ерянного свертка, полная озабоченная женщина, сопровождала поиски потоками удивительно бессвязной речи:
     - Не знаю, где я могла его оставить, я ведь совершенно уверена, если, конечно, это действительно Перри. Потому что тогда это носки Джонни, две отличные пары. Вот же напасть, прямо как сквозь землю провалились. А что теперь скажет мистер Браун, даже представить страшно. Никогда еще не видела ребенка, у которого пятки рвались бы так быстро, как у Джонни, хотя не сказать, чтобы Элла была особенно бережлива. Простите, мисс, вы случайно не сидите на моем свертке, нет? Он довольно мягкий и маленький, вы могли и не заметить. Вас ведь я еще об этом не спрашивала, нет? Ох, мне так неудобно, но, если не трудно, не могли бы вы посмотреть еще раз - или давайте-ка я лучше снова их сосчитаю. Нет, никак не выходит больше восьми, как ни старайся. А ведь это может быть и шарф Мейбл, и, если это он, она и слушать ничего не захочет, и даже не представляю, что тогда скажет мистер Браун. Далее Хилари в подробностях узнала о мистере Брауне, который был мужем полной женщины, о почти уже взрослых Джонни и Мейбл, которые были ее детьми, и о младшенькой Элле, которая была поздним ребенком. Узнала, чем занимался в войну мистер Браун, что у Джонни было целых три рецидива скарлатины, и как они намучились с Мейбл, когда пришлось ставить ей на передние зубы скобку. "Торчали вперед прямо как у кролика, ей-богу, а теперь даже и не скажешь, и никакой благодарности. Сплошное нытье и хныканье. "Не хочу носить эту гадость!" Представляете? Вы не поверите, сколько я с ней натерпелась, и даже спасибо от нее не услышала - впрочем, девочки все такие. Да что там? Когда у Эллы был коклюш..." Хилари выслушала все и про коклюш Эллы, и про свинку Джонни, и даже историю о том, как у мистера Брауна вдруг напрочь исчез аппетит и он питался одними только яйцами всмятку до тех самых пор, пока ему не попалось тухлое, и даже что он сказал, когда его выплюнул. Все эти воспоминания превратили поездку в пустую трату времени в том, что касалось разработки плана кампании. Вместо того чтобы просидеть всю дорогу до Ледлингтона с закрытыми глазами и думать, думать, думать, как Хилари собиралась, ей пришлось с головой уйти в героическую эпопею противостояния миссис Браун всевозможным детским болезням, в подходящие моменты вставляя "Какой ужас!" и "Боже мой!". В результате она вышла на платформу Ледлингтона, не имея ни малейшего представления, что делать дальше. Осмотревшись, она окончательно пала духом. Ледлингтон был огромен! Настолько, что очень обиделся бы, прими его какой-нибудь приезжий за что-нибудь, кроме самого настоящего города. А разве можно найти человека в самом настоящем городе, даже не зная адреса? Обращаться на почту бесполезно: они не раздают адреса - они отправляют письма. А отправлять миссис Мерсер письмо не было ни малейшего смысла, поскольку первым его, уж конечно, прочел бы ее муж. Нет, Хилари нужно было другое - то, что у нее уже было однажды и чем она не воспользовалась: десять минут наедине с женщиной, показания которой отправили Джеффри на пожизненную каторгу. Безвольная жена - палка о двух концах, и Мерсер должен был это знать. Сломавшаяся пружина не держит больше замка, и любая решительная рука может распахнуть дверь настежь. Хилари была абсолютно уверена, что сумеет разговорить миссис Мерсер, вот только она не имела ни малейшего представления, как ее найти.
     Она стояла на опустевшем перроне и размышляла. Почта отпадала, но оставались еще продуктовые лавки - булочные, молочные, мясные и бакалейные. Мерсеры, как и все нормальные люди, должны были что-то есть, и, если только они не покупали все сами, отказываясь от кредита и лично доставляя продукты домой, в одной из таких лавок должен был оказаться их адрес. А что чаще всего приносят людям на дом? Естественно, молоко. С молочных Хилари решила и начать. Наведя справки, она узнала, что в городе их четыре.
