оль,  которую  испытал,  узнав  о
предательстве Марии. Ведь  Дженкинс  поймал  ее,  когда  она  бежала,  чтобы
присоединиться к Диего. Мысли об этом терзали его в те дни  не  меньше,  чем
боль от ран. Он не знал, что ждет их впереди и как сложится жизнь, но  готов
был  признать,  что  эта  девушка,  разбудив  в  нем  глубокое  чувство,   о
возможности существования которого он и не подозревал,  волновала  его  так,
как не волновала еще ни одна женщина.
   Нахмуренные  брови  и  суровый   взгляд   Габриэля   привлекли   внимание
губернатора.
   - Дорогой Ланкастер, если вино вам не по душе, прошу, скажите об этом,  и
я прикажу подать другое.
   Только не сидите с таким хмурым видом.
   Обворожительная улыбка моментально осветила лицо Габриэля.
   - Прошу прощения, сэр! Должен  признаться,  что  мои  мысли  были  далеко
отсюда. - Он сделал глоток и добавил:
   - А ваше вино, как всегда, великолепно! Сидя напротив Габриэля, сэр Томас
Модифорд бросил на него насмешливый взгляд.
   - У этого парня слишком бойкий язык! Хотя на этот раз он абсолютно прав!
   До своего нынешнего поста пятидесятипятилетний  сэр  Томас  Модифорд  был
губернатором острова Барбадос. Удачливый плантатор, он  был  вполне  доволен
жизнью, когда Карл II предложил ему должность губернатора Ямайки. Как верный
подданный он без лишних слов упаковал вещи и вместе с семьей и слугами отбыл
в гавань Порт-Рояль - это логово разбоя, которое новый  губернатор  искренне
надеялся превратить в оплот респектабельности.
   Исполненный планов на будущее, которые должны были послужить  процветанию
острова и увеличению его колонии, Модифорд  прибыл  на  остров  четыре  года
назад, в 1664 году. Намереваясь искоренить пиратство, он решил  не  выдавать
разрешений на каперство и не делать из Порт-Рояля надежного  пристанища  для
пиратских судов. Он собирался учредить  органы  местного  управления,  члены
которого избирались бы из числа свободных граждан острова.
   Новый губернатор привез с собой девятьсот  восемьдесят  семь  поселенцев,
которые должны были стать ядром новой колонии. Каждому  из  них  по  приезде
было обещано по тридцать акров свободной земли, в это сыграло решающую роль.
Люди  бросили  насиженные  места  на  Барбадосе  и  отправились   вслед   за
Модифордом.
   За  время  правления  он  многое  сделал  для  того,   чтобы   обеспечить
экономическую стабильность и порядок, жизненно необходимые  для  нормального
существования и работы приехавших с ним людей. Модифорд  был  убежден,  что,
если разумно хозяйствовать, остров в скором  времени  начнет  процветать.  В
целом он сделал для острова гораздо больше,  чем  все  его  предшественники,
вместе взятые. Но в одном он  потерпел  неудачу  -  не  смог  избавиться  от
морских разбойников.
   Нет, он прилагал немало усилий, чтобы пираты  забыли  дорогу  к  острову:
например,  конфисковывал  суда,  и  для  устрашения  пиратской  братии  даже
приковал цепями на видном месте несколько  наиболее  отчаянных  головорезов,
оставив их умирать от голода и жажды, но все это оказалось напрасным.
   Возможно, он и добился бы успеха, если бы твердо придерживался  им  самим
установленного порядка, но война, начавшаяся между Англией и Нидерландами  в
1665 году, заставила его пересмотреть свою точку зрения.  Большие  и  хорошо
вооруженные голландские суда, бороздившие просторы Карибского  моря,  начали
нападать на английские поселения, и Модифорд счел, что лучше иметь  в  своем
распоряжении  корабли  с  опытными  боевыми  экипажами,  чем  стать  жертвой
очередного нападения. Эта идея настолько пришлась ему по вкусу, что он  даже
организовал  несколько  вылазок  на  вест-индские  острова,   принадлежавшие
Нидерландам.
   С тех пор за пиратами закрепилось  право  пользоваться  удобной  во  всех
отношениях гаванью Порт-Рояля. Присутствие  членов  берегового  братства  на
Ямайке обеспечивало жителям острова  защиту  не  только  от  голландцев,  но
впоследствии и от французов и испанцев. Привозимая пиратами добыча вливала в
жизненно  важные  артерии  острова  новые  силы   и   определенным   образом
способствовала  его  процветанию.  Модифорд  неоднократно  посылал  прошения
королю, защищая членов братства от гнева монарха.
