у что дырки для глаз на серой маске были квадратной формы - как игральные кости на сером поле. У Чарлза даже появилось странное ощущение, будто за ним наблюдают.
     - Двадцать Седьмой,- сказал Серая Маска.
     - Явился для доклада.
     Серая Маска резко забарабанил пальцами по листкам.
     - Ваш доклад слишком длинный. Упущены существенные детали. Слишком много о себе, мало о фактах. Например, вы пишете, что нотариус позаботился о завещании. Он его уничтожил?
     Двадцать Седьмой колебался. Чарлз заподозрил, что тому хочется увильнуть от ответа.
     - Уничтожил?
     - Ну... в общем... уничтожил.
     - Как?
     - Сжег.
     - Свидетели?
     - Один умер. Другой...
     - Ну?
     - Не знаю. Это была женщина.
     - Имя?
     - Мэри Браун. Она старая дева.
     - Кто-нибудь знает, где она?
     - Никто.
     - Найдите и доложите. Это существенно. И еще. Свидетельство о браке было?
     - Нет.
     - Уверены?
     - Я не смог найти. Нотариус о нем ничего не знает. Я думаю, что его не было, я сомневаюсь, что они были женаты.
     - Слишком много "я",- сказал Серая Маска.- Разузнайте о свидетельнице. Можете идти.
     Человек ушел оглядываясь - как будто ожидал, что его окликнут.
     Чарлз так и не увидел его лица. Он обругал себя дураком. Нужно было сбежать по лестнице раньше, чем выйдет Двадцать Седьмой. У него был план, и нужно было следовать плану, а не слушать дальше, как этот джентльмен обсуждает свою преступную деятельность. Теперь Двадцать Седьмой улизнет, а если бы Чарлз успел запереть дверь в конце коридора, эта четверка осталась бы дожидаться полицию.
     В начале этого странного интервью он тешил себя мыслью, что, несмотря на сожаления мистера Пакера, за четыре года его отсутствия в доме так и не отключили телефон.
     Двадцать Седьмой слинял, конечно слинял, схватить удастся только троих. Жаль, безусловно, но в конце концов полиция доберется и до него.
     "Я пошел",- сказал себе Чарлз и тут услышал, как зашевелился невидимый ему человек слева. Он вышел вперед и сипло прошептал:
     - Двадцать Шестой здесь, начальник.- В его речи слышался простонародный акцент - кокни.
     Серая Маска кивнул. Он подтолкнул растрепанный доклад Двадцать Седьмого второму человеку, и тот разгладил листы и сложил их аккуратной стопкой.
     - Впустить ее?
     Чарлз опять прильнул к глазку. Он уже было отодвинулся, собираясь встать на ноги и неслышно уйти, но его заинтриговало слово "ее".
     Он услышал, как открылась дверь. В полосе обзора опять возник синий костюм с шарфом, и мимо него прошествовала прямая черная спина, низкая черная шапочка, длинный черный газовый шарф, окутавший шапочку, как вуалью, и свисавший за спиной двумя развевающимися концами.
     Чарлз получил такой шок, что на миг комната поплыла у него перед глазами. Он смотрел и не видел, слышал слова и не понимал их смысла. Он покачнулся и оперся рукой о стену, чтобы не упасть. Рука уткнулась в панель, напротив которой раньше висели мамины платья. Он продолжал держаться за холодное дерево, изо всех сил вглядываясь в прямую черную спину Двадцать Шестого и неистово повторяя про себя: "Этого не может быть... это не Маргарет Лангтон".
     Звон в ушах утих - он перестал повторять заклинание. Рука вдавилась в стену. Темнота в глазах исчезла. Он увидел комнату, знакомую мебель, голубые шторы, такие темные и призрачные, полинявший ковер с букетами синих цветов на коричневом фоне, стол, альбом фотографий, лампу с пригнутым абажуром. Ее луч осветил краешек закрывающейся двери - потом дверь скрылась из виду и бесшумно захлопнулась.
     Маргарет стояла к нему спиной. Она стояла выше границы света и тени, и лицо ее было в тени. Ему не нужно было света, чтобы разглядеть лицо,- он знал, что у стола стояла Маргарет. На свету оказались ее руки без перчаток. Она положила на стол пачку бумаг. Похоже, это были письма.