     Направляясь к Маркет-стрит, она никак не могла нарадоваться на свой план, который обязательно должен был сработать, если, конечно:
     (a) Мерсеры не жили здесь под другой фамилией, и
     (b) если они не снимали номер в гостинице или пансионе, где могли не заботиться о продуктах.
     Только Хилари не верила, что Мерсер решился бы сменить фамилию. Это выглядело бы чересчур подозрительно, а он никак не мог себе этого позволить. Он должен был выглядеть стопроцентно честным дворецким, который мужественно переносит душевную болезнь жены. Поселиться же в отеле или пансионе было для него слишком опасно из-за нервных срывов миссис Мерсер, которые едва ли могли остаться в таких местах незамеченными. В отелях полно внимательных ушей и длинных языков.
     Повернув за угол, Хилари вышла на Маркет-стрит и увидела прямо перед собой первую молочную. Постоянных клиентов по фамилии Мерсер хозяйка, правда, не помнила, зато у нее был особенный сливочный сыр и совершенно особенный мед. Она обладала прямо-таки невероятным даром убеждения, и, окажись в кошельке у Хилари что-нибудь кроме обратного билета и семи с половиной пенсов, она наверняка бы не устояла. Выйдя из лавки и приведя мысли в порядок, Хилари отправилась дальше, надеясь, что не все жители Ледлингтона столь напористы и деловиты.
     Во второй молочной, однако, не было ни того, ни другого. Унылый пожилой мужчина сообщил, что в его книгах никакие Мерсеры не значатся, потом кашлянул, и, когда Хилари была у самых дверей, поинтересовался, не имела ли она в виду Перкинсов.
     Впервые луч надежды блеснул благодаря девушке из третьей молочной. Это был яркий, мощный и очень обнадеживающий луч, почти неприличным образом растаявший без следа через пару минут. Девушка, пухлое розовое существо, отреагировала на фамилию Мерсер мгновенно:
     - Двое. Мистер и миссис Мерсер. Пинта в день. Думаете, это они?
     Сердце Хилари так и подскочило от радости. И только минутой позже она со всей ясностью осознала, какое гиблое и безнадежное мероприятие затеяла. Пока же чертенок радостно продекламировал:

     Если пить по утрам молоко,
     Мерсеры найдутся легко.

     - Наверняка,- жизнерадостно сказала она.- Как они выглядели?
     Девушка хихикнула.
     - Женщина - так, будто и шаг ступить без мужа боялась. Я бы ни одному мужчине не позволила так собой помыкать. Даже противно, ей-богу.
     - Можете дать мне их адрес?- спросила Хилари.
     - Они останавливались у миссис Грин на Альберт-Креснт. Комнату снимали.
     - Альберт-Креснт. А номер?- нетерпеливо спросила Хилари.
     Девушка зевнула, прикрыв рот пухлой белой ладонью.
     - Да они уж съехали. Только одну ночь там и провели.
     Разочарование было просто чудовищным.
     - Так, значит, сейчас их там уже нет?
     Девушка покачала головой.
     - Ваши друзья?- с простодушным любопытством осведомилась она.
     - Нет. Но мне очень нужно их найти. По делу.
     - Вы с ними поосторожнее,- сказала девушка. Она положила свои пухлые локти на прилавок и наклонилась к Хилари.- Я потому и спросила, друзья они вам или нет, Ну, раз нет, скажу. Миссис Грин говорила, у нее прямо как гора с плеч свалилась, когда эта парочка уехала. Он-то еще ничего, а вот от жены его у миссис Грин прямо мурашки ползли по коже. Точно, говорит, привидение в доме поселилось. Странная до ужаса. А хуже всего, что она всех жильцов перебудила ночью своими криками. Миссис Грин говорит, ничего подобного в жизни не слышала. Слава богу, муж ее кое-как успокоил. Потом еще полночи извинялся перед всеми. Настоящий джентльмен, миссис Грин говорит. Тогда-то он и проболтался, что у его жены с головой не все в порядке, а миссис Грин ему и ответила - а я это знаю, потому что она дружит с моей теткой и все ей потом рассказала,- так вот она ему и ответила: "Мистер Мерсер,- говорит,- я вам очень, конечно, сочувствую, но у меня здесь все-таки не сумасшедший дом, так что придется вам подыскать себе другую квартиру". И совершенно правильно сделала, вот и тетя так говорит, потому что очень плохая реклама для пансиона, если в нем кричат по ночам. Мистер Мерсер, конечно, сказал, что ему очень неловко, и что больше этого не повторится, и что они тут же уедут.
