и эта ненормальная пустота. Она услышала себя:
     - Почему это несуразные?! У нас, во всяком случае, не столько пуговиц и всяких мелких штучек!- Она спохватилась: - Убирайся отсюда!
     Он подошел к двери и подпер ее своей спиной.
     - И не подумаю!
     - Питер!
     - Ни слова! Я прихожу сюда по три раза на дню, а ты не желаешь меня видеть. Она не желает меня видеть! В жизни не слышал подобной ерунды. Не знаю, сколько еще ты собиралась издеваться, но с меня хватит! Сейчас ты меня увидела и будешь видеть до тех пор, пока мы все не выясним.
     Когда лицо Томазины показалось из ворота платья, Питер вдруг страшно разозлился. У нее был такой вид, будто она всю ночь простояла под дождем, причем под холодным январским дождем. Теперь Питер с удовольствием увидел, что щеки ее обрели свой цвет. Глаза еще не сверкали, но выглядели так, как будто могут засверкать в любой момент. Его отпустил тайный, жуткий страх, что между ними что-то невозвратно потеряно, неизвестно за что и как. Если они просто поругаются, не беда. Они и раньше все время ругались, будут ругаться и впредь, так он полагал. Обоих это ничуть не беспокоило, потому что под всеми этими спорами лежало что-то постоянное и сильное - очень сильное. Они схлестывались, потому что оба были гордые, независимые и честные и потому что оба знали, что все это пустяки. Не дуэль, а дружеская перепалка. Они могли в любой момент отказаться от того, на чем настаивали, и уйти рука об руку. Но на этот раз... на этот раз он боялся. И наконец этот страх ушел. И он с облегчением сказал:
     - Тамзин, не будь дурой!
     За все это время он ни разу не называл ее так, за все это ужасное время в Дип-Энде. Для нее это было страшно важно, она чувствовала, что ее предали. От этого слова гордость и злость мигом растаяли, и когда Питер перестал подпирать дверь, сделал шаг и обнял ее, ей ничего не оставалось, как заплакать. А Томазина ничего не делала вполсилы!
     Мисс Гвинет стояла под дверью; она до такой степени разнервничалась, что решилась ее открыть. Конечно слегка, только чтобы убедиться, что не происходит ничего ужасного. Она увидела, что Томазина навзрыд плачет на груди мистера Брэндона, приговаривая: ?О Питер, я так несчастна!? На что мистер Брэндон отвечал: ?Дорогая, если что тебе и нужно, так это носовой платок. На, возьми, высморкайся, и тебе станет легче?. Это ее полностью успокоило, она закрыла дверь и ретировалась вместе с Элейн, которая все время оборачивалась.
     Отойдя на безопасное расстояние, мисс Гвинет сказала таким тоном, как будто восхищалась неким неоцененным по достоинству феноменом:
     - У мужчин всегда находятся носовые платки! Это потому, что у них много карманов!
     Мисс Элейн возмущенно повернулась к ней.
     - Гвинет, как можно быть такой неромантичной! При чем тут носовые платки, когда самое время подумать о флердоранже! О, надеюсь, они пригласят нас на свадьбу!



   Патриция ВЕНТВОРТ
   КРУГИ НА ВОДЕ

Перевод с английского М. Макарова. OCR tymond




Анонс

     С психологической точки зрения сюжет весьма изящен и убедителен и является образцом так называемого сельского детектива, которые в то время были очень популярны. Известный критик и писатель Роберт Барнард даже изобрел термин ?Мэйхем Парва? для обозначения собирательной английской деревушки, являющейся местом преступления, где ?парва? - неизменная, типичная часть названий деревень, a mayhem в переводе с литературного английского означает ?нанесение увечий?. Что и подтверждается самим сюжетом: война в романе описывается более чем легкомысленно (?Шла Первая мировая война, во время воздушного налета убило призовую свинью мистера Плаудена и чеширского кота, принадлежавшего экономке доктора Крофта?), зато в мирное время насильственные смерти следуют одна за другой, да и началось это, как читателю намекают, много поколений назад. В таком контексте вообще мог возникнуть намек на детективную пародию (кроме всего прочего, в названии деревни улавливается слово grin - ?усмешка?), если бы все остальное не убеждало нас в обратном. Отчасти сюжетная линия становится понятней, если учесть, что в то время многие авторы сельских детективов в поисках злодеяний обращались к реальной истории, фамильным распрям и сохранившимся преданиям. Времена менялись, и писатели пытались переосмыслить традиции. В литературе XVIII века, упоминаемой в романе, пэр из низов никогда не был бы описан в благожелательных тонах, но в середине XX века роль аристократии уже не была настолько бесспорной, и высказывание ?новые деревья росли среди старых, и были они сильными и крепкими? - лирическое отражение изменяющихся времен и переосмысление роли простого люда. Об этом, кстати, косвенно вещает и весь силверовский цикл, в котором гармонично сочетаются недавнее прошлое в лице мисс Силвер и современность в облике Фрэнка Эбботта (попробуйте представить себе в начале века отпрыска голубых кровей, работающего полицейским, и чтобы окружающие относились к этому как к должному!).
