она предпочла промолчать.
   Сэйбер после недолгой паузы заметил:
   - Видишь, Жан, эта женщина -  почти  само  совершенство.  Отлично  знает,
когда надо держать язык за зубами.
   В глазах Николь вспыхнула ярость, но она сдержалась и снова промолчала.
   Глядя на эту необычную пару, Лафит в  душе  усмехнулся.  Видимо,  Сэйберу
предстоит открыть, что не все женщины одинаковы: есть и такие, кто  способен
противостоять его чарам. В его поведении появилось  нечто  новое:  казалось,
ему доставляет удовольствие ее непокорность. Все это было  очень  интересно,
особенно в свете  предшествовавшего  разговора.  Неужели,  размышлял  Лафит,
непреклонный Сэйбер в конце концов попался на эту  древнейшую  уловку?  Если
так, то еще неизвестно, кто хозяин положения - он или эта девчонка.
   Для Лафита второй страстью после денег были женщины. Мысль о том, что его
хладнокровный друг  попался  в  сети  любви,  сильно  его  забавляла.  Пряча
ироничную улыбку, он спросил:
   - Ты, вероятно, намерен сегодня покинуть меня, мой друг?  Я-то  надеялся,
что мы сыграем пару партий в пике. Но я не удивляюсь, если тебя  сейчас  это
уже не привлекает.
   Сэйбер покачал головой.
   - Недурная идея. Я, пожалуй,  пристрою  Ника,  а  потом  с  удовольствием
присоединюсь к тебе.
   - Ах да, конечно! Надо ей  оказать  гостеприимство.  Я  сейчас  же  отдам
распоряжения.
   Лафит уже схватился  за  колокольчик,  чтобы  позвать  слугу,  но  Сэйбер
остановил его. Он взял Николь за руку и сам вывел ее из кабинета на широкую,
устланную ковром лестницу. Вместе они проследовали в покои,  которые  хозяин
предоставил в его распоряжение.
   Закрыв за собой дверь, Сэйбер повернулся к Николь.  Его  лицо  больше  не
хранило небрежно-ироничное выражение.  Николь  почувствовала,  что  он  весь
кипит от ярости. Но она собралась с духом и спокойно произнесла:
   - Лафит, наверное, ждет. Я вас не  задерживаю.  Она  повернулась  к  нему
спиной, но он крепко схватил ее за плечо и грубо развернул к  себе.  Ледяным
тоном Сэйбер заговорил:
   - Лафит подождет! А нам с тобой надо кое-что обсудить. Если не  ошибаюсь,
тебе было приказано оставаться на плантации. Хочу тебе напомнить, что, когда
я отдаю приказы, я это делаю не для сотрясания воздуха. Когда я что-то велю,
это должно быть исполнено. И тот факт, что ты - моя любовница, ничего в этом
не меняет. Поняла?
   - Я все повяла, черт возьми! - зло огрызнулась она. - Это  вы  ничего  не
поняли. Я не трофей, который вы добыли в бою. И вашей любовницей  я  никогда
не буду! - Николь попыталась освободиться из его рук, но он еще сильнее сжал
ее, так что кости едва не затрещали.
   - Да отпустите же! Вы чуть не сломали мне кисть, а теперь хотите  сломать
плечо? - Николь старалась говорить спокойно, хотя в душе ее царило смятение.
   Он слегка ослабил тиски своих пальцев, но не отпустил ее.
   - Не дразни меня! В том настроении, в каком я  теперь  нахожусь,  я  могу
переломать тебе все кости, и, поверь, сделаю это с удовольствием!
   - А если я вызываю у вас такие чувства, зачем же вы меня удерживаете?.  -
воскликнула она в ответ.
   Злая улыбка коснулась его губ. Он крепко  прижал  ее  к  себе,  и  Николь
ощутила неистовое желание, нараставшее в его теле. Она поняла, что он жаждет
снова овладеть ею, прямо сейчас. Николь попыталась  отпрянуть,  но  железные
объятия сжались еще теснее. Видя, что Николь  ощущает  разгоравшуюся  в  нем
страсть, Сэйбер прорычал:
   - Вот почему я не  хочу  тебя  отпускать!  Потрясенная  его  необузданным
порывом, она со слезами вскричала:
   - Неужели вы так бессердечны и так безнравственны?
   Эти слова вырвались сами собой, хоть она и понимала их бесполезность.
   Сэйбер ответил сквозь зубы:
   - Для меня не существует нравственности. Я хочу тебя, Николь, и ничто  на
свете не удержит меня  от  того,  чтобы  обладать  тобою.  Не  пытайся  меня
растрогать своими слезами и разговорами о морали.  Это  меня  только  бесит.
