ся, он не всегда носил такую одежду, как сейчас... Не добротное готовое платье, а... В голове его смутно возникло воспоминание о Сэвил Роу.
     Фрэнк Эбботт произнес:
     - Боюсь, что ничего, кроме Билла, на ум не приходит.

Глава 4

     На следующее утро оказалось, что единственное последствие вчерашнего происшествия, всего лишь внушительных размеров шишка на голове Уильяма. Он даже не стал бы ничего рассказывать миссис Бастабл, но к несчастью, она выглянула из окна своей спальни как раз в тот момент, когда Смит подъезжал к дому в такси. Сразу же подняв раму, она услышала, как сержант справляется о самочувствии молодого человека, после чего вышла встречать его на лестницу, сгорая от любопытства. Если оскорбительное предположение и зародилось в ее голове, оно моментально улетучилось. Она была само участие, суетилась, предлагала тысячу способов лечения и даже подумать не могла о том, чтобы лечь спать самой или позволить лечь ему прежде, чем ей не будет подробно доложено о происшедшем. Она без конца прерывала рассказ восклицаниями вроде: "Только представьте!" и "Боже мой!"
     Когда Уильям закончил, миссис Бастабл тряслась от волнения.
     - Какое чудесное спасение! Сначала мистер Таттлкомб, а теперь... Что бы мы стали делать, если бы вы тоже нас покинули?
     - Но я же здесь.
     Экономка глубоко вздохнула.
     - Но могли и не вернуться! У меня от всей этой истории мурашки по телу. Только представьте: полиция приходит сообщить ужасные новости, а мистер Таттлкомб все еще в гипсе! Ах, боже мой, что бы тогда было?
     У миссис Бастабл - маленькой женщины с пушистыми, не очень чистыми волосами - в момент волнения краснел нос. Он и сейчас был розового цвета и нервно подергивался. Она безотчетно схватила себя за голову, неловко задев прическу, из-за чего из волос выпали три шпильки. Уильям нагнулся, чтобы поднять их, но сразу же пожалел об этом. Сказав, что хочет лечь в постель, он наконец покинул свою собеседницу.
     Едва опустив голову на подушку, он уснул и сразу же погрузился в свое видение. Теперь оно приходило все реже и реже - всего дважды в прошлом году и только один раз летом этого года. И вот снова вернулось. Но теперь оно утратило свое спокойствие и гармонию, словно отражение в потревоженной воде. Уильям вновь видел ступеньки перед входом, но дверь не открывалась. Он толкал ее, но безуспешно. Ее удерживал не засов, не железный болт, не замок: кто-то подпирал ее с другой стороны. Затем сон изменился. Уильям услышал чей-то смех и решил, что это Эмили Солт. Ему казалось, что это она, хотя смеха ее никогда в жизни не слышал. Он увидел, как она украдкой разглядывает его из-за двери - не в доме его сна, а в доме Эбби Солт. Тут Эбби сказала: "Бедная Эмили! Она не любит мужчин", и Уильям проснулся. Повернулся на другой бок и опять заснул. Теперь он был на необитаемом острове в окружении бесчисленных Псов Вурзелов, стай Буйных Выпей и множества плавающих в пруду Уток-Растяп. Этот сон был умиротворяющим, и утром Уильям проснулся в хорошем настроении.
     Разобравшись с почтой и подождав, пока все примутся за работу, он прошел через мастерскую, устроенную в комнате, которая раньше служила гостиной, и расположенную позади нее сильно обветшавшую оранжерею. Конечно, во время войны все стекла были выбиты, но их снова вставили, и теперь это было уютное светлое помещение, хотя зимой там было не слишком тепло. С холодом пытались бороться с помощью двух керосиновых горелок: одна в гостиной, вторая - в оранжерее. Пока за ними следила миссис Бастабл, они не производили ни какого эффекта, кроме сильной вони. Уильям решил сам заняться горелками, когда заметил посиневшие руки Кэтрин. Кроме того, ему пришло в голову, что в ее присутствии запах керосина совершенно неуместен - может быть, роза или лаванда, но только не керосин! Он отобрал у миссис Бастабл горелки, хотя и пришлось долго уговаривать ее не обижаться, что-то там подвернул - в результате запах полностью исчез, а температура в комнатах ощутимо повысилась.