     Вышел в Англии в 1951 году.
     Перевод под редакцией М. Макаровой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.
     А. Астапенков

Глава 1

     От города Эмбанка до деревушки Гриннингз не больше полутора миль. Недалек тот день, когда город поглотит ее - и эту живописную старую церковь, возле которой обрело последний приют столько поколений; и деревенскую улицу, и разбросанные там и сям небольшие коттеджи, и григорианский дом приходского священника, построенный на месте старого, сгоревшего в 1801 году; и пару уютных домиков конца восемнадцатого столетия, принадлежавших когда-то семье Рэндом. Но пока все остается по-прежнему, так как проселочная дорога, соединяющая деревушку с городом, в самой деревушке, а вернее, на протоке за ней и обрывается, только появляются порою круги на воде... Деревушка на самом деле очень патриархальная. Заезжий художник назвал ее как-то ?уголком безмятежной старины?. Но даже в тишайшую заводь может упасть камень, и беспокойная рябь пройдет по воде. Еще Шерлок Холмс в свое время развеял миф о деревенской невинности.
     В Гриннингзе хватало происшествий, творившихся под покровом ночи. Но все тайное когда-нибудь становится явным. Случайное слово, непроизвольное движение - и тайное уже не тайна. Когда доктор Крофт получил письмо от Клариссы Дин, он и не предполагал, какими неприятностями оно грозит в будущем. Мисс Дин в позапрошлом году ухаживала за мистером Рэндомом во время его последней болезни. Она ухаживала за ним и раньше, несколько лет назад, когда он слег с гриппом. Симпатичная, смышленая девушка и дело свое знает. Она написала доктору, что со провождала больного в Канаду и только недавно вернулась. Она очень привязалась к их деревушке и хотела бы подыскать себе работу где-нибудь по соседству. Если он знает кого-то, нуждающегося в сиделке, не будет ли он так любезен дать ей рекомендацию?
     Конечно, доктор Крофт сразу подумал о мисс Оре Блейк. Она отличалась неважным здоровьем, а сиделки не задерживались у нее надолго. Кларисса Дин тоже едва ли задержится, но она, по крайней мере, наведет у мисс Оры порядок и помешает мисс Милдред названивать ему трижды в день и всякий раз приставать с расспросами, наткнувшись на него случайно посреди улицы. Во всяком случае, доктор Крофт на это надеялся. Он позвонил мисс Блейк и выслушал ее со всем возможным терпением.
     - Кларисса Дин? Дорогой доктор Крофт! Видите ли, мне всегда казалось, что она нацелилась на мистера Рэндома. Такой яркий румянец - правда, все эти девушки сейчас красятся...
     Он засмеялся:
     - Ну, я думаю, румянец мисс Дин был натуральным.
     - Мужчины всегда так думают,- возразила мисс Ора своим мягким, воркующим голоском.- И легко попадаются на удочку. Вы говорите, она хочет приехать сюда? Интересно почему.
     - Она была в Канаде - ее подопечный поехал к дочери и, к несчастью, там умер. Вполне понятно, что она написала мне и попросила рекомендацию.
     - О, вполне. Особенно если по соседству живет кто-то, кого она жаждет увидеть. Может, она интересовалась не самим мистером Джеймсом Рэндомом. Есть ведь еще Арнольд Рэндом и мистер Эдвард...
     Доктор Крофт хмыкнул: в небольших дозах общение с мисс Орой было даже приятным.
