роследил.
     Впервые за все время Генри посмотрел ей прямо в лицо.
     - А это точно была миссис Мерсер?
     - Еще бы! Марион показала мне потом фотографию, и я сразу ее узнала. Миссис Мерсер собственной персоной.
     - А как она выглядела?
     - Хочешь, чтобы я ее описала?
     - Да нет. Я хотел узнать, как она тебе показалась. Ты сказала, с ней случилась истерика. Она хоть понимала, что говорит?
     - Да, наверное. То есть я так думаю. То есть даже уверена. Под истерикой я не имела в виду, что она визжала как резаная на весь вагон. Просто она была жутко чем-то расстроена: все время дрожала, плакала и задыхалась. Она, бедняжка, старалась взять себя в руки, только уж больно плохо у нее это получалось.
     - Значит, понимала,- сказал Генри и со значением проговорил: - А тебе не показалось, что она не в себе?
     - Да нет, что ты, только поначалу. Понимаешь, она все смотрела на меня, смотрела, а потом вдруг выдала, что сразу меня узнала, и "Благодарение Богу, что он не узнал", потому что "он ни за что бы не вышел, если б узнал".
     - Кто он?
     - Мерсер. Он вышел. Я смотрела в окно, а когда обернулась, как раз увидела мужчину, выходящего из купе. А до того я пыталась привести в порядок мысли, которые ты распугал на вокзале своими грозными взглядами, а когда обернулась, увидела только спину этого мужчины и еще женщину, которая сидела в том же купе, вытаращив на меня глаза, и целых полторы минуты думала, что она сумасшедшая.
     - Почему?
     - Почему я думала так вначале или почему я не думала так в конце?
     - Вообще почему?
     - Ну, за сумасшедшую я ее приняла потому, что она смотрела на меня ну прямо как на икону,- любой бы на моем месте принял. А потом, когда поняла, что она действительно меня знает, потому что видела на суде с Марион, а вся ее нервозность и истеричность вызваны тем, что она жутко переживает за Марион и никак не может о ней забыть, я уже не считала ее сумасшедшей. Такие вот люди действительно очень сильно переживают за тех, кто им нравится. А когда я узнала, кто она такая, все ее странные речи заставили меня подумать...
     - А все ли у нее в порядке с головой?- услужливо подсказал Генри.
     - Нет. Что она хотела сказать мне на самом деле. Генри подался вперед, уперся локтем в колено и ухватился рукой за подбородок.
     - Но ведь ты сама говорила, что ее показания едва не привели Джеффри Грея на виселицу.
     - Говорила. Она, видите ли, была наверху, застилая мистеру Эвертону постель, и поклялась, что, спускаясь по лестнице, услышала в его кабинете громкие голоса, испугалась и подошла к двери послушать. Узнав голос Джеффри, она успокоилась и хотела уже идти дальше, когда за дверью раздался выстрел. Она закричала, и из кухни тут же выскочил ее муж, чистивший серебро в кладовке. Дверь кабинета оказалась запертой, и они принялись в нее стучать, а потом ее изнутри открыл Джеф, и он держал в руке пистолет. Это убийственное свидетельство, Генри.
     - А что говорит Грей?
     - Что в восемь вечера ему позвонил дядя и попросил немедленно приехать. Он был очень расстроен. Джеф немедленно отправился в путь и прибыл на место между четвертью и двадцатью минутами девятого. Он прошел в кабинет из сада через открытую балконную дверь и увидел, что дядя лежит поперек письменного стола, а у самой балконной двери валяется на полу пистолет. Он говорит, что поднял его совершенно машинально. А потом он услышал крик, в дверь начали стучаться, и, обнаружив, что она заперта, он повернул ключ и впустил Мерсеров. В результате и на ручке двери, и на пистолете нашли только его отпечатки.
     - Да, я помню,- сказал Генри и спросил наконец то, о чем не решался узнать все шесть месяцев, пока они были помолвлены: - Вообще-то улики очень красноречивые. Почему ты считаешь, что он этого не делал?
     На щеках Хилари вспыхнул румянец. Она стиснула руки и страстно воскликнула:
     - Потому что не делал! Генри, он просто не мог! Понимаешь, я слишком хорошо знаю Джефа.
