случиться. Но не согласен с тем, что все именно так и было.

Глава 12

     Энн сделала порывистый жест и накрыла ладонью руку Томаса Джоселина. Вторую руку она протянула ладонью вверх к Филипу.
     - Дядя Томас, я должна поблагодарить тебя - сейчас же, незамедлительно,- потому что теперь мне все ясно. Я поняла, что произошло и о чем не подозревал Филип. Благодаря тебе я узнала, что случилось и как была совершена ошибка,- она убрала руку и повернулась к Филипу: - Боюсь, я успела невольно оскорбить тебя, когда мы говорили об этой досадной ошибке, и теперь я сожалею об этом. Очень прошу простить меня. Видишь ли, я не понимала, сак ты мог ошибиться. Мне все время казалось, что меня бросили...- она осеклась и отвернулась. Филип не смотрел на нее. Она откинулась на спинку стула и на минуту закрыла глаза.
     Филип остро ощущал каждое ее движение. Он выглядел бесстрастным, как изваяние, но мысли лихорадочно вертелись у него в голове. Как ловко, чертовски ловко она протянула руку, понизила голос! Энн не была настолько умна. Энн вообще не отличалась умом. Зато она любила жизнь. Ей нравилось добиваться своего, некоторое время она любила мужа. Внезапно Филипа словно окатили ледяной водой: "А если это не игра, а подлинные чувства... если это Энн?.."
     Всех присутствующих охватило минутное смущение. Лилла придвинулась поближе к Перри, взяла его за руку и слегка пожала пальцы. Она напоминала маленькую пеструю птичку, которая ищет убежища. Под ее расстегнутой шубкой виднелся розовый джемпер, нитка молочно-белых жемчужин и бриллиантовая брошка. Она излучала тепло, мягкость и доброту. Лилла жалась к Перри, который не скрывал смущения - он ненавидел скандалы и сцены, а семейные сцены - в особенности. Будучи весьма высокого мнения о Филипе, Перри желал и ему, и всем вокруг такого же счастья, каким наслаждались они с Лиллой.
     Молчание нарушила Эммелин. Замечание мужа ошеломило ее: Томасу было несвойственно проявлять инициативу. А теперь он перебил Эммелин как раз в тот момент, когда она уже собиралась взять инициативу в свои руки, к чему давно привыкла в отличие от Томаса. Решительно и непреклонно она заявила:
     - Прежде чем твой дядя перебил меня, я собиралась кое-что сказать. Мы должны исходить из практических соображений. Во-первых, почерк... что можно сказать о нем?
     На этот раз ей ответил мистер Кодрингтон.
     - Вы совершенно правы, миссис Джоселин: этот вопрос напрашивается сам собой. Ни Филип, ни я, ни миссис Армитидж не можем отличить старые подписи Энн от новых, сделанных в последние несколько дней,- с этими словами он открыл портфель, извлек оттуда несколько сложенных листов бумаги и передал их Томасу Джоселину.- Думаю, эти образцы почерка должны увидеть все. Среди них есть и новые, и старые. Новые листы умышленно были измяты, поэтому они ничем не отличаются от остальных. Если кто-нибудь сумеет различить их, значит, этот человек внимательнее меня.
     Мистер Джоселин не стал спешить. Как следует поразмыслив, он покачал головой и передал бумаги жене.
     - Я мог бы различить эти бумаги по цвету чернил, но только не по почерку.
     Эммелин тоже внимательно изучила образцы почерка. Среди бумаг было целое письмо, начинающееся словами "уважаемый мистер Кодринггон" и заканчивающееся "искренне ваша Энн Джоселин". В письме юриста благодарили за присланные документы.
     Эммелин взяла следующий лист. Несколько строк позволили ей сделать вывод, что перед ней отрывок другого письма. Его автор жаловался на сырую погоду и надеялся, что она вскоре переменится к лучшему, а затем поставил свою подпись.
     В третьем письме Энн просила прислать копию ее завещания, а в четвертом благодарила за присланный документ.
     Эммелин заговорила было, но спохватилась и передала бумаги Милли Армитидж, которая уже видела их и потому сразу протянула Инес Джоселин. Инес громко зашелестела бумагами, схватила одно письмо, бросила его на стол, снова поднесла к глазам и наконец взяла все листы в руку, как карты.
