онала от удовольствия, мягко и негромко. Больше  ей  не
хотелось сопротивляться ему, ей хотелось  теперь,  чтобы  он  ласкал  ее  не
переставая, поднимая прикосновениями  рук  и  мускулистого  тела  внутри  ее
настоящую панику. Ее руки тоже двигались без перерыва, касаясь его и лаская.
   На сей раз Рафаэль не хотел  просто  воспользоваться  ее  телом.  Та  его
часть, в которой скрывался дикий охотник-команч, тоже получала  удовольствие
от ласк ее нагого тела, распростертого рядом с ним. В другой раз,  в  другом
месте он еще поквитается с ней, а сейчас он хотел завоевать ее, заставить ее
захотеть его так, как она не хотела еще ни одного мужчину, довести ее до той
степени безумия, до которой она доводила его, и наказать ее этим  безбрежным
удовольствием и подавить одновременно.
   Для Бет это была какая-то странная агония. Его руки и губы возбуждали  ее
и приводили в такое состояние, какое ей переживать еще не  приходилось.  Она
была беспомощна в его железных объятиях, но сейчас это ее не тревожило.  Бет
уже не могла ласкать его сама, но  была  готова  покорно  сносить  все,  что
делает он, потому что это доставляло ей жгучее удовольствие. Но и  ему,  как
видно, тоже. Он упивался ее телом, его губы порождали жар  на  ее  коже,  он
разливался в плечах, грудях, шее. И словно что-то обрывалось  внутри,  когда
его пальцы входили в ее лоно и он доводил ее до пика сладостного ощущения.
   Но не только Бет получала удовольствие  от  процесса  этого  подунасилия,
полусоблазнения. Рафаэль дошел до состояния,  о  существовании  которого  он
раньше и не подозревал.  Его  тело  было  переполнено  желанием,  а  он,  на
удивление самому себе, все хотел продолжать эту странно сладостную  любовную
игру.
   Она была так непобедимо хороша, а черты ее так непорочны. Волосы  лунного
оттенка, маленькое стройное тело совершенных форм, кожа теплая и шелковистая
при касании - все это превращало его  в  изголодавшегося  человека,  который
никак не может остановиться и продолжает  поглощать  и  поглощать  все,  что
попало ему под руку. Его губы продолжали наслаждаться ее мягкими  устами,  а
рука прокладывала верный путь к окончательному слиянию их тел.
   Тело ее трепетало, высвобождая все накопленное за долгие годы вожделение,
и это была заслуга Рафаэля, любившего ее полудиварски, полунежно. Бет тонула
в море удивительного удовольствия и шептала почти беспомощно:
   - Ну пожалуйста, пожалуйста...
   При этом она ощущала странный стыд, а он знал,  что  пока  любовную  игру
надо продолжать.
   Рафаэль  слышал  ее  неконтролируемые  сознанием   слова   н   с   низким
удовлетворенным рыком, вырвавшимся из глубин горла, быстро  накрыл  ее  тело
своим. Удерживая обеими руками ее руки за ее головой, коленями раздвинув  ее
бедра, он вонзил свое твердое, как сталь, мужское орудие  в  ее  поглощающую
теплоту.
   С совершенно ошеломляющей ясностью Бет почувствовала себя наполненной им,
при этом ее поразила собственная готовность принять  его  твердую,  горячую,
полную жизни плоть. Он лежал на ней легко и  никуда  не  торопился,  пытаясь
отрегулировать дыхание, как бы прерывающееся из-за непонятной ей  внутренней
борьбы, а Бет была совершенно захвачена многим, что открылось ей в  нем.  Он
стал для нее абсолютным мужчиной со специфическими ароматами лошадиного пота
и табака, широкой мускулистой грудью, твердой и горячей, куда она  упиралась
сейчас своими сосками, всем его длинным  сильным  телом,  соединенным  с  ее
собственным. Она издала стон,  выражавший  удовольствие  и  призывавший  его
продолжить бесстыдную чувственную атаку на ее тело. Не отдавая себе отчета в
собственных поступках, она стала искать его рот  своими  губами.  Рафаэль  в
ответ страстно целовал ее, языком продолжая агрессию рук и всего тела.
   С медленным, близким к пытке острым удовольствием он  стал  двигаться  на
ней,  и  инстинктивно  бедра  Бет  поднялись,  чтобы   встретить   его.   Он
раскачивался все быстрее, и она в ответ тоже, пока их тела не встретились  в
горячей, все обостряющейся схватке. Голова ее была  совершенно  пуста,  тело
охватила такая чувственная лихорадка,  что  она  превратилась  в  совершенно
дикое создание. Ее стройное тело извивалось под ним, пытающимся утолить свой
сексуальный  голод,  она  издавала  короткие  совершенно   звериные   звуки.