     Когда Уильям появился в мастерской, в одном конце комнаты пожилой мужчина и мальчик делали каркасы для собак и птиц, а Кэтрин Эверзли, сидя за большим кухонным столом в гостиной, наносила последние штрихи на радужное оперение и алый клюв выпи.
     Уильям подошел и остановился возле девушки.
     - Хорошая птица.
     - Да. Она кричит, правда? Я ее только что закончила, а сейчас буду грунтовать уток. Они получатся очень красивыми, если сверху нанести ту краску цвета металла. Ну вот, готово!
     Кэтрин повернулась и посмотрела на него снизу вверх.
     - С вами все в порядке? Мисс Коул сказала, вас кто-то пытался вчера ограбить.
     - Ну, я не знаю, что он пытался сделать. Он ударил меня по голове, когда я возвращался от мистера Таттлкомба.
     Она быстро спросила:
     - Вам очень больно?
     - Нет, у меня всего лишь шишка на голове. Главный удар приняла на себя шляпа.
     - Вам удалось схватить его?
     - Нет, я потерял сознание. Детектив из Скотленд-Ярда подобрал меня и привез домой на такси. Очень хороший парень.
     - И вы не знаете, кто вас ударил?
     - Нет. Эбботт сказал, он мгновенно ускользнул.
     Кэтрин отодвинула выпь и взяла неуклюже переваливающуюся утку. Открыв баночку с краской, она начала накладывать телесно-розовый первый слой. Уильям подвинул табурет к другому концу стола и принялся за свою утку. Немного помолчав, Кэтрин произнесла:
     - Это довольно странно - с вами и с мистером Таттлкомбом одновременно случилась беда...
     Уильям улыбнулся.
     - Мистер Таттлкомб уверяет, что его сбили. Про меня-то точно можно так сказать!
     - Как это "его сбили"? Что он имеет в виду?
     - Он убежден, что кто-то толкнул его. Говорит, вышел из дома, почувствовал, что на улице сыро, и, не закрывая двери, прошелся до обочины. Тут показалась машина, и кто-то толкнул его на землю.
     Кэтрин подняла глаза, ее кисть замерла. На ней был выцветший зеленый халат, закрывающий платье. Щеки и губы не подкрашены, лицо бледно. Взгляд ее потемнел Теперь Уильям хорошо знал, какими бывают ее глаза: темными, как тени в неподвижной воде пруда, сверкающими, как коричневая речная вода в солнечных лучах, затуманенными, как облаком, печалью. Знал он и самый прекрасный взгляд ее, который даже не мог описать - взгляд, полный трепетной нежности, словно водная гладь, потревоженная крыльями ангела. Мысли влюбленных иногда так романтичны!
     Кэтрин взглянула на Уильяма и спросила:
     - Это случилось вечером?
     - Да.
     - Он вышел, оставив дверь открытой? В коридоре горел свет?
     - Да, именно поэтому он понял, что на улице сыро - мокрый тротуар заблестел на свету.
     Девушка вернулась к раскрашиванию.
     - И вы тоже вышли вчера поздно вечером?
     - Да.
     - Дверь была открыта и в коридоре горел свет?
     На лице Уильяма отразилось удивление.
     - Да. А что?
     - Да мне пришло в голову... Это очень странно...
     - Что вам пришло в голову?
     Она не ответила. А потом спросила:
     - Как выглядит мистер Таттлкомб?
     - Как выглядит?
     - Какой у него рост?- уточнила Кэтрин.
     - Почти такой же, как у меня - около пяти футов десяти дюймов.
     - И он примерно такой же комплекции?
     - Да, похожей.
     Теперь он пристально разглядывал Кэтрин. Она продолжала длинными, ровными мазками водить кисточкой по дереву.
     - Какие у него волосы?
     Уильям сдержанно ответил:
     - Очень густые, седые. Что вы хотите сказать?
     - Я подумала, что вас обоих ударили - он ведь так сказал?
     - Сбили.
     - Да. Так я подумала, может быть, кто-то затаил на него злобу или завидует ему. У вас тот же вес и все остальное, и вы выходите из парадной двери его дома - а волосы у вас такие светлые, что их можно спутать с седыми,- вы выходите, освещенный сзади светом из холла. Возможно, человек, толкнувший мистера Таттлкомба, повторил свою попытку.
     - Или наоборот: парень, который ударил мистера Таттлкомба, думал, что он - это я,- попробовал пошутить Уильям.