     Такая беззаветная преданность немедленно нашла отклик в душе Генри. Это было как сигнал горна или барабанная дробь. Это будоражило кровь и поднимало на бой. Однако напрасно Хилари дожидалась бы внешних проявлений того, что расшевелила Генри. Он чуть нахмурился и спросил:
     - Марион тоже в этом уверена?
     Краска отхлынула от лица Хилари так же стремительно, как появилась. Марион уже не была в этом уверена. Бедная Марион. Страдания и боль подточили ее силы. Теперь в ней постоянно жил ледяной ужас, заставляющий ее предавать и себя, и Джефа. Хилари посмотрела Генри в глаза и спокойно и твердо повторила:
     - Джеф этого не делал.
     - Тогда кто?
     - Миссис Мерсер знает,- сказала Хилари, и собственные слова удивили ее настолько, что она вздрогнула. Она и не подозревала, что может это сказать. Она не знала даже, что у нее есть такая мысль.
     - Почему ты так говоришь?- тут же спросил Генри.
     - Не знаю.
     - Но ты должна знать. Нельзя говорить такие вещи, не зная наверняка.
     Генри снова сел на своего конька. На самом деле это был не конек даже, а огромный-преогромный конь, и его топот немедленно воскресил прежнюю Хилари. Прежняя Хилари могла выходить замуж за Генри, могла не выходить за него, но никому и никогда не позволила бы себя топтать. Она выпятила подбородок и заявила:
     - Можно. Я не знаю, почему так сказала. Это просто выскочило. Я не подумала сначала: "Миссис Мерсер знает", а потом высказала это вслух - я сначала сказала и тут же поняла, что это действительно так. Так уж у меня мозги устроены. Вещи, о которых я никогда и не думала, срываются вдруг с языка, а когда я потом начинаю над ними думать, оказывается, что это чистая правда.
     Генри свалился со своей лошади, звучно шлепнувшись на землю. Слишком уж уморительно выглядела в такие моменты Хилари: она снова раскраснелась, в ее взгляде появилось что-то по-птичьи дерзкое, а мелкие каштановые кудряшки под маленькой шляпкой, казалось, излучали негодование. Ее хотелось схватить, хорошенько встряхнуть и поцеловать, но для начала Генри расхохотался.
     - Очень смешно!- возмутилась Хилари, внутренне смеясь тоже и даже распевая про себя маленькую радостную кричалку, потому что, если люди начинают вместе смеяться, у них уже ни за что не получится ссориться. Просто не получится. А сказать по правде, она до смерти устала ссориться с Генри.
     - Какая же ты дурочка!- простонал Генри, отбрасывая наконец свою напускную вежливость.
     Хилари помотала головой и закусила губу, чтобы не рассмеяться тоже. Она вовсе не собиралась облегчать Генри жизнь.
     - Ты просто завидуешь,- заявила она.- И потом, Генри, как я уже говорила, ты чересчур ревнив и, если когда-нибудь на ком-нибудь женишься, смотри в оба, потому что ей придется или тебя бросить, или превратиться в жалкое забитое существо со сломленным духом и жутким комплексом неполноценности.
     Во взгляде Генри появилось что-то такое, что она занервничала. Это был именно тот насмешливый взгляд, от которого сердце начинало биться сильно и часто.
     - По тебе этого не скажешь,- сказал он.
     - Просто я из того разряда, который уходит,- ответила Хилари с мрачным блеском в глазах.
     Генри промолчал. Он не собирался поддаваться на провокации. Он просто продолжал пристально смотреть на Хилари, и та, запаниковав, поспешно вернулась к миссис Мерсер.
     - Понимаешь, Генри, если не верить показаниям миссис Мерсер, а я им не верю, получается, что она знает, кто настоящий убийца. Не забавы же ради она все это выдумала, потому что непохоже, чтобы это сильно ее забавляло,- она выглядела жутко, жутко несчастной. И не для того, чтобы Досадить Джефу, потому что она страшно переживает и за него, и за Марион. Значит, если она лгала - а я в этом уверена - то затем, чтобы кого-то выгородить. И мы должны выяснить, кого именно. Мы просто обязаны.