   Модифорд рисковал, потому что в любой  момент  английский  парламент  мог
потребовать изгнания пиратов с принадлежащей короне  земли.  Но  Лондон  был
далеко и не мог оградить своих подданных здесь, на Ямайке,  от  голландских,
испанских или французских судов, которые в любую минуту  могли  появиться  у
берегов острова. С изгнанием пиратов возникала еще  одна  проблема  -  купцы
покидали Ямайку: без товаров, которые пираты привозили в качестве добычи, им
нечего было делать на  острове.  Так  что  Модифорду  не  оставалось  ничего
другого, как сохранять с пиратами  дружеские  отношения,  предоставив  в  их
распоряжение гавань Порт-Рояля.
   Решив успокоить монарха, настаивающего на  изгнании  пиратов  с  острова,
местное собрание под предводительством сэра Модифорда даже составило петицию
на имя короля, в которой  отстаивало  необходимость  не  только  присутствия
пиратов  на  острове,  но  и  поощрения  их  деятельности.  С  их   помощью,
указывалось в  документе,  остров  пополнит  свои  запасы  серебра,  золота,
древесины, шкур, индиго и других товаров,  которые  привлекут  торговцев  из
Вест-Индии на Ямайку. Увеличится торговля живым товаром.  И  все  это  будет
способствовать появлению на острове новых  и  новых  поселенцев.  При  этом,
говорилось в послании, пираты несут еще и сторожевую службу, охраняя  остров
от набегов испанцев, которые требуют возвращения  Ямайки  испанской  короне.
Кроме того, чем больше добычи  будут  привозить  пираты,  тем  больше  будет
пополняться казна как самого короля, так и его брата, герцога Йоркского.
   Несмотря на то что  в  Лондоне  много  шумели  и  возмущались  по  поводу
присутствия пиратов в королевских владениях, в действительности никто ничего
не предпринимал, чтобы хоть как-то изменить ситуацию. Именно  поэтому  Гарри
Моргану всегда оказывался самый теплый прием в доме сэра Томаса Модифорда, а
морской разбойник по прозвищу  Черный  ангел  мог  себе  позволить  вальяжно
развалиться в кресле в присутствии самого губернатора.
   Но не только причастность к береговому братству позволяла  Габриэлю  быть
частым гостем в доме губернатора,  немаловажную  роль  здесь  играло  и  его
давнее знакомство с королем и то, что его владения очень быстро превращались
в образцовое хозяйство, а сам он числился среди первых плантаторов  острова.
Он был  одновременно  представителем  двух  лагерей,  правящих  островом,  и
Модифорда очень устраивало такое сочетание.
   Сообщение о  том,  что  Габриэль  покидает  береговое  братство,  немного
расстроило губернатора. Правда, Ланкастер принадлежал  к  тому  типу  людей,
которых  губернатор  всегда  старался  привлечь  на   остров,   -   знатного
происхождения, образованных, стремящихся укротить дикие джунгли и превратить
их в плодородные земли. Пиратов на острове  было  более  чем  достаточно,  и
Модифорд это прекрасно понимал, а вот таких землевладельцев, как  Ланкастер,
здесь насчитывались единицы. И  как  ни  печально  было  губернатору  терять
надежного человека среди берегового братства, он был рад приобрести  в  лице
Ланкастера еще одного добропорядочного плантатора.
   Но, как полагал Модифорд, в будущей мирной жизни  Ланкастера  могло  быть
одно небольшое неудобство.
   - Мне кажется, тебе придется  столкнуться  с  неприятностями  из-за  этой
девочки, - произнес он задумчиво.
   - Почему? - спросил Габриэль настороженно.
   Модифорд кряхтел, устраивая поудобнее в кресле свое тучное тело.
   - Во-первых, потому что  она  испанка,  а  во-вторых,  ее  брат  обладает
некоторой властью при испанском дворе. Если бы она была безродной девчонкой,
не о чем было бы беспокоиться. Но  ее  происхождение  будут  вспоминать  при
каждой новой стычке с испанцами...
   Габриэлю не надо было объяснять, о чем идет речь.