     - Разумеется, два письма по поводу завещания написаны до отъезда Энн во Францию. По-моему, выбор не слишком удачен. После возвращения ей было не до завещания, верно?- и она визгливо засмеялась.- Это сразу бросилось мне в глаза. Нет, сосредоточиться только на почерке невозможно. Содержание писем тоже играет немаловажную роль, мистер Кодринггон,- встряхнув платиновыми локонами, она отдала письма Перри, который просмотрел их, покачал головой и заявил, что почерк везде одинаков.
     Забирая бумаги, мистер Кодрингтон сухо сообщил:
     - Два письма, в которых говорится о завещании, были написаны два дня назад под мою диктовку.
     Миссис Томас Джоселин позволила себе улыбнуться, а затем обратилась к Филипу:
     - Хорошо, довольно об этом. Теперь я хотела бы задать несколько вопросов о том вечере, когда вы покинули Францию. Как были одеты Энн и Энни? Ты мог перепутать их лишь в том случае, если они были одеты одинаково.
     - К сожалению, на одежду я не обратил внимания. К тому же было темно. Да и одежда была неприметной - что-то вроде твидовой юбки и джемпера. А вскоре обе надели пальто.
     - Энн была в своей шубке?
     - Не знаю. Я не заметил.
     Энн быстро, но негромко вставила:
     - Да, я была в шубе. Иначе и быть не могло - ведь домой я вернулась в ней.
     - Ах да!- отозвалась Эммелин и продолжала: - Шубка была очень дорогая - если не ошибаюсь, норковая. Милли наверняка помнит ее. Милли, это та самая шубка?
     - Безусловно!- подтвердила Милли Армитидж.
     Эммелин издала невнятный возглас и продолжила расспросы.
     - Насчет одежды мы должны выяснить все, потому что это очень важно. Как была одета девушка, которая умерла в лодке - та, которую Филип принял за Энн? Он опознал ее, значит, видел и на следующий день.
     Перри заметил, как Лилла поморщилась. Томас Джоселин ощущал прилив холодного гнева. Линдолл смотрела на собственные ладони, лежащие на коленях.
     - Да, я видел ее,- кивнул Филип.- Но к сожалению, не могу сказать, как она была одета - помню только, что ее перепачканная одежда промокла насквозь. В лодке нас постоянно окатывали брызги. Боюсь, тетя Эммелин, этот разговор ни к чему не приведет. Одежду мы уже обсуждали прежде, но безрезультатно.
     - А где были драгоценности Энн, ее кольца и жемчуга? Жемчужное ожерелье было настоящим.
     Ей опять ответила Энн.
     - Все они лежали в моей сумочке, я несла ее сама,- поколебавшись, она добавила: - Все, кроме обручального кольца. Я перестала носить его после ссоры с Филипом, перед тем как уехала во Францию. Узнав, что он приехал за мной, я снова надела кольцо.
     - А ты знал, что она перестала носить кольцо, Филип?
     - Да.
     - Вы позволите спросить?- резким тоном вмешалась Инес Джоселин.- Конечно, если Эммелин уже закончила. Я считаю, что мы должны знать подробности упомянутой ссоры. Они известны Энн, но не Энни Джойс.
     Энн смущенно улыбнулась ей.
     - Разумеется, я все объясню. Как обычно бывает, ссора вышла глупой. Кузина Тереза написала мне, попросив приехать к ней во Францию. Она сообщала, что после свадьбы изменила завещание в мою пользу, и хотела, чтобы мы вместе выбрали памятные вещи для других родственников. Филип разозлился. Он заявил, что Тереза не имела никакого права лишать Энни Джойс наследства, и добавил, что я никуда не поеду. Насчет денег он был совершенно прав, я и сама не взяла бы их, хотя не сказала ему об этом, так как тоже рассердилась - потому что терпеть не могу, когда мной командуют. Мы поссорились, я сняла обручальное кольцо и отправилась во Францию, так и не успев помириться с мужем.
     Инес Джоселин обратила на Филипа взгляд своих блеклых глаз и выпятила вперед бледный подбородок.
     - Это правда?
     - Истинная правда,- ответил он и вдруг уставился на Энн.- Где разыгралась эта ссора?
     Его глаза были холодны, как лед, ее глаза ярко блестели. Их выражение ускользало от Филипа.
     - Где?
     - Да, где? В каком месте и в какое время?
     Она ответила очень медленно, словно смакуя каждое слово:
     - В большой гостиной, днем, после ленча.