     - И они уехали?- спросила Хилари голосом смертельно обиженного ребенка.
     Девушка кивнула.
     - Первым делом. Расплатились, и были таковы.
     - А вы не знаете куда?
     Девушка помотала головой.
     - Не то чтобы знаю. Просто миссис Грин упоминала о каком-то коттедже близ Ледстоу, который сдавался внаем.
     Коттедж! Именно о нем Хилари и подумала в первую очередь. Маленький уединенный коттедж, где миссис Мерсер некому было бы рассказывать свои истории и где она могла сколько угодно кричать во сне по ночам без малейшего риска перебудить соседей. Чувствуя в позвоночнике неприятный холодок, она спросила:
     - Вы знаете, как до него добраться?
     Девушка снова покачала головой.
     - К сожалению, нет.
     - А миссис Грин?
     Все тот же жест отрицания.
     - Какое там! Она просто пожаловалась тете, что кто-то говорил ей о коттедже, а она никак не может вспомнить, кто именно. Тетя посоветовала ей спросить у кого-нибудь из агентов по недвижимости, а миссис Грин заявила, что агенты здесь совершенно ни при чем, потому что дом частный, и тут же вдруг вспомнила, кто именно ей о нем говорил.
     - Да,- сказала Хилари.- И кто же?
     Девушка хихикнула и томно навалилась на прилавок.
     - Мистер Мерсер, вот кто. И главное, так она это ясно вспомнила, будто никогда и не забывала. Забавно, верно? А он услышал об этом коттедже от какого-то своего друга и вроде бы собирался съездить его посмотреть. Ну, наверное, и съездил. Тогда она, понятно, внимания на его слова не обратила, а вот позже взяла и вспомнила.
     Луч надежды окончательно поблек.
     - А далеко до Ледстоу?- совершенно без энтузиазма спросила Хилари.
     - Не больше семи миль,- бодро сообщила девушка.
     Семь миль! Хилари обязательно упала бы духом, если бы уже не сделала этого минутой раньше. Стоял серый, тоскливый, туманный день. Вот-вот должно было начать темнеть, а темнело сейчас быстро. "Не больше семи миль" наверняка означало именно семь, если не больше, а "близ Ледстоу" звучало и вовсе расхолаживающе. Нет, это было выше ее сил - отправиться сейчас в туман с перспективой отшагать четырнадцать миль и возвращаться в темноте с пустыми руками. Неожиданно давно уже преследовавшее ее смутное воспоминание, что утром она столкнулась с Мерсером в Путни, заставило ее задуматься: а как, собственно, он вообще мог там оказаться? Вчера днем Мерсеры отправились на поезде в Ледлингтон - по всей вероятности, чтобы осмотреть коттедж близ Ледстоу. Ночь они провели у миссис Грин, и провели весело, потому что миссис Мерсер кричала и перебудила своими криками весь дом. Миссис Грин выразила им свое неудовольствие, и они уехали, причем "первым делом". В результате Мерсер, конечно, успевал вернуться в Путни и оказаться утром в Солвей-Лодж. Но куда он в таком случае подевал жену? И зачем ему вообще понадобилось возвращаться в Путни? И почему миссис Мерсер кричала ночью? Вот именно: почему она кричала?

Глава 17

     И Хилари сдалась. Она казалась себе столь же ничтожной и трусливой, как те крохотные создания, которые стремительно разбегаются во все стороны, стоит перевернуть в саду какой-нибудь камень, но она сдалась. Перспектива отшагать в темноте четырнадцать миль по незнакомой сельской дороге в поисках коттеджа, который неизвестно еще, существует на самом деле или нет, и женщины, которая совершенно необязательно должна находиться в этом, очень может быть, и несуществующем коттедже, напрочь отбивала всякое желание разыскивать миссис Мерсер вне зависимости от того, была она сумасшедшей или нет. На завтрак у Хилари были только булочка с молоком, и теперь ей страшно хотелось чаю. На семь с половиной пенсов, из которых два нужно оставить на автобусный билет до дома, много чаю не выпьешь, но Хилари постаралась распорядиться ими наилучшим образом.