Глава 13

     Глаза Генри перестали улыбаться и вмиг стали хмурыми, но смотрели они теперь не на Хилари, а гораздо дальше - на Мерсеров, дело Эвертона и задачу отыскания игольного ушка в нескольких стогах сена. Хилари легко было предлагать ему поиграть в поиски убийцы - проблема заключалась в том, что, по его глубокому убеждению, убийца уже был найден и в настоящий момент как раз расплачивался за то, что в порыве гнева застрелил дядю, лишившего его наследства. Генри считал, и считал так с самого начала, что Джеффри Грей еще легко отделался и только чудом избежал виселицы.
     Полк Генри находился тогда в Египте, и после исключительно приятного отпуска, проведенного в Тироле, он должен был вернуться в Каир. Джеймса Эвертона застрелили за два дня до того, как этот отпуск кончался, и все это время Генри убил на то, чтобы привить Хилари правильные взгляды на их помолвку. В конце концов ему пришлось удовольствоваться тем, что Хилари согласилась считать себя помолвленной, не отступившись, впрочем, от своих убеждений, что это варварство и насилие над свободой личности. Кое-какие сведения о процессе до Египта, конечно, доходили, в том числе и благодаря пространным письмам Хилари, содержавшим исключительно пристрастный и личный взгляд на события, но материалов дела он никогда не читал. Он согласился с приговором, сочувствовал Марион Грей и считал дни, оставшиеся до того времени, когда он вернется домой и Хилари выйдет за него замуж. Теперь наконец он ее видел - тут все было в порядке,- только она не выказывала ни малейшего намерения выходить за него замуж, зато, похоже, твердо решила втянуть в совершенно гиблое и бессмысленное мероприятие по пересмотру дела Эвертона. Ситуация вызывала у него решительное и совершенно естественное отторжение. Он хмуро посмотрел на Хилари и не терпящим возражений тоном сказал:
     - Лучше забудь об этом. Дело закрыто.
     - Да нет же, Генри, нет! Как оно может быть закрыто. если настоящий убийца не найден и Джеффри сидит вместо него в тюрьме? И знаешь, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что миссис Мерсер знает убийцу. Генри, интуиция никогда меня не обманывала.
     Генри нахмурился еще больше.
     - Не понимаю, какой смысл вообще это обсуждать. Ты сама сказала, что эта женщина сразу показалась тебе сумасшедшей. Я не говорю, что она буйнопомешанная, но что она истеричка и в голове у нее настоящая каша - это точно, и если она любила Греев, естественно, ей было не слишком приятно давать показания против Джеффри. И все, что ты мне тут рассказала, означает только, что она хотела встретиться с Марион, чтобы хоть как-то перед ней оправдаться.
     - Нет,- возразила Хилари,- все было совсем не так. Здесь другое. Ее что-то гложет, точно тебе говорю. И потом, почему она сказала: "Если бы только мне удалось ее увидеть!"?
     - Мало ли что больной человек скажет!
     - А что у нее не было другого шанса, потому что он за этим проследил? И почему она благодарила бога за то, что Мерсер меня не узнал, потому что в противном случае он ни за что не оставил бы нас наедине?
     Генри пожал плечами.
     - Если у человека больная жена и он старается, чтобы она не цеплялась к чужим людям, мне это представляется только естественным. Честно говоря, я почти уверен, что она не в себе.
     - Я бы ни за что не вышла за этого Мерсера!- заявила Хилари.
     Генри расхохотался.
     - Обещаю, этого не случится.
     Хилари ответила ему томным взглядом, разучить который стоило ей поистине титанических усилий. Она позаимствовала его у известной киноактрисы и все ждала случая проверить, как он подействует на Генри. Оказалось, что никак, и, опасаясь заработать косоглазие, она заменила взгляд на более привычный - рассерженный и сверкающий.

     Строить Генри глазки то же,

     Что слепому корчить рожи.- назойливым комаром пропищал чертенок в ее голове. Ее глаза засверкали. Генри - чудовище. Самое настоящее чудовище. В фильме главные герои валились от такого взгляда, как кегли. Строить ему глазки значило даром тратить свое время, и, будь он единственным мужчиной в Лондоне, она и то не вышла бы за него замуж. Скорее уж она вышла бы за Мерсера. Хотя нет, за Мерсера - нет. Ее даже передернуло, и она поспешно сказала:
     - Ты знаешь, что я хотела сказать. Он кого хочешь с Ума сведет.
     - Значит, ты согласна, что миссис Мерсер он уже свел?