     Чарлз смотрел на руки, знакомые ему лучше, чем все остальное в этой комнате, которую он знал с тех пор, как себя помнит. Он смотрел на руки Маргарет. Он всегда считал их красивейшими в мире - не маленькие неженки, а сильные белые руки красивой формы, прохладные, отзывчивые на прикосновение. Сейчас эти руки были отчетливо видны. Он был уверен, что Маргарет замужем, но на том пальце, где раньше она носила его квадратный изумруд, не было обручального кольца.
     Когда он все внимательно разглядел, до него стало доходить, что Маргарет что-то говорит - голос был такой тихий, что еле долетал до него, а слов было и вовсе не разобрать. Она стояла, держась за край стола, и говорила тишайшим голосом, потом стремительно повернулась и пошла вдоль луча света к двери, которая распахнулась перед ней. Свет падал ей на спину. Шарф с развевающимися концами закрывал лицо. Она шла знакомой легкой походкой, чуть поводя плечами, которые он знал так хорошо. За спиной колыхались концы шарфа. Высоко держа голову, она вышла за дверь и ушла. Дверь захлопнулась.
     Чарлз издал глубокий вздох. Лица ее он так и не увидел.

Глава 3

     Чарлз продолжал рассматривать комнату в глазок. Место, где только что стояла Маргарет, было на том краю ковра, где пухлый букет толстых синих цветов раздваивался по сторонам медальона. Справа от того места, где она стояла, ковер был слегка потерт. Он смотрел на потертое место. Маргарет была здесь, и она опять ушла. Маргарет... Что ж, значит, звонок в полицию накрылся! Клянусь пистолетом, накрылся!
     Чарлз подавил приступ смеха. Хотел встретиться с Маргарет? Это было бы интересно...
     Действительно интересно. Этот случай уберег их от встречи в битком набитом полицейском участке. Сцена вышла бы романтическая... "Вы узнаете эту женщину?" - "О да, я чуть было не женился на ней". Перед глазами поплыли устрашающие газетные заголовки: "Разлученные любовники встречаются в полицейском участке", "Отвергнутый путешественник и сбежавшая невеста", "Почему женщины становятся преступницами?". Нет, полиция исключается.
     К реальности его вернуло услышанное им имя:
     - Маргот.- Это произнес человек, сидевший к нему спиной.
     Чарлз оторвался от стены и прислушался. На какой-то миг ему показалось, что этот тип хотел сказать Маргарет. Потом он услышал:
     - Номер Тридцать Два артачится.
     Рукой в перчатке Серая Маска сделал жест, означающий, что Тридцать Второй и любой протест с его стороны равно ничтожны.
     - Но он все-таки артачится.
     Заговорил Серая Маска - его журчание стало насмешливым:
     - Как медуза может артачиться? В чем там дело?
     Человек, сидевший к Чарлзу спиной, пожал плечами.
     - Говорит, что десять процентов за риск - это мало.
     - Где он видит риск? Он получит деньги вполне легально.
     - Говорит, должен получить больше. Говорит, не хочет жениться на девчонке, и еще говорит, что пусть его повесят, но он не женится.
     Серая Маска подался вперед.
     - Ну что ж, если он не сделает то, что ему велят, его, конечно, не повесят, но он загремит на семь лет. Так ему и скажите.- Он что-то нацарапал на листочке и подтолкнул бумажку через стол.- Передайте ему. Если семь лет тюрьмы он предпочитает свободе, десяти процентам и красивой жене, он получит свои семь лет. Это ему не понравится.
     Второй взял бумажку.
     - Он говорит, что не знает, зачем должен жениться на этой девчонке. Я сказал, что передам вам его вопрос. Зачем?
     - Этим он ее обеспечит, это хорошо смотрится, это успокоит ее и ее друзей.
     Второй торопливо заговорил:
     - Так вы думаете, что свидетельство может быть?
     - Я не хочу рисковать. Скажите Тридцать Второму, что он должен воспользоваться письмом, которое мы ему подготовили.
     - Так вы думаете...
     Ответа не последовало. Второй опять заговорил:
     - В Сомерсет-хаусе ничего нет. Разве этого мало?
     - Мало. Не все венчаются в своих приходах или регистрируют брак в ближайшем магистрате. Иногда женятся даже за пределами Англии.
     - Он был женат?
     Серая Маска выпрямил абажур лампы - полоса света, идущая к двери, погасла.
     - Если бы Номер Сорок имел уши, он бы ответил на этот вопрос.
