воспользоваться   этим   заблуждением.   Отшвырнув   шпагу,   он
трагическим голосом воскликнул:
   - Боже милостивый! Племянник мой, ты не ранен?
   Это был излишний вопрос. Рана, хоть и не смертельная,  кровоточила  очень
сильно. Кетлскоп быстро перехватил руку Кристофера белым носовым платком.  А
Роберт уже торопливо удалялся, громко приговаривая:
   - Хирурга! Срочно!
   Врача, жившего неподалеку, он действительно позвал. Тот продезинфицировал
рану и наложил повязку, которую  порекомендовал  в  ближайшее  время  менять
дважды в день. Руку следовало носить на перевязи, пока рана не затянется.
   Роберт тем временем суетился вокруг с выражением  скорбной  озабоченности
на  лице.  Его  поведение  окружающие  находили  вполне  естественным.  Лишь
Кристофер скрипел зубами  -  не  от  боли,  а  от  отвращения.  Когда  он  в
сопровождении Бакли и Кетлскопа удалился, все  сочли  инцидент  исчерпанным.
Несчастный случай, только и всего...
   Новость о ранении Кристофера достигла Кевендиш-сквер  после  полудня,  и,
услышав от этом, Николь почувствовала, как у нее защемило сердце. В ее мозгу
пронеслась мысль, что  это  она  отчасти  виновата  в  случившемся.  Но  она
постаралась убедить себя, что произошел обычный несчастный случай, как все и
полагали. Так или иначе, думала она, Кристофер все еще имеет над нею власть,
она не безучастна к нему.
   Лорд Саксон, не теряя времени, отправился навестить  внука.  Новость  ему
принес сам Роберт, желая  снискать  себе  оправдание.  Однако  после  бурной
сцены, произошедшей между ними, никто из домашних не сомневался, что  именно
на сына лорд Саксон возлагает всю вину.
   Кристофер встретил деда, лежа в постели. Он был бледен от  потери  крови,
лицо его осунулось, но, видя озабоченность деда, он привстал  и  выдавил  из
себя улыбку.
   - Какое бестолковое недоразумение! - сказал он, стараясь  придать  своему
голосу небрежный тон. - Не знаю, кто из нас повел себя  более  по-дурацки  -
Роберт, что не заметил потери пробки, или я, что не был осторожнее.
   Эти слова, как и рассчитывал Кристофер, смягчили беспокойство старика. Не
следовало ему знать истинное положение вещей. Это бы его только  расстроило.
А с Робертом Кристофер разберется сам.
   Регина,  безусловно,  сожалела,  что  ее  внучатый  племянник  пострадал.
Однако, грешным делом, она не могла не признать, что сложившаяся ситуация ее
устраивает. В нынешних обстоятельствах  Роберт  не  осмелится  просить  руки
Николь. А если и решится, то Саймон не только не даст благословения,  но  и,
пожалуй, спустит его с лестницы! А Николь -  неужели  ее  доброе  сердце  не
дрогнет при мысли о ране Кристофера?
   Правда,  этого  может  оказаться  недостаточно.   Ей,   Регине,   следует
позаботиться, чтобы Роберт больше не докучал Николь своим обществом.
   Через пару дней представился случай сообщить Николь,  что  ее  свободному
общению с Робертом  пришел  конец.  Он  частенько  приглашал  ее  на  конную
прогулку в парк, и Николь, глядя в окно, беззаботно обронила:
   - Отличная погода стоит. Мы с Робертом сегодня хорошо покатаемся.
   Сдержанный тон Регины отрезвил ее.
   - Боюсь, у тебя пока не будет возможности проводить время с Робертом.
   - Я вас не поняла, - недовольно поморщилась Николь.
   - Вы оба повели себя совершенно  недопустимо  и  потому  не  заслуживаете
доверия. Решено, что тебе с моим  племянником  следует  видеться  как  можно
реже.
   Николь нахмурилась.
   - Мне запрещено с ним встречаться?
   - О нет, моя дорогая, - мягко проворковала миссис Иглстон. - Не надо  так
говорить. Просто его внимание к  тебе  выходит  за  рамки  приличий,  и  нам
подумалось, что ему следует немного остыть.
   Николь  была  крайне  раздосадована.  Она  уже  давно  чувствовала   себя
скованной, но сегодняшний разговор  недвусмысленно  подчеркнул,  сколь  мало
свободы отпущено девушке ее положения. Сдерживая недовольство, она спросила:
   - Если прогулка отменяется, то чем мне заняться? Миссис  Иглстон  ласково
улыбнулась.
   - Разве ты забыла, что лорд Линдли обещал зайти сегодня?
   Николь скорчила гримасу, отнюдь не подобающую леди. Конечно, она  забыла.
К тому же внимание, которое ей оказывал  лорд  Линдли,  доставляло  ей  мало
удовольствия. Однако, когда  он  в  сопровождении  одного  из  своих  друзей
показался на пороге, Николь уже была сама любезность.
   Лорд  Линдли  обычно  вел  себя  очень  застенчиво,  но  сегодня  он  был
преисполнен энтузиазма. Причиной тому был молодой  джентльмен,  пришедший  с
ним.
   - Надеюсь, вы извините меня  за  то,  что  я  явился  вместе  с  мистером
Дженингс-Смитом. Но он только что вернулся из  Америки,  и  я  всеми  силами
стараюсь помочь ему наконец-то почувствовать себя дома. Он ведь своего  рода
герой! - При виде недоверчивого выражения, которое появилось на лице Николь,
он возбужденно продолжал:
   - Да, это правда! В прошлом году известный капер капитан Сэйбер  атаковал
его корабль, а его самого взял в плен. Лишь по  счастливой  случайности  ему
удалось бежать.
   Николь нервно поежилась. Мужчины понимающе переглянулись: немудрено,  что
юная девушка при упоминании о таком ужасе приходит в трепет! А она  дрожащим
голосом спросила:
   - Неужели это правда? Этот разбойник напал на вас?
   Дженингс-Смит снисходительно улыбнулся.
   - О да. Капитан Сэйбер потопил мой корабль, и я оказался у него в  руках.
Меня держали на каком-то островке, но, к счастью, не в настоящей тюрьме, а в
логове контрабандистов. Оттуда мне удалось бежать.
   - А самого Сэйбера вы видели? - поинтересовалась Николь.
   Дженингс-Смит кивнул и напыщенно произнес:
   - Лишь однажды. Но поверьте, этого человека я запомнил на всю жизнь.
   Еще несколько минут Николь с  вымученной  улыбкой  на  лице  поддерживала
беседу. Она с облегчением вздохнула, когда  в  разговор  активно  включились
Регина и  миссис  Иглстон,  засыпавшие  гостя  вопросами.  Николь  попросила
разрешения удалиться и почти бегом бросилась в свою комнату.
   Ею владела единственная мысль - поскорей предупредить Кристофера. Слишком
опасно было доверять новость бумаге, и она решила лично встретиться  с  ним.
Записка, которую она  отправила  к  нему  с  Мауэр,  гласила  лишь,  что  им
необходимо срочