Извините. - Чтобы сгладить впечатление, он пояснил:
   - Только сейчас вспомнил, что хотел спросить у Элизабет,  но  ее  уже  не
вижу.
   - И слава Боту! Говорю вам, Джейсон, лучше путешествовать налегке, чем  с
таким багажом. Она держит руль круто по ветру  и  пока  еще  не  замешана  в
открытом скандале, но это дело времени. Уверяю, она погубит себя.  Держитесь
Ковент-Гардена, если вам нужны развлечения, и  пусть  эта  маленькая  птичка
дурачит кого-нибудь другого, - разразился пылкой тирадой Бэрримор.
   - Друг мой, не такой уж я желторотый мальчишка. Смею вас уверить, что уже
несколько лет успешно справляюсь со своими мезальянсами. А вот за заботу обо
мне - спасибо, - весело проговорил Джейсон.
   - Дело в том, - с тревогой вмешался Харрис, -  что  она  играет!  И  как!
Промотала состояние мужа всего за двенадцать  месяцев.  Заплатив  ее  долги,
отец потребовал, чтобы она  вернулась  домой.  Все  знают,  что  сейчас  она
гоняется за богатым женихом.
   - Поверьте, я приму все предосторожности, чтобы не оказаться в  мышеловке
со священником у дверцы и Элизабет Маркхэм по левую руку, - серьезно  уверил
друзей Джейсон, хотя в душе у него все смеялось.
   - Вам лучше ходить, оглядываясь, Джес. Ее явно тянет  к  вам  и  к  вашим
деньгам. - Бэрримор счел нужным назвать вещи своими именами.

***

   Интересно, что в  тот  же  самый  момент  Клайв  говорил  Элизабет  нечто
подобное. Правя тильбюри, уносящим их в Лондон, Клайв и  не  пытался  скрыть
свое неудовольствие.
   - Вы были слишком откровенны, не так ли? Большие глаза, надутые губки,  -
выговаривал он своей спутнице.
   - А что мне было делать? Вы велели быть с ним любезной,  -  сверкала  она
глазами. - Если хотите,  чтобы  я  что-нибудь  обнаружила,  позвольте  тогда
действовать на мой лад. Он-то явно не возражал против глазок и  губок.  Были
времена, когда и вы находили их  весьма  привлекательными,  сейчас  же  меня
интересовала его реакция, а не ваша!
   Тонкие губы Клайва превратились в ниточки:
   - Вы должны интересоваться и моей реакцией,  дорогая.  Я  оплачиваю  ваши
счета, помните об этом. К слову  сказать,  сколько  вы  проиграли  у  миссис
Эверетт? Пятьсот? Тысячу?
   - Больше тысячи, - угрюмо ответила Элизабет.
   - Я так и думал. И  ваш  отец  собирается  покрыть  долг?  -  спросил  он
холодно.
   - Вы же знаете, что нет. Клайв,  не  будьте  таким  гадким!  Если  вы  не
заплатите, отец пошлет меня ржаветь в Маунтакр. Вы же знаете, какую бурю  он
устроил, когда оплачивал мои долги в последний раз. Я не вынесу этого  снова
и умру, если мне придется сидеть  в  деревне,  вдали  от  всех  удовольствий
Лондона. Боже, как я ненавижу Маунтакр! - злобно выдохнула она. И  закончила
умоляющим тоном:
   - Ну, пожалуйста, не будьте таким злюкой.  Я  никогда  не  подводила  вас
прежде, ведь правда?
   - Правда. Смотрите, чтобы этого не случалось и впредь. - С этими  словами
и угрозой в голосе он полез в боковой карман и вытащил кожаный кошелек, туго
набитый золотыми монетами:
   - Этого вам пока хватит. Но помните, я хочу знать, что нужно Сэвиджу.
   - Что заставляет вас думать, что  ему  что-нибудь  нужно?  -  нахмурилась
Элизабет. - С тех пор как он прибыл, он ничего не  делает,  только  покупает
лошадей.