     Кисточка Кэтрин остановилась на середине штриха, потом двинулась дальше.
     - Вы знаете кого-нибудь, кто вас ненавидит?
     - Нет. Но возможно, такой человек есть. Только это должен быть кто-то из моего зловещего прошлого. Надо иметь терпение, чтобы скрывать ненависть семь лет, не правда ли?
     Кэтрин не ответила. Она закончила одну утку и взялась за вторую.
     - Я вот что думаю,- рассуждал Уильям.- Когда с мистером Таттлкомбом произошел несчастный случай, дорога была мокрой. Мне кажется, он поскользнулся на глинистой обочине. Придя в себя, он страшно разволновался и решил, будто кто-то толкнул его.
     - А что случилось с вами?
     - Просто стечение обстоятельств. Грабитель видит, что вокруг никого, и решает попытать счастья. У меня мог оказаться отличный толстый бумажник.
     - Он что-нибудь взял?
     - Нет, там появился Эбботт.
     Помолчав немного, Уильям продолжил:
     - Во всей этой истории была одна странная вещь - по крайней мере, мне она кажется странной, потому что я никак не могу объяснить ее. Вы знаете, что я потерял сознание, потом очнулся, и рядом был Эбботт, а моя шляпа упала, и он подал мне ее...
     - Да.
     - Там неподалеку горел фонарь, и у Эбботта был карманный фонарик. Я хочу сказать, было очень темно, но я заметил на тротуаре какой-то предмет и подобрал его.
     - И что же это было?
     - Вначале мне показалось, что это обрывок бумаги или чек. Но это было письмо. Я подумал, оно выпало у меня из кармана, и сунул его туда - на мне был дождевик. Но сегодня утром я взглянул на него и обнаружил, что это - записка от миссис Солт мистеру Таттлкомбу. Вот что кажется мне странным.
     Кэтрин перестала водить кисточкой.
     - Зачем миссис Солт писать ему записки, если он лежит в ее доме? Или я совсем глупая и ничего не понимаю?
     Уильям рассмеялся.
     - Я задал себе тот же вопрос. А потом заметил дату: это довольно старое письмо. Должно быть, мистер Таттлкомб получил его незадолго до несчастного случая. Он, помнится, говорил мне, что миссис Солт прислала записку с просьбой зайти к ней в воскресенье. Но как же это послание оказалось в моем кармане, вот что меня поражает! Потому что ему неоткуда больше было попасть на тротуар, кроме как из моего кармана. Правда, не это главное... Вот, я закончил свою утку!
     Уильям подвинул к себе другую и обмакнул кисть в воду.
     После небольшой паузы Кэтрин сказала:
     - Знаете, этот способ производства игрушек такой невыгодный! Если бы вы делали на фабрике, то заработали бы в два раза больше.
     - Да, я знаю. Как раз перед несчастным случаем я пытался нечто подобное внушить мистеру Таттлкомбу. Идея ему не понравилась, но я хотя бы убедил его, что мне стоит навести справки на этот счет. Мы защищены нашими патентами, так что нет причин, которые мешали бы нам идти вперед. Я говорил ему, что, если местные дети любят наши игрушки, они должны понравиться и другим детям. Так почему бы не делать животных и для них? .
     Кэтрин подняла глаза и улыбнулась.
     - Правда, почему бы и нет? И что вы предприняли?
     - Я написал Эверзли...
     Он произнес это имя и запнулся.
     - Это забавно, правда? Я никогда раньше не думал об этом. Не знаю даже почему. Ведь когда вы назвали свое имя, оно показалось мне...
     Светлые брови Уильяма сошлись в линию, он сосредоточенно смотрел на девушку:
     - Мне показалось, будто я слышал его раньше.
     - Вам так показалось?
     Она проговорила это так тихо, что он едва расслышал.
     - Да, показалось. Хотя сознательно я не связал его с семьей Эверзли, но дело было именно в этом. Это звучит так глупо, но я... Ну, я слишком был занят вами. В смысле, я думал, как замечательно вы нам подходите, а мисс Коул не очень-то это понимает, так что у меня не было времени думать об именах. Но потом-то я должен был осознать это... Но почему-то этого не случилось. Мне кажется, фамилии людей не принадлежат им так же безраздельно, как имена.
