Он все еще боролся с собой, пытаясь убедить себя, что он не любит  ее.  С
другими он всегда  мог  быть  холодным  и  безразличным,  но  с  Англичанкой
оказывался беспомощен, страстно желал ее, нуждался в ней.., любил?
   Его холодный ум твердил: это невозможно, но сердце трепетало, напоминая о
теплоте и сладости, пронзавших его тело при одном воспоминании о ней.
   Его мысли вращались по заданному кругу. Сказала она ему правду  или  нет?
Изменит ли она ему? Были  ли  у  нее  другие  любовники?  А  впрочем,  какая
разница...
   Он был измучен, он запутался в бесконечных сомнениях. Но знал  одно:  она
должна остаться, а время покажет, как быть и настоящую правду, какой бы  она
ни была.
   Шло время, и Бет стало казаться, что он поверил ее рассказу. Если бы  она
в свое время могла провести важный для девушки ее круга сезон  сватовства  в
Лондоне, то легко поняла бы, что за ней ухаживают.
   Рафаэль дарил ей подарки, недорогие,  но  свидетельствующие  о  том,  что
даритель думал, как сделать ей приятное.
   И главное - он  не  стал  использовать  вполне  объяснимые  ситуации  для
достижения интимной обстановки.
   Для Бет наступила, пожалуй, самая  счастливая  пора  ее  жизни.  Мужчина,
которого она любила, был рядом. В Натчез ее не тянуло, и она считала сейчас,
что Рафаэль стал серьезно задумываться о браке.
   И хотя они оба очень настороженно шли на сближение, каждый торговался  за
грамм свободы, каждый боялся хоть как-то повредить  устанавливающимся  новым
отношениям, каждый с опаской относился к прошлому, зная, что в  нем  кроются
взрывоопасные ситуации, но с  каждым  теплым  солнечным  днем  их  отношения
становились  все  теплее,  разговоры  все  откровеннее,  а   взаимопонимание
расширялось.
   Рафаэль впервые в жизни осознал, что женщина может доставлять  не  только
физическое удовольствие. Он любил улыбку  Бет,  блеск  ее  глаз,  грациозные
движения. Но он еще не решался на финальный шаг. Он боялся  предательства  с
ее стороны. Тот несчастный полуденный час в Новом Орлеане все  еще  стоял  у
него перед глазами.
   За развитием событий  в  доме  Сантаны  внимательно  наблюдали  обитатели
Сан-Антонио. Они ждали объявления о свадьбе к середине  июня.  Люди  видели,
что он во многом оставался сам собою, но тем не менее  в  нем  появилась  не
свойственная ему раньше мягкость, умение выслушать другого.
   В доме Рафаэля не  смолкал  говор  и  смех  гостей,  в  том  числе  самых
влиятельных и почтенных людей города и округи. А Бет цвела, как розовый куст
под теплыми лучами солнца. Рафаэль признавался, что такой он ее еще не видел
никогда.  Фиолетовые  глаза  лучились   радостью   жизни,   стройные   формы
округлились, стали более женственными. Но иногда он вдруг стал замечать, что
ей как-то не по себе.
   - Тебе нездоровится? - прямо спросил он.
   Бет улыбнулась ему немного смущенно и сказала, что  вряд  ли  ей  сегодня
стоит ездить верхом. Пожалуй, лучше полежать, добавила она.
   Простодушная сеньора Лопес  испугалась:  уж  не  второй  ли  это  приступ
лихорадки. Бет перевела разговор на другую, более приятную тему,  указав  на
видневшиеся вдали холмы, она спросила, что это за цветы на их склонах.
   Сеньора Лопес стала рассказывать о цветах все, что знала.
   Но поздно ночью, сидя в одиночестве и кусая губы, Бет пыталась припомнить
последнюю  дату  одного  немаловажного  в  жизни  каждой  женщины   события.
Разрывающаяся между ужасом и восторгом, она поняла, что, скорее  всего,  это
произошло. Господи! Какая же она глупая - ведь почти три  месяца  ничего  не
было. Когда на следующее  утро  ее  начало  сильно  мутить,  она  больше  не
сомневалась. Она ждет ребенка от Рафаэля!
   Мануэла одевала ее, а мысли  Бет  вращались  вокруг  одного:  сказать  ли
Рафаэлю новость сразу  или  готовить  его  постепенно?  И  она  решила  пока
молчать. Соображение было простым. Да, они становились ближе и ближе,  но  с
его стороны предложения не было.  Значит,  если  теперь  она  скажет  ему  о
ребенке и он предложит ей брак, она никогда  не  узнает,  было  ли  это  его
искренним желанием или проявлением чувства долга.