     - Сорок...
     - Вероятно. Номер Сорок говорит, что у него была привычка прогуливаться по палубе и разговаривать. Может быть, он что-то сказал, может быть, он рассказывал о таких вещах, о которых не стал бы говорить, если бы не знал, что Сороковой этого не слышит. В результате его поглотило море, а мы ничего не узнали. Бедняга Сороковой так и не научился читать по губам.
     Серая Маска поднял руку и подал сигнал. Оказалось, что Сороковой приставлен к дверям как швейцар! Но он абсолютно глухой! Конечно, в некотором роде это полезно, но все-таки неудобно. Чарлз задумался: как же он узнает, что по ту сторону двери кто-то есть? Конечно, если приложить руку к панели, то почувствуешь колебания, когда кто-то стучит. Да, видимо, так. И еще кодовые сигналы.
     Пока он размышлял, свет погас. Дверь начала открываться. Серая Маска положил руку на выключатель лампы, и комната погрузилась в темноту. Чарлз успел заметить, как мелькнуло смутное зеленоватое пятно и тут же погасло.
     Чарлз встал - у него затекли мышцы. Бесшумно пройдя через спальню матери, он взялся за ручку двери, прислушался, но не услышал никаких звуков. Больше всего ему хотелось ринуться за ними, настичь где-то у выхода на лестницу, сбить с ног, разметать - боевой клич и их собственная нечистая совесть ему в этом помогут. Веселенькое вышло бы дельце! Он с наслаждением представил себе, как квадратная туша Сорокового с глухим стуком обрушится на лестницу, где уже корчатся двое остальных.
     Пропади пропадом эта Маргарет! Если бы она не затесалась в этот чертов грязный заговор, уж он бы поразвлекся! А вместо этого он должен, заметив время, на цыпочках красться по собственному дому вслед за троицей прохвостов.
     И Чарлз пошел. Дошел до верха лестницы и заглянул вниз, в холл. Там в сумраке кто-то двигался. Светильник в углу продолжал гореть. Латтери, сторож, вышел на освещенное место, насвистывая "Вниз по Лебединой реке". Свистел он фальшиво.
     Чарлз ринулся вниз и возник перед Латтери, произведя эффект разорвавшейся бомбы.
     - Где тебя черти носили и какого черта ты тут делаешь?
     Латтери уставился на него, колени у него задрожали, а широкое тупое лицо приняло зеленоватый оттенок.
     Чарлз побежал к двери в сад - она все еще была отперта. Пробежал через сад и услышал, как со стуком захлопнулась дверь в стене. Когда он ее открыл и выскочил на аллею, кто-то уже сворачивал за угол, на Торн-лейн. Он стремительно добежал до угла, свернул - и увидел его. Мальчишка-рассыльный, насвистывая, стоял под фонарем, и его рыжие волосы сверкали чистой медью.
     В самом конце улицы Чарлз заметил удаляющуюся женщину. Он побежал за ней, но, достигнув шумного перекрестка, оказался в толпе женщин, заполонивших тротуар: в двух больших кинотеатрах на противоположных концах улицы закончились сеансы.
     В скверном настроении Чарлз вернулся в дом.

Глава 4

     Чарлз допросил Латтери, но так и не понял, имеет ли дело с жуликоватым слугой или с полным тупицей, до смерти напуганным внезапным появлением джентльмена, который должен был находиться за тридевять земель.
     - Где ты был?
     - Сами видите, четверг,- еле выговорил потрясенный Латтери.
     - Где ты был?
     - Сами видите, четверг, мистер Чарлз,- прошу прощения, сэр. Сами видите, четверг, сэр, я по четвергам получаю зарплату у нотариуса, как он установил. Я у него честь честью отпросился, он вам скажет. Я спросил, сэр, устроит ли его, что по четвергам у меня будет свободный вечер. И нотариус сказал... там еще был клерк, он вам скажет то же самое... он сказал мне: какие могут быть возражения!
     - По четвергам у тебя вечер выходной?
     - Да, мистер Чарлз,- прошу прощения, сэр.
     - Ты всегда уходишь по четвергам?
     - Да, сэр.
     К Латтери вернулся цветущий цвет лица, но круглые глазки продолжали беспокойно бегать.
     - Ты всегда оставляешь открытой садовую дверь?- внезапно выпалил Чарлз.