     В поезде, который вез ее обратно в Лондон, пошатнувшееся было самомнение Хилари постепенно начало приходить в себя. Возможно, это произошло благодаря выпитому чаю, но, скорее всего, благодаря проснувшемуся наконец здравому смыслу, который подсказал ей, что она поступила совершенно правильно. Было бы просто глупо бесцельно блуждать по ночным проселкам и просто непростительно пугать Марион столь длительным отсутствием. Тем более что именно сегодня Марион никак нельзя было оставлять ночью одну. Свидания с Джефом проходили для нее настолько болезненно, что она еще несколько дней не могла после них оправиться. Нет, Хилари совершенно правильно делала, что возвращалась. Сглупила она гораздо раньше - когда отправилась в Ледлинггон во второй половине дня. Туда следовало ехать со свежими силами и непременно утром - никак не позднее десяти часов,- чтобы без спешки и при свете дня искать коттедж и миссис Мерсер. Страшно было даже представить, что она могла сейчас идти по пустынной темной дороге, возможно даже, слыша за спиной звук приближающихся шагов: тех самых, которые слышала утром в Пугни. Она и тогда была далеко не в восторге от этой встречи, но то, что выглядело не слишком приятным при свете дня в Пугни, на пустынной сельской дороге ночью превращалось в самый настоящий кошмар.
     Все эти соображения быстро примирили ее с собственной совестью. Коттедж никуда не денется. Опять же если миссис Мерсер в коттедже, там она и останется. А завтра она заложит перстень тетушки Арабеллы и на вырученные средства снова отравится в Ледлингтон. Более уродливого перстня Хилари в жизни своей не видела - огромный грубо ограненный рубин, почти полностью погребенный под тяжестью массивной золотой оправы. Весил он столько, будто был целиком отлит из свинца, носить его было решительно невозможно, зато в случае нужды за него всегда можно было выручить не меньше пятерки {5 фунтов стерлингов}. Хилари решила, что сейчас именно такой случай. А взяв в Ледлингтоне велосипед напрокат, она избавит себя от утомительных пеших поисков. Разделавшись, таким образом, со всеми сомнениями, Хилари заснула и мирно проспала до самого Лондона. Ей снился сон - очень обнадеживающий сон - про Генри, который признавал все свои ошибки и уверял, что единственная его мечта - вымолить у нее прощение. И хотя картинка выглядела исключительно привлекательной, этот Генри - робкий и раскаявшийся - даже для сна был чересчур уж хорош, чтобы оказаться настоящим. Хилари, вздрогнув, проснулась и больше уже не засыпала. Этим вечером Марион вернулась домой в таком ужасном состоянии, что Хилари лишний раз убедилась, как правильно она поступила, вовремя уехав из Ледлингтона. Марион страшно замерзла и буквально валилась с ног от усталости. Она дважды потеряла сознание, прежде чем Хилари удалось довести ее до кровати, а оказавшись в постели, неподвижно лежала, молча устремив в потолок мученический взгляд. Теперь о том, чтобы завтра - или хотя бы на неделе - съездить в Ледлингтон, не могло идти и речи. Марион заболела, и нужно было ухаживать за ней, уговаривать поесть и лаской и хитростью отвлекать от гложущих ее мрачных мыслей. Марион был нужен покой, но никак не одиночество, и Хилари всячески развлекала ее, втягивала в беседу, читала ей вслух и кормила с ложечки. Тетя Эмелин прислала деньги, но Хилари некогда было их тратить: она убиралась в квартире, покупала продукты, готовила еду и ухаживала за Марион. По крайней мере на время, ни Ледлингтон, ни Мерсеры для нее больше не существовали.
     За это время Генри Каннингхэм успел нанести второй визит мисс Силвер. Она сама позвонила ему и пригласила зайти. По ее ровному тихому голосу совершенно невозможно было определить, раздобыла она какие-нибудь факты или приглашала Генри затем, чтобы сообщить об их полном отсутствии.
     Как и раньше, она приветствовала его легким наклоном головы. Белый шерстяной носок, который она вязала, тоже как будто был тем же самым. Когда Генри уселся, она извлекла из ящика стола портновский сантиметр и погрузилась в какие-то измерения. Потом, сложив его, подняла голову и радостно сообщила:
     - Ну что ж, капитан Каннингхэм, у меня есть для вас новости.