   Она не знала, в какой форме сказать ему об этом. Ей так  хотелось,  чтобы
он сделал предложение руки и сердца именно ей, а не обстоятельствам. Подожду
еще неделю, решила она,  лежа  в  постели.  И  если  между  нами  ничего  не
изменится, то я... А что дальше, она не знала. Может, ей  придется  убраться
отсюда как побитой собаке, чтобы вдали зализывать раны.
   Несмотря на  бессонную  ночь,  войдя  утром  в  гостиную,  Бет  выглядела
великолепно. Она поприветствовала сеньору Лопес и  послала  Рафаэлю  улыбку,
которая  перевернула  его  всего  и  пробудила  всплеск  желания.  Это  была
чудовищная пытка - знать, что она рядом,  сходить  с  ума  от  ее  улыбки  и
каждого движения, знать, что стоит только  протянуть  руку,  но..,  как  раз
этого-то и не делать.
   Он вовсе не считал себя  способным  на  платонические  чувства,  поэтому,
откровенно лаская глазами ее губы и грудь, готов был  закричать,  что  берет
свои слова назад, что бы он там ни наобещал, все равно еще немного - и он не
выдержит.
   Не прошло и нескольких часов, как обстоятельства свели их в непреодолимой
ситуации.
   Сеньора Лопес занималась рукоделием в салоне,  Бет  и  Рафаэль  оказались
предоставленными  самим  себе.  Он,  терзаемый  разного   рода   мыслями   и
сомнениями, подошел к ней и прямо спросил:
   - Признайся, Англичанка, ты счастлива здесь? Бет  посмотрела  на  него  с
изумлением, ее мысли были  сконцентрированы  на  их  ребенке,  жившем  в  ее
утробе, и понимании того, что рано  или  поздно  она  должна  будет  Рафаэлю
сказать о плоде их любви.
   - Я не несчастлива здесь, но... Признаюсь, что с Сан-Антонио связано  так
много противоречивого... Я не смогу забыть, что именно здесь был убит Натан.
   Натан был темой, которую  они  старательно  избегали.  Рафаэль  продолжал
ревновать к нему, а Бет так и не могла объяснить свой странный брак.  Но  ее
ответ обеспокоил его по другой причине, он уловил какие-то полутона.
   - Тебе не нравится здесь, в  Техасе?  Она  была  рада,  что  тема  слегка
изменилась и легко ответила:
   - Ну, почему же, многое мне здесь нравится. Например, сосновые леса.  Они
такие холодные и.., провоцирующие.
   Этот ответ больше понравился ему, и он пошел дальше:
   - Ну, а ты бы согласилась обзавестись здесь своим домом?
   Рафаэль ступил на очень тонкий лед, задав такой вопрос, и если бы Бет  не
была так зациклена на своем будущем ребенке, она сразу же поняла бы подтекст
и пошла бы в наступление, но так или иначе, суть его вопроса проскочила мимо
ее внимания.
   Она ответила довольно неопределенно:
   - О да, я думаю, вполне. Ведь дом человека должен быть именно там, где он
хочет его иметь, Они стояли у пышных кустов, и каждый  ушел  в  свои  мысли.
Вдруг Бет, собрав все свое мужество, решилась на признание:
   - Рафаэль, я... - И не смогла продолжить, так и не дав ему понять, о  чем
идет речь. Она сама  собиралась  с  силами  и  давала  ему  время  набраться
мужества.
   Она была  особенно  хороша  в  лунном  свете,  глаза  были  таинственного
пурпурного оттенка, густые  волосы  выглядели  как  бы  продолжением  лунных
лучей. Он собрался что-то сказать или спросить, но слова застряли  в  горле.
Взгляд его упал на ее уста, и уже не в силах думать ни о чем, он притянул ее
к себе, и его губы нашли ее, теплые и податливые.
   Он  знал,  что  целуя  ее,  открывает  дорогу  сумасшедшему  порыву.  Все
повторялось как обычно:  агрессивность  губ,  рук,  тел.  Бет  отдалась  его
ласкам, почти грубым, но все равно желанным. Его рот атаковывал ее, она  уже
почти испытывала сладкую боль во всем теле, как бывало всегда. Он целовал ее
губы, потом вырисовывавшиеся в низком разрезе платья груди.
   Назад дороги не было: он позволил себе  взять  ее  в  объятия,  а  она  -
отдаться этим объятиям. А ведь именно он научил ее тело принимать его  ласки
и отравляющую сладость поцелуев, а уж их тела сумели  сами  найти  дорогу  к
слиянию.
