висели вдоль тела, колени подламывались.
   Еще не  полностью  захлестнутая  волной,  поднимавшейся  все  выше  и
сотрясавшей ее хрупкое тело, Пип снова  покачала  головой.  Есть  нечто,
кроме  тела,  в  отчаянии  твердила  она  себе.  Есть  реальная   жизнь,
требующая, чтобы она сопротивлялась до последнего.
   - Нет, - проговорила она больным, безжизненным голосом. - Не  делайте
этого. Позвольте мне уйти.
   - Позволить тебе уйти? - хрипло повторил Ройс. - И ты можешь  просить
меня об этом?
   Его губы опьяняюще коснулись ее, он взволнованно простонал у самых ее
губ, как если бы слова эти вырвались у него под пыткой:
   - Не могу...
   Увлекая ее в свои объятия, он поцеловал Пип с  неистовством  страсти,
долго спрятанной в нем, и, загипнотизированная мощью  его  объятий,  Пип
почувствовала,   как   тает   ее   отчаянная   попытка   ухватиться   за
действительность. Где-то в глубине души она знала, что будет сожалеть об
этом, знала, что ее жизнь и путь, которым она следовала, бесповоротно  и
страшно изменятся. Но она была бессильна против стихии, бушевавшей в них
обоих. Бессильна.
   Забыв об окружающем, сознавая только сладкую покорность  тела  в  его
руках, Ройс целовал Пип. Его твердый рот был требовательно прижат  к  ее
губам, руки лихорадочно скользили по ее телу. Он хотел  осязать  всю  ее
сразу - от маленьких ног до нежной выпуклости груди. В  движениях  Ройса
было отчаяние, будто его трепала  жестокая  лихорадка,  утолить  которую
могло только обладание этим легким, горячим телом.
   Ироничный, осмотрительный циник, Ройс никогда не был  так  возбужден.
Он и не предполагал, что такое  возможно  -  желать  женщину  до  потери
сознания. Искушенный в делах любви мужчина, для которого интимная  жизнь
была лишь видом изящного искусства, Ройс внезапно ощутил себя охваченным
такой всепожирающей страстью, что единственной реальностью  в  мире  для
него в этот момент было нежное,  льнущее  к  нему  тело  Пип.  Утонув  в
водовороте желания,  неистового  желания,  способного  преодолеть  любое
сопротивление, Ройс тихо застонал, когда его язык глубоко  погрузился  в
медовое тепло рта  Пип.  Дрожь  сладостного  удовольствия  потрясла  его
большое тело, и он снова подхватил ее и крепко прижал к себе.
   Пип, которой  все  больше  и  больше  передавалось  его  возбуждение,
почувствовала, как все ее  тело  отвечает  на  его  ласки.  Его  поцелуй
оглушил ее: дерзкое, пронизывающее прикосновение его языка заставило  ее
стройное тело жаждать чего-то нового и трепетать от странного  томления.
Ей казалось, что она еще недостаточно тесно прижалась к нему, и ее  тело
словно бы само изогнулось дугой, чтобы быть  ближе  к  его  телу,  чтобы
облегчить боль от  повелительного  призыва,  заставившего  отвердеть  ее
соски и налиться жидким огнем живот и ноги. Жар  его  отвердевшей  плоти
возбуждал ее все сильнее, и ей казалось, что она умрет от желания,  если
Ройс не овладеет ее телом так же всецело, как его язык овладел ее  ртом.
Инстинктивно Пип  встретила  увеличивающуюся  настойчивость  напора  его
языка своим собственным язычком, и он тут же прошептал:
   - Да, целуй меня в ответ... О да, милая, попробуй меня, так же как  я
пробую тебя...
   Пип покорно подчинилась, и ее маленький теплый язычок скользнул в его
рот. Ройс чуть не рухнул на колени от потока чувств, раскаленным клинком
пронзивших его тело. Сдерживая свою страсть, он позволил ей  исследовать
свой рот. Их языки столкнулись в нежном поединке, скользя, толкая, снова
скользя... Это была сладкая мука, выносить которую он долго не  смог.  У
него вырвался стон, и он хрипло сказал:
   - О Боже! Я не могу больше.  Я  должен,  должен...  Пип  лишь  смутно
сознавала то,  что  он  делает;  она  почувствовала,  что  ее  опускают,
услышала звук  рвущейся  ткани  и  затем  в  лихорадочной  благодарности
ощутила  тепло  его  руки  на  своей   обнаженной   груди.   Настойчивое
прикосновение  к  соскам  заставило   ее   извиваться   в   его   руках,
настоятельная потребность в чем-то большем не давала  ей  покоя,  жжение
между бедрами становилось все ощутимее с каждой секундой.