   Англия и Испания вот  уже  на  протяжении  почти  ста  лет  с  небольшими
перерывами пребывали в состоянии войны, и отношения двух стран  зависели  от
того, какие ветры дули при английском или испанском дворе.  Никто  не  знал,
чего ждать завтра - возобладает мир или военные  действия,  объявленные  или
необъявленные, начнутся опять. Положение в Карибском бассейне  было  и  того
сложнее - новости об изменениях в политическом курсе стран доходили  сюда  с
опозданием  в  несколько  месяцев,  поэтому  губернатор,  одобряя  пиратские
вылазки против испанцев, никогда не мог быть уверен, действует ли он в русле
последних политических веяний при дворе или вопреки им.
   Габриэлю было все равно, какие  политические  страсти  бушуют  по  другую
сторону океана, и  он  никак  не  мог  понять,  почему  происхождение  Марии
Дельгато должно волновать окружающих.  Он  сам  был  в  плену,  и  никто  не
интересовался там его происхождением, к тому же  он  по  праву  мог  назвать
короля своим другом.
   - Кто она и откуда, не имеет значения, - сказал он хмуро. - Она  -  часть
моей добычи, и даже сам король не вправе требовать, чтобы я отпустил ее. Она
моя пленница!
   - Хорошо, хорошо, мой друг, - торопливо заговорил Модифорд,  -  я  просто
имел в виду, что вполне можно договориться о ее выкупе. Это было  бы  совсем
не так плохо.
   - Вы не забыли, о ком идет речь? - резко спросил Габриэль.
   - Нет, конечно, - ответил Модифорд. - Просто отношения  между  Англией  и
Испанией настолько нестабильны, что мне бы не хотелось нарушить  это  шаткое
равновесие  каким-нибудь  неосторожным  поступком  с  нашей  стороны.  -  Он
внимательно посмотрел на  высокого  загорелого  капитана  "Черного  ангела",
сидящего напротив него. По рассказам Гарри Моргана он знал о необъяснимом  и
странном поведении обычно сдержанного Ланкастера в таверне  Пуэрто-Белло,  а
теперешний разговор окончательно убедил Модифорда в явном нежелании Габриэля
освободить Марию Дельгато. Губернатор задумался.
   - Мне кажется, если обстоятельства изменятся в худшую сторону, вы  можете
жениться на ней. В конце концов никто не  может  требовать  разлуки  мужа  с
женой, - сказал Модифорд после небольшой паузы.
   Габриэль подскочил, как ужаленный, зеленые глаза засверкали гневом.
   - Вы сошли с ума! Жениться на Марии Дельгато? Да я скорее проведу остаток
своих дней в яме с ядовитыми тварями! - Он резко встал и, низко поклонившись
губернатору, добавил:
   - Благодарю вас, сэр. Визит был  очень  поучительным.  В  следующий  раз,
когда я буду в Порт-Рояле,  непременно  навещу  вас.  А  пока,  если  я  вам
понадоблюсь, вы всегда сможете  найти  меня  в  моем  поместье  "Королевский
подарок".
   Он еще раз поклонился и вышел из комнаты.
   Опешив от такого поворота дела, Модифорд в растерянности встал с кресла и
подошел к  дверям  увитого  виноградом  балкона.  Стоя  за  плотной  завесой
виноградных листьев, он с интересом наблюдал за Габриэлем. Судя по походке и
нервным движениям, капитан был все еще зол. Губернатор тяжело вздохнул.  Кто
бы мог  подумать,  что  обычно  спокойный  и  уравновешенный  Ланкастер  так
воспримет достаточно безобидное  замечание.  Во  всем,  что  касалось  Марии
Дельгато, следовало быть очень осторожным.  Проводив  взглядом  удалявшегося
Габриэля, губернатор решил, что надо бы рассказать об  этой  сцене  Моргану,
она, несомненно, позабавит его.
