две  бутылки
вина и сложенный листок бумаги, засунутый между ними.
   Он развернул записку и прочитал:
   "Эти бутылки вина вместе с остальными подавали в тот  день,  когда  я
вышла замуж за твоего деда...
   Я хранила их для какого-нибудь исключительного события. И похоже, оно
настало - по крайней мере до  того,  как  родится  мой  первый  правнук!
Паллас".
   Грустная улыбка тронула губы Николаcа. Он покачал головой, думая, как
молниеносно распространяются слухи в доме,  -  он  и  Тесc  едва  только
раскрыли друг другу сердца, а в усадьбе уже все  известно.  "По  крайней
мере, - думал он, толкая тележку перед собой, - нам не  надо  извиняться
за наше сегодняшнее отсутствие  -  очевидно,  все  знают,  чем  мы  были
заняты!"
   Немного смущенная Тесc была  глубоко  тронута  запиской  Паллас.  Они
насладились чудесной едой, а потом, перечитав  записку,  Тесc  задумчиво
произнесла:
   - Она нетерпеливо ждет правнука, да?
   Она  сидела  посередине  кровати,  обернувшись  простыней.  Маленькая
крепкая грудь ее светилась в  лучах  свечи.  Ник  улегся  рядом  с  ней,
положив руки за голову, и любовался ее прелестными грудками. Услышав  ее
слова, он посмотрел ей в лицо и поднял бровь:
   - Тебе не понравилась мысль о ребенке?
   - О нет! - быстро ответила Тесc. От мысли о ребенке, растущем у нее в
чреве, у нее закружилась голова. - Я просто хотела сказать, что  правнук
имеет для нее огромное значение, и если  я  не  зачну  вскоре,  то  буду
думать, что подвела ее.
   Неприкрытая чувственная улыбка изогнула нижнюю губу Ника.
   Он нежно поцеловал ее в ключицу и сказал:
   - Тогда давай постараемся, чтобы ты забеременела скорее, а?
   Глаза ее мягко светились.
   - Да! - ответила она, гладя его темные волосы.
   Они снова любили друг друга, и  после  Тесc  свернулась  клубочком  в
объятиях мужа и уснула. Однако Ник  без  сна  лежал  в  темной  комнате,
прислушиваясь к ровному дыханию Тесc.
   "Мне намного больше повезло, чем деду", - рассеянно  подумал  он.  Он
встретил свою любовь, и, чтобы быть рядом с  любимой,  ему  не  придется
покидать дом и уезжать неизвестно куда,  оставляя  за  собой  скандал  и
позор. Ник крепче обнял Тесc. Сердце его было наполнено любовью к ней, и
он снова почувствовал прилив  сострадания  к  деду.  "А  поступил  бы  я
по-другому, если бы оказался на месте  Бенедикта?"  -  задавал  он  себе
вопрос. Николаc неловко завозился в постели, зная  ответ  и  с  чувством
вины осознавая, что никогда не оставил бы Тесc. Но если он признает это,
то как может обвинять деда за то, что тот поддался влечению сердца?  Ник
помрачнел. Ему не понравился ход его мыслей - он  ни  о  чем  другом  не
хотел думать, кроме как о счастливом будущем с Тесc.
   Однако мысли о деде не уходили, и наконец Ник осторожно выпустил Тесc
из объятий и встал с кровати. Набросив на себя халат, он зажег  свечу  и
вышел из комнаты.
   Пробираясь  по  темному  молчаливому  дому,  Ник  пошел  в   кабинет.
Несколько минут спустя с дневником в руках он  вернулся  в  спальню.  Он
поставил канделябр возле кровати и улегся  рядом  с  Тесc  -  она  слабо
улыбнулась и что-то пробормотала во сне.
   Он долго  любовался  ее  тонким  профилем,  маленьким  прямым  носом,
пухлыми губами. Сердце у него щемило так, словно готово было разорваться
от  любви.  Он  благоговейно  коснулся  густых  вьющихся  волос,  буйным
каскадом разметавшихся по подушке. "Нет, - свирепо поклялся он, -  ничто
и никогда не разлучит нас!"
   Он нехотя отвернулся от  жены,  сел,  опираясь  на  подушки,  и  взял
дневник. Избегая последних нескольких страниц, не  желая  заглядывать  в
конец истории, которая, он знал, окончилась трагически для его  бабушки.
Ник открыл дневник на середине, и взгляд  его  наткнулся  на  записи,  в
которых Бенедикт выплескивал эмоции, захватившие его, когда он  узнал  о
беременности Паллас. Поскольку Ник накануне прочитал о  рождении  своего
отца, ему показались любопытными размышления деда о  том,  как  он  ждал
появления ребенка, - не важно, девочка это должна была быть или мальчик.