Если ты впредь будешь об этом помнить,  то  сбережешь  много  душевных  сил.
Пусть тебя утешит, что, когда ты мне надоешь, я позабочусь о твоей судьбе.
   Мрачно она спросила:
   - А если я вам никогда не надоем? Сэйбер лишь рассмеялся:
   - Ты себя переоцениваешь. Ник. Нет такой женщины,  к  которой  я  мог  бы
долго испытывать влечение. К тому же.., ты не в моем вкусе!

13

   После ухода Сэйбера Николь почувствовала себя в опустевшей спальне как  в
замурованном склепе. Несколько секунд она  невидящим  взглядом  смотрела  на
закрытую дверь. Неужели он мог такое  сказать,  в  отчаянии  думала  Николь.
Нервная дрожь сотрясла ее тело. Конечно же,  мог.  Более  того,  он  говорил
совершенно серьезно. Николь подошла к постели и без сил рухнула на нее лицом
вниз. Долго-долго она пролежала так без  движения,  стараясь  ни  о  чем  не
думать, но ей не удавалось отогнать обуревавшие ее мысли.
   Если б только можно было повернуть время вспять, с горечью думала она. Но
нет! Сэйбер знал, что она женщина, и даже если бы она не решилась  вместе  с
Аденом похитить эти злосчастные документы, Алена все равно  схватили  бы,  а
для нее события прошлой ночи были бы неизбежны. Она так или иначе  оказалась
бы в объятиях Сэйбера, хотела она того или нет. Сэйбер  коварно  использовал
их авантюру в своих целях, а она имела глупость поверить, будто он  готов  с
ней торговаться. При мысли о том, как легко он  провел  ее,  в  душе  Николь
закипал бессильный гнев. В порыве детской фантазии  она  вдруг  представила,
как Сэйбер валяется у нее в ногах и вымаливает прощение.
   Этот невероятный образ был навеян бесплодной жаждой мести.  Но  внезапное
озарение вдруг заставило Николь взглянуть на это иначе. Если  б  ей  удалось
сделаться для него настолько желанной, что он не мог бы  без  нее  обойтись,
то, может быть, тогда они поменялись бы ролями? Если ей удастся разбудить  в
нем сильные чувства, власть  окажется  в  ее  руках.  Ведь  он  тогда  будет
стремиться во всем ей угодить, постарается исполнять ее  желания.  Например,
освободит Алена... Или - Николь даже задохнулась  от  восторга  -  явится  в
Англию, чтобы вышвырнуть Маркхэмов из ее владений!
   Но как можно обрести власть над этим человеком? На ее  глазах,  несколько
женщин пытались этого добиться, но безуспешно. Он  беззаботно  манипулировал
ими ради удовлетворения своих прихотей, а потом  забывал,  словно  надоевшие
игрушки. Николь постаралась припомнить,  удавалось  ли  кому-нибудь  надолго
приковать к себе его внимание. Эти размышления заставили  ее  признать,  что
задача перед ней стоит очень нелегкая.
   Ее преимущество перед другими состояло в том, что, несмотря  на  плотскую
страсть, возникавшую в минуты близости, она не была в него влюблена,  а  это
давало ей возможность использовать  его  так  же,  как  он  сам  использовал
женщин. Николь также понимала, что отчуждение и  враждебность,  которые  она
ему довольно искренне демонстрировала, тоже были ее козырями.
   Идея потягаться силами с Сэйбером и побить его его же оружием  вдохновила
Николь. Но когда первое возбуждение улеглось, она вдруг почувствовала, что в
этот поздний час силы совсем оставили ее и ей нестерпимо хочется спать.  Она
некоторое время колебалась, не будучи уверена,  что  подумает  Сэйбер,  если
вернется и застанет ее спящей. Впрочем, возможно, будет даже лучше, если  он
вдруг найдет в спальне женщину, которая настолько к  нему  безразлична,  что
может спокойно уснуть. Усмехнувшись, Николь быстро разделась и  нырнула  под
одеяло. Уже в полусне  она  подумала:  наверное,  ее  неожиданное  появление
сильно спутало планы капитана!
   В  действительности  появление  Николь  на  острове  не  слишком  смутило
Сэйбера, хотя он и предпочел бы  не  представлять  ее  Лафиту.  Впрочем,  ее
присутствие почти никак не сказалось на  его  планах.  Поутру  он  собирался
вернуться в поместье Тибо, и этот план оставался в силе, приукрашенный  лишь
той подробностью, что  теперь  обратный  путь  ему  предстояло  проделать  в
обществе Николь.