   Она обняла его за шею, ее тело выгнулось, и теперь они слились  в  единое
целое, и каждый был готов сдаться на милость другого. Они  еще  не  сбросили
одежды, но это уже не было помехой. Она ощущала твердость его тела, а  он  -
ее мягкую податливость.
   Голос сеньоры Лопес был как ушат ледяной воды. Они  как  бы  очнулись,  и
Рафаэль не сразу сообразил, что было бы полезней - поблагодарить эту женщину
или придушить ее.
   В ответ на ее приглашение в столовую Рафаэль, оторвав губы  от  уст  Бет,
крикнул:
   - Сейчас придем, сеньора Риджвей наслаждается  видом  залива  при  лунном
свете.
   Рафаэль молча стал поправлять платье на Бет, его пальцы скользнули по  ее
грудям, когда он натягивал лиф, и он проговорил низким голосом:
   - Пожалуй, хорошо, что она позвала нас, потому  что  еще  минута  -  и  я
бросил бы тебя на землю и доказал, что я не евнух,  роль  которого  прилежно
исполняю уже несколько недель.
   Тело Бет еще было полно огня ожидания, поэтому она только слабо  кивнула,
несколько стыдливо подумав, что сеньора Лопес могла бы и подождать несколько
минут, прежде чем позвать их. Сожалея, что она не использовала момент, чтобы
объявить ему новость, и что сладостный момент был так  безжалостно  прерван.
Бет направилась вслед за Рафаэлем в дом.
   На следующий день Рафаэль извинился, что будет занят целый день с людьми,
приехавшими из Энчантресса во главе с Ренальдо. Бет даже обрадовалась, что у
нее появилось несколько часов, чтобы привести в порядок  свои  разбегающиеся
мысли.
   А день потянулся медленно, медленно. Она слонялась из комнаты в  комнату,
пока не уселась в удобное кресло во дворе и не  стала  смотреть  на  залитый
солнцем залив.
   "Я должна сегодня, как только  он  появится  дома,  все  сказать  ему,  -
убеждала она себя. - И ничего трудного в этом нет".
   И опять ее занимала все та же проблема, как получить  доказательства  его
любви  к  ней  до,  а  не  после!   Даже   теперь,   несмотря   на   большее
взаимопонимание, она не была уверена в глубине его чувств. И ее пугало,  как
бы после ее признания в нем вновь не проснулся ироничный, если не сказать  -
циничный джентльмен, которого она уже видела в Чиело.
   Пока она размышляла, раздался топот лошадиных  копыт  и  мужские  голоса.
Один  из  них  показался  ей  голосом  дона  Мигуэля.  Разговор  шел  быстро
по-испански,  и  она  не  могла  понять  его  смысла,  только  слышала,  как
оправдывалась в чем-то сеньора Лопес.
   Заинтересовавшись, что там происходит, она поспешила в дом и с удивлением
увидела весьма встревоженную сеньору Лопес, которая закричала почти безумно:
   - О, сеньора Бет, поспешите, пожалуйста, на переднюю веранду!
   Удивленная и слегка напуганная, Бет последовала за пожилой  женщиной  еще
не слишком торопливо и пока без дрожи в коленках. Войдя в главный холл,  она
стала свидетельницей какой-то странной паники, охватившей дом; увидела  двух
служанок с испуганными лицами, которые  поднимались  по  лестнице,  за  ними
следовали четверо слуг с  чем-то  подозрительно  напоминавшим  ее  чемоданы.
Секунду она наблюдала за ними,  оцепенев  от  удивления,  а  потом  перевела
взгляд на фасад здания.
   Двойные белые двери главного входа были распахнуты, и около них  стоял  с
каким-то  беспомощным  выражением  лица  Пако.  У   веранды   она   заметила
внушительную кавалькаду испанцев.
   Среди доброй дюжины мужчин  она  узнала  дона  Мигуэля,  расстроенного  и
выглядевшего смущенным,  а  также  Лоренцо;  на  его  смуглом  лице  бродила
удовлетворенная ухмылка. Другие были хорошо вооруженными слугами, а  посреди
группы на красивом коне, с дорогой серебряной сбруей в очень  дорогом  седле
восседал стройный, с  крючковатым  носом  немолодой  человек.  У  него  была
типичная внешность конкистадора, и сам он  был  одет  тоже  очень  дорого  и
элегантно.