     - Садовую дверь, сэр?
     - Дверь из маленькой галереи в сад. Обычно ты оставляешь ее открытой?
     - Нет, сэр.
     - А почему сегодня оставил открытой?
     - Она была открыта, сэр?
     - А то ты не знаешь! Ты же входил через нее в дом!
     - Я вошел через парадную дверь.- Латтери вытаращил глаза.
     Они находились в кабинете, выходящем в холл. Чарлз распахнул дверь и выглянул.
     - Если ты вошел через парадную дверь, кто запер ее и накинул цепочку?
     - Прошу прощения, я, сэр.
     Чарлзу стало смешно. Он отпустил дверь - она захлопнулась, и он вернулся на место.
     - Когда я час назад сюда пришел, дверь на улицу была открыта. Я вошел. Садовая дверь тоже была открыта - через нее я вошел в дом. Поднялся наверх, и под дверью маминой гостиной увидел полоску света.
     - Кто-то не погасил свет, сэр.
     - Те, кто его не погасили, все еще сидели в комнате,- сухо сказал Чарлз.- Это были мужчины, трое. И они спустились по лестнице прямо передо мной. Не собираешься ли ты сказать, что их не видел?
     - Клянусь, я ничего не видел.
     - И не слышал?
     Латтери помедлил с ответом.
     - Вроде как стукнула дверь... да, точно, я еще подумал, что для моей миссис рановато...

Глава 5

     Мисс Стандинг вздохнула, шмыгнула носом, вытерла глаза потрепанным платочком и заученным движением запустила пальчики в коробку с французскими шоколадными конфетами. Выбрав подтаявшую конфетку с приторной начинкой, она еще раз вздохнула и продолжила начатое письмо. Пристроив мятый листочек на коленке, она писала подруге, с которой рассталась два дня назад, когда уехала из Швейцарии, из Академии мадам Мардон - дорогого, изысканного заведения для избранных. На бледно-голубой бумаге было нацарапано: "Мой дорогой ангел Стефания!"
     Мисс Стандинг лизнула шоколадку и продолжила:
     "Так мерзко и чудовищно, что нет слов! Мамзель только всего и сказала, что бедный папа умер. Она сказала, что в телеграмме ничего больше не было и что я должна ехать домой. А когда я вчера ночью сюда приехала, никакой миссис Бьюшамп на месте не оказалось, а раньше на каникулах она всегда была здесь, да и слуги выглядят как-то странно. А мамзель сегодня укатила, и я так и не знаю, что случилось, только то, что папа был на своей яхте где-то на Средиземном море. Так что никаких похорон не будет, ничего такого, а у меня даже нет ничего черного, только то, с чем я приехала. Все убого до безобразия. Если ты не будешь мне писать, я просто умру. Такое безобразие, что поговорить не с кем! Сегодня утром придет нотариус - папин нотариус. Он позвонил и сказал, что придет. По-моему, я теперь буду богата до безобразия. Но все это так угнетает! Я даже пожалела, что у меня нет родственников, хотя бы таких безобразно скучных, как у Софи Вейр. Помнишь, какая у ее тетки шляпа? У меня нет родственников, кроме кузена Эгберта, а лучше уж вообще не иметь никого, чем такого. Никто себе не пожелает такого родственничка. Ужасный негодяй, другого такого поискать надо".
     Мисс Стандинг нахмурилась, глядя на слово "ужасный", и вставила букву "т". Так выглядело лучше. Она взяла еще конфету и продолжила:
     "В школу я больше не вернусь. В конце концов, мне восемнадцать лет, и меня нельзя заставить. Я вот о чем думаю: не завести ли мне охранника? В книгах девушки всегда выходят замуж за своих охранников; это такое безобразие, что нет слов. Ты должна приехать и пожить со мной, будем развлекаться до безобразия".
     Перестала писать и вздохнула, потому что Стефания, конечно, сможет приехать только на Рождество, а до Рождества, пользуясь простеньким словарем мисс Стандинг, было еще долго до безобразия - три месяца.