   - Не вполне, - сухо усмехнулся Клайв. - Немедленно по приезде он  посетил
Руфуса Кинга, и Роксбери, эта хитрая старая лиса, устроил  по  крайней  мере
один интимный обед, где Кинг и Сэвидж были единственными гостями. Много бы я
дал, чтобы узнать, о чем они говорили. Думаю, Наполеон хорошо заплатил бы за
такие сведения. Как вы знаете, я живу своими мозгами, что, должен  добавить,
позволяет  мне  неплохо  платить  вам  за  обрывки  разговоров,  которые  вы
передаете. Вы могли бы об этом  помнить  и  заинтересовать  Сэвиджа,  но  не
настолько, чтобы каждый видел, что вы это делаете.
   - Хорошо, постараюсь, но думаю, вы ошибаетесь:
   Сэвидж не может ничего знать.
   - Может быть, я и ошибаюсь, и такое случается, но неразумно  отказываться
от любого источника информации. Я хотел бы больше узнать о  Сэвидже,  прежде
чем списывать его как пустого человека.
   Разговор ненадолго прервался, затем Элизабет, лукаво взглянув  на  своего
спутника, спросила:
   - Вот вы говорите,  что  я  бываю  слишком  откровенна.  А  почему  тогда
оборвали Тома Харриса, когда он упомянул о Кэтрин?
   - Я хотел только узнать, где он ее встречал, и узнал.
   - Вы питаете надежды, Клайв? - Не ожидая ответа, она с апломбом добавила:
   - Если так, они осуждены на провал. Кэтрин, или Тамара, или  как  там  ее
звали эти проклятые цыгане, вас видеть не может.
   Клайв стиснул в руках вожжи, но  это  был  единственный  знак  того,  что
стрела собеседницы попала в цель.
   - Нравлюсь я Кэтрин или нет, - заговорил он  ровным  голосом,  -  это  не
имеет ничего общего с браком. Рэйчел находит меня приемлемым, и  я  убежден,
что так или иначе, но заполучу Кэтрин. А  если  нет,  то  позабочусь,  чтобы
никто другой на ней не женился. Меня не лишат состояния второй раз!
   Последние слова, по-видимому, пробудили в Элизабет чувство обиды, ибо она
воскликнула:
   - Это позорное, позорное  завещание!  Кто  мог  думать,  что  моему  отцу
достанется так мало? Я так и не поняла, что речь  идет  только  о  титуле  и
Маунтакре. А теперь это мерзкое цыганское  отродье  имеет  все  остальное  -
поместья в Лестере и состояние в придачу. Почему дядя Роберт мне  ничего  не
оставил? Видит Бог, он был достаточно богат.  И  вас,  его  крестника,  тоже
забыл. А что бы я  сделала  даже  с  маленьким  наследством!  -  Она  горько
рассмеялась. - Печальная мы пара, Клайв.  Ждали  солидного  наследства  -  и
вдруг появляется жалкая старая цыганка и приводит Кэтрин и Адама! Хотела  бы
я свернуть ее немытую шею!
   Сохраняя бесстрастное выражение лица, Клайв никак не отреагировал  на  ее
вспышку, но Элизабет знала, как он был потрясен, когда Кэтрин Тримэйн  и  ее
брат вернулись в семью. До того момента Клайв был неофициальным  наследником
всего состояния. Известие, что ты лишился всего из-за какой-то черноволосой,
голубоглазой  цыганской  девчонки,  ударило  его  наповал.  Элизабет   также
пострадала, ибо была любимицей дяди и очень  старалась  в  этой  роли  -  до
возвращения Кэтрин. И  эти  деньги  были  бы  ее,  если  бы  Кэтрин  и  Адам
оставались у цыган.
   - Даже Адаму повезло больше, чем нам, -  мрачно  изрекла  она.  -  Роберт
оставил ему хотя бы земли близ Натчеза.