     Ее глаза торжествующе сверкнули, но взгляд Филипа по-прежнему был ледяным, и она потупилась.
     - Совершенно верно,- кивнул Филип.
     Последовала пауза. Мистер Элвери строчил в блокноте.
     - Энни Джойс могла и не знать этого!- воскликнула Инес Джоселин и издала визгливый смешок.- Разве что услышала от Энн... Все женщины болтливы, но всему есть предел. Конечно, трудно поручиться, но... Филип, почему бы тебе не спросить у нее, где ты сделал ей предложение и как именно? Вряд ли Энн и Энни были задушевными подругами, способными делиться такими подробностями.
     Глядя на Энн поверх стола, Филип заговорил:
     - Вы слышали, что сказала кузина Инес. Вы готовы ответить ей?
     Взгляд Энн заметно смягчился.
     - Значит, у нас не останется никаких секретов?
     - И давно вы придумали это оправдание?
     Она покачала головой.
     - Впрочем, это неважно,- повернувшись к Инес, она продолжала: - Филип сделал мне предложение в розарии, седьмого июля, в семь часов тридцать девять минут. Атмосфера была романтичной - в отличие от нашего разговора. Мы беседовали о том, как Филип поступил бы с домом, будь у него достаточно денег. Он признался, что давно мечтает снести пристройки, возведенные моим дедом, назвал их "роскошным уродством", и я согласилась с ним. Потом я заметила, что хотела бы кое-что изменить в саду, и он спросил: "Что именно?" Я мечтала устроить пруд с водяными лилиями, выкорчевать вьющиеся розы и так далее. И он ответил: "Если тебе так хочется - пожалуйста". Я удивилась: "Что ты имеешь в виду?", а он обнял меня и объяснил: "Я прошу тебя стать моей женой, глупышка. Ну, что скажешь?" Я воскликнула: "Забавно!", и он поцеловал меня.
     - Это правда?- голос Инес Джоселин напряженно зазвенел.
     - Да,- подтвердил Филип и плотно сомкнул губы.
     Инес подалась вперед, потеснив Лиллу.
     - Но ведь ты можешь задать ей множество других вопросов - о том, что известно только тебе и Энн. В конце концов, у вас же был медовый месяц!
     Томас Джоселин резко вскинул голову. Мистер Кодрингтон предостерегающе поднял руку, но прежде чем кто-либо успел заговорить, Энн отодвинулась от стола. По-прежнему улыбаясь, она неторопливо обошла вокруг стола и положила ладонь на плечо Филипа. В ее голосе зазвучала насмешливая нежность.
     - Кузина Инес хочет, чтобы ты убедился: медовый месяц ты действительно провел со мной. Но не кажется ли тебе, что всему есть предел? На медовый месяц не приглашают даже самых любимых кузин. Не лучше ли нам будет удалиться и поговорить с глазу на глаз?
     Не дожидаясь ответа, она направилась к двери. Через минуту Филип встал и последовал за ней. Они вышли из комнаты вдвоем. Дверь за ними захлопнулась.
     Все, кроме Инес, испытали прилив облегчения. Все решили, что Энн проявила тактичность и продемонстрировала хорошее воспитание - качества, которых так недоставало мисс Джоселин.
     Эммелин вскинула брови и многозначительно изрекла:
     - Однако!
     - А в чем дело, Эммелин?- взвилась Инес.- Тебе не хуже, чем мне, известно, что наилучшее доказательство - подробности, которые знают только Энн и Филип. И незачем восклицать "однако!" только потому, что у тебя не хватило смелости заявить об этом вслух! Мы ведь собрались здесь, чтобы установить истину, не так ли? А каким еще способом мы можем ее найти? Что толку в ханжестве? Если она сумеет рассказать Филипу то, что могла знать только его жена - значит, она Энн. В противном случае она самозванка.
     Не дослушав Инес, Лилла обошла вокруг стола и села рядом с Линдолл. Пожав хрупкие пальцы Лин, Лилла обнаружила, что они холодны как лед.
     - Лин, почему бы тебе не пожить у нас? Завтра Перри опять уезжает. Хочешь, сразу отправимся к нам?
     Не глядя на нее, Линдолл возразила:
     - Чтобы испортить вам последний вечер вдвоем? Нет-нет!