Неожиданно, когда она уже, казалось, была  не  в  состоянии  снести  сладкую
боль, обжигавшую ее лоно, сквозь  ее  тело  пронесся  такой  острый  импульс
сладострастия, что вся она содрогнулась, глаза были открыты, но  она  ничего
не видела, дыхание  сбилось.  Но  и  это  был  не  конец,  все  новые  волны
удовольствия прокатывались по ее телу, разрывая его на  мелкие  кусочки,  но
тем не менее оставляя целым. Она стонала все громче, сознавала  это,  но  не
могла совладать с собой.  Он  тоже  уже  не  контролировал  своих  действий,
достигнув пика сладости. Тело его  сотрясалось,  пока  свою  энергию  он  не
перелил разрядом в ее тело.

Глава 12

   Все еще наполовину оглушенная тем,  что  она  только  что  пережила,  Бет
лежала без движения, когда Рафаэль освободил ее руки и  соскользнул  с  нее,
зарывшись лицом в простынь рядом с ней. Он  сразу  же  схватил  ее  железной
хваткой за запястье, как будто боялся, что она постарается убежать от него.
   Тишину в комнате нарушало только  их  учащенное  дыхание.  Бет  невидящим
взглядом смотрела в  потолок,  удивляясь,  как  легко  ее  отлаженная  жизнь
превратилась в руины. Этим вечером она была вынуждена обмануть  своего  мужа
впервые за всю их  семейную  жизнь,  а  теперь,  несколькими  часами  позже,
изменила  ему  физически.  Наконец  она  узнала  на  практике,  что   значит
заниматься с мужчиной любовью, и тут же попыталась спрятать  это  в  глубине
сознания, предпочитая думать только о Натане и их гибнущей совместной жизни.
О Рафаэле, лежащем рядом и таком живом и реальном, она мыслить не хотела. Ей
и вправду не хотелось анализировать, каким образом  они  действуют  друг  на
друга и как ему удается пробудить в ней страсть, таящуюся в потайных уголках
души. Она обреченно подумала, что если  бы  не  ее  дурацкая  затея  с  этим
путешествием, то ничего вообще не произошло бы. Она и Натан  жили  бы  тихой
жизнью, наполненной платонической любовью. Он бы делал то, что ему нравится,
а она, если и не счастливая, то, по крайней мере, вполне  довольная  другими
сторонами жизни.
   - О чем ты сейчас думаешь? - Рафаэль задал свой вопрос неожиданно, вернув
ее к реальности. Она вздохнула тяжело и честно призналась:
   - О моем муже.
   Смуглые черты лица опять окаменели, и Бет пришла к странному выводу,  что
хотя ее слова разозлили его, в то же время он был шокирован. Его широкий рот
тронула улыбка, и он мягко поинтересовался:
   - Боишься, что он может зайти и застать нас вместе? Или сравниваешь  наши
сексуальные возможности?
   Наполняясь гневом, Бет спокойно встретила взгляд его серых глаз  и  смело
ответила:
   - Сравнивать нечего. В любом аспекте, о каком бы  я  ни  подумала,  Натан
Риджвей даст тебе сто очков вперед. А теперь убирайся из моей постели,  а  я
постараюсь уехать отсюда не позднее чем через час!
   - Нет! - произнес он без эмоций, даже тихо, глаза его спрятались  в  тени
густых ресниц.
   На лице Бет отразилось искреннее недоумение:
   - Но ты же сам требовал этого  совсем  недавно!  Это  ты  требовал  моего
немедленного отъезда.
   Его взгляд остановился на ее губах, и он хрипло изрек:
   - Я изменил свое мнение!
   - Нет, ты не умеешь менять свое мнение, - настаивала она зло. - Ты же сам
говорил, что не умеешь!
   Густые брови сдвинулись, и Рафаэль немного насмешливо сказал:
   - Англичанка, я не только могу изменить свое мнение, я уже сделал это.
   - Объясни почему? - твердо потребовала она, глядя на него в  упор  своими
фиолетовыми глазами.
   - Давай договоримся так. Я предпочитаю, чтобы ты была у меня  на  глазах,
пока я не буду убежден, что Себастиан оставит свои ненужные мысли.