     - Ш-ш,- сказал он,- не забывайте, что у нас параллельный телефон. А вдруг кто-нибудь в замке снял трубку?
     - Арнольду Рэндому это очень польстит,- сказала мисс Ора. Доктор Крофт представил, как она вскинула голову.- Он ведь теперь завидный жених, теперь, после смерти брата, все досталось ему. И ему вряд ли больше шестидесяти - он гораздо младше мистера Джеймса. Именно из-за него некоторые и румянились, не ради же бедного Эдварда. Впрочем, почему это я говорю ?бедного?? Он наверняка что-нибудь натворил: ни с того ни с сего из дома не убегают, не пропадают неизвестно где, чтобы потом вернуться и никому ничего не рассказывать.
     - Мисс Ора!..
     Но ее голос продолжал гудеть ему в ухо:
     - Нет, нет, судя по всему, там дело нечисто, и Джеймс Рэндом знал это, иначе он не изменил бы своего завещания - и это после того, как он воспитал Эдварда как родного сына, а не как племянника. А все эти разговоры о том, что он считал его умершим Есть люди, которые способны поверить во все, что угодно, если пожелают.
     - Мисс Ора, так вы хотите, чтобы мисс Дин к вам приехала?
     Оказалось, что она именно этого и хотела. За тридцать лет она достаточно изучила доктора Крофта и знала, когда от досужих разговоров пора переходить к делу. Милдред напишет мисс Дин письмо. Может быть, и доктор Крофт напишет?
     - Мой случай настолько сложен, и вы бы ей хорошенько все объяснили.
     Мисс Милдред написала, доктор Крофт тоже. Он сообщил Клариссе Дин о болезни мисс Оры только то, что счел нужным. Как-то раз он объяснил это миссис Эммелине Рэндом своим нежеланием вмешиваться в чужие дела. Безусловно, Эммелина абсолютно надежный человек, но он не позволил бы себе таких откровений, если бы его не вывели из себя.
     Он был предельно осторожен, когда писал Клариссе Дин, ничего лишнего. Та сообщила о своем согласии и появилась в городе через два дня после своего ответного письма, лишь на двадцать четыре часа опередив возвращение Эдварда Рэндома к своей мачехе.

Глава 2

     Эдвард Рэндом вышел из дверей вокзала и свернул направо. Если бы он не остановился у газетного киоска, то увидел бы Сьюзен Вейн. Но так как он остановился, то заметил ее лишь тогда, когда повернул в очередной раз налево, прочитав на указателе: ?Гриннингз - 1 1/2 мили?. Указатель был новым, во всяком случае для него - в последний раз, когда он был здесь, его подвозил на своей машине Джим Бертон, и они подъезжали с другой стороны. А еще раньше - до его отъезда - вы либо должны были знать, где находится Гриннингз, либо рисковали вообще туда не попасть. Прикинув, сколько времени прошло с тех пор, когда он сходил с поезда в Эмбанке и шел по этой дороге, Эдвард помрачнел.
     В общем, только свернув в сторону Гриннингза, он увидел девушку, шагающую по дороге, в правой - без перчатки - руке она несла чемодан. Он рассмотрел, что обе перчатки были засунуты в карман элегантного пальто. Девушка шла ровно и плавно, радуя глаз так же, как его радует живописный пейзаж. Чисто поверхностное, но, несомненно, приятное впечатление. Но через одну-две минуты к этому впечатлению прибавилось смутное ощущение, что он уже видел когда-то эти прямые светлые волосы. Очень прямые, за исключением самых кончиков, очень светлые и очень густые, подстриженные под пажа. Когда у всех девушек на голове кудряшки от завивки, вы невольно запоминаете ту, у которой их нет.
     Прошло пять лет, но он вспомнил Сьюзен Вейн, ту, какой она была тогда - семнадцатилетнюю и, по ее собственному мнению, очень толстую. Ему никогда не нравились худые, но, как он начал припоминать, Сьюзен была действительно пухленькая, с румяными, как яблоки, щеками, с круглыми серыми, как у котенка, глазами и с густой светлой копной волос. Вполне симпатичная девчушка. Эдвард ускорил шаги и поравнялся с ней. Если это не Сьюзен, он просто пройдет мимо, но, если это все-таки она, было бы глупо плестись за ней всю дорогу, а у Эммелины столкнуться нос к носу.