   - Тоже немаленькое состояние. Не забудьте об  этом.  -  Взглянул  на  нее
Клайв.
   - Это вас тоже гложет, Клайв? Роберт подумал о будущем Адама  и  забыл  о
вашем. Он мог бы оставить земли в Натчезе вам.
   - Дорогая моя, что сделал покойный крестный  со  своими  деньгами  -  его
дело. Да, я был  разочарован,  когда  Кэтрин  внезапно  появилась  на  нашей
семейной сцене. Но с того момента до его смерти в прошлом году у  меня  было
достаточно времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью. И поскольку я  собираюсь
жениться на ней, мои планы только задерживаются, и все.
   - А как насчет меня? - сердито спросила Элизабет.
   - Разумеется, я позабочусь и о вас - но при условии, что вы  будете  меня
слушаться.
   - Например, быть шлюхой, чтобы добывать вам информацию?
   - Вот именно, дорогая. Вы играете эту роль восхитительно.
   Яростное восклицание Элизабет завершило их разговор.
   Расставшись с Клайвом  у  резиденции  графа  Маунта  на  Гросвенор-сквер,
Элизабет в отвратительном настроении весь вечер  изобретала  самые  скверные
методы избавления от Клайва, который тем временем играл в карты с Джейсоном,
Томом Харрисом и Фредди Бэрримором.
   Несмотря на опасения Фредди, вечер  проходил  вполне  терпимо,  хотя  без
Клайва обещал быть  лучше.  Ближе  к  четырем  часам  ночи  компания  начала
распадаться. Харрис, сильно напившись,  остался  у  Фредди.  Клайв,  проявив
немалый такт, удалился первым. После его ухода Джейсон  и  Фредди  поболтали
еще несколько минут. Пожелав приятного путешествия, Джейсон выразил надежду,
что голова у Харриса наутро не "будет болеть, и  оставил  хозяина,  заметив,
что встретит друзей у Браунли в марте.
   Была прекрасная ночь,  и  Джейсон,  как  и  собирался,  отправился  домой
пешком. Масляные фонари бросали золотые полоски света на пустые узкие улицы.
Он прошел, быть может, полпути по  дороге  к  Сент-Джеймс-стрит,  когда  ему
привиделась слабая тень в одном из переулков в  нескольких  ярдах  от  него.
Замедлив шаг, он незаметно оглядел безлюдную улицу. Оружия с ним не было, за
что он помянул себя крепким словом. Сейчас ему бы не помешал хотя бы нож под
платьем. У него же была только тросточка, бесполезная в случае, если, как он
подозревал, в тени  скрывался  противник.  Он  подумал  было  о  том,  чтобы
повернуть назад, но две фигуры, скользнувшие из переулка,  отрезали  путь  к
отступлению. Рука Джейсона метнулась к застежке плаща. Осторожно  расстегнув
ее, он мрачно подумал, что плащ и тросточка вряд ли устоят перед  дубинками,
которыми, вероятно, были вооружены эти двое.
   Они кружили вокруг него, как волки. Его рост на минуту остановил  их.  По
привычке, Джейсон напал первым. Сорвав плащ, он точно набросил его на голову
человека перед собой и мгновенным рубящим ударом едва  не  сломал  ему  шею.
Одновременно двинул противника коленом в низ живота и, оставив его  валяться
на мостовой, как  пантера,  обернулся  к  его  партнеру,  парировав  тростью
занесенную над своей головой дубинку. Трость треснула, но она дала  Джейсону
мгновение на то, чтобы схватить дубинку поверженного врага.  Теперь  он  был
готов и к схватке, и к обороне.  Но  ни  нападать,  ни  обороняться  ему  не
пришлось - его противник, кинув на Джейсона  удивленный  взгляд,  устремился
прочь. Обернувшись, Джейсон обнаружил, что поверженный его враг бежал, хрипя
и задыхаясь. Но Джейсон мог поклясться, что  он  не  один,  что  еще  кто-то
скрывается в переулке. Несколько секунд он  колебался,  пронизывая  взглядом
темноту, потом решил оставить все как есть. Не настолько же он глуп!  Подняв
плащ и крепко сжимая дубинку, он отправился домой.