   Сэйбер вернулся в библиотеку и, не обращая внимания на живое любопытство,
светившееся в глазах Лафита, молча  налил  себе  превосходного  французского
коньяка. Потом он уселся в кресло и вытянул ноги,  всем  своим  видом  давая
понять, что ничего необычного не происходит. Остаток вечера мужчины провели,
как и было задумано, играя в карты, куря сигары  и  потягивая  контрабандный
коньяк. Жан, полагавший,  что  Сэйбер  поторопится  закончить  встречу,  был
несколько  разочарован.  Капитан   засиделся   далеко   за   полночь,   ведя
непринужденную беседу о чем угодно, только не о девушке.
   Наконец,  когда  стало  совершенно  ясно,  что  Сэйбер  не  намерен  даже
упоминать о Николь, Лафит демонстративно зевнул и поднялся с кресла.
   - Друг мой, ты, наверное, устал, как и я? Или твое молчание означает, что
мысли твои далеко - с той особой, что пребывает в спальне наверху?
   Сэйбер" недовольно ответил:
   - Если тебя клонит ко сну, не смею задерживать! Лафит поморщился.
   - Пожалуй, нам обоим пора отдохнуть. Кажется,  ты  немножко  не  в  себе.
Неужели тебя так заботят дела амурные?
   Сэйбер встал. На его лице было написано явное недовольство.
   - Амурные? - переспросил он брезгливым  тоном,  словно  ему  против  воли
пришлось произнести непристойное ругательство. -  Твои  французские  обороты
всегда изящны, но далеки от истины. Эта сучка наверху  значит  для  меня  не
больше, чем десятки других, которые были прежде и будут после.
   Потом он прохладно пожелал Лафиту спокойной  ночи  и  направился  в  свою
комнату.
   Темнота в спальне вызвала у него сильное  удивление.  Но  еще  больше  он
удивился, увидев Николь мирно  спящей.  Что  это,  раздраженно  подумал  он,
железное самообладание или полное безразличие?
   Словно почувствовав его присутствие, Николь открыла глаза и, встретившись
с его взглядом, инстинктивно вздрогнула. Несколько  мгновений  они  смотрели
друг на друга, не в силах отвести глаза. Николь надеялась, что ее  черты  не
выдают тех чувств, которые она испытывала. Сэйбер,  не  сводя  с  нее  глаз,
приблизился и резким движением откинул  одеяло.  Она  не  шелохнулась.  Даже
когда он коснулся ее груди, слегка пощипывая пальцами  сосок,  она  осталась
недвижима, стараясь совладать с неожиданно пробудившемся в ней желанием.
   В этот момент она ненавидела его. Ненавидела за ту  безграничную  власть,
которую он обрел над ее телом, за то, что, видя ее  беззащитную  наготу,  он
оставался упокоен.
   Сэйбер тем временем отпустил ее грудь, медленно провел рукой сверху  вниз
и пощекотал шелковистый треугольник внизу живота. Еще миг  -  и  его  пальцы
скользнули дальше, неожиданно углубившись в податливую мягкость ее лона. Его
лицо расплылось в довольной улыбке, когда из груди Николь вырвался  глубокий
вздох, в котором смешались страх  и  удовольствие,  Сердце  Николь  учащенно
забилось. Она  понимала,  что  выдает  свои  чувства.  А  Сэйбер,  казалось,
продолжал оставаться невозмутимым.
   Это был своеобразный поединок: она пыталась сдержаться, а  он  настойчиво
возбуждал ее, сам прячась за маской ленивой  небрежности.  Правда,  капельки
пота, выступившие у него на лбу, выдавали ту внутреннюю борьбу со  страстью,
которую и ему приходилось  вести.  Наконец  эта  борьба  стала  невыносимой.
Сэйбер вскочил, порывистыми движениями скинул с себя одежду и рухнул рядом с
Николь на постель. Она было прижалась к  нему,  потом  опомнилась  и  хотела
отстраниться, но он удержал ее и жарко зашептал:
   - Прошлая ночь была неудачной. Я хочу показать тебе, что  бывает  гораздо
лучше. Позволь мне, Ник. Дай мне любить тебя!
