наклонился к самому его уху Ксавьер, пожилой целитель, самый, пожалуй, опытный лекарь Академии. - Молился всю ночь. Ребята слушали. За дарование победы над ворогом.
     - А... про... нас?..
     - Ни слова, - мрачно откликнулся Ксавьер. - Я бы сказал, милорд ректор... что он на самом деле ничего не понял.
     Анэто болезненно замычал, напрягаясь и сжимая кулаки. Брови сошлись, меж ними легла глубокая складка.
     - Он... при... тво... ряется! Он... не человек, нет... он... он... - Не хватало воздуха, ногти судорожно впились в горло, словно норовя разорвать кожу, открыв дорогу живительному дыханию.
     Маги засуетились, кто-то осторожно, но настойчиво отвёл скрюченные, закаменевшие пальцы Анэто от его собственного горла.
     ...Заклятья подействовали, пусть и не сразу. Удушье отпустило, бледный, покрытый потом Анэто вытянулся на подушках.
     - Не волнуйтесь, милорд, умоляю, не волнуйтесь...
     - Да-да, не переживайте, он ни о чём не догадался...
     - Он, похоже, решил, что так и должно случаться при вхождении на тонкие пути...
     - Глупцы, - простонал Анэто. Ярость придала силы, во всяком случае, слова он теперь мог выговаривать не по буквам. - "Преподобный" отводит вам всем глаза, он почему-то ждёт своих инквизиторов... наверняка вызвал ещё святых братьев...
     - Милорд ректор, да как же, если б он хотел, то мог бы, получается...
     - Если б хотел, он задавил бы нас всех, как котят! - рявкнул Анэто и вновь, задыхаясь, упал на постель. В глазах всё помутилось, дыхание вновь пресеклось, и сердце дало болезненный перебой. Собрал все силы, вцепился в отворот плаща Ксавьера и притянул ближе к лицу оцепеневшего лекаря. - Этлау... не человек. Кто - не знаю. Монстр. Или, быть может, сам Разрушитель Воплощённый. Его надо уничтожить любой ценой. Слышишь - любой! Даже если мы все тут поляжем!
     - Само собой, конечно же, милорд ректор, лежите спокойно, умоляю вас... - с профессиональной ласковостью в голосе ответствовал целитель, вежливо, но настойчиво освобождаясь от судорожно впившихся пальцев.
     Анэто задыхался, грудь бурно вздымалась, и - вот парадокс! - магу воздушной стихии сейчас остро не хватало именно воздуха. Напряжение быстро высасывало силы, забытьё накатывало мягкой необоримой волной, и вскоре веки чародея устало смежились.
     Лекари дружно перевели дух.
     Сон Анэто выдался тревожным. Он вновь и вновь видел облако духов, окутавшее Эвиал, слышал сотрясающие небосвод шаги приближающегося исполина и всякий раз холодел, покрываясь липким предсмертным потом, ибо ни противостоять, ни убежать от этого великана не было никакой возможности. Тонкие пути ведут в разные части Эвиала, но ни один - за его пределы.
     К хозяйке Волшебного Двора тоже не сразу вернулись ясность мысли и понимание происходящего. С ней тоже бились лучшие лекари, иные куда старше её самой и знавшие Мегану с малолетства. Но она пострадала куда меньше Анэто, и вскоре перед чародеями предстала прежняя волшебница - резкая, собранная и жёсткая. Слёзы она загнала глубоко-глубоко внутрь, наложив сама на себя несложное заклятье; как только боль отката отступила, Мегана вихрем вылетела из шатра. Её охрана едва поспевала следом.
     Само собой разумеется, она спешила к нему. К единственному во всём мире, к тому, чьё имя вдруг отзывается в груди звонким эхом, и становится просто тепло от одной лишь мысли, что он есть и где-то рядом.
     Однако на пути волшебницы внезапно оказался не кто иной, как сам преподобный отец-экзекутор собственной персоной, и Мегану передёрнуло от невольного ужаса - она знала, что перед ней не человек, и от того, что Этлау так старательно и искусно этим человеком прикидывался, становилось ещё страшнее.
     - Приветствую, дщерь моя. Я молился за вас и радуюсь, что Он преклонил слух к мольбам меня, ничтожного.
     - Б-благодарю, п-преподобный... - только и нашлась Мегана.
     - Я понимаю, сколь велико желание твоё, дщерь, оказаться рядом с тем, кто тебе дорог. Но я только что оттуда. Я не входил в шатёр, но меня известили, что милорд Анэто отдыхает, истомлённый борьбою с недугом. Мнится мне, что сейчас тебе лучше не тревожить его, любезная Мегана. Мы все скорбим о вчерашней неудаче, но Спаситель учит нас, что можно одолеть любую стену, если приступаешь к ней с истинной верою в сердце; и нам сейчас грешно отчаиваться, а надлежит, обдумав случившееся, как можно скорее предпринять ещё одну попытку - пока проклятый Разрушитель не натворил ещё каких-нибудь бед.