   Совершенство этой твердой маленькой груди почти свело с ума Ройса, и,
проворчав проклятие, он поднял девушку  на  руки  и  почти  хищно  начал
сосать нежную плоть. Платье Пип висело клочьями на се талии, но  она  не
обращала на это внимания и неистово прижималась к  его  ищущему  рту,  и
каждое прикосновение его зубов к  ее  набухшим  соскам  вызывало  у  нее
беспомощный стон удовольствия.
   Она была как в огне, охваченная чувствами столь же древними, как сама
жизнь, и такими сильными,  что  она  не  могла  сопротивляться  приказам
своего тела. Ее  пальцы  в  отчаянии  вцепились  в  его  плечи,  желание
коснуться его обнаженного тела захлестнуло ее, и, внезапно почувствовав,
что  материал  его  рубашки  уступает..,  уступил,  она  замурлыкала  от
удовольствия. Ее пальцы наконец-то встретились с его обнаженной кожей.
   Не в состоянии сосредоточиться на  чем-то  еще,  кроме  безжалостного
желания, овладевшего им, Ройс не заметил, что Пип удалось снять  с  него
рубашку,  но  когда  он  почувствовал  прикосновение  ее  рук  к   своей
обнаженной груди, ему не удалось сдержать стон. Ее  пальцы  опаляли  его
тело, где бы они ни касались его, и когда она стала инстинктивно ласкать
его твердые соски, Ройс понял, что не может больше выносить этого.
   Его рот захватил ее губы в грубом поцелуе, и он без усилий отнес ее к
софе и нежно опустил на мягкие подушки.  Встав  на  колени  перед  синей
бархатной софой, Ройс быстро сорвал с Пип  остатки  платья,  оставив  ее
полностью обнаженной.
   Прикосновение спины к подушкам вывело Пип  из  блаженного  транса,  в
котором она пребывала, и, почувствовав,  что  с  нее  торопливо  снимают
последние остатки  одежды,  она  внезапно  испугалась.  Страсть  немного
отступила, ре глаза расширились  от  ошеломляющего  сознания  того,  что
случилось, и она пролепетала:
   - М-мое п-п-платье! Ч-то ты с-сделал с моим п-платьем?
   Нежно улыбнувшись ей, Ройс пробежал пальцами по холмику  ее  груди  и
прошептал:
   - Не беспокойся об этом. Я куплю тебе другое. Дюжину, дюжину  других,
если ты пожелаешь. - Он хрипло засмеялся, и его глаза  блеснули  золотым
огнем. - Я одену тебя в  шелк  и  атлас,  а  потом  доставлю  нам  обоим
удовольствие, когда буду срывать их с тебя.
   Пип с трудом сглотнула, она  была  загипнотизирована  движениями  его
быстрых пальцев, которые безжалостно срывали его собственную  одежду.  И
вот наконец он предстал перед ней в великолепии своей наготы. О Боже, он
прекрасен, призналась она самой себе, испытывая головокружение. Ее глаза
с робкой признательностью скользили по его мускулистому  торсу,  сильным
рукам и мощным бедрам. Густые золотистые волосы  покрывали  его  широкую
грудь, они спускались и на живот, а затем сходились  к  бедрам,  образуя
темно-золотую  гриву  в  его  паху.  Пип  никогда  до  этого  не  видела
обнаженного мужчину, а тем более неистово возбужденного самца, и  сейчас
в изумлении  смотрела  на  его  отвердевшую  плоть,  нагло  и  бесстыдно
выпрыгнувшую  из  темно-золотых  кудрей.  "Жеребец,   -   подумала   она
полуиспуганно-полублаженно. - Прекрасный золотистый жеребец, и он  хочет
меня... Как я хочу его", - призналась она с глубокой внутренней  дрожью.
Ее соски болезненно сжались, ее лоно налилось жидким огнем.
   При виде обнаженных прелестей, преследовавших его  во  сне,  у  Ройса
перехватило дыхание. Пип, лежавшая на бархатной софе, представляла собой
на диво  соблазнительное  зрелище:  ее  бледная  кожа  мерцала,  подобно
алебастру, на синем бархате,  темные  кудрявые  волосы  спутались.  Губы
стали алыми и опухли от поцелуев, а глаза затуманились от желания. Он  с
трудом удержался, чтобы не упасть на нее,  подобно  бешеному  зверю,  и,
сдерживая страсть, следил  за  тем,  как  поднимается  и  опускается  ее
маленькая грудь с сосками, розовыми и сладкими, как ягоды, вкус  которых
все еще держался на его языке. У нее была точеная фигура и тонкая талия;
стройность ее мерцающих бедер и удивительная длина ее хрупких  ног  были
аристократически  изысканны.  "Моя  Венера-карманница",  -   мечтательно
подумал.  Ройс.  "И  она  будет  моей",  -  сказал  он  сам  себе  тоном
непреклонного собственника, изогнув в улыбке свой красивый рот.
