и бежали кто куда,  погрузив
пожитки на ручные тележки и  в  фургоны.  Слухи  вносили  панику...  Уайндер
пытался собрать своих людей,  но  к  тому  моменту  больше  половины  войска
удрало. Они бежали, как овцы от своры собак. И некому было  преградить  путь
врагу.
   Не желая сосредоточиваться на постыдной картине, нарисованной Адамом,  но
стремясь узнать все, пусть даже самое худшее, Доминик резко спросил:
   - Ты сказал, что  столица  сожжена.  Если  не  было  штурма  и  никто  не
сопротивлялся, то почему?
   Адам пожал плечами:
   - Генерал-майор Росс и адмирал  Кокберн  просто  захотели  преподать  нам
урок. Мне не хочется хорошо говорить о врагах, но они оказались милосердны -
не взорвали Капитолий, вняв мольбам женщин, которые боялись, что  рухнут  их
дома,  стоящие  рядом.  Британцы  подожгли  только  учреждения.  Но   сейчас
Вашингтон - зрелище печальное. Он в руинах.
   Доминик не знал, что сказать. Его охватила бессильная  ярость.  Постыдное
поражение  в  пригороде  и  сожжение  Вашингтона  были  сильным  ударом   по
американскому правительству, и он подумал - оправится ли оно после этого.  С
гневом и отчаянием он спросил:
   - И британцы до сих пор в городе?
   - Нет, они подожгли правительственные здания и ушли. И, перед тем  как  я
унес оттуда ноги, ходили слухи, что они пойдут на Аннаполис или Балтимор.  Я
не хотел уезжать, не узнав точно, куда именно они направят удар, но не  смог
задержаться слишком надолго - Джейсон ждал моего отчета. - Адам улыбнулся. -
А поскольку я оказался там по его просьбе и моей главной  целью  было  стать
его "глазами", я уехал, когда город вернулся к более  или  менее  нормальной
жизни.
   - Так тебя туда послал Джейсон? - тихо спросил Доминик. Адам кивнул:
   - Ты знаешь Джейсона, он думает,  что  держит  палец  на  пульсе  страны.
Похоже, он и других дураков уговорил шпионить для него в Англии. Они у  него
повсюду. - Адам улыбнулся. - Он больше похож на своего дядю Роксбури, чем  в
этом признается.
   - А вот насчет Роксбури... -  И  Доминик  рассказал,  что  знал  об  этом
человеке, давая понять Адаму, как плохо Джейсон разбирается в своих делах.
   Джейсон не раз вовлекал  Адама  в  свои  интриги,  и  поэтому  он  слушал
Доминика с пониманием.  Когда  тот  закончил,  голубые  глаза  гостя  озорно
блеснули.
   - А как твоя жена относится к твоему флирту с другой?
   - А ты как думаешь?  -  парировал  Доминик  и  вспомнил  о  том,  что  их
отношения до сих пор не улажены. - Я не думаю, что Мелисса болтлива,  но  не
могу рассказать ей - боюсь, не поверит. Она может подумать, что я ей лгу.
   Адам не смог удержаться, чтобы не  рассмеяться,  но  военная  тема  вновь
поглотила их внимание. Вскоре Адам, поднимаясь, сказал:
   - Мне надо ехать. Я и так пробыл здесь дольше, чем собирался, но  не  мог
не увидеться с тобой.
   Доминик проводил друга.
   - Я надеюсь, что в нашу следующую встречу у меня будут новости получше. А
пока я еду в  Терр-ду-Кур.  Джейсон  все  равно  разыщет  меня,  если  я  не
появлюсь. - Легко вскочив на свою норовистую лошадь, Адам добавил:
   - Очень жаль, что не могу остаться и снять с твоих плеч ношу  "дружбы"  с
леди Боуден.
   Доминик улыбнулся:
   - Да. Тебе было бы нетрудно... Адам  рассмеялся.  Потом  лицо  его  стало
предельно серьезным.
   - Будь осторожен. Дом. Похоже, ее братец - та еще дрянь.
   Об этом Доминика можно было и не предупреждать. Он  имел  с  ним  дело  в
Лондоне и знал, как опасен этот лицемер.
   - Ройс присматривает за ним.
   Адам кивнул и, пришпорив коня,  поскакал.  Слегка  нахмурившись,  Доминик
смотрел ему вслед, пока тот не пропал из виду. Он  чувствовал,  что  горячие
денечки еще впереди. Нападение англичан на Вашингтон изменило его  отношение
к войне, и как он подозревал,  не  у  него  одного.  Размышляя  о  возможных
последствиях этого события, он отправился искать  Мелиссу,  решив,  что  нет
необходимости скрывать от нее важные новости, о которых очень  скоро  узнает
вся с грана.
   Поначалу никто не верил в ужасное поражение,  информация  растекалась  по
стране, настраивая американцев против президента и  его  кабинета.  "Газетт"
трубила: "Несчастные, презренные, жалкие, трусливые  негодяи.  Их  голова  -
слишком малая цена за ту бездну,  в  которую  они  ввергли  нашу  истекающую
кровью страну".
   Постепенно негодование и ярость стихли, и проклятия сменились  симпатиями
к организующему сопротивление президенту. Лучше всего  это  выразила  газета
"Уилки реджистер": "Война для  нас  -  дело  новое.  Но  мы  должны  учиться
воевать. И непобедимые силы Веллингтона будут  разбиты  сыновьями  тех,  кто
сражался в Саратоге и Йорктауне".
   Весть  о  сожжении  Вашингтона,  казалось,  объединила   страну.   Отряды
добровольцев,  пожертвования  стекались  изо  всех   городов   побережья   к
северо-востоку. Руфес Кинг из Нью-Йорка, любимец федералистов, объявил,  что
он готов все состояние положить на алтарь  победы.  Восемьдесят  человек  из
Мериленда собрались за двадцать четыре часа и направились к  Вашингтону.  Из
Рияланд Дистрикт, Южная Калифорния, отряд в сто человек отправился к столице
с  тремя  тысячами  долларов,  собранных  гражданами.  Даже  стремившаяся  к
нейтралитету Новая Англия примкнула к борьбе. Губернатор Мартин Читтенден из
Вермонта страстно призывал:
   - Пришло время, когда все политические разногласия и устарелые взгляды на
тактику ведения войны должны быть отброшены. Каждое сердце должно забиться в
желании встать на защиту нашей свободы, нашей страны, наших святынь и  наших
очагов.
   Вся страна пришла в движение.
   В глубинке, куда новости доходили лишь через несколько недель, реакция не
была столь горячей, хотя и там гнев  нарастал,  слышались  призывы  к  сбору
денег, формированию отрядов добровольцев. Но скоро здравый смысл взял  верх.
Через несколько недель или месяцев британцы могут атаковать  Мобил,  Алабаму
или даже Нью-Орлеан; кто же защитит  граждан?  Все  были  заняты  мыслями  о
войне, страстно желая узнать новости.
   Личные отношения между Домиником и Мелиссой  отошли  на  второй  план.  И
только через много дней после появления Адама все  более-менее  вернулось  в
норму. Доминик целиком был поглощен делами, связанными с войной.  Плантаторы
и бизнесмены собирались в Батон-Руже, обсуждали, что  делать  и  как,  чтобы
лучше распорядиться людьми и оружием, защитить свои земли и  жилища  и  быть
готовыми в любой момент отправиться, куда потребуется.
   Морган  вскоре  увез  Леони  из  Батон-Ружа.  Он  чувствовал,  и  не  без
основания, что его место  в  Нью-Орлеане.  Случалось,  разгоряченные  спором
джентльмены обменивались презрительными  словами,  споря  о  том,  какой  из
планов лучше.
   В такие минуты Доминик завидовал холодной практичности Моргана. Они же  с
Рейсом делали все, чтобы удержать друзей и соседей от паники. Доминику  даже
пришлось насмешливо сказать двум готовым подраться из-за спора джентльменам:
   - Погодите, ведь мы хотим убивать британцев, а не друг друга!
   Латимер также  присутствовал  на  городских  собраниях,  и  Доминика  это
тревожило; но никаких секретов на  них  не  обсуждалось,  и  Латимер  ничего
ценного узнать не мог. Тем не менее Доминик не спускал глаз  с  англичанина,
подмечал, с кем он ведет беседы, с кем находится в наилучших отношениях. Его
не удивило, что Латимер сосредоточил свое внимание на  полковнике  Грейсоне,
одном из британских офицеров, потомке тех, кого  называют  "тори",  нашедшем
убежище в Луизиане с началом войны за независимость.
   Поведение Латимера усиливало подозрения. У  Ройса  и  Доминика  сложилось
мнение, что филантропические занятия -  лишь  уловка,  скрывающая  настоящую
деятельность англичанина. Но прямых доказательств этому не было, и  Доминика
это раздражало больше всего. Он должен следить за человеком, о котором точно
знал, что это  враг,  но  которого  принимают  в  обществе  и  который  умел
завоевать расположение тех, кто не знал его подлинной  сущности.  Доминик  и
Латимер избегали  общества  друг  друга,  &  когда  им  все  же  приходилось
встречаться, ограничивались холодным кивком, хотя их  напряженные  отношения
не бросались в глаза.
   Когда прошли первые недели патриотического  порыва,  Доминик  с  Мелиссой
стали принимать больше приглашений от соседей, и обнаружилось,  что  Захарий
Сеймур все чаще появлялся в  обществе  Деборы  Боуден,  хотя  та  продолжала
увиваться вокруг Доминика. Соседи стали невольно замечать, что мистер  Слэйд
недолюбливает красивого англичанина; было совершенно ясно и то,  что  мистер
Латимер тоже не стремится к обществу мистера Слэйда.
   Мелисса это заметила сразу,  но  реакция  мужчин  друг  на  друга  ее  не
особенно удивила. Хотя она не вполне отдавала себе отчет, почему они так  не
любят друг друга, но начинала догадываться: что-то произошло  между  ними  в
Лондоне  из-за  леди  Боуден.  Нельзя  сказать,  чтобы  это  заключение   ее
обрадовало.
   Доминик и Мелисса по-прежнему проводили ночи врозь:  волнения  и  тревоги
всей нации отодвинули на задний план их  собственные  проблемы.  Известие  о
сожжении Вашингтона произвело на Мелиссу удручающее впечатление, она, как  и
все американцы, была в ярости, беспокоилась о  мужчинах  своей  семьи  и  об
опасностях,  которые  их  ожидают,  поэтому  испытала  и  чувство  вины,   и
облегчение,  когда  было  решено  не  посылать  добровольцев  на   побережье
Атлантики, а оставить их для защиты своего края.
   Отправлять на войну любимого мужчину - будь то муж,  отец,  любовник  или
сын - всегда тяжело. Но, учитывая, что у нее с Домиником не все улажено, она
боялась, что он уедет, так и не узнав о  ее  чувствах,  хотя  день  ото  дня
взаимность их чувств росла...
   Шли дни, первый порыв энтузиазма пошел на убыль, а новости,  спускавшиеся
вниз по Миссисипи от одного города к другому, были хорошими:
   Балтимор, под военным руководством Самуэля Смита,  геройски  отбил  атаку
британцев.  Еще   больше   вдохновило   американцев   то,   что   британский
генерал-майор Роберт Росс, приказавший поджечь Вашингтон, был  сражен  пулей
снайпера. Одиннадцатого сентября в Платтсбурге,  штат  Нью-Йорк,  британские
силы под командованием сэра Джорджа Превоста потерпели поражение.  На  озере
Шамплейн американский морской офицер Томас Мандон применил блестящую тактику
и  уничтожил  британскую  эскадру,  прикрывавшую  отряд  Превоста.  Новости,
конечно, были не очень свежие, но их встречали так  радостно,  как  если  бы
события произошли вчера.
   Жизнь входила в нормальную колею,  и  все  чаще  Мелисса  возвращалась  к
вопросу об отношениях с мужем. Она редко его видела, и хотя он был вежлив  с
ней на приемах и обедах, это было не совсем то, чего она хотела.
   Они по-прежнему жили как брат и сестра.
   Мелисса была озадачена этим, потому что не сомневалась, что мужа влечет к
ней, но у нее не хватало смелости изменить ситуацию. Много ночей она провела
без сна в холодной постели, пытаясь набраться  смелости  и,  раскрыв  двери,
разделявшие их спальни, войти в комнату мужа.  Мелисса  не  раз  бралась  за
ручку двери, но мужество покидало ее, и она возвращалась  в  постель,  снова
металась, ворочаясь без сна, и воображение рисовало ей волнующие сцены...
   Возможно, Мелисса все же решилась бы на такой поступок, но ее  сдерживали
отношения Доминика и Деборы. Были моменты, когда она могла  поклясться,  что
муж совершенно равнодушен к этой женщине, что она  его  раздражает,  пытаясь
завладеть его вниманием на приемах. Но, однако, он позволял Деборе так  себя
вести с ним. Мелисса зашла в тупик. Доминик  в  редкие  моменты,  когда  они
оставались наедине, держался с ней непринужденно, тепло, галантно и  смотрел
на нее так, что пульс ее учащенно бился. А потом Мелиссе снова казалось, что
он целиком поглощен этой безмозглой куклой Деборой Боуден.