   Николь почти не слышала его  слов,  сжигаемая  всепоглощающим  внутренним
огнем. Она инстинктивно раздвинула ноги, готовая принять" его. Но Сэйбер  не
торопился, он терпеливо и настойчиво  ощупывал  пальцами  самые  сокровенные
уголки ее  плоти,  желая  дать  ей  почувствовать  ни  с  чем  не  сравнимое
наслаждение. И он добился своего. Николь как будто со стороны услышала  свой
почти нечеловеческий крик, тело ее содрогнулось  в  конвульсиях..  Неведомое
прежде ощущение овладело ею целиком, заставив на мгновение забыть  обо  всем
на свете. Едва она начала приходить  в  себя,  как  он,  не  в  силах  более
сдерживаться, страстно  вонзился  в  ее  плоть,  заставив  затухавшее  пламя
вспыхнуть с новой силой. Не отдавая себе отчета в  своих  действиях,  Николь
крепко обхватила его руками, стараясь  прижаться  как  можно  теснее  и  еще
глубже погрузить его в пульсирующую бездну. На этот раз ей снова показалось,
что наслаждение достигло  своего  пика,  превысив  все  то,  что  ей  прежде
довелось испытать. Когда чуть  позже  рассудок  постепенно  вступил  в  свои
права, Николь призналась себе, что теперь понимает тех женщин,  которые  так
жаждали его любви. Но до чего же ей не хотелось  разделить  их  судьбу!  Она
прищурясь взглянула на Сэйбера, не переставая в душе недоумевать, как в  ней
уживается ненависть к этому человеку и  неутолимая  страсть  к  его  ласкам.
Тихим обессиленным голосом она прошептала:
   - Все равно ненавижу!
   К ее удивлению, он улыбнулся. И не игривой ироничной усмешкой, к  которой
она  привыкла,  а  открытой  улыбкой,  в  которой,  кажется,  даже  сквозила
нежность. Он мягко ответил:
   - Знаешь, я ведь ожидал от тебя именно этих  слов.  Что  ж,  можешь  меня
ненавидеть. Ник, но твое тело чувствует иначе.
   Он придвинулся к ней, так что она ощутила горячее дыхание на своем  лице.
Его рука, едва касаясь ее нежной кожи, скользнула вниз и замерла у нее между
ног. Сладкая дрожь охватила Николь. Желание,  казавшееся  утоленным,  начало
разгораться с новой силой.
   При виде ее реакции Сэйбер негромко рассмеялся.
   - Видишь: я могу  снова  заставить  тебя  захотеть,  что  бы  ты  там  ни
говорила. Ну как, хочешь убедиться?
   Николь молча покачала головой. Нет нужды доказывать то, что им обоим  уже
отлично известно.
   Он не стал настаивать. Нежно обняв Николь, он почти по-отечески поцеловал
ее в лоб и шепнул:
   - Отдыхай. Завтра нам предстоит трудный день. Она как будто жаждала  этих
слов и теперь почти мгновенно заснула. А Сэйберу не спалось.  Он  неподвижно
лежал рядом с нею, в его голове роились беспокойные мысли.

***

   Они с Лафитом сегодня совершили сделку по купле-продаже шхуны, и теперь в
обратный путь предстояло захватить изрядную сумму золотом. Об Алене Балларде
сегодня тоже шла речь, и его судьба, по крайней мере  на  ближайшие  месяцы,
была решена:  ему  предстояло  провести  это  время  в  тюрьме  Лафита.  Его
дальнейшая участь пока не определилась, но до поры до времени он был надежно
упрятан под запор.
   После решения этих вопросов оставалась еще одна проблема - Ник! Ей вскоре
предстоит раскрыть его  тайну,  и  он  не  мог  себе  представить,  как  она
воспримет тот факт, что капитан Сэйбер и Кристофер Саксон - это одно лицо!
   Кристофер  Саксон.  Он  с  удовлетворением  подумал,  что   через   сутки
наконец-то снова  полностью  обретет  свое  настоящее  имя.  Раздвоению  его
личности на взъерошенного капитана Сэйбера  и  гладко  выбритого  плантатора
Саксона пришел конец.
   Эта история началась давным-давно, когда они с Хиггинсом только совершили
свой побег с флота. Чтобы скрыться от преследования англичан,  разыскивавших
дезертиров, он принял имя Сэйбера Лейси. Но когда он сошелся с Лафитом, тому
пришла в голову мысль, что из  раздвоения  личности  можно  извлечь  немалые
выгоды. Кристофер согласился. Так в  одном  лице  появился  капитан  Сэйбер,
бороздивший моря на шхуне "Ла Белле Гарче", и счастливчик Кристофер  Саксон,
выигравший поместье Тибо за карточным столом в одном из игорных домов Нового
Орлеана.