   Габриэль вскочил на лошадь и пустил ее в  галоп.  Разговор  с  Модифордом
испортил ему настроение. Он и так понимал, что постоянно  действует  вопреки
здравому смыслу, а тут еще губернатор со своим предложением. С самого начала
все шло совсем не так, как должно было быть. Вместо того чтобы быть  жестким
и последовательным, он вел себя, как влюбленный сопливый  юнец.  Даже  после
того, как благодаря сноровке и быстрым действиям Дженкинса он чудом  избежал
гибели, Габриэль продолжал удивлять своими поступками не только самого себя,
но и окружающих. По законам братства Марию следовало  убить  или  отдать  дю
Буа, а он вместо этого взял ее с собой на Ямайку. Это не губернатор сошел  с
ума, это он потерял рассудок! Она околдовала  его,  и  он  ничего  не  хочет
знать,  ничего  не  хочет  помнить,   кроме   ее   сладостных   поцелуев   и
обольстительного тела. О том, чтобы оставить ее в  Пуэрто-Белло  или  отдать
пиратам, не могло быть и речи. Габриэль отметал эти мысли еще до  того,  как
успевал их сформулировать. Он приходил в ярость, едва представив, что к  ней
может прикоснуться рука другого мужчины Стараясь быть  последовательным,  он
то и дело давал Марии всякие  мелкие,  а  порой  и  оскорбительные  для  нее
поручения. Но и это не приносило ему желаемого удовлетворения. Вид  девушки,
ползающей на коленях и сдирающей половицы, раздражал его. Ему  так  хотелось
подойти к ней, отбросить это ненавистное ведро и, подняв ее с  колен,  нежно
взять на руки. Наблюдая, как быстро мелькает ее маленькая  фигурка,  подавая
на стол его офицерам, Габриэль еле сдерживался. Стыд мешал  ему  чувствовать
себя свободно. Ему бы следовало запретить ей, бросить все это, но  проклятая
гордыня не позволяла ему сделать решительный шаг.
   Ночами тело горело и томилось от желания обладать ею,  а  днем  при  виде
Марии кровь ударяла ему в голову,  и  руки  непроизвольно  тянулись  к  ней.
Только  невероятным  усилием  воли  Габриэль  заставлял  себя  держаться   в
установленных им же самим рамках. Он больше не боялся признаваться себе, что
эта девушка зажгла в его сердце ненасытный  огонь.  Ему  хотелось  постоянно
чувствовать присутствие Марии, знать, что в  любой  момент  можно  протянуть
руку и коснуться ее, обнять,  поцеловать  погрузиться  в  омут  наслаждений,
обладая этим маленьким и хрупким созданием.
   Хотя он понимал, что все, о чем он думал, было  правдой,  подобные  мысли
злили его сверх  всякой  меры,  и,  выругавшись  про  себя,  Габриэль  резко
остановил лошадь у дверей небольшой лавки, но слезать не торопился. Придя  в
себя после быстрой езды и постоянно мучавших его мыслей о Марии Дельгато, он
почувствовал, что немного успокоился, спешился и, привязав лошадь к  дереву,
уверенно открыл двери лавки.  Это  была  швейная  мастерская,  куда  он  уже
заглядывал. Навстречу ему вышла маленькая женщина  средних  лет  с  колючими
черными глазками и пучком черных волос, уродовавшим ее и без того  не  очень
привлекательное лицо.
   - Месье, - игриво воскликнула она, - вы появились именно тогда,  когда  я
уже почти отчаялась, решив, что вы забыли свою Сюзетту. - Явный  французский
акцент выдавал ее происхождение.
   Габриэль улыбнулся и, обняв хозяйку за тонкую талию, звонко поцеловал ее.
   - Ах, дорогая Сюзетта, как же ты ненасытна! Разве не заезжал я  сюда  два
дня назад? И разве не признался я тебе, что ты  единственная  женщина,  кому
принадлежит мое сердце?
   Высвободившись из его объятий, Сюзетта насмешливо посмотрела на Габриэля.
   - Месье, я, конечно, уже немолода, но с головой у  меня  все  в  порядке.
Ваше сердце не для простой женщины вроде меня.  Такой,  как  я,  не  удастся
завоевать   его.   -   И,   погрозив    ему    пальчиком,    она    добавила
полусерьезно-полушутя:
   - Но однажды.., однажды, когда вы меньше всего будете этого ожидать...  -
она невесело улыбнулась, - вот тогда-то пара  прекрасных  глаз  безвозвратно
возьмет в плен ваше холодное сердце. И я, Сюзетта Тессье, обещаю вам это.
   Веселое расположение духа Габриэля моментально испарилось.
   - Мне уже говорили, что у меня нет сердца, - сказал он беспечно, - как же
я могу потерять то, чего нет. - И чтобы избежать  дальнейших  разговоров  на
эту тему, он перешел к делу.
   - Платья, которые я заказывал,  готовы?  Сюзетта  посмотрела  на  него  с
нескрываемым удивлением.
   - Да, месье, готовы. Но для кого вы  заказали  такие  безвкусные  платья?
Одевать ваших женщин всегда  было  для  нас  большим  удовольствием,  а  эти
платья... Мой Бог! Они годятся разве что слугам!
   - Вот именно! - ответил Габриэль, помрачнев.  -  Не  могли  бы  мы  сразу
рассчитаться?