   Конечно, Мелисса чувствовала и свою вину: она ведь тоже ничего не делала,
чтобы оттолкнуть от себя Латимера, который все время вился около нее. Ну,  а
что ей оставалось, если муж все время танцует с  другой?  Общество  Латимера
было ей неприятно, хотя он вел себя тактично и вежливо; но Мелисса понимала,
что вынуждена терпеть его из-за сестры, и если бы Доминик  не  оставлял  ее,
позволяя Деборе увиваться вокруг  себя,  она  бы  никогда  не  позволила  бы
Джулиусу Латимеру даже приблизиться к ней. Мелисса твердо решила  поговорить
с Джошем о Доминике и  даже  сделала  несколько  попыток,  но  Джош,  как  и
Доминик, был занят важными делами, и когда она приезжала навестить  его,  то
никогда не заставала.
   Ройс же, казалось, стремился избежать разговора с кузиной  и,  оказавшись
наедине с ней, исчезал под каким-либо предлогом... Почему он вдруг стал  так
неловко чувствовать себя в обществе Мелиссы? Что он пытается скрыть?
   Мелисса стала раздражительной, и однажды, в самом начале  октября,  когда
Ройс заехал к ним в  поисках  Доминика,  которого  не  оказалось  дома,  она
задержала его.
   - Подожди. Я хочу с тобой поговорить. Выражение неловкости  появилось  на
лице Ройса, уже стоявшего на пороге.
   - В другой раз, дорогая. Я действительно должен спешить.
   Но на этот раз Мелисса не дала ему отвертеться. Схватив его за руку,  она
посмотрела кузену прямо в глаза и голосом, полным мольбы, сказала:
   - Ройс, каким бы спешным ни было твое дело, мне нужно с тобой поговорить.
   Бледное лицо Мелиссы и темные круги под глазами - свидетельство бессонных
ночей - заставили Ройса уступить. Он более,  чем  кто-либо  другой,  знал  о
трудностях семейной жизни Мелиссы. Ему было известно, что, хотя его кузина и
Доминик вступили в брак в силу обстоятельств, оба  они  не  были  равнодушны
друг к другу. Он мог побиться об заклад на  крупную  сумму,  что  Доминик  и
Мелисса зашли в тупик в своих чувствах друг к другу. А если  вспомнить  дела
Доминика с Деборой, то ситуация становилась еще более сложной. И  хотя  Ройс
не беспокоился за Доминика, который выполнял просьбу Джейсона, понимая,  что
тот сам в силах справиться со своими проблемами,  он  не  был  равнодушен  к
страданиям обожаемой  кузины.  До  какой-то  степени  он  даже  развлекался,
наблюдая, как Доминик пытается ухаживать за женой и в то же время  позволяет
Деборе Боуден вешаться ему на шею, но мука в глазах  Мелиссы  заставила  его
пересмотреть свой взгляд на ситуацию.
   - Ну, если ты настаиваешь, дорогая... Мелисса провела его  в  гостиную  и
усадила рядом с собой на диван. Брат взял ее мягкую, нежную руку  в  свою  и
поцеловал. Встретив ее взволнованный взгляд, он спросил:
   - Что тебя так беспокоит, дорогая? Ее красивые губы задрожали.
   - Это так заметно? Я думала, что хорошо скрываю свои чувства...
   - Но не от меня, - ответил Ройс тихо. - Я думаю, дело в  Доминике  и  его
флирте с Деборой Боуден. Я тебе говорил, что не надо этого опасаться.
   - Но почему Доминик позволяет ей держать  его  возле  себя?  -  вскричала
Мелисса; страхи и сомнения неудержимо захлестнули ее душу.
   - Потому что он должен так поступать! - ответил Ройс, которому совсем  не
нравилась его роль в этом деле.
   Глаза Мелиссы расширились:
   - Должен так поступать - переспросила она тупо.  -  Но  почему?  Что  его
заставляет? Ройс вздохнул:
   - Если бы ты не была так невинна, ты бы поняла, что  Доминику  ничего  не
надо от Деборы, он с удовольствием  бы  придушил  ее  и  никогда  больше  не
отходил бы от тебя.
   Мелисса с болезненным напряжением вглядывалась в его лицо.
   - Откуда ты знаешь?! Он вовсе не хотел на мне  жениться,  это  твой  отец
заставил его, - горячась, говорила она, - а леди Дебора очень красива  и  не
простушка.
   - О, самая эгоистичная сучка, которую я встречал! - заявил Ройс  с  явным
презрением.
   При этих словах Мелисса смутилась еще больше, потому что на публике  Ройс
вел себя так, словно тоже очарован Деборой.
   - Я думала, что и ты от нее без ума, как и Захарий, и Доминик.