     Она хмуро оглядела богатую, пышно убранную комнату. Огромная комната тянулась от передней стены большого лондонского дома до задней, а пышность ее убранства пристала скорее гробнице, чем жилому дому. Пол устилали бесценные персидские ковры изысканных тусклых тонов, присущих ушедшему веку. Шторы были из исторической парчи, сотканной в Лионе еще до того, как Лион был потоплен в крови в дни Террора. Панели на стенах вывезены из Нидерландов, из дома, где жил великий герцог Альба. По этим панелям была развешана коллекция живописи, каждая картина - мечта коллекционера и целое состояние: сэр Джошуа, Ван Дейк, Питер Лели, Франс Хале, Тернер. Никаких современников.
     Мисс Стандинг хмуро уставилась на картины, которые считала противными, мрачными и угнетающими. Она ненавидела всю эту комнату. Но когда начинала думать, что бы с ней сделать, чтобы она лучше смотрелась, у нее возникало чувство, что менять здесь что-либо - кощунство. Постелить розовый ковер, оклеить панели белыми обоями, чтобы закрыть темное дерево,- это все равно что смеяться в церкви. Глупо, конечно...
     Она утешилась, съев вкусную конфетку,- внутри оказалась нуга. Диван, на котором она сидела, был похож на мебель из погребальной пирамиды - весь в пурпуре, золоте и серебре.
     "Интересно, пойдет ли мне черное? Некоторых оно портит до безобразия. Но тот дурак, который приходил на именины вместе с де Шовиньи, сказал, что я должна носить черное, он сказал, что оно мне будет очень к лицу. Говорят, блондинки в черном выглядят лучше, чем во всем остальном. Но хорошо выглядеть в черном - скучно до безобразия".
     Мисс Стандинг открыла маленькую кожаную косметичку, лежащую рядом с коробкой конфет, вынула из нее зеркальце и пудреницу и припудрила носик. Зеркальце всегда оказывало на нее благотворное действие. Ну как можно выглядеть несчастной, если в зеркале видишь щечки - кровь с молоком, золотистые вьющиеся волосы и большие голубые глаза, которые, представьте себе, больше и голубее, чем у других знакомых девушек.
     Глаза у Маргот Стандинг были в самом деле примечательные. Их бледно-голубой цвет мог бы испортить весь ее облик, если бы не длинные черные ресницы. Но контраст между темными ресницами и бледными, но светящимися глазами придавал довольно заурядному хорошенькому личику налет экзотической красоты. У нее был средний вес и пухленькая фигурка, но она владела врожденным искусством принимать грациозные позы. Синяя шерстяная юбка в складку и белый джемпер выглядели скромно, без претензий. Но джемпер был связан из самой мягкой ангорки, а юбка сшита в известном парижском доме моды.
     Открылась дверь в дальнем конце комнаты. Вильям, самый тупой из всех лакеев, что-то невнятно пробормотал, и мистер Джеймс Хейл прошествовал по персидскому ковру к Маргот. Раньше она с ним не встречалась. Он был нотариусом отца, и одно это наводило скуку. Но она подумала, что он даже еще скучнее - такой негнущийся, такой высокий, узкий в плечах, и к тому же безбровый. Она даже охнула про себя и поднялась ему навстречу.
     Рука мистера Хейла была рыхлой и холодной. Он сказал: "Здравствуйте, мисс Стандинг" - и прочистил горло. Маргот села, мистер Хейл тоже сел. Наступило молчание, во время которого нотариус положил на соседнее кресло портфель и с важным видом открыл его.
     Он поднял глаза и обнаружил у себя перед носом коробку конфет.
     - Угощайтесь. Длинные - тверденькие, а кругленькие - просто мечта.
     - Нет, благодарю вас,- сказал мистер Хейл.
     Маргот взяла кругленькую. Она съела уже столько конфет, что для того, чтобы почувствовать вкус, ей приходилось их быстро разгрызать. Она грызла, а мистер Хейл с неодобрительным видом ждал, когда она закончит. Он хотел выразить ей соболезнование по случаю смерти отца, но, пока она жевала конфету, это было в высшей степени неуместно. Поскольку, дожевав конфету, она немедленно принялась за следующую, он отменил соболезнования и перешел прямо к делу.
     - Мисс Стандинг, я пришел спросить вас, не знаете ли вы, где может быть завещание мистера Стандинга?
     Маргот покачала головой.
     - Нет, откуда мне знать?
     - Возможно, отец говорил с вами на эту тему.
     - Нет, мы с ним не виделись три года.
     - Неужели? Так долго?
     Мисс Стандинг кивнула.
     - Раньше он изредка приезжал сюда на мои каникулы, но последние три года всегда был где-нибудь в Америке