     Генри, однако, совершенно не разделял ее радости. Он скорее был неприятно удивлен и даже не постарался этого скрыть. Новости из уст частного детектива редко бывают приятными, а остальными Генри уже был сыт по горло. И хотя, с одной стороны, ему хотелось как можно скорее покончить с делом Эвертона, с другой - он ощущал совершенно явное нежелание выслушивать новости мисс Силвер, какими бы они ни оказались. Она, однако, остановила на нем взгляд своих на редкость невыразительных глаз и приятным голосом сообщила:
     - Выяснились довольно странные вещи, капитан Каннингхэм, и я решила, что вам следует о них знать.
     - Да?- недоверчиво проговорил Генри.
     Ничего другого он не сумел бы придумать и под страхом смерти. Чувствуя, что выглядит круглым идиотом, он немедленно разозлился.
     Спицы мисс Силвер невозмутимо позвякивали.
     - Решительно странные, я бы сказала. Однако судите сами. После того как вы ушли после первого своего визита, я надела шляпку и отправилась в Сомерсет-хаус {В этом здании, расположенном в Лондоне на берегу Темзы, размешено Управление налоговых сборов, Кингз-колледж и другие государственные учреждения.}. Поскольку вы не могли сообщить мне девичьей фамилии миссис Мерсер, я решила заняться поисками сама. В делах такого рода всегда очень важна предыстория. Двойное имя миссис Мерсер - сочетание поистине неповторимое - позволяло надеяться на успех. Я сильно сомневалась, что в мире найдется вторая Луиза Кьеза, вышедшая замуж за Альфреда Мерсера.
     - Да?- повторил Генри.
     Мисс Силвер остановилась, чтобы сосчитать петли.
     - Десять, двенадцать, четырнадцать,- пробормотала она.- Первую вяжем, вторую пропускаем, и две вместе.
     Носок крутился как заведенный. Наконец в него вонзилась новая спица, и мисс Силвер подняла голову.
     - И действительно, капитан Каннингхэм: судьба - или лучше сказать провидение - была ко мне благосклонна. Я сумела найти записи об этом браке. Девичья фамилия миссис Мерсер была Энкетелл - Луиза Кьеза Энкетелл. Фамилия довольно редкая, так что проследить ее родословную будет нетрудно. Интересно другое. Есть некое обстоятельство, связанное с самим браком - точнее, с датой его заключения.
     - Слушаю,- сказал Генри. Его раздражение куда-то исчезло, уступив место любопытству. Он не знал, что именно ему хотелось бы услышать, но ждал этого с нетерпением.
     Мисс Силвер на секунду оторвалась от своего вязания.
     - И эта дата дает серьезную пищу для размышлений, капитан Каннингхэм. Альфред Мерсер и Луиза Кьеза Энкетелл поженилась семнадцатого июля тысяча девятьсот тридцать пятого года.
     - Что?- проговорил Генри.
     - Семнадцатого июля,- повторила мисс Силвер.- На следующий день после убийства мистера Эвертона.
     - Что?- сказал Генри.
     Спицы мисс Силвер замелькали снова.
     - Подумайте об этом, капитан Каннингхэм. Как я уже сказала, здесь есть над чем подумать.
     - На следующий день после убийства? Но ведь они больше года работали у него и все это время считались семейной парой.
     Мисс Силвер поджала губы.
     - Безнравственность не знает социальных границ,- проронила она.
     Генри давно уже вскочил и стоял у самого стола, нависая над мисс Силвер.
     - На следующий день,- повторил он.- Но что это может значить?
     - А что это по-вашему может значить, капитан Каннингхэм?
     Генри уже привел свои мысли в порядок. Дело принимало скверный оборот. Он выглядел всерьез встревоженным, когда медленно произнес:
     - Жена не обязана давать показаний против мужа.
     Мисс Силвер кивнула.
     - Совершенно верно. В этом случае закон рассматривает жену и мужа как одно целое, а человек не обязан свидетельствовать против себя самого. Впрочем, поскольку он может сделать добровольное признание, то и жена может добровольно дать показания против мужа. Закон, с позволения сказать, вообще ведет себя исключительно непостоянно в отношении супругов. Он рассматривает их как одно целое в сл