   - Боже мой! Да нет! Никогда она мне не нравилась, даже в молодости, когда
Доминик был ею увлечен. Для любого человека в здравом уме,  не  ослепленного
ее смазливым личиком, совершенно ясно, что это коварная, лицемерная женщина,
такая же, как и ее брат.
   - Тебе и Джулиус не нравится? Почему? Ты ведь все время проводишь с  ним.
На каждом вечере вы просто неразлучны, если он не рядом со мной.
   - Я тоже хотел поговорить с тобой об этом, радость моя, - заявил  Ройс  с
обеспокоенным выражением карих глаз. - Какого черта ты  заигрываешь  с  этим
мошенником и поощряешь его ухаживания?
   - Если Доминик считает, что ему позволено ухаживать за  другой  женщиной,
то почему я не могу водить знакомство с этим джентльменом?
   - Да! Но, ради Бога, выбери себе джентльмена, а не эту скотину!
   Мелисса на секунду задумалась и нервно спросила:
   - Если он мошенник и "скотина", то почему ты дружишь с ним?
   До Ройса вдруг дошло, что может сказать Мелиссе больше,  чем  ей  следует
знать: он собирался лишь успокоить ее, а не разглашать секретные сведения. В
отличие от Доминика ее кузен очень хорошо знал, что  Мелисса  умеет  держать
язык за зубами, и при других обстоятельствах он все бы ей рассказал, но дело
было слишком серьезным, а она наверняка захотела бы принять участие  в  этой
авантюре. Он ничего не может ей больше сказать. В конце концов, решил  Ройс,
у Мелиссы есть муж, и пускай он сам разбирается со своей женой.
   Придя к такому решению, Ройс заявил кузине, подделываясь под высокопарный
тон Джоша:
   - Ты не должна спрашивать меня о моих знакомых. У джентльмена могут  быть
друзья, которых он никогда не введет в круг женщин своей семьи!
   - Чушь собачья! - вспылила Мелисса, и ее глаза засверкали негодованием. -
Латимер не просто жулик или мошенник, случайно встреченный на улице  или  во
время попойки. Его везде принимают-, и вполне респектабельные  люди  находят
общество его и его сестры приятным. Поэтому я тебя снова  спрашиваю,  почему
ты называешь его "скотиной", а ведешь себя с ним как друг?
   Да,  кузине  не  откажешь  в  логическом  мышлении,   подумал   Ройс   и,
постаравшись изобразить на лице холодную неприступность, заявил:
   - Все это не твоего ума дело.  Я  просто  тебя  предупреждаю:  Латимер  -
совсем не тот  джентльмен,  за  которого  себя  выдает,  и  ты  должна  быть
осторожнее, поискать кого-то  другого,  на  ком  могла  бы  оттачивать  свои
коготки.
   В подобные  моменты  Мелиссе  страшно  хотелось  вновь  стать  маленькой,
свободной от условностей. Она  стиснула  кулаки,  стремясь  подавить  острое
желание поставить Ройсу синяк под глазом. Но, напомнив себе, что  она,  увы,
уже не девочка, а замужняя  женщина,  сдержалась,  ограничившись  пожеланием
брату:
   - Я уверена,  ты  сам  найдешь  дверь.  Ройс  секунду  постоял,  терзаясь
неразрешимостью ситуации и проклиная себя. Он не успокоил, а вывел  из  себя
Мелиссу, и теперь в их отношениях появилась  трещина.  Он  шагнул  к  ней  и
ласково проговорил:
   - Лисса, мне так не хочется говорить с тобой в подобном тоне. Пожалуйста,
давай останемся друзьями.
   Мелиссе было трудно не внять его мольбе, но она не  могла  больше  делать
вид, что все в порядке. Что-то Ройс от нее скрывал,  но  что?  Нахмурившись,
она размышляла. Ну, конечно, когда она упомянула о Латимере, вот  тогда  его
тон переменился... Латимер... Латимер и его сестра вызывали странную реакцию
у мужчин ее семьи. Захарий, который, похоже, поддался чарам  леди  Боуден...
Но что-то было еще. Прокручивая в уме ход разговора.  Мелисса  поняла:  Ройс
стал холодным и замкнутым в тот момент, когда она заметила, что он говорит о
Латимерах одно, а поступает по отношению к  Джулиусу  и  его  сестре  совсем
по-другому. Интересно. Ей ни к чему портить отношения с Рейсом, и она решила
принять его предложение о примирении. Посмотрев на кузена с улыбкой. Мелисса
сказала:
   - Мы всегда будем друзьями, Ройс, даже если ты  меня  снова  выведешь  из
себя. Он засмеялся и поцеловал ее