   Войдя к себе, он тут  же  отослал  Пьера,  сбросил  в  спальне  одежду  и
бросился на постель. Сон не приходил, да он его и  не  ждал.  Было  над  чем
подумать.
   Обыск в своей комнате он мог списать на любопытство служанки. Сегодняшний
инцидент тоже подпадал под обычный риск, которому подвергается  всякий,  кто
бродит по  ночному  Лондону.  И  все-таки  вряд  ли  эти  происшествия  были
случайными. Кто за ними стоит?  Пендлтон?  Его  явно  интересовало,  чем  он
занимается в Лондоне. Но напасть на него? Зачем? Почему на него напали?  Это
было загадочным, если исключить очевидную причину -  ночные  воры  и  легкая
добыча. А может быть...
   Джейсон спал плохо и проснулся в отвратительном  настроении,  которое  не
улучшил ранний визит дяди,  хотя  Роксбери  не  усложнял  ими  жизнь  своего
племянника. Что же случилось? Сидя с дядей за столом, сервированным по этому
случаю с особым тщанием, Джейсон внимательно рассматривал его.
   Костюм из тонкого голубого сукна  безукоризненно  облегал  широкие  плечи
герцога, столь же безукоризненным был и галстук, сияющий снежной белизной  и
завязанный изысканным узлом. Уже ранним утром  герцог  являл  собой  образец
джентльмена.
   Поскольку он  не  делал  попыток  завязать  разговор,  осматриваясь,  как
устроился племянник, Джейсон был вынужден поинтересоваться, была ли причина,
по которой дорогой дядя навестил его так рано?
   - Нет, мой дорогой мальчик! Я просто оказался по соседству и решил зайти.
Как складываются ваши дела в последнее время?
   - Прекрасно.
   - Да? И ничего более? Расскажите, как вы развлекаетесь. - И герцог широко
распахнул серые, абсолютно невинные глаза.
   Джейсон задумчиво уставился на них. Знал ли Роксбери о  событиях  прошлой
ночи? А если да, то откуда, черт побери, узнал обо всем так скоро? Поднеся к
губам чашку кофе, которую  только  что  налил  Пьер,  Джейсон  произнес  без
всякого выражения:
   - Развлекаюсь я просто отлично. Бэрримор и  Харрис  познакомили  меня  со
всеми притонами Лондона, я же обнаружил те, о  которых  они  и  не  слышали.
Правда, последняя ночь, должен признаться,  была  довольно  умеренной.  Была
карточная игра у Бэрримора. Играли он, Харрис и Клайв  Пендлтон.  Сидели  мы
почти до утра. Это то, что вы хотели знать?
   Герцог нахмурился.
   - Джейсон, что, Пендлтон ваш близкий друг? Откинувшись в кресле,  Джейсон
признал:
   - Нет, я бы этого не сказал. Я бы  сказал,  что  он  и  Элизабет  Маркхэм
появляются, когда их меньше всего ожидают. Клайв, кажется,  хотел  бы  стать
моим другом - не могу понять, по какой причине.
   Роксбери явно замялся, потом, словно приняв решение, произнес:
   - Сейчас важно, чтобы вы до конца понимали, что такое Клайв Пендлтон. Это
нечто больше чем просто светский сплетник,  питающийся  свежими  скандалами.
Еще два года назад он был капитаном в армии, затем продал свой  патент  или,
точнее, был вынужден его продать. Именно в период его пребывания  на  службе
мы  впервые  им  заинтересовались.   Армия   использовала   его   уникальную
особенность: он способен был проглядеть документ в течение нескольких секунд
и затем, даже через несколько месяцев, воспроизвести его буквально!  Он  был
бесценным агентом за линией наполеоновского  фронта  до  тех  пор,  пока,  к
несчастью, не начал продавать собранную информацию тому,  кто  больше  даст.