Тесc мирно спала рядом с ним, огонек свечи мягко трепетал в темноте. Ник
некоторое  время  читал,  прослеживая  течение  беременности  Паллас   и
растущий восторг деда не только от предстоящего появления ребенка, но  и
от юной жены. В дневнике было много описаний поведения Паллас:  как  она
улыбается, мило смеется, какая она добрая и как Бенедикту день  ото  дня
становится рядом  с  ней  лучше,  как  ему  приятно  наблюдать  за  ней,
поддразнивать, ухаживать. Ник читал  о  том,  как  много  стала  значить
Паллас в жизни деда...
   Между бровей у Николаcа появилась морщинка. Ему  было  очевидно,  что
Бенедикт безудержно влюбился в молодую жену. Ник дернулся, словно что-то
внезапно озарило его. Страницы шли одна  за  другой,  Бенедикт  описывал
первые месяцы беременности Паллас, но не было ни одного слова о  Терезе,
ни единого упоминания о  ней.  Ника  это  озадачило.  Может,  он  что-то
пропустил? Правда, вначале он небрежно читал  дневник,  перепрыгивая  то
вперед, то назад, временами пропуская по несколько страниц и  не  следуя
определенному порядку. Но только не сегодня: он начале сообщения  Паллас
о своей беременности и прочитал подряд о семи или восьми первых  месяцах
ее течения.., и  за  все  это  время  в  дневнике  не  было  ни  единого
упоминания о Терезе. Может, Бенедикт  просто  перестал  писать  о  своих
свиданиях с Терезой?
   Он еще больше помрачнел,  заглянув  назад,  быстро  пробегая  строки,
начертанные рукой Бенедикта. Ранние месяцы беременности Паллас. Свадьба.
Ничего о любви к другой женщине. Словно  ее  не  существовало  вовсе.  В
дневнике описывались обыденные события, глубокие мысли и  чувства  деда.
Но о Терезе - ни слова. Как же так  может  быть?  Николаc  стал  быстрее
переворачивать страницы, пробегая  глазами  черные  строчки,  и  наконец
нашел:
 
   "26 февраля 1743 года: Я только что принял самое мучительное  решение
в своей жизни, и мысль об этом меня печалит немилосердно. Я понимаю, что
это единственно верное и справедливое решение. Тереза с застывшим  милым
лицом и этими ее темно-фиолетовыми, как драгоценный камень, глазами сама
подняла эту тему.
   Я женат уже два месяца, и больше так продолжаться не может.
   Мы больше не можем встречаться наедине, не можем быть близки.
   А почему? Из-за Паллае. Она ни в чем не виновата, и если Тереза  и  я
можем пренебречь обетами, которыми ее насильно повязал Грегори, никто из
нас не может делать  вид,  что  то  же  относится  и  к  моей  поспешной
женитьбе.  Правда,  она  состоялась  по  принуждению  моих  родителей  и
побуждению короля, - поэтому я и попросил руки Паллас, но факт  остается
фактом: я попросил ее стать моей женой.
   Паллас - сама невинность. Она молода и красива и, как сказала Тереза,
не заслуживает иметь мужа, который по ночам  ускользает  от  нее,  чтобы
оказаться в объятиях другой женщины. Мне очень нравится  Паллас,  и  она
станет моей невестой, моей женой, пусть даже сердце мое отдано другой. Я
должен хотя бы оказывать ей уважение и честь, которых она заслуживает.
   Не знаю, какое будущее ждет меня без Терезы, но она была права, когда
сказала, что, если мы будем продолжать тайно встречаться и  игнорировать
мой брак, мы разрушим сами себя, а  любовь  наша  станет  запятнанной  и
позорной. Я с ней яростно спорил, убеждая в обратном, но в конце  концов
она заставила меня понять мудрость своих слов,  как  бы  горько  это  ни
было.
   Сердце мое болит от любви к Терезе и не только потому, что она  самая
большая моя любовь, а я никогда больше  не  смогу  держать  ее  в  своих
объятиях, но и потому, что, в то время как я возвращаюсь к своей  нежной
милой  жене,  Тереза  цепями  прикована  к   жестокосердному   чудовищу,
разбившему нам жизнь. Она ненавидит его, но и боится.