     - Д-да, преподобный... но без милорда ректора мы не сможем...
     - Совсем? - хитро прищурился инквизитор. - Я и не знал, что вы с рабом божьим Анэто вызвали сюда такую подмогу! Неужто среди многомудрых и седовласых чародеев не найдётся никого, способного заменить милорда?
     Мегана осеклась. В самом деле, для того чтобы выйти на тонкие пути с инквизитором, больших талантов не требовалось. Хотя - кто знает? - вдруг получится, как с чародейкой из Иномирья, Кларой Хюммель? При том, что Этлау, конечно же, уже не человек.
     - Мы... э-э-э... обсудим это, - как могла вежливо и почтительно ответила чародейка.
     - Мы не можем терять время, дочь моя, - с мягкой настойчивостью укорил её отец-экзекутор. - След Разрушителя - всё, что у нас пока есть. Конечно, в Аркине святые братья стоят на страже, но они смогут что-то сделать, лишь когда проклятое отродье пустит в ход особо сильные заклятья Тьмы, чары, что способны отозваться во всём Эвиале.
     - То есть, преподобный отче, Инквизиция может и сама определить, где Разрушитель? - Для Меганы это стало новостью.
     - Конечно, дочь моя, - гордо ответил Этлау. - Скажу тебе больше, известное время назад мы посылали лучших бойцов, славнейших паладинов Света, и они настигли Разрушителя в чащах Вечного леса... однако тому в последний момент удалось ускользнуть. Тьма наделила его нечеловеческими талантами, и не все наши воины даже самой крепкой веры способны противостоять ему. Но сейчас мы не промахнёмся. Только бы узнать, где его новая лёжка! - Отец Этлау даже ударил кулаком в ладонь. - Тогда мы пошлём и тех, кого доселе держали в запасе. Нет смысла гнать лучших из лучших на стены Чёрной башни...
     На языке у хозяйки Волшебного Двора вертелось ядовито-горькое замечание о том, что магов, видать, не сочли "лучшими из лучших", раз с достойным лучшего применения упорством раз за разом посылали на эти самые стены; но вовремя вспомнила, что Этлау сам не прятался от боя, что погибли почти все явившиеся с ним святые братья, и прикусила язычок. Не время и не место упражняться в острословии.
     - Но Тьма хитра, и её орудие тоже, - продолжал разглагольствовать Этлау. - Разрушитель наверняка сбежал в безлюдные края, где нет нужды в могущественных заклинаниях. Поэтому нашей единственной надеждой остаётесь вы, маги Эвиала. Так что же у нас не получилось, дочь моя, верная Мегана? Заклятье было могущественным, вы не поскупились... Может, отправимся в скромное моё обиталище? - вдруг предложил инквизитор.
     Хозяйка Волшебного Двора куда охотнее вошла бы в драконье логово, но не отказываться же, раз начав игру в "неудавшееся заклинание"!
     Палатка преподобного отца Этлау и в самом деле могла назваться "скромной". В два раза ниже просторных шатров Анэто и Меганы, серые стёганые стены и полог, навалена груда лапника, поверх небрежно брошен старый монашеский плащ. Маленькая закрытая жаровня и, конечно же, перечёркнутая стрела Спасителя. Под пристальным взором инквизитора, едва войдя, Мегана поспешно осенила себя знамением.
     - Присаживайся, дщерь. - Этлау поставил на жаровню две щербатые глиняные кружки. - Наша плоть немощна и слаба, жалкое вместилище для бессмертной души, но пренебрегать оною плотью тоже не стоит, ибо она дарована нам для свершений в этом грешном мире, пока остаёмся мы его частью. Так что...
     От кружек приятно пахло мятой, горьковатыми степными травами.
     - По старой памяти люблю восточное, - чуть стеснительно усмехнулся инквизитор. - Я ведь, дочь моя, некогда в Замекампье проповедовал, нёс язычникам свет веры Спасителевой... Вот и пристрастился тогда. Ну да, надеюсь, Он меня, слугу своего верного, за сей малый грех не осудит.
     Отвар у инквизитора и впрямь оказался хорош. Разумеется, прежде чем поднести кружку к губам, Мегана проверила быстрым заклятьем, нет ли яду. Чары погасли, не обнаружив ничего подозрительного. Чародейка отпила глоточек, затем другой...
     - Не бойся, не отравлено, - заметил её сомнения Этлау.
     Мегана ограничилась светски поднятой бровью. Мол, знаем-знаем, но осторожность тоже не помешает.
     - Итак, дочь моя. Что помешало нашим планам и когда мы сможе