Весьма непатриотично. Доказано ничего не  было,  но  его  попросили  продать
патент и вернуться к гражданской жизни. Он это сделал,  но  ведь  оставались
другие сферы, пригодные для его деятельности. Как и в армии, мы до  сих  пор
не можем поймать его за руку. Он очень хитер - нельзя же арестовать человека
только за то, что его видели в обществе известных французских агентов...
   Беззвучный свист вырвался из губ Джейсона,  его  зеленые  глаза  внезапно
тревожно вспыхнули.
   -  Итак,  -  произнес  он  невозмутимо,  -  вы  полагаете,  что  Пендлтон
интересуется мной как возможным источником информации, годной на продажу?
   - Полагаю, это весьма вероятно, - кивнул герцог. - И должен  предупредить
вас: будьте осторожны. Пендлтон опасный человек.  Многое  бы  я  дал,  чтобы
схватить его за руку.
   - Понимаю. Я учту ваше предупреждение, дядя, но не думаю, что  он  узнает
что-либо от меня.
   - Уверен, что не узнает, особенно если у вас нет секретов.
   Джейсон улыбнулся, но не рискнул встретить задумчивый взгляд  серых  глаз
дяди. Они поболтали еще несколько минут, и герцог отбыл.

***

   С отъездом  Бэрримора  и  Харриса  Джейсон  обнаружил,  что  дни  тянутся
невыносимо долго, и,  хотя  обычно  мысль  о  балах  его  не  волновала,  он
почувствовал, что с удовольствием ждет новую встречу с Элизабет на вечере  у
ее матери. Вот будет забавно, как она станет пускать в ход свои уловки и как
Клайв попытается вытянуть из него информацию.
   Наступило утро пятницы. В одиннадцать часов Джейсон сопровождал  дядю  на
верховой прогулке в Гайд-парке. Там  они  встретили  Клайва,  но  он  только
прикоснулся к шляпе и проехал дальше. Джейсон обменялся  взглядом  с  дядей,
тот пожал плечами и спросил:
   - Вы сильно его обыграли в ту ночь у Бэрримора?
   - Нет,  думаю,  что  дело  не  в  этом.  Вероятно,  он  изменил  тактику,
предоставив меня нежностям Элизабет. Интересно, не туда ли он едет?
   Клайв направлялся именно туда. Несмотря на ссору с Элизабет, они решили в
день бала встретиться утром, и, прибыв в дом графа Маунта, Клайв застал ее в
ярости. Едва он успел войти в комнату, а слуга - выйти из нее, как  Элизабет
буквально взорвалась:
   - Клайв, здесь это проклятое цыганское отродье!  Вместе  с  матерью!  Они
явились вчера вечером.

Глава 3

   В этот момент Кэтрин Тримэйн из узкого окна спальни уныло  смотрела  вниз
на Гросвенор-сквер. Чуть ли  не  с  отвращением  она  рассматривала  мощеную
улицу, окружавшие площадь элегантные городские дома, тоскуя о тихих  зеленых
лугах Лестершира. Она все еще предпочитала деревню городской  суете  -  и  в
этом мало изменилась за истекшие  шесть  лет.  Зато  как  эта  юная  леди  в
муслиновом платье цвета лаванды, с непокорными черными кудрями,  повязанными
золотой тесьмой, отличалась от дикого неухоженного ребенка, которым она была
тогда!  Одевалась  она  так,  как  требовалось  от  наследницы  древнего   и
благородного рода; если бегство было невозможно,  умела  разумно  и  вежливо
беседовать в любой аристократической гостиной, изящно при этом разливая чай.