   Он бил ее - она мне не говорила, но, к своей бессильной ярости, я сам
видел синяки на ее прекрасном теле. Он  угрожал  отправить  ее  ребенка,
совсем еще младенца, к своим дальним родственникам, если  она  не  будет
ублажать его. Она редко говорит об их совместной жизни, но я наслышан  о
его мелочности и злобе от других.
   Только один раз она рассказала мне о  том,  как  страдает  по  ночам,
когда он похотливо набрасывается на нее, а она лежит под ним, и тело  ее
содрогается от отвращения. К ее облегчению, он уже несколько месяцев  не
трогает ее, вместо этого предпочитая упрекать и унижать,  давая  понять,
что считает ее ничтожной, неумелой в постели.
   Мы улыбнулись над этим, зная, в какой огонь превращается она  в  моих
руках и какими радостными были наши единения. Но больше этого не  будет.
Сегодня мы в последний раз встретились в доме привратника. И раз уж  она
никогда больше не будет со мной, я не  могу  удержаться  от  страха  при
мысли, какое будущее уготовано ей с этим зверем. Я не  могу  спасти  ее,
поскольку король запретил мне убивать Грегори на дуэли, и  я  ничего  не
могу сделать, чтобы облегчить ее страдания.
   Мне стыдно оттого, что моя жизнь с Паллас будет совсем иной: я  знаю,
Паллас сделает меня счастливым, настолько счастливым, насколько возможно
при моих обстоятельствах.
   Чувство вины гложет меня всякий раз, когда я ловлю себя на  том,  что
улыбаюсь над забавными вещами, которые говорит Паллас, или  каждый  раз,
когда она смешит меня своими милыми гричасками. Я  не  должен  смеяться,
улыбаться или находить радость в общении с моей нареченной  невестой,  и
хотя сердце мое тоскует о Терезе, я все же нахожу эту  радость  и  из-за
этого проклинаю себя тысячи раз..."
 
   Задержав это место пальцем, Николаc на миг закрыл дневник и откинулся
на подушки. Теперь он понимал, почему  нигде  больше  не  упоминается  о
Терезе. Бенедикт и Тереза перестали встречаться.
   "Но если это так, - мрачно размышлял он, - а почти все из того, что я
сегодня прочитал, подтверждает  это,  тогда  почему  Бенедикт  и  Тереза
девятнадцать или двадцать месяцев  спустя  все-таки  убежали  вместе?  И
прихватили с собой бриллианты Шербурнов?"
   Он наткнулся на другую дату - 1 октября 1744 года, за две  недели  до
рождения ребенка Паллас, что дало ему первую разгадку к случившемуся.
 
   "Я самый низкий и жалкий человек в мире. Я предал не только себя,  но
также и мою дорогую жену. Бог знает, я не хотел, чтобы это  случилось..,
но когда пришла записка от Терезы, в которой она просила,  умоляла  меня
встретиться с ней еще раз в доме привратника, я  не  смог  ей  отказать.
Клянусь всем, что у меня есть дорогого, что я встретился  с  ней  не  за
тем, чтобы вкусить запретную сладость ее тела, - у меня и в мыслях этого
не было и у нее тоже. Тереза была в отчаянии, лицо ее  осунулось,  глаза
потемнели, тени залегли под ними. Она больше не  могла  выносить  своего
положения и обратилась ко мне за помощью, чтобы я помог  ей  убежать  от
мужа. Что я мог поделать? Я согласился.
   При первой же возможности я поеду в Лондон и куплю билет для нее и ее
ребенка в колонии. Там она будет в безопасности, и  Грегори  до  нее  не
доберется! Хотя она не просила меня  об  этом,  но  я  сделаю  некоторые
приготовления, чтобы снабдить ее при отъезде значительной суммой. Деньги
ей понадобятся сразу, как только она доберется до  Нового  Света.  Я  не
вынесу мысли, что она одна, в  такой  дали  и  в  нужде.  Для  меня  уже
мучительно  думать,  что  она  предпримет   это   опасное,   рискованное
путешествие через океан, а потом будет  одна  пробиваться  в  незнакомом
мире, если я еще не обеспечу ее деньгами.
   Мы все это обсудили и вели себя друг с другом как должно. Но когда мы
приготовились расстаться, нами овладело отчаяние. Как  бы  я  ни  жаждал
коснуться ее, я этого не сделал, я не хотел,  чтобы  страсть  проснулась
вновь, но  это  все  же  случилось.  Она  была  такой  печальной,  такой
покинутой, что я не смог подавить  желание  обнять  ее  и  утешить,  как
только мог.
   Клянусь, я думал лишь о том, чтобы успокоить  ее,  но  как  только  я
коснулся ее, как только она подняла ко мне лицо, мы погибли...