   Не желая ждать ни секунды дольше, Ройс упал на  колени,  и  его  руки
настигли Пип. Со сдавленным криком он прижался к ней, его губы нашли  ее
в голодном поцелуе, и его язык с почти жестоким напором вошел в ее  рот.
Но поцелуй уже не мог удовлетворить его страсть, и он  неохотно  покинул
ее рот, чтобы горячо пройтись от ее подбородка до груди,  где  его  язык
тесно прижался к твердым соскам. Жадное прикосновение его губ,  тянувших
и  гладивших  ее  грудь,  заставило  Пип  беспомощно  извиваться  в  его
объятиях.
   Потрясенная  силой  могущественных   чувств,   овладевших   ею,   Пип
безостановочно  гладила  Ройса,  находя  удивительное   удовольствие   в
прикосновении своих пальцев к его твердому, горячему телу.  Томясь,  она
проводила своими пальчиками по его плечам, по гладким мускулистым рукам,
по напряженной широкой спине, как бы прося, чтобы он продолжал сладостно
мучить ее грудь, и снова удивляясь тому, что  он  находит  ее  желанной.
Когда его большое тело скользнуло на софу рядом  с  ней,  ей  показалось
самым естественным вцепиться в него и приглашающе прижаться к нему.
   Ройс нежно застонал, когда тело Пип коснулось его собственного. Он не
мог больше сдерживаться: страсть, воспламенившая его, требовала  выхода.
Пип была такой нежной, такой отзывчивой на  его  ласки,  что  он  жаждал
попробовать ее тело, до последнего дюйма, жаждал часами  исследовать  ее
ласковое белое тело. Впервые в жизни он испугался, что, если, ему сейчас
же не удастся унять пульсирующую боль, наполнившую его тело,  он  просто
сойдет с ума.
   Его рот впился в нее, и неприкрытая требовательность его губ и  языка
открыла глубину страсти, овладевшей им.  Быстро  и  уверенно  его  бедро
скользнуло между ее  бедрами,  и  Пип  задохнулась  от  этого  интимного
движения, и поток новых неизвестных чувств обрушился на  нее.  Снедаемая
такой же страстью, Пип была беспомощна  в  его  руках,  она  была  не  в
состоянии отказать ему ни в чем, и когда его рука  скользнула  в  уголок
между ее бедрами и его ищущие пальцы погрузились в шелковистый жар,  она
подалась им навстречу. Ее тело  жадно  встретило  это  новое  вторжение.
Кровь клокотала в ее жилах, сердце бешено билось. Пип извивалась под его
прикосновениями, ее тело существовало как бы отдельно от нее.
   Она потянулась к нему, желая доставить ему столько  же  удовольствия,
сколько он доставил ей, но Ройс схватил ее  руки  и,  держа  их  над  ее
головой, хрипло шепнул ей:
   - Нет, не сейчас. Я не вынесу, если ты коснешься меня.
   Не выпуская ее рук, он неистово продолжал целовать ее, а его  большое
тело тем временем как бы само собой оказалось между ее  ногами.  Пип  на
мгновение испугалась, но было уже поздно: его пальцы  открыли  путь  для
его плоти, и он начал неумолимо погружаться в нее. Чувство, родившееся в
ее теле, было неописуемым: в нем  смешались  страх,  изумление,  боль  и
жажда этой боли, а он погружался все глубже и  глубже  в  ее  податливую
плоть. Ее девственность представляла собой лишь хрупкую преграду на пути
к полному обладанию.
   Но преграда была, и когда Ройс почувствовал ее, его  глаза  изумленно
раскрылись: он не мог поверить, что  она  девственница.  "Это  не  имеет
значения, - сказал он себе ошеломленно, -  уже  слишком  поздно,  я  уже
нарушил ее, прежде чем сообразил, что это". К тому  же  он  был  слишком
возбужден, чтобы останавливаться сейчас, упругий шелковистый жар ее тела
был таким соблазнительным, что он не мог думать ни о  чем,  кроме  своих
чувств в этот момент. Громко застонав от наслаждения,  он  задвигался  в
ней, неотступно погружаясь снова и снова  в  ее  глубину.  Его  движения
стали неконтролируемыми, когда он почувствовал ее  ответ,  почувствовал,
как ее тело приподнимается, чтобы встретить его.