   Он  высокомерно  смотрел  на  Бет,   не   делая   ни   малейшей   попытки
приветствовать ее хотя бы поднятием края сомбреро. На его  лице  сохранились
признаки былой мужской красоты, но оно выражало главным образом жестокость и
эгоизм - это было видно  по  рисунку  губ,  по  линии  подбородка,  даже  по
подстриженным усам. Его глаза были бесстрастны, как у  рептилии.  С  сильным
акцентом он требовательно спросил по-английски:
   - Вы сеньора Риджвей?
   Бет оцепенела от его взгляда и от тона, с которым был  задан  вопрос.  Он
обращался с ней, как с животным, которое приехал осмотреть  и,  может  быть,
купить. Ей вовсе не хотелось отвечать  на  вопросы  наглого  незнакомца.  По
выражению лица Пако, смущению дона Мигуэля она поняла, что этот господин  не
захотел войти в дом. И она решила ответить ему в том  же  тоне,  который  он
предложил:
   - А вы-то кто, собственно, будете?
   Его тонкая бровь удивленно взлетела вверх:
   - Я? - Было видно, насколько он поражен тем, что она  позволила  себе  не
знать, кто он такой. - Я - дон Фелипе.

Глава 25

   Так вот значит, каков этот ужасный, деспотичный дон Фелипе, подумала Бет,
рассматривая его через прищуренные ресницы.
   Его натуру отражало не только властное жестокое лицо,  но  и  вся  манера
поведения.
   Продолжая глядеть глазами рептилии на Бет, он сообщил ей:
   - Слугам приказано упаковать ваши вещи. Мне кажется неприличным,  что  вы
живете в доме моего внука только с  сеньорой  Лопес  в  качестве  дуэньи.  А
поскольку ни я, ни другие члены моей семьи не  оскверним  ноги  грязью  дома
Абеля Хоукинса, в полдень вы поедете с нами.
   Увидев, как закипает Бет, он снисходительно добавил:
   - Донья Маделина ждет вас на гасиенде, где  наша  семья  останавливается,
если нам надо переночевать в Сан-Антонио.
   Глотая набежавшую горячую слезу, Бет открыла глаза максимально  широко  и
ехидно поинтересовалась:
   - И даже ваш внук Рафаэль останавливается там?
   - Нет, в  нем  говорит  плебейская  кровь  и  ему  хватает  этой  хижины,
выстроенной гринго! - Посмотрев уничтожающе на сына, он добавил:
   - Я узнал, что нашлись и другие, кто нарушил это правило. Но это  было  в
первый и последний раз.
   Дон Фелипе пояснил, что у нее есть время собраться, пока приедет  экипаж.
А когда она попыталась протестовать, он глянул на нее и прогремел:
   - Я не собираюсь спорить с вами, у меня нет времени на обмен  аргументами
с дамой.
   Набрав воздуха и смело глядя в глаза дону Фелипе, Бет заявила:
   - Благодарю вас за любезное предложение, но я предпочитаю остаться здесь.
Если я почему-либо решу, что мне неудобно тут жить, то переберусь в отель.
   И она продолжила весьма язвительно:
   - Вы можете командовать другими членами вашей семьи, но  на  меня  вы  не
производите большого впечатления!
   Черные глаза его сузились, и неприятная улыбка прошла по старому лицу:
   - У нее есть темперамент!
   Он произнес это так, как будто ее не было рядом и она  не  могла  слышать
этого замечания.
   - Некоторое количество темперамента нелишне для женщины -  ей  ведь  надо
будет воспитывать для рода Сантана сыновей с крепким характером.  Жаль,  что
она - гринго, но она недурна. Неплохо, что ее отец лорд, хотя  лучше  бы  он
был испанским грандом.
   Бет увидела, как слуги несут один из ее  больших  чемоданов  и  еще  один
маленький. Они были очень  напуганы  присутствием  этого  старого  человека,
которого боялись явно больше своего хозяина Рафаэля. Но Бет его не  боялась.
Ее фиолетовые глаза засверкали, и она взорвалась:
   - Черт бы вас побрал! Немедленно поставьте вещи! Я все  равно  никуда  не
двинусь.
   Она быстро пересекла веранду и, встав на вторую ступеньку,  обратилась  к
дону Фелипе:
   - Во-первых, у вас нет  никаких  прав  приказывать  не  вашим  слугам!  И
второе,  более  важное  -  вы  не  имеете  никакого  отношения  ко  мне,   а
соответственно, и права отдавать  мне  распоряжения!  Так  что  советую  вам
отказаться от идеи увезти меня из этого дома.