   Упрямо выставив челюсть - оказалось, что и она умеет быть твердой, -  Бет
отрезала:
   - Себастиан здесь абсолютно ни при чем! И  ты  не  сумеешь  помешать  мне
уехать. Ты не рискнешь задержать меня и моего мужа здесь против нашей воли!
   - Нет, конечно, нет, - произнес он медленно  в  ответ,  и  что-то  в  его
глазах, когда он смотрел на нее, вызвало холодок у нее в позвоночнике. Злясь
на себя за то, что позволила ему опять на какое-то время командовать  собой,
она попыталась освободить свою кисть  из  его  железной  руки.  Ей  хотелось
сейчас стать свободной от него во всех  смыслах.  Несколько  секунд  Рафаэль
отрешенно наблюдал за ее попытками, а потом просто отбросил ее руку.
   Бет немедленно перепрыгнула на другую сторону кровати.  Сейчас  она  была
похожа на шипящего котенка с красивой  серебристой  шерсткой  и  сверкающими
фиолетовыми глазами. Глазам  Рафаэля  соблазняюще  открылись  ее  обнаженное
тело, блестящая кожа и розовые груди с темными сосками.
   Господи, как же она хороша, подумал он, и у него перехватило дыхание. Ему
снова захотелось ощутить это дразнящее тело под собой. Огромным усилием воли
он удержал себя от того, чтобы опять обнять  ее  и  снова  потеряться  в  ее
обжигающей плоти, такой грешной, но такой  манящей.  И  вместо  того,  чтобы
поддаться диктату своего тела, он отодвинулся от нее, легко вскочил на  ноги
и молча стал одеваться. Наблюдая за ним  со  странным  любопытством,  Бет  в
какой-то момент искренне поинтересовалась:
   - Что ты собираешься делать? Заправляя рубашку в панталоны, он  не  очень
галантно ответил:
   - Ты думаешь, я принимаю ванну? Нет, я просто одеваюсь.
   Бет зло уточнила:
   - Я не о том говорю. Как ты собираешься поступить со мной?
   -  Я  еще  не  решил,  -  ответил  он,  не  беря  пока  на   себя   новую
ответственность. Он как раз сел в кресло, чтобы натянуть сапоги.
   Как ей хотелось перебежать через комнату и ударить по  его  самодовольной
физиономии, но вместо этого она, ненавидя себя за бесхребетность, в то время
как он был очень тверд, спросила:
   - А м-мож-жно м-мы с Натаном уедем? Т-т-ты же  с-ска-з-зал,  что  хочешь,
чтобы мы убрались отсюда.
   - Но я также сказал тебе, что передумал, - произнес он твердым голосом. -
Я думаю, Англичанка, будет лучше и мудрее, если ты останешься здесь  еще  на
несколько дней. Потом  я  дам  тебе  знать,  что  наступил  момент  покинуть
гостеприимную обитель моего отца.
   Она вновь почувствовала, как ее охватывает волна  ярости,  ее  подбородок
снова выпятился, и она почти закричала, сверкая глазами:
   - Ты - невоспитанный грубый дьявол! Неужели ты думаешь,  что  я  останусь
под одной крышей с тобой? Кто ты такой, чтобы диктовать мне?  Ты  не  можешь
помешать нам уехать тогда, когда мы решим сделать это!
   Странная улыбка осветила его лицо, заросшее редкой  щетиной.  С  кошачьей
грацией он подошел к кровати. Инстинктивно проклиная себя за  эту  слабость,
Бет отодвинулась настолько, насколько позволяла  кровать.  Рафаэль  долго  и
неотрывно смотрел на нее, потом настиг ее и, взяв одной рукой за подбородок,
произнес:
   - Не смогу?
   Она уже научилась обращаться с ним и молчала,  зная,  что  он  все  равно
выиграет любой спор между ними.
   - Я думаю, мы понимаем  друг  друга,  -  наконец  пробормотал  он,  когда
выяснилось, что бунтующей Бет все равно больше нечего сказать.
   Он отвернулся и, надев  пояс  с  пистолетом,  вновь  стал  лицом  к  ней.
Шутовски он поклонился ей и холодно сказал:
   - Прощай, Англичанка. И если ты не хочешь, чтобы вся  гасиенда  узнала  о
том, что произошло в этой комнате, я предлагаю, чтобы наша следующая встреча
выглядела как первая, во всяком случае, первая в этот день!
   Его наглые слова переполнили чашу терпения Бет, она  сжала  кулачки  и  с
ненавистью посмотрела на него.