     Сердце Кэтрин билось так сильно, словно ей было семнадцать и ей делают первое в ее жизни предложение. Она подумала: "Он пытается сказать, я для него просто Кэтрин. Ах, милый, как чудесно и как смешно!",- но вслух произнесла:
     - Я понимаю, что вы имеете в виду. В мыслях я никогда не называю друзей по имени.
     Уильям задумался над ее словами.
     - А как же вы думаете о них?
     - Не уверена, что могу описать это. Главное - не имя, не лицо, а что-то такое, что принадлежит только этому человеку и больше никому.
     - Да, я понимаю, что вы имеете в виду.
     - Вы собирались рассказать мне об Эверзли. Что же случилось?
     Он все еще хмурился.
     - По-моему, здесь нет связи.
     - Как раз здесь она есть.- Кэтрин наградила его своей очаровательной улыбкой.
     - Довольно относительная.
     - Я плохой логик. Продолжайте, расскажите мне, что произошло. Вы им написали. Что они ответили?
     - Они предложили мне приехать и побеседовать с ними.
     Кэтрин склонилась над своей уткой.
     - И вы поехали?
     - Да, но из этого ничего не вышло.
     Ей хотелось поднять глаза, но она удержалась.
     - Расскажите.
     - Да нечего рассказывать. Я вошел. Никого из партнеров не было. Я вышел и на улице столкнулся с человеком...
     Девушка еще ниже наклонилась над столом.
     - Каким человеком?
     - Похож на клерка, очень респектабельного вида. Вначале я решил, что он пьян, а потом - что болен. Он спросил, кто я такой, и я ответил. Все это выглядело странным, но он сказал, что все в порядке, и ушел.
     - Но внутри, в офисе, вы кого-то видели?
     - Да, секретаря мистера Эверзли.
     - Какая она?
     Уильям рассмеялся.
     - Она?
     - Это не женщина? Обычно ведь так бывает.
     - Да, женщина, довольно красивая. Не молодая, но эффектная. Я просто пытался поймать вас, узнать, знакомы ли вы с ней.
     - Я поняла. Да, знакома. Ее имя - мисс Джонс. Она - секретарь Сирила Эверзли, старшего партнера, работает уже долго, лет пятнадцать. Очень квалифицированный работник и, как вы выразились, эффектная женщина.- Кэтрин посмотрела ему в лицо.- Что произошло, когда вы ее увидели?
     - В общем, ничего. Она назначила мне довольно позднее время, около шести часов. Никого из партнеров не было, и офис закрывался. Она не была расположена беседовать со мной слишком долго. Я показал ей нескольких животных и спросил, заинтересует ли фирму идея выпускать их на фабрике с нашим патентом. Но она на них едва взглянула.
     - На что же она смотрела?- спросила Кэтрин.
     - Ну... На меня. Клянусь, ее глаза просто буравили меня! Я чувствовал себя мерзким черным тараканом. Она сказала, что все эти вещи не в их стиле, но она расскажет о них мистеру Эверзли и сообщит мне результат. Через пару дней я получил записку: мистер Эверзли не заинтересовался.
     Девушка вновь занялась уткой.
     - Когда все это произошло?
     - Как раз перед тем, как мистер Таттлкомб попал в больницу.
     - А скажите... Кто написал первое письмо - вы или мистер Таттлкомб?
     - Я.
     - Написали или напечатали?
     Тут она услышала смех Уильяма.
     - Вы никогда не видели моего почерка, а то бы не спрашивали! Я, знаете ли, не хотел, чтобы они нас сразу отвергли. Я прекрасно напечатал - четко и без помарок.
     - А подпись?
     - О, вполне разборчиво - "Уильям Смит".
     Кэтрин очень медленно и осторожно произнесла:
     - Я понимаю, все это звучит неприятно, похоже на перекрестный допрос. Но мне кажется, так как я знаю Сирила Эверзли, то могла бы выяснить, видел ли он ваше письмо. Он мог и не читать его - многое он оставляет мисс Джонс. Вот и я подумала, что лучше мне узнать, как выглядело письмо и чья на нем стояла подпись.
     Подняв глаза, она увидела нахмуренные брови Уильяма, покраснела и воскликнула:
     - О, простите меня!
     Недовольство на лице Уильяма сменило выражение испуга:
     - Нет, нет, не говорите так! Это замечательно с вашей стороны, я просто подумал...
     - Что?