   Дон Фелипе не подозревал,  что  столкнется  с  ее  глупым  упрямством,  и
оглядел ее с интересом с  ног  до  головы.  Он  понял,  что  добром  она  не
подчинится и не сядет в повозку. Поэтому он выбросил вперед  два  пальца,  и
Бет, еще не поняв, что означает этот жест, уже оказалась пленницей на  спине
лошади Лоренцо.
   Лошадь, не ожидавшая  этого,  дернулась,  но  Лоренцо  жестко  осадил  ее
острыми шпорами.
   Дон Мигуэль, молчавший до этого, что-то попытался сказать по-испански, но
дон Фелипе грубо оборвал его, и тот замолчал. Он  бросил  Бет  сочувственный
взгляд, но не сделал никакой попытки  остановить  это  совершенно  очевидное
похищение, и она поняла, что он всегда будет на стороне сильнейшего.
   Дон Фелипе, не обращая внимания на протесты Бет, отдал какие-то  указания
через Пако и сеньору Лопес для Рафаэля  и  сообщил  адрес,  куда  надо  было
доставить остальные вещи Бет.
   Кавалькада исчезла в облаке пыли, а Пако немедленно  послал  слугу  найти
сеньора Рафаэля и поставить его в  известность  о  происшедшем.  Дон  Фелипе
милостиво сообщил Мануэле и сеньоре Лопес,  когда  прибудет  повозка  и  где
находится гасиенда, куда им надлежит прибыть.
   Сеньора Лопес отреагировала на все по-своему,  но  Мануэла  была  опытной
служанкой и стала сразу же  упаковывать  вещи  Бет,  с  испугом  думая,  чем
закончится этот день.
   Понимая, что сопротивление в данной ситуации бессмысленно,  Бет  затихла,
солнце страшно пекло ее  неприкрытую  голову,  и  сильнейшая  головная  боль
отодвинула все остальное.
   Дон Мигуэль скакал рядом с лошадью Лоренцо и в свое оправдание  бормотал,
что страшно сожалеет о происшедшем, но его отец - "ужасный старый  упрямец",
которого трудно остановить.
   Бет не выдержала:
   - Его никто и не пытался останавливать, вы все его  боитесь.  Сообща  это
можно было сделать.
   Дон Мигуэль стал объяснять  ей  особенности  традиционного  воспитания  в
испанских семьях, где с отцом можно внутренне не соглашаться, но  ослушаться
его нельзя.
   Очарование дона Мигуэля уже не действовало на Бет.  Увидев  его  в  новом
свете, она не то спросила, не то сказал:
   - Я удивляюсь, как вы осмелились жениться на матери Рафаэля.
   Он вспыхнул и резко ответил:
   - Это не имеет отношения к данному делу.
   Бет расхотелось разговаривать. Она  молча  смотрела  вперед  между  ушами
коня, ощущая жесткую грудь Лоренцо, его мускулистые руки и понимая,  что  он
прижимается к ней теснее, чем этого  требует  обстановка.  Обернувшись,  она
встретилась с его темными глазами и увидела в них такое пламя  страсти,  что
быстро отвернулась.
   Кавалькада неслась. Дон Мигуэль  по-прежнему  был  рядом,  а  дон  Фелипе
скакал впереди, забыв о Бет с момента ее пленения.
   Дон Мигуэль, добрый по натуре человек, очень  волновался  о  последствиях
того, что произошло. Заглядывая в лицо Бет, он мягко сказал:
   - Сеньора Бет, постарайтесь не думать обо мне хуже, чем я есть  на  самом
деле. Мой отец прав в одном - нельзя было вам оставаться только  с  сеньорой
Лопес как гарантом вашего доброго имени. Мы с доньей Маделиной будем с  вами
либо здесь, либо все вместе поедем в Чиело, до того  времени,  как...  -  Он
прервал себя, не желая сказать чего-то большего.
   Недобрая искра мелькнула в глазах Бет:
   - Вы сказали "до того  времени,  как".  Что  вы  имели  в  виду?  Кстати,
объясните мне, откуда у вашего отца возникла странная  идея,  что  я  должна
рожать сыновей семье Сантана? К тому же кто дал ему право  влезать  в  жизнь
моей семьи в Англии?
   Дон Мигуэль выглядел весьма смущенным, потом признался, что это его вина.
Он пояснил, что написал отцу письмо, в котором выразил надежду  на  то,  что
между Рафаэлем и Бет может состояться брак.  Но,  добавил  дон  Мигуэль,  он
никак не ожидал такой реакции со стороны отца. Его глаза просили о прощении,
и он продолжил смущенно:
   - Вы так хороши и красивы, и мне казалось, что вы далеко  не  безразличны
Рафаэлю. Можно было бы решить