     - Нет. И, чем больше он будет таскаться за мной, повторяя на каждом шагу, что бедняжка совсем плоха, тем меньше я буду этому верить.
     Генри поднялся.
     - О чем ты говоришь?
     - О Мерсере. Ты знаешь, его зовут Альфред. Правда, ужас?
     - Хилари, он что, преследовал тебя?
     Она кивнула.
     - И весьма настойчиво. Я же тебе говорила. Подозреваю, что он шел за мной от самого Солвей-Лодж. А потом всю дорогу до автобуса объяснял, что его жена здорово не в себе, и, когда он зашел на шестой круг, я спросила себя, почему он это делает.
     Генри присел рядом с ней на ручку кресла. Удивительно, как он вообще там уместился.
     - Может быть, потому, что это правда?
     - Или потому, что нет?
     Их плечи соприкоснулись, и Хилари повернулась. В ее глазах горели вызов и решимость сражаться до последнего. Генри, однако, уже отступил. Он с совершенно естественным видом - будто они до сих пор были помолвлены - положил на ее плечо руку и задумчиво проговорил:
     - Странно.
     - Что странно?
     - Ну, что он тебя преследовал.
     Хилари кивнула. Из руки Генри получился на редкость удобный подлокотник - надежный и мягкий.
     - Он просто выяснил, что это я была в поезде. Наверняка миссис Мерсер проболталась. И, поскольку он не знал, что именно она мне сказала, постарался сделать так, чтобы я не поверила ни единому ее слову. И если бы ему удалось убедить меня, что она не в себе... Генри, ты понимаешь?
     Подлокотник немного напрягся.
     - Не знаю, не знаю. Ведь она и вправду может быть больна. Хотя забавно. Ты говоришь, это было сегодня?
     - Только что. Прямо перед тем, как я отправилась сюда. А что?
     - Самое забавное, что он говорил тебе это приблизительно в то же время, когда Берти Эвертон объяснял это мне.
     Хилари развернулась так резко, что обязательно упала бы, не подхвати ее Генри.
     - Эй, осторожнее!
     - Берти Эвертон?- переспросила Хилари, не обращая внимания на то, что ее держат, и держат крепко.
     - Ну да, я так и сказал. Вы с ним едва не столкнулись в дверях. Разве ты его не заметила?
     - Сомневаюсь, что такое возможно. И он говорил тебе, что миссис Мерсер сумасшедшая?
     - И не раз. В точности как Мерсер тебе.
     - Генри, а ты случаем меня не разыгрываешь? Потому что если так...
     - То что?- заинтересовался Генри.
     Хилари наморщила носик.
     - Еще не знаю, но начну, наверное, с того, что снова перестану с тобой разговаривать.
     - И сможешь спокойно обдумать на досуге, что же тебе делать дальше. Ну ладно, на этот раз я ни при чем. Говорю тебе чистую правду.
     - Берти Эвертон приходил к тебе, чтобы рассказать о сумасшествии миссис Мерсер?
     - Ну, не так прямо. Он действовал тоньше. Он, оказывается, был знаком со старым Эвстатиусом - покупал у него комплект чиппендейловских стульев и вышивал для них чехлы. Едва ли не крестиком. Я еще жутко испугался, что придется с ним это обсуждать, и срочно перевел разговор на фарфор - последнее время я посвящаю ему чуть не все ночи,- и он что-то быстро заскучал, и все говорил "да, да" и "совершенно верно", а потом вдруг вспомнил тебя и спросил, правда ли, что мы с тобой друзья. Я ответил, что правда. В общем, солгал.- Генри сделал паузу, выжидая, пока Хилари либо расплачется, либо начнет протестовать, либо бросится в его объятия.
     Хилари, однако, ничего этого не сделала, а, слегка покраснев, показала ему язык. Генри нахмурился и как ни в чем не бывало продолжил:
     - Потом разговор коснулся Марион, и дальше все пошло как по маслу. И какое, мол, несчастье для всей семьи, и какой, мол, у Джеффри сложный характер, и как, мол, все его любят - взять хоть миссис Мерсер, экономку его дяди, которая до сих пор не может оправиться после того, как давала против него показания. Ну просто совершенно теперь не в себе, бедняжка. Потом вдруг резко вернулся к этому голубому кувшину, но через какое-то время снова вспомнил про миссис Мерсер, потому что "даже удивительно, как это дело Эвертона на нее подействовало. До того дошло, что ни о чем другом уже ни думать, ни говорить не может. Подумать только, какое несчастье для мужа!" Потом еще немного про Мерсера, потом снова про кувшин, а потом появилась ты, и он ушел. Вот, кажется, и все.