     Когда он подошел, девушка обернулась, и на какое-то мгновение он было усомнился, но лишь на мгновение, ибо это была она. Исчезла ее полнота, но глаза были теми же, только сейчас, на похудевшем лице, они казались больше, и ресницы потемнели и стали золотисто-коричневыми. Может быть, ей пришлось над ними потрудиться, но результат получился замечательный. В конце концов, зачем шагать по жизни с белесыми ресницами, если тебе этого не хочется?
     - Вы - Сьюзен Вейн?- спросил он нахмурившись, в обычной своей резкой манере.
     Глаза Сьюзен расширились. Мягкая дорожная пыль приглушила его шаги, и она их не заметила. Она думала о профессоре Постлетвейте, который отправился в Америку. Как жаль, что из-за отсутствия денег она не смогла поехать с ним. Она расстраивалась не только из-за того, что ей хотелось в Америку, а еще и потому, что он почти наверняка перепутает теперь все записи с лекциями, а без нее некому будет привести все в порядок. А потом в одно мгновение воскресло ее прошлое пятилетней давности: Эдвард Рэндом смотрел на нее, стоя посреди проселочной Полпенниевой дороги.
     Никто не знает, почему эта дорога называлась Полпенниевой, но она так называлась. И никто не знает, почему прошлое может вдруг возникнуть перед тобой и больно сдавить сердце, но так бывает, так и было, во всяком случае, на какое-то ужасное мгновение. Лишь на мгновение ей было снова семнадцать, и она была слишком толстой и умирала от любви к Эдварду Рэндому, а он был по уши влюблен в Верону Грей. Это было ужасно, но, слава богу, все уже позади. Пять лет - это немалый срок. Никто и никогда не заставит ее пережить такое снова. Ни она сама, ни Эдвард. Бедный Эдвард! Ее охватила волна тепла и нежности. Она выронила чемодан и протянула ему обе руки:
     - Эдвард, как здорово, как замечательно!
     Впоследствии он размышлял над тем, что, пожалуй, лишь одна Сьюзен так отреагировала на его приезд. Нет, это не совсем честно. Эммелина, его мачеха, сказала то же и от чистого сердца. Но свою привязанность и радость от того, что он жив, она выразила потоком слез, а это не очень-то воодушевляло.
     Сьюзен не плакала, она вся светилась. Если ее глаза и увлажнились, то от этого они стали только ярче. Она ласково и твердо задержала его руки в своих, потом отступила, все еще говоря:
     - Эдвард, как здорово!
     Это было действительно здорово. Он даже перестал хмуриться, но морщина между бровей до конца не разгладилась. Были и другие морщинки на этом узком загорелом лице, и ни одна из них не говорила о счастливых минутах. На лице отложили свой отпечаток испытания. Боль, сильная боль, но она не сломила его. Настороженность, горькая усмешка. Нежное сердце Сьюзен дрогнуло. В свое время именно Эдвард сказал, что сердце у нее мягкое, как масло, оставленное на солнце. Она убежала тогда и ужасно плакала, и у нее опухли глаза. Она бы отдала все на свете, чтобы уметь плакать так, как Верона - одна-две слезинки, глаза как незабудки в росе, длинные ресницы влажны ровно настолько, чтобы стать еще краше. Как тяжело быть семнадцатилетней дурочкой, толстой, с опухшими глазами и разбитым сердцем.
     Сьюзен окинула мысленным взором ту ужасную картину и засмеялась:
     - Как здорово, что мы встретились!
     Волнение, охватившее их обоих в первый момент, постепенно улеглось. Он подумал, что она слишком часто использует это, в общем-то ничего не говорящее, слово.
     - Во всяком случае, я могу понести чемодан.
     - Нет, у тебя же еще свой.
     - Он совсем легкий.
     - Ну и мой тоже.- Она обхватила свои пожитки.
     - А если я возропщу?
     - Не стоит, это бесполезно. У меня еще коробка, ее доставят на машине, а в чемодане лишь то, что может понадобиться сегодня вечером.
     Эдвард шагнул к ней и так быстро и ловко выхватил чемодан, что она не успела воспротивиться. Это ее рассердило: Эдвард всегда любил делать все по-своему и был довольно изобретателен. Что бы ни изменилось, эта его черта, кажется, осталась прежней. Ее лицо прояснилось, и она рассмеялась:
     - Ты действительно не изменился!