   Движения Пип,  пожираемой  таким  же  огнем,  стали  неистовыми,  она
отчаянно искала путь к чему-то новому, ее-, руки  силились  разжать  его
хватку, но ее ум и тело были полностью во власти Ройса. Снова и снова он
погружался  в  нее,  и  каждое  его  движение  заставляло  Пип   жаждать
следующего. Внезапно она похолодела, и волна такого  сильного  восторга,
такой  бесстыдной  благодарности  охватила  все   ее   тело,   что   она
содрогнулась и громко вскрикнула.
   Черты его лица исказились, дыхание с хрипом вырывалось из его рта, но
при ее крике в его янтарно-золотых глазах мгновенно зажглись огоньки, и,
всхлипнув, Ройс почувствовал, как его тело  взорвалось  в  ослепительном
экстазе. Его яростные движения замедлились, и,  пока  страсть  оставляла
его, он продолжал нежно целовать Пип, не в силах оторваться от нее.
   Наконец он легко приподнялся, посмотрел на  ее  пылающее  от  страсти
лицо и сказал вслух то, что неотступно преследовало его  с  того  самого
мгновения, когда он первый раз поцеловал ее:
   - Я не могу позволить тебе уехать. Не теперь. Теперь ты моя, и  я  не
позволю тебе уйти.
   Ошеломленная тем, что только что произошло,  дрожащая,  растерзанная,
Пип смотрела в его смуглое лицо с  изумленным  непониманием.  Неожиданно
осознавшая свою наготу и бесстыдную интимность  их  поз,  чувствуя,  как
ноет измученное блаженнейшей из мук ее тело, впервые  познавшее  любовь,
она не поняла последних слов Ройса.
   Разве полчаса назад, думала Пип потерянно, она не ходила по  комнате,
погруженная в свои тоскливые мысли? А теперь... Реальность  такова,  что
мужчинам, подобным Рой-су  Манчестеру,  женщины  нужны  только  с  одной
целью. Такие женщины, как она, разумеется. Мужчины не влюбляются в  них,
и уж тем более невозможен брак между ними  -  они  наслаждаются  ими,  а
когда первоначальная страсть улетучивается, бросают  их  и  переходят  к
другой женщине. Всегда кажется, что следующая любовница  милее  прежней.
Так было всегда, и так будет всегда.
   Ее   ясные   серые   глаза   медленно   осматривали    лицо    Рейса:
золотисто-каштановый локон, упавший  на  лоб,  густые,  круто  изогнутые
черные брови. С его глубоко посаженными янтарно-золотистыми глазами  она
избегала встречи, задержав внимание на прямом носе и полных  чувственных
губах. Не в состоянии оторвать от них глаз, она смотрела на эти  красиво
очерченные прекрасные губы. Эти губы... Внезапно дрожь  снова  пробежала
по ее телу. "Эти губы  доставили  мне  столько  удовольствия  и  сделали
столько изумительного с моим телом, этот грешный  зовущий  рот,  который
я..." Она прервала себя и с трудом сглотнула. Она хотела бы, чтобы у  ее
мужа были такие же губы и глаза, чтобы он так же гневался и смеялся.
   Сердце  болезненно  сжалось  в  ее  груди,  и  Пип  впервые  в  жизни
затосковала, зачем она не родилась богатой и знатной, зачем  она  не  из
тех женщин, которые вправе требовать  от  Ройса  Манчестера  почтения  и
нежности, вправе принять его супружескую любовь.
   Ройс пристально смотрел на нее, и трудно было понять,  что  таят  эти
прозрачно-золотистые  глаза  тигра:  в   них   было   и   удовлетворение
собственника, и что-то еще  было  в  этом  взгляде,  что  заставило  Пип
вздрогнуть - от предчувствия или страха, она не могла сказать.
   - Господи! - прошептал он, вдыхая запах теплой кожи. - Если  б  можно
было лежать так вечно! Я хотел бы только лежать здесь  с  тобой,  любить
тебя.., снова и снова...
   Он последний раз нежно и дразняще укусил  ее  сосок,  затем  с  явной
неохотой отодвинулся от нее и сел. Опираясь  одной  рукой  на  софу,  он
наклонился над молчащей Пип с выражением раскаяния и признался:
   - Это было не слишком умно с моей стороны, по  правде  говоря.  Я  не
собирался нападать на тебя таким образом, и  если  бы  я  знал,  что  ты
девочка... - Его глаза потемнели, а голос охрип, когда он повторил:
   - Если бы только я знал, что ты девственница, все было бы по-другому:
я выбрал бы лучшее время и более подходящую обстановку!