   После нами овладело раскаяние, ужас оттого, что мы предали сами  себя
и Паллас, подло поддались зову нашей презренной слабой плоти.  Когда  мы
наконец расстались, между нами в первый  раз  пролегло  чувство  вины  и
стыда.
   И вот теперь я не могу смотреть в глаза милой нежной Паллас без  боли
и угрызений совести, которые вздымаются во мне. Тело  ее  располнело:  в
нем мой ребенок,  и  я  проклинаю  себя  за  малодушие,  за  распутство,
терзаюсь от безобразного  понимания,  что  нарушил  свои  обеты,  покрыл
позором мою честь и лег с другой, не важно при каких  обстоятельствах...
Я самый низменный из людей, но я докажу своей жизнью, что буду достойным
мужем такого ангела, как Паллас. Я никогда не предам ее, никогда  больше
не причиню ей боли. Клянусь жизнью..."
 
Глава 25 
 
   Ник хмуро смотрел на дневник, будто подозревал, что книга  сыграет  с
ним шутку. Он всегда знал, что Бенедикт и Тереза убежали вместе, и в  то
же время слова Бенедикта казались искренними.
   Ник нетерпеливо пробежал следующие страницы. Поездка  в  Лондон  была
отложена из-за плохой погоды и рождения  сына,  и  только  месяц  спустя
после встречи с Терезой он смог туда съездить. В это время  года  трудно
было  достать  билеты  в  колонии  -  был  ноябрь,  и  немногие  корабли
отваживались пускаться в такое длительное плавание. Только один  корабль
задержался из-за переоснащения и  должен  был  отплыть  сразу  же  после
Нового года. Это была самая  ранняя  дата,  на  которую  Бенедикт  сумел
достать билеты. Другие корабли, которые  также  готовились  к  отплытию,
были, на его взгляд, недостаточно безопасными или он не доверял  команде
и капитану. Он провел в Лондоне  не  менее  двух  недель  и  едва  успел
вернуться домой и поздравить жену с рождением сына, как пришла еще одна,
еще более взволнованная, отчаянная записка от Терезы, которую ему  тайно
вручила обеспокоенная горничная.
   Они снова встретились в доме привратника. Бенедикт  был  ошеломлен  и
потрясен не только ухудшением состояния духа  Терезы,  равно  как  и  ее
здоровья, но и новостями, которые она ему сообщила.
   Она беременна. Беременна  его  ребенком!  Это  не  мог  быть  ребенок
Грегори - они не были в близких  отношениях  около  полугода.  Она  была
совершенно вне себя, чуть ли не в истерике и в ужасе, что муж ее  станет
подозревать. Теперь он будет вдвойне третировать ее, и вчера  за  обедом
он ледяным голосом высказался по поводу отсутствия у  нее  аппетита.  Ей
надо немедленно убежать от него! Если он узнает, что она носит  ребенка,
он просто убьет ее. Надо немедленно уезжать.  Ждать  до  января  она  не
может.
   Почувствовав волнение. Ник заглянул  в  следующую  запись.  Она  была
сделана 24 ноября 1744 года - два дня спустя после возвращения Бенедикта
из Лондона.
 
   "Я договорился  с  контрабандистом,  которого  знаю,  и  доверил  ему
сопроводить Терезу и ее двухлетнего сына Ричарда во Францию. Она в ужасе
от Грегори, и мне нужно немедленно переправить ее в безопасное место.  У
меня даже не было времени раздобыть для нее необходимые  средства,  и  я
собираюсь отдать ей фамильные бриллианты Шербурнов, чтобы убедиться, что
она не поедет на континент  почти  без  гроша.  Во  Франции  она  сможет
продать бриллианты и выручить деньги на проезд в  колонии.  А  дальше  я
подготовлю ей еще денег, как только узнаю, что она находится вдали  и  в
безопасности.
   Я колебался насчет бриллиантов: они в  течение  нескольких  поколений
принадлежали нашей семье, но я куплю Паллас еще более красивые и дорогие
украшения и подарю ей со всей моей любовью.., а я люблю ее.
   Люблю так же, как Терезу. Люблю их обеих, каждую  по-своему,  но  мне
кажется, что я лишь наношу раны им обеим. Я не достоин ни одной из  них,
но я проведу остаток моей жизни, пытаясь исправиться.
   Я не могу бросить Терезу, особенно сейчас, зная, что она носит  моего
ребенка.  Я  собираюсь  признать  ребенка.  Со  временем  мне   придется
рассказать об этом Паллас. И все же я сделаю все,  что  в  моей  власти,
чтобы не причинять ей боль, - тогда,  может,  когда-нибудь  она  простит
меня...