   Он, понимая, как ей хотелось бы выцарапать ему глаза, криво улыбнулся  и,
подойдя к ней, твердо поцеловал ее в губы. Его голос неожиданно охрип, когда
он, задыхаясь, прошептал:
   - Мне так не хватало тебя, Англичанка. Еще до того, как она пришла в себя
после этого признания, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
   Он был в комнате Бет не слишком долго и выскользнул оттуда так  же  тихо,
как тогда, когда нес ее сюда. Невидимый  никем,  он  неслышно  направился  в
отведенные ему покои, расположенные в том же крыле, что и апартаменты Бет  и
Натана.
   Рафаэль не был частым гостем на гасиенде  и  вообще  в  этом  районе.  Он
приезжал только тогда,  когда  отец  требовал  его  присутствия.  Обычно  по
приезде он предпочитал  останавливаться  в  маленькой  хижине,  которую  сам
обустроил. Она была в нескольких милях от гасиенды.  Это  позволяло  ему  не
встречаться с доном Филипе, когда тот наезжал сюда,  и  соблюдать  некоторую
дистанцию между собой и остальной семьей. Дон Мигуэль был  не  менее  упрям,
чем его сын, и зная, что комнаты, отведенные Рафаэлю,  будут  использоваться
только раз или два в году,  тем  не  менее  держал  их  всегда  наготове.  С
удовлетворением дон Мигуэль обнаружил, что его сын,  когда  на  гасиенде  не
было дона Фелипе, с удовольствием занимал отведенные ему комнаты. Это, может
быть, еще не было полной победой  дона  Мигуэля,  который  прилагал  немалые
усилия, чтобы сократить разрыв между ним и сыном, но все же было явным шагом
вперед.
   На сей раз, если бы не  проблемы  Себастиана,  Рафаэль  не  попал  бы  на
гасиенду.  Он  был  очень  занят  вопросами,  связанными  с   команчами,   и
погружаться в семейные хлопоты, которые разрешались довольно успешно  и  без
него на  протяжении  целых  пятнадцати  лет,  когда  он  сам  был  пленником
команчей, ему было не с руки. Но на этот раз он знал,  что  Себастиан  будет
ждать его, поэтому  решил  в  оставшиеся  до  утра  часы  поспать,  а  после
пробуждения Себастиана встретиться с ним.
   Встреча с Бет порушила все его планы! Теперь после необычного свидания  с
ней ему почти не осталось времени на отдых, но тем не  менее  он,  улыбаясь,
вошел в свои персональные покои. Улыбка сошла с его лица, когда он обнаружил
Себастиана, удобно устроившегося в деревянном кресле. Его ноги были небрежно
закинуты  на  красивый  столик,  а  новейшее  изделие   Самуэля   Кольта   -
смертоносный револьвер - был направлен прямо  в  дверной  проем,  где  стоял
Рафаэль.
   Никто не смог бы обнаружить каких-либо эмоций на лице Рафаэля,  когда  он
замер, полускрытый тенью. Он почувствовал опасность  заранее  и  уже  держал
кривой  нож  в  руке,  готовый  пустить  его  в  действие  при   первой   же
необходимости. О нет, он не думал, что Себастиан начнет стрелять в него,  не
объяснив ничего, но на всякий случай нож был наготове...
   Себастиан совершенно очевидно ждал именно  его,  и,  когда  тень  Рафаэля
мелькнула  в  дверном  проеме,  он  низким  голосом,  с  очень   агрессивной
интонацией пригласил:
   - Ну, входи же, дорогой друг.  Тебе  хватает  ума  не  торопиться  -  мои
чувства к тебе в этот момент далеко не дружественные.
   Он помолчал, как бы прислушиваясь к себе, и продолжил:
   - Враждебность граничит с желанием убить соперника!
   Смотря очень настороженно на револьвер, Рафаэль потихоньку  просочился  в
комнату,  выигрывая  время.  Его  ум  пытался  найти  оптимальный  выход  из
смертельно опасной ситуации. Если бы это был кто-то другой, а  не  Себастиан
Сэведж, державший нацеленный на него кольт, не было бы вопроса, что  делать.
Один из них должен был умереть, и это не был бы Рафаэль Сантана.
   Объяснением поведения Себастиана могло быть только одно:
   - Женщина? Ты видел, как мы шли к ней? Полные губы Себастиана дрогнули, в
глазах горел опасный огонек, когда он с трудом выдавил из себя:
   - О, как ты догадлив! Может быть, ты знаешь, кто она? Может быть,  именно
по этой причине ты соблазнил ее? Чтобы я подумал о ней плохо и оставил ее? Я
хотел бы услышать твои объяснения до того, как моя пуля отправит тебя в ад!