     Уильям отметил выражение простосердечного удивления на ее лице.
     - Не знаю. У меня было что-то вроде озарения... Даже не могу объяснить, что это было. Вы сказали, что могли бы выяснить, читал ли Эверзли мое письмо, и у меня что-то как будто завертелось в голове. Правда, это, скорее всего, последствие удара, а не ваших слов. Но я, пожалуй, не буду предпринимать никаких шагов до возвращения мистера Таттлкомба. Не хочу, чтобы он решил, будто я делаю что-то, пользуясь его отсутствием. Только не считайте меня неблагодарным, хорошо? Я не хочу, чтобы вы так обо мне думали.
     Кэтрин так и не считала. Она с ужасом думала о том, что, увлекшись опасной затеей, едва не сделала шаг в пропасть. Поэтому была страшно благодарна Уильяму за его щепетильность по отношению к мистеру Таттлкомбу. А если бы он согласился? Что, если бы ей пришлось выбирать - отказаться от обещания или появиться в офисе Сирила в качестве защитника Уильяма. Страшен даже не Сирил, а Бретт. Конечно, она не желала продолжения страданий мистера Таттлкомба, но было бы жаль, если бы он вернулся на работу слишком скоро. Она пока не чувствовала себя готовой взять Уильяма Смита за руку и ввести в круг семьи. Пока...

Глава 5

     Сирил Эверзли протянул руку и нажал кнопку звонка на столе в своем офисе. Рука его была тонкой и длинной, как и он сам. Если его кузен Бретт выглядел как сквайр эпохи короля Георга, то Сирил больше напоминал средневекового ученого - ниспадающая с плеч мантия и ермолка подошли бы ему больше, чем современный костюм. Старший партнер был на семь лет старше Бретта. При взгляде на них никому бы и в голову не пришло, что они родственники. Бретт - смуглый, эффектный мужчина, у Сирила - редеющие светлые волосы, бледное лицо и легкая сутулость интеллигентного человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы быть художником, мыслителем, просто любителем искусства. В нем и вправду было понемногу от каждого из них. Довольно милый, нарисованный акварелью портрет его дочери Сильвии, висевший напротив стола, был работой самого Сирила. Он все еще мог читать греческих философов просто ради удовольствия и коллекционировал миниатюры и табакерки восемнадцатого столетия.
     Не успел он убрать руку от звонка, как вошла мисс Джонс.
     - Слушаю, мистер Эверзли?
     Сирил взглянул на нее, как обычно, немного хмуро, и сказал:
     - Зайдите и закройте дверь.
     Как только щелкнул замок, поведение мисс Джонс мгновенно изменилось. Когда она произносила "Слушаю, мистер Эверзли?" - то выглядела, как любой другой секретарь: сдержанные манеры, уверенный голос, строгий внешний вид. Квалифицированный, облеченный доверием служащий является по вызову. Но за захлопнувшейся дверью она сразу превратилась в другого человека, словно сбросила какую-то серую униформу, под которой обнаружилось яркое платье. Казалось, совсем иная женщина подошла к столу и спросила:
     - Что случилось?
     Пожалуй, описание Уильяма было верным: немолодая, но очень эффектная. Секунду назад ей можно было бы дать сорок. Перемена в поведении отняла у нее лет десять. На самом деле мисс Джонс было тридцать семь. Овальное лицо и красиво очерченные губы сохранили природный свежий цвет, длинные ресницы затеняли ореховые глаза. Изгибы высокого, прямого тела радовали глаз. Она носила простое, темное, но отлично сшитое платье. Ее движения были полны грации и жизненной силы. Но казалось, что, дойдя до рук и ног, природа вдруг поскупилась: они были очень некрасивыми. Она носила изящные туфли и делала все возможное, чтобы облагородить руки, которые секретарша не может спрятать. Она тщательно ухаживала за ними и использовала неброский лак.
     На ее "Что случилось?" Сирил Эверзли ответил с оттенком раздражения:
     - Почему что-то должно случиться?
     Мисс Джонс сделала попытку улыбнуться.
     - Не знаю, но что-то ведь произошло.
     Он откинулся в кресле.
     - Сядь, ради бога! Я страшно нервничаю.
     - Бедный Сирил! Ну так в чем же дело?
     Она села. Если бы кто-нибудь вошел, он увидел бы секретаря с блокнотом и карандашом и ее начальника