   Через несколько минут он покинул мастерскую со свертком под мышкой.
   Поставив лошадь в конюшню, которой он пользовался, приезжая в Порт-Рояль,
Габриэль вернулся  на  фрегат.  Увидев  одного  из  своих  людей,  бесцельно
слоняющегося по верхней палубе, он крикнул:
   - Гудвин! Я приказал своему кучеру подогнать экипаж к  причалу.  Дай  мне
знать, когда он появится. Я буду у себя.
   Гудвин с готовностью  кивнул  головой,  и  Габриэль  направился  к  себе,
размышляя о том, как Мария воспримет его новый "подарок".
   Мария стояла у окна, задумчиво глядя на лагуну;  мысли  ее  были  далеко,
она, видимо, не слышала, как он вошел, и вздрогнула от неожиданности,  когда
Габриэль с шумом хлопнул дверью.
   Решительным шагом он подошел к стоящему посреди комнаты большому дубовому
столу и небрежно бросил на него сверток с одеждой.
   - Ваш новый гардероб,  миледи,  -  сказал  он  с  насмешкой.  -  Я  решил
позволить вам придерживаться высоких принципов и не буду  больше  заставлять
носить краденую одежду. Я надеюсь, эти платья понравятся вам, и ваша совесть
отныне будет спокойна - за них заплачено.
   Пытаясь успокоить сильно  забившееся  при  виде  Габриэля  сердце,  Мария
взглянула на скромный сверток на столе. Его насмешливый тон больно задел ее,
и, словно принимая вызов, она ответила ему:
   - Заплачено! Монетами, заработанными на страданиях невинных испанцев.
   Лицо его мгновенно перекосилось от ярости и злобы; он подскочил к  ней  и
грубо схватил за руку.
   - Невинные испанцы! - выкрикнул Габриэль ей в лицо. - Рассказать  тебе  о
твоих невинных испанцах? Я не буду напоминать о том, что сделал твой брат со
мной и моей семьей. Я лучше расскажу тебе о Дженкинсе, который  собственными
глазами видел, как испанцы живьем сожгли его отца и брата в  Мадриде  только
потому, что они были английскими протестантами, имевшими несчастье оказаться
на корабле, захваченном твоими соотечественниками. - С каждым словом он  все
больнее сжимал ее руку.  -  А  может  быть,  тебе  показать  шрамы,  которые
украшают самого Дженкинса? Постоянное напоминание о нежном отношении к  нему
святой инквизиции! Есть у меня еще один друг  -  Томас  Кливер,  у  которого
банда напавших на селение испанских ублюдков истребила всю семью. У него  на
глазах зарезали жену, а младенца поджарили на вертеле. Я мог  бы  продолжить
дальше, но имей в виду, что половина членов берегового братства прибилась  к
нам,   спасаясь   от   бесчеловечного   отношения   и    жестокости    твоих
соотечественников. Эти пираты были  добропорядочными  англичанами,  пока  их
пути не пересеклись с твоими соплеменниками. - Он с презрением  отпустил  ее
руку. - Я запрещаю тебе, - процедил  он  сквозь  зубы,  -  я  запрещаю  тебе
говорить со мной о невинных испанцах!
   Мария не знала, что ему ответить. Да и возразить ей было нечего. Она сама
была свидетельницей печальной судьбы "Ворона" и его пассажиров и знала,  что
все, о чем сейчас говорил Габриэль, было правдой. Стыд и отчаяние мучили ее:
злодеяния, совершенные обеими сторонами,  лежали  между  ними  как  глубокая
черная пропасть.
   Резкий стук в дверь оборвал повисшую в комнате зловещую тишину.
   - Да! В чем дело? - крикнул  Габриэль,  не  сводя  с  Марии  напряженного
взгляда.
   - Ваш экипаж прибыл, капитан, и я приказал спустить для вас шлюпку.
   - Спасибо, Гудвин, - сказал Габриэль и,  повернувшись  к  Марии,  добавил
более холодным тоном:
   - Боюсь, что тебе придется подождать  с  примеркой.  -  Ироничная  улыбка
скривила его губы. - Надеюсь, что еще несколько часов, которые ты  проведешь
в опостылевших тебе шелках и кружевах,  не  нанесут  большого  ущерба  твоей
щепетильности.
   Он протянул руку, взял со  стола  сверток,  который  швырнул  туда  всего
несколько минут назад, потом подошел к Марии и, взяв ее за руку,  насмешливо