     - Угу,- сказала Хилари, принимаясь тихонько раскачиваться взад и вперед.
     Попытки раскачать заодно и Генри ни к чему не привели, потому что проще было бы разогнуть железный лом, чем его руку. Хорошо хоть, она была мягче. Хилари остановилась и сосредоточилась на Берти Эвертоне.
     - Он бы замечательно подошел на роль убийцы, если бы не это его алиби. Ненавижу алиби! А ты, Генри?
     - Ты о чем?
     - О Берти Эвертоне, разумеется.
     - А у него есть алиби?
     - У него их куча,- сообщила Хилари.- Его просто распирает от алиби. И заметь, они ему очень и очень пригодились, потому что Джеймс, бедняга, незадолго до смерти изменил завещание в его пользу, и это при том что до того годами не желал о нем слышать. Так что с мотивом у Берти все в порядке. Но даже будь у него этих мотивов в тысячу раз больше, нельзя застрелить человека в Пугни, если сам находишься в Эдинбурге.
     - А Берти находился именно там?
     Хилари уныло кивнула.
     - И чуть не весь отель "Каледониан" готов это подтвердить. Джеймса застрелили шестнадцатого июля около восьми часов вечера. Вечером пятнадцатого Берти с ним ужинал - на сутки раньше, чем надо бы для убийцы. Потом отправился на Кингз-Кросс, сел в поезд и утром шестнадцатого уже завтракая в отеле "Каледониан". После этого и вплоть до четверти пятого вечера он, кажется, только и делал, что мелькал на виду у прислуги. Сначала поднял шумиху из-за сломанного звонка в своем номере, и пришедшая горничная видела его за составлением писем, потом - вскоре после четырех - приставал к служащим в конторе, не было ли для него телефонных звонков. Потом вышел прогуляться или, лучше сказать, выпить, и около половины десятого снова был в номере и просил горничную принести ему бисквитов. И на следующее утро, когда она принесла ему в девять чай, он тоже был там! В общем, если ты сможешь придумать, каким образом ему удалось бы добраться до Джеймса, сразу скажи мне, потому что я чуть не всю прошлую ночь перечитывала материалы дела и просто не понимаю, как это мог сделать кто-нибудь, кроме Джефа. А сегодня я разыскала приходящую прислугу, которая работала тогда в Солвей-Лодж, и узнала от нее такое, после чего дела Джефа выглядят и вовсе скверно. И тем не менее я не верю, что он это сделал. Понимаешь, Генри, не верю!
     - И что ты от нее узнала?- быстро спросил Генри.
     - Я не могу тебе рассказать. Правда не могу. Я и сама-то не должна была это узнать. Я просто ее заставила.
     - Хилари,- настойчиво сказал Генри.- Заканчивай с этим. Ты только зря мутишь воду. Сомневаюсь, что Марион скажет тебе за это спасибо. Ты хоть понимаешь, что делаешь?
     Хилари высвободилась из его рук и встала.
     - Я хочу выяснить, что знает миссис Мерсер.
     - Брось это!- повторил Генри, тоже вставая.- Пусть все уляжется. Ты не поможешь ни Джефу, ни Марион. Оставь их в покое.
     - Я не могу,- сказала Хилари.

Глава 14

     Хилари вышла из лавки Генри Эвстатиуса с пылающими щеками и твердой решимостью не поддаваться давлению Генри Каннингхэма. Стоило поддаться ему один раз, и рано или поздно ее дух неизбежно будет сломлен, а сама она превратится в такую же размазню, как миссис Мерсер или миссис Эшли,- перспектива мрачная и отталкивающая. Они тоже, наверное, были когда-то юными и красивыми - миссис Эшли уж точно была,- но однажды поддались мужчине, и он попирал и топтал их до тех пор, пока от них не осталось одно мокрое место. Она прекрасно представляла себе, на что может быть способен мистер Мерсер, если дать ему хоть разок почувствовать свое превосходство. Второй, доставшийся мисс