     - Как жаль, но еще не все потеряно! Ты ведь уже не живешь в Гриннингзе?
     - Нет. Тетя Люси умерла, когда я училась в колледже. Я работаю с профессором Постлетвейтом, но он уехал в Америку читать лекции.
     - Пять лет - в двух предложениях. Лаконично, ничего не скажешь! И что он преподает?
     - Литературу. Будет читать лекции о Шекспире: кто мог скрываться под этим именем. Эммелина написала, что дяде Арнольду нужен кто-то, чтобы помочь привести в порядок библиотеку, ну и спросила, не хочу ли я приехать в усадьбу и заняться этим. Я согласилась.
     Глупо было нервничать, но она нервничала. Лицо Эдварда не успокаивало. Оно по-прежнему было довольно мрачным. Он сказал:
     - Интересно.
     - И что в этом интересного?
     - Не знаю - просто так вдруг.
     Ей показалось, что ?просто так? - очень подходящее выражение. Чтобы сменить тему, она спросила:
     - Ты, наверное, тоже остановишься у Эммелины?
     - Ненадолго. Что-что, а это даст всем в Гриннингзе пищу для сплетен.
     - Почему?
     - Возвращение блудного сына. Видишь ли, с тех пор, как я вновь появился в этих краях, я только раз побывал в Гриннингзе.
     - Я ничего не знаю, только то, что все думали, будто ты умер...
     - А я не умер. Непростительная оплошность. Никогда не возвращайтесь с того света - этого вам не простят,- произнес небрежно, но каким-то надтреснутым голосом Эдвард.
     - Не говори так. Когда Эммелина узнала, что ты жив, она написала мне: ?Просто не верится такому счастью!?
     - Да, мне кажется, она действительно обрадовалась. В каждом правиле есть исключения, а то, что единственным человеком, который не возражал против моего воскрешения, была моя мачеха, делает ситуацию еще более комичной. Ну так что еще она тебе написала?
     - Ты же знаешь, как Эммелина пишет письма. Там было что-то про кошек, у Шехерезады как раз появились котята, совсем невзрачные, и она очень расстраивалась - это в промежутках между радостными восклицаниями по поводу твоего возвращения. Я поняла, что ты был на курсах, где учат управлять имением. В каком-то из писем она сообщила, что лорд Берлингэм сказал ей, будто ты будешь работать у него, и как это хорошо, ведь ты будешь поблизости.
     Сьюзен заметила, что он усмехнулся.
     - Это всем так приятно! Особенно Арнольду!
     Сьюзен не любила, когда люди ходят вокруг да около. Она взорвалась:
     - Слушай, Эдвард, о чем ты говоришь? Почему твой дядя Арнольд не должен обрадоваться этому? Если все из-за какой-то семейной ссоры, мне лучше об этом знать, а то я обязательно сунусь куда не надо.
     - Да, это уж обязательно! Да нет, не ссора, а просто неловкая ситуация. Но раз ты попадешь в семью Рэндом, тебе лучше рассказать.- Он качнул обоими чемоданами и вздернул подбородок.- Итак, начнем с краткого экскурса в историю семьи Рэндом. В последнем поколении три Рэндома: мой дядя Джеймс, мой отец Джонатан и мой дядя Арнольд. Джеймс потерял жену и сына и во второй раз не женился. Джонатан, когда перепробовал массу других занятий и все неудачно, дважды женился, после чего умер, оставив сына - меня, жену - Эммелину и великое множество долгов, заплатить которые дядя Джеймс счел своей обязанностью. У него было очень развито чувство долга. Он выделил Эммелине южный коттедж и вырастил меня, не докучая излишним вниманием.
     - Да?- Голос Сьюзен прозвучал вопросительно.
     Эдвард засмеялся:
     - Дорогая, там не было ?да?, одно громадное ?нет?. Все закончилось грандиозным скандалом, и я удалился.
     Сьюзен сразу вспомнила тот скандал. Из-за Вероны. Эдвард был ужасно в нее влюблен, но Джеймс Рэндом стал в позу: хочешь жениться - пожалуйста, но изволь оплачивать свои счета сам, выплата карманных денег прекращается в день свадьбы. Молва приписывала Джеймсу Рэндому еще более драматичные детали, в частности выск