     - А если завтра? Пожалуйста, согласись, помоги мне! Кузина Инес зарится на нашу свободную комнату. Ей надоело торчать в эвакуации в Литтл-Клейбери. Она считает, что бомбежек больше не будет и торопится вернуться в город, а я этого не вынесу.
     Ее заглушал гул голосов. Говорили все разом, кроме Перри и мистера Элвери. Линдолл торопливо и приглушенно пообещала:
     - Я приеду.
     - Это было бы замечательно!
     Собравшиеся еще продолжали спорить, когда дверь открылась, и в комнату вошла Энн в сопровождении Филипа. Энн улыбалась, Филип был смертельно бледен. Он остался стоять на пороге, она вернулась на прежнее место. Ни на кого не глядя, Филип объявил:
     - Я совершил ошибку. Еще три года назад. Я должен просить у нее прощения. Это Энн.

Глава 13

     Ночевать в Джоселинс-Холте никто не остался. Воспользоваться гостеприимством хозяев была не прочь только Инес, но поскольку ее намеки прошли незамеченными, она покинула дом так же, как явилась в него, в обществе Перри и Лиллы.
     В порыве великодушия Милли Армитидж отозвала Лиллу в сторонку.
     - Послушай, я не желаю видеть Инес здесь - у нас полно хлопот и без нее. Но если она испортит тебе последний вечер перед отъездом Перри, я предложу ей остаться. С другой стороны, это не мое дело. Энн вернулась, дом принадлежит ей, а я здесь только гостья.
     Лилла ответила ей ласковой улыбкой.
     - О такой гостье можно только мечтать. Насчет кузины Инес не беспокойся: она остановилась у своей подруги Роберты Лоум, и они еще не успели поссориться, хотя, боюсь, уже на грани разрыва. Лин пообещала приехать завтра ко мне, так что все улажено. А что будет с тобой?
     Милли Армитидж состроила гримаску.
     - Филип хочет, чтобы я осталась здесь. Но без согласия Энн я, разумеется, не могу принять его приглашение. Правда, она вроде бы не возражает, так что некоторое время я поживу у них, хоть мне будет и нелегко.
     - Да,- подтвердила Лилла, пожала ладонь Милли, и они дружески расцеловались.
     Вернулся Филип, провожавший гостей, и заметил, что кузина Инес - несомненно, самая несносная женщина на свете. Уже на пороге она начала игриво трясти кудрями и сыпать почти непристойными намеками о втором медовом месяце - последние из них она прокричала во весь голос, высунувшись из окошка такси.
     - Тереза тоже была хороша! Она вечно затевала ссоры, всюду лезла, вмешивалась не в свое дело, но при всем этом была жизнерадостна и отнюдь не мстительна. И волосы она не красила - по крайней мере, когда я видел ее в последний раз. Помню, на голове она носила подобие громадного серого вороньего гнезда.
     - Да, так она была причесана в день нашей свадьбы,- подхватила Энн беспечным, довольным голосом, словно с самой свадьбы ее жизнь была безоблачной.
     А потом, прежде чем присутствующие успели обратить внимание на мрачное молчание Филипа, Энн любезно заговорила с Томасом Джоселином и мистером Кодрингтоном. Из "самозванки", призванной на семейный совет, она мгновенно превратилась в настоящую Энн Джоселин, вежливо, но твердо выпроваживающую гостей из Джоселинс-Холта.
     Спустя несколько часов, незадолго до ужина, Филип разыскал Линдолл, сидящую в одиночестве в большой гостиной. Она успела переодеться в темно-красное домашнее бархатное платье, в складках которого играл отблеск огня. В комнате горела всего одна лампа под абажуром, стоящая у дальнего окна. Линдолл ютилась у камина, съежившись и протянув обе ладони к огню. Минуту Филип стоял молча, глядя на Лин, затем подошел к камину и снова застыл.
     - Нам надо поговорить.
     Лин не шевельнулась, только ладони едва заметно вздрогнули.
     - Да,- коротко отозвалась она.
     Филип смотрел не на нее, а на пламя в камине.
     - Разум и логика убеждают меня, что она Энн, но все остальное кричит: "Это чужая женщина". Как же быть?
     Лин ответила слабым голосом усталого ребенка:
     - Разве я вправе давать тебе советы?