   Сэйбер никогда не показывался в Новом Орлеане, но Саксон наведывался туда
время от времени. Несколько месяцев в году Саксон жил в поместье  Тибо.  Да,
Саксон порой надолго исчезал, но  это  никого  не  волновало.  И  никому  не
приходило в голову, что в отсутствие Саксона капитан Сэйбер на своей  шхуне"
вдруг появлялся на океанских просторах. Никто ничего не подозревал. А теперь
Николь вполне может испортить его репутацию в новоорлеанском обществе.
   Каперство не считалось недостойным занятием, но все  же  поползут  слухи,
сплетни, кое-кто скорчит брезгливую мину, в каких-то  домах  его  перестанут
принимать. Конечно, можно было бы оставить Ника у Лафита... Но эта идея была
ему не по душе.
   В его памяти вдруг пронеслись яркие образы, связанные с нею.  Вот  она  с
мальчишеской ловкостью карабкается на мачту, возбужденно  глядит  на  жаркую
схватку,  сосредоточенно  переписывает  бумаги...  Сейчас,  когда  в  памяти
оживали эти картины, он уже в который раз с недоумением подумал: как  же  он
был слеп, если так долго не замечал ее обмана!
   Он всегда неосознанно благоволил к ней. Он  обращался  с  юнгой  в  почти
приятельской манере, какую не допускал ни с кем из матросов,  прощал  многие
оплошности и всегда следил, чтобы во время боя Ник не подвергался опасности.
Тем не менее в моменты своего преображения в Кристофера Саксона он забывал о
Нике. Интересно, а как она жила в его отсутствие? С неприязнью он подумал  о
Балларде. Ну, конечно. Когда корабль стоял в гавани острова Гранд Терра, она
жила на борту. Матросы,  предоставленные  сами  себе,  не  обращали  на  нее
никакого внимания. Хотя ее положение было довольно рискованным.
   Нахлынувшие мысли не давали заснуть. Он тихо встал, подошел к  столику  и
налил себе коньяка. В потоке воспоминаний невольно всплыли и те, которые  он
хотел бы навеки похоронить н глубине своего сознания. Мысли о Николь вернули
его к воспоминаниям о ее матери и о тех  событиях,  которые  лучше  было  бы
забыть. Сегодня ему снова вспомнилась Аннабель. И еще его дядя!
   Мысль о том, как ловко они использовали его в своих целях, заставила  его
болезненно поморщиться. Интересно, как давно муж Аннабель стал догадываться,
что у нее есть другой мужчина? Долго это продолжаться не могло, потому они и
выбрали его козлом отпущения. Теперь ему были вполне ясны отношения его дяди
Роберта с женой их соседа.  Но  мотивы  их  действий  продолжали  оставаться
загадкой. Был ли это простой страх разоблачения, заставивший принести его  в
жертву? А может, дядя вынашивал какие-то более серьезные планы?  Ведь  служа
на военном флоте, так легко расстаться с  жизнью,  и  тогда  именно  к  дяде
переходит вся фамильная собственность.
   Память об этих далеких днях жгла сердце нестерпимым огнем. Боже!  Как  он
преклонялся перед Аннабель, способной своей красотой  свести  с  ума  любого
мужчину! Он был не в силах  скрывать  своих  чувств  и  видел,  что  старших
удивляет такая страсть, охватившая пятнадцатилетнего  юношу.  Но  они  и  не
догадывались, что он тайно встречался с нею в уединенной  беседке,  где  она
впервые  открыла  ему  таинственную  прелесть  физической  близости.  Роберт
наверняка знал об этих свиданиях. Но знал ли он о том, что в  эти  часы  она
самозабвенно учила его искусству любви? Возможно, именно  об  этом  дядя  не
догадывался. Кристофер с трепетом вспоминал, как  безжалостно  она  дразнила
его - то высокомерная, то  насмешливая.  Но  он  был  готов  стерпеть  любое
унижение, потому что знал: придет вечер, и Аннабель станет совсем не  такой,
какой стремилась казаться на людях. Каким же наивным он  был  тогда,  будучи
уверен, что одна из первых красавиц, к тому же на  десять  лет  его  старше,
могла влюбиться в неуклюжего юношу!
   Конечно же все было не так. Он  понял  это  в  тот  самый  момент,  когда
коварная бестия с рыданиями бросилась к  его  деду,  заявляя,  будто  он  ее
изнасиловал. Это был страшный удар, крушение волшебной мечты. Старик был вне
себя от ярости. Муж Аннабель стоял рядом, своим  презрительным  видом  давая
понять, что только несовершеннолетие  насильника  позволяет  тому  избегнуть
смерти на дуэли. Кристофер не оправдывался. В  тот  миг  в  душе  его  наве