Ни осанка, ни речь, ни манеры не выдавали раннюю историю ее жизни. Но внутри
Кэтрин так  и  осталась  "проклятым  цыганским  отродьем",  как  в  отчаянии
окрестила ее Элизабет.
   Даже обучение в очень строгой и чопорной школе для юных леди  не  смирило
ее своевольной натуры, не убавило жажды  беззаботной  свободы,  которую  она
познала в таборе. При воспоминании о школе  миссис  Сиддон  ее  нежные  губы
всегда  сжимались,  а  миндалевидные   фиалковые   глаза   начинали   мрачно
поблескивать. Боже, как она все вытерпела! До сих пор она помнит то страшное
утро, когда Рейна сунула их с братом прямо к носу высокомерного графа  -  ее
отца. До сих пор ее трясет от тех давних воспоминаний. Оторвав  от  веселой,
полной приключений цыганской жизни, какой  она  ее  помнила,  ее  бросили  в
совершенно иной мир, в иную  семью.  Они  с  Адамом  утешали  друг  друга  и
держались  вместе,  объединившись  против  странных  людей  и  их   странных
требований -  умываться,  менять  одежду  в  течение  дня,  носить  башмаки.
Вспомнив старые раны, старые обиды, Кэтрин в  сотый  раз  пожалела,  что  не
осталась  неизвестным,  неухоженным  цыганским  отродьем.  Много  раз  цепи,
связавшие ее с Тримэйнами, готовы были лопнуть под натиском протеста,  то  и
дело потрясавшего все ее существо.
   Слава Богу, подумала она с внезапным теплым чувством, что у их  подлинной
матери леди Рэйчел Тримэйн было такое безошибочное чувство такта. Рэйчел  не
слушалась своего любящего сердца и  не  осыпала  детей  знаками  материнской
любви. Она позволила им, диким лесным зверенышам, самим сделать первые  шаги
к дружбе. Поначалу Кэтрин с глубоким подозрением отнеслась  к  этой  приятно
пахнущей моложавой женщине, которая должна была занять  в  ее  сердце  место
Рейны, и с возмущением отталкивала любое проявление любви с ее  стороны.  Но
время притупило начальную неприязнь, и Кэтрин с удивлением  обнаружила,  что
очень любит свою мать. Рэйчел нельзя не любить, поняла Кэтрин, такой уж  она
человек.
   Слабый стон послышался со стороны постели, и Кэтрин  быстрыми  неслышными
шагами пересекла комнату, оказавшись рядом с матерью. Озабоченно глядя на ее
распухший подбородок, она тихо спросила:
   - Что-нибудь сделать? Может быть,  потереть  тебе  виски  розовой  водой?
Вдруг немного поможет?
   Рэйчел Тримэйн, привлекательную стройную женщину с ярко-голубыми  глазами
и черными кудрями, в которых не было ни одной серебряной  нити,  можно  было
принять за сестру Кэтрин. Сейчас она приходила в себя после того, как  утром
врач вырвал у нее больной зуб.
   - Нет, моя радость,  -  слабо  улыбнулась  она  дочери,  -  дай  мне  еще
полежать, а потом, может быть, удастся проглотить немного  чудного  бульона,
который готовит миссис Барроуз. Нет никакой необходимости  сидеть  со  мной.
Лучше воспользуйся нашим неожиданным приездом. Почему бы  не  нанести  визит
Аманде Харрис? Уверена, она будет рада увидеть тебя.
   - Пожалуй, нет, мама. У Аманды наверняка другие  планы.  Кроме  того,  мы
здесь так ненадолго, что я могу ни с кем не встречаться. В конце концов,  не
развлекаться же мы приехали.
   - Да  уж,  не  развлекаться,  -  вздрогнув  от  неприятных  воспоминаний,
согласилась с ней Рэйчел. - Но поскольку мы здесь, нужно  из  этого  извлечь
что-нибудь хорошее. Может быть, - добавила она, подмигнув, - ты выпьешь  чаю
с тетушкой?