     - Нет. Думаю, мы с ней и в самом деле чужие люди. Все, что связывало нас, осталось в давнем прошлом. Мы разошлись в разные стороны, наши пути вряд ли пересекутся вновь. Она считает, что это возможно, что мы просто обязаны попытаться вновь стать близкими. А я твержу, что она мне ничем не обязана - как и я ей. Но она считает, что я перед ней в неоплатном долгу. В минуту опасности я бросил ее, спасся сам, оставив ее погибать.
     - Филип!- Лин обернулась и пытливо вгляделась в его лицо.
     - Лин, неужели ты не понимаешь, как это выглядит со стороны? Что может подумать посторонний человек, услышав нашу историю? Я вернулся на родину без Энн, я принял за нее другую женщину, мне достались все деньги Энн, до последнего гроша. А когда она вернулась домой, ее узнала ты, узнала тетя Милли, миссис Рамидж, мистер Кодринггон, все родственники. Но я продолжал уверять, что она не Энн, и не желал прислушиваться к доводам рассудка и видеть доказательства ее правоты. И мне было незачем расставлять точки над "и". Видишь, как это выглядит? Я бросил ее, солгал и сделал вид, будто не узнаю ее.
     - Филип, прошу тебя...
     Поток торопливых, горьких слов прервался, но всего на минуту. Филип уставился на Линдолл так, словно увидел не ее, а бездонную пропасть и себя самого, стоящего на самом краю, готового обрушиться вниз.
     - Неужели ты ничего не понимаешь? А мистеру Кодрингтону все ясно. Он доходчиво объяснил мне, как я должен быть благодарен Энн - за то, что ей хватило мужества выдержать семейный совет. Если бы она предпочла возбудить судебный процесс, если бы выказала недовольство, если бы не проявила такой отваги и решимости, меня смешали бы с грязью. Она хочет загладить свою вину, хочет, чтобы мы стали друзьями и дали друг другу шанс. И она вовсе не требует, чтобы я относился к ней, как к жене,- просит только чтобы мы пожили некоторое время под одной крышей, изредка появлялись вдвоем на людях, пока не утихнут сплетни. Что же мне делать? Разве я могу отказать ей?
     - Нет,- ответила Линдолл. Она поднялась, двигаясь медленно и неловко из опасения, что колени вот-вот задрожат. Лин старалась держать себя в руках, но от усилий была похожа на куклу с руками и ногами на шарнирах.
     Выпрямившись, она тихо добавила:
     - Ты должен сделать то, что хочет она. Ты ведь любил ее. Может, любовь еще вернется.
     - Думаешь? On revient toujours a ses premiers amours {Старая любовь не ржавеет (фр.)}. Эта поговорка всегда казалась мне нелепой. Говорю же, наши пути разошлись. Лин, даже теперь, когда все доказательства говорят об обратном, я готов поручиться, что она вовсе не Энн.
     - А кто же?
     - Незнакомка. У нас с ней нет ничего общего, ни единого воспоминания - я чувствую это, даже когда слышу от нее подробности, которые могла знать только Энн,- он резко отстранился.- Ты уезжаешь?
     - Да.
     - Когда?
     - Завтра.
     Последовала долгая, томительная пауза. Она повисла в комнате, тяжким грузом легла на душу. Завтра Лин уедет. Им больше нечего сказать друг другу - все уже сказано. Протянув руку, Филип мог бы коснуться ее. Но он не шевельнулся. Их уже разлучили, с каждым мгновением тишины они отдалялись друг от друга, связующие их нити рвались, причиняя жгучую боль.
     К тому времени как в комнату вошла Милли Армитидж, они не сдвинулись с места, но успели проделать долгий путь - каждый в свою сторону.

Глава 14

     Через девять дней шумиха в прессе утихла. Скандал так и не разразился. Кровные узы с Энни Джойс и ее сходство с Энн, ставшее причиной досадной ошибки, о которых тактично сообщили любопытным, все объяснили. Спустя неделю после возвращения Энн телефон перестал трезвонить, а репортеры - добиваться интервью.
     Энн получила продовольственные карточки и талоны на одежду, а затем отправилась в город с чековой книжкой в сумочке и горделивым сознанием того, что на ее счету в банке лежит внушительная сумма. В хлопотах целый день пролетел незаметно. Обновить гардероб оказалось непросто. Энн выдали всего двадцать талонов, и она с трудом скрыла недовольство, выяснив, что получит новые лишь в январе. Еще пятьдесят талонов отдала ей миссис Рамидж, которая предпочитала экономить, а не тратить деньги на "тряпки"