   Он свободной рукой обхватил ее грудь, его пальцы ритмично надавливали
на нежную плоть, и тигриные глаза были наполнены странным нежным светом.
Внезапно Ройс спросил требовательным и в тоже время нежным тоном:
   - Я тебе сделал не очень больно, скажи? Потрясенная нежностью  в  его
голосе, Пип могла лишь безмолвно смотреть на него затуманенными глазами,
полными тайны. Ей было невыносимо сознавать, что он,  обнаженный,  лежит
рядом с ней. Как она могла  быть  такой  шлюхой?  Как  могла  продолжать
лежать здесь так бесстыдно, безвольно, позволяя ему ласкать ее, не делая
ни  малейшей  попытки  оторваться   от   него?   Стыдясь   самой   себя,
встревоженная желанием, завладевавшим ею с каждым мгновением,  с  каждым
касанием его рук, Пип наконец вынудила себя действовать.
   Отбросив в сторону  ладонь  Ройса,  она  поднялась  одним  мгновенным
гибким движением. Прижавшись к  подушке,  подняв  ноги  к  подбородку  и
обхватив их руками, Пип смотрела на свое разорванное платье,  валявшееся
на полу в нескольких шагах от софы. Чувствуя, что  теперь  хоть  немного
защищена от его ненасытных  глаз,  Пип  стрельнула  в  Ройса  русалочьим
взглядом.
   Казалось, он нисколько не удивлен тем, что случилось.  Ройс  спокойно
сидел в нескольких дюймах от нее, его нагота явно не мешала ему, и  Пип,
внезапно увидев  себя  со  стороны,  была  смущена  до  слез  нелепостью
картины: оба совершенно нагие, в разгар дня, в его кабинете,  где  любой
слуга мог застать их. Пип не  могла  удержаться  от  усмешки,  тронувшей
уголки  ее  губ,  когда  представила  себе  выражение  лица   Сперлинга,
пристойнейшего и благообразнейшего из слуг,  если  бы  лакей  в  поисках
хозяина заглянул в кабинет и застал их в таком виде.
   Какой мимолетной ни была улыбка Пип, Ройс уловил ее и, улыбнувшись  в
ответ, прошептал:
   - Ты не ответила на мой вопрос, но если  ты  в  состоянии  улыбаться,
значит, я не сделал тебе слишком больно.
   Что-что, а притворяться Пип не умела  и,  к  крайнему  своему  ужасу,
услышала собственный честный ответ:
   - О нет! Мне не было больно, только немного вначале. -  И  она  робко
призналась:
   - Я и не думала, что это так чудесно.
   Глаза Ройса мгновенно потемнели, рука потянулась к ее подбородку.  Не
дав ей прийти в себя, он подвинулся ближе, и его губы  почти  слились  с
губами Пип, когда он шепнул ей:
   - Не думаю, что мне следует слушать  такое  -  я  тут  же  начну  все
сначала сию секунду. Если бы я не знал, что тебе будет больно сейчас, ты
бы уже лежала,  а  не  сидела  съежившись!  -  Он  крепко  поцеловал  ее
приоткрытый рот, и произнес:
   - Не искушай меня! Или меня  ничто  не  остановит...  -  Но,  видимо,
только сейчас осознав, где они и как  выглядят,  Ройс  сказал  с  нежной
насмешкой в голосе:
   - Кроме того, я боюсь, что во второй раз  нам  так  не  повезет.  Нам
стоит одеться, детка, прежде чем нас обнаружат в этой довольно.., э-э..,
компрометирующей ситуации.
   Вскочив с кошачьей грацией, Ройс потянулся к брошенной  одежде  и  не
торопясь точными, ловкими движениями принялся одеваться, явно не страдая
от застенчивости, мучившей Пип. Ее щеки алели,  но  она  заставила  себя
храбро взглянуть на Ройса:
   - - Я думаю мы обсудим цену нашей связи перед тем, как ее продолжить.
   Ройс непонимающе глядел на нее - ему казалось, что он  ослышался.  Он
еще не знал,  какую  форму  примут  его  отношения  с  этим  диковинным,
прелестным существом, но что они не будут отношениями купли-продажи, как
с Деллой, а до нее  с  множеством  других  женщин,  -  в  этом  Ройс  не
сомневался ни секунды. Так вот оно что! Девчонка думает о цене того, что
происходит между ними. Светлое выражение в его глазах исчезло, и  пальцы
жестко сжали подбородок Пип.