   Как мне ни больно писать эти строки, но для  Терезы  лучше  уехать  в
Америку. Нашей любви не суждено жить, моя жизнь теперь связана с Паллас,
а жизнь Терезы превратилась в сущий ад. Она заслуживает счастья и,  быть
может, в Новом Свете найдет его. Я могу лишь молиться,  чтобы  она  была
счастлива.
   Я очень волнуюсь, прошло время с тех пор,  как  я  начал  писать  эти
строки. Тереза должна была встретиться со мной в доме привратника вскоре
после наступления темноты, а оттуда я  должен  был  сопровождать  ее  на
побережье, где она  встретится  с  контрабандистом.  Сейчас  уже  больше
десяти, и я боюсь, что случилось худшее.
   Бриллианты со мной, пара самых быстрых  лошадей  и  маленькая  легкая
коляска стоят наготове. Все на месте, но Терезы нет.
   Я знаю,  что  раньше  она  приходила  ко  мне  по  темницам,  которые
находятся под усадьбой Мандевиллов.  Давным-давно,  мне  кажется,  целую
жизнь назад, когда мы с Грегори были детьми, мы обнаружили тайный вход в
темницы, находившийся у внешних границ поместья. После  того  как  мы  с
Терезой стали любовниками, я показал ей вход, и она  стала  пользоваться
им, прокрадываясь в поместье и выходя из него, когда хотела. Она и в эту
ночь должна была прийти этим путем. Но не пришла.
   Надо пойти за ней. Я должен выяснить, что задержало ее.  Подожду  еще
десять минут и потом, если она не придет, отправлюсь в темницы  поместья
Мандевиллов..."
 
   Это была последняя запись в дневнике, и Ник захлопнул книжку. Глаза у
него стали холодными и твердыми, как клинки из обсидиана.
   Тесc  приподнялась  и  тихо  коснулась  его  щеки.  Он  повернулся  и
посмотрел на нее: от жестокого выражения его лица сердце ее оборвалось.
   - Они не уезжали из Англии,  -  глухо  произнес  он.  -  Бенедикт  не
собирался бросать мою бабушку, он хотел помочь Терезе  бежать,  а  потом
вернуться к Паллас.
   - Ты хочешь сказать, что Грегори  нашел  их..,  и  убил?  -  в  ужасе
спросила Тесc.
   - Я в этом уверен. В последней записи  Бенедикта  говорится,  что  он
собирался отправиться в поместье Мандевиллов, чтобы разыскать ее, а  для
этого надо было спуститься в темницы.
   Тесc затаила дыхание, зрачки ее расширились.
   - Он замуровал их, - еле слышно прошептала она.
   - Когда?
   Тесc покачала головой:
   - Не знаю. Это было очень давно. Задолго до рождения моего и Этти.  -
Она вздохнула. - Боже мой! Я только что вспомнила: Мег говорила,  что  у
моего деда были ужасные кошмары, как будто где-то ему холодно  и  темно.
Наверное, он был с ними, когда Грегори их нашел. Она  хотела  забрать  с
собой сына, но Грегори обнаружил ее...
   Они долго  смотрели  друг  на  друга,  представляя  себе,  что  могло
произойти... Пытаясь  избавиться  от  ужасных  видений.  Тесc  удрученно
сказала:
   -  Когда  я  была  маленькой,  он  любил  приводить  меня   в   ужас,
рассказывая, что когда-нибудь откроет  темницы,  посадит  меня  туда,  а
потом снова замурует. Этти говорила, что он и ее так  пугал,  когда  она
была ребенком, хотя, по ее словам, он испытывал особенное  удовольствие,
угрожая именно мне.
   - Мне надо пойти туда, - решительно сказал Ник. - Либо я найду  вход,
которым пользовался  Бенедикт,  либо  пробьюсь  сквозь  кирпичи  изнутри
усадьбы, но так или иначе, проберусь в темницы. Я знаю, где они, - и мне
надо лишь это доказать!
   - Ты не станешь этого делать, - страстно возразила Тесc, - а если  не
поклянешься мне сию минуту, что не оставишь эти глупости, я прямо сейчас
встану, пойду к твоей бабушке и расскажу ей все.
   Ник внимательно посмотрел на нее. Тесc упрямо подняла  подбородок,  и
он понял, что она не шутит и в самом деле расскажет бабушке.
   - Придет время, и она все узнает, - осторожно  произнес  Ник.  -