   Рафаэль не всегда умел владеть своими страстями и именно сейчас у него не
было настроения прощать Себастиану оскорбление.  К  тому  же  он  смертельно
устал за те долгие дни, что скакал сюда, да и  приключение  с  Бет  не  было
отдыхом. Более того, у Рафаэля было свое особое мышление. И сейчас, глядя  в
зрачок револьвера, который навел на него один из немногих людей на земле,  о
ком он искренне  заботился,  взбешенный  Рафаэль  не  считал  нужным  больше
сдерживать свой темперамент. Игнорируя смертельную опасность - револьвер был
направлен ему прямо в сердце, - он прорычал:
   - Я не намерен отчитываться перед тобой, Себастиан. Ни  перед  тобой,  ни
перед кем-нибудь другим. И если ты так  безрассуден,  что  готов  попытаться
убить меня, давай попробуй. Но учти, юный осел, что я возьму с собой и тебя.
   Немного отрезвленный твердостью, прозвучавшей в голосе Рафаэля, Себастиан
постепенно стал терять свой агрессивный заряд. Он  пристально  посмотрел  на
Рафаэля.
   - Ты уверен, что сможешь сделать это? Не так  ли?  -  Чувствовалось,  что
задать какой-либо более осмысленный вопрос  Себастиан  не  в  состоянии.  Он
никогда в жизни не был в подобной ситуации и явно растерялся.
   - Я никогда не блефую,  Себастиан.  Никогда!  Поэтому  или  стреляй,  или
позволь мне пройти.
   Себастиан тяжело повернулся в деревянном кресле, жалея,  что  не  взвесил
всех последствий своего в общем-то безрассудного поступка и вступил в глупую
конфронтацию со своим искренне обожаемым кузеном.
   Глубоко задетый, взбешенный и почувствовавший себя обманутым после  того,
что он увидел, Себастиан натянул на себя одежду и без рассуждений побежал  к
комнатам, которые занимал Рафаэль, готовый Бог знает на  что.  Этот  молодой
романтик собрался, не жалея себя, защитить честь  молодой  леди  от  позора,
причиной которого стали действия Рафаэля. Но сейчас  лицом  к  лицу  с  явно
разозленным  родственником  он  осознал,  что,  в  любом  случае,  вовсе  не
собирался убивать его, но в то же время не хотел отступить, пока Рафаэль  не
объяснит ему, что же произошло на самом деле. На лице Себастиана  еще  можно
было увидеть противоречивые чувства, но дуло револьвера он все-таки опустил.
   - Я не собирался убивать тебя, но ты обязан мне  сказать,  как  дошло  до
такой ситуации, в которой я случайно застал тебя и Бет.
   Рафаэль слегка расслабился, нож исчез в его широком рукаве. Рассеянно  он
достал из кармана тонкую сигару, прикурил ее  от  одной  из  масляных  ламп,
висевших на стене, потом внимательно посмотрел на молодого человека. Глубоко
затянувшись и выпустив облако дыма, Рафаэль мягко поинтересовался:
   - А почему бы тебе не спросить об этом у леди? Я  думаю,  она  смогла  бы
объяснить тебе все и удовлетворила бы этим твое любопытство.
   Себастиан был оскорблен:
   - Почему мне не спросить у нее, негодяй? Да потому, что я  не  посмел  бы
говорить с ней на подобную тему!
   Рафаэлю его запал показался смешным:
   - А ты попробуй, это может оказаться чрезвычайно интересным.
   Его веселость  исчезла  так  же  стремительно,  как  и  появилась.  И  он
задумчиво сказал:
   - Я не намерен объяснять свои поступки кому-либо, но, учитывая тот  факт,
что сеньора Риджвей так много значит для тебя, я готов сделать исключение.
   Он помолчал, решая, насколько далеко стоит заходить в своем  рассказе,  и
определяя, что бы ему хотелось поведать, потом медленно заговорил:
   - Думаю, можно сказать, что у нас был.., шанс познакомиться, более  того,
между нами существовала.., э.., некая связь, такого  рода,  что  она  должна
избавить тебя от ненужной привязанности к ней  и  показать  тебе,  что  твои
надежды бесперспективны.
   В тот момент, когда эти слова срывались с его губ, он отдавал себе отчет,
что действует необычайно бестактно. Чего он достиг этой фразой,  можно  было
легко прочитать на лице Себастиана. Оно окаменело, и стало ясно, что Рафаэль
достиг обратного эффекта. Это было равносильно тому, как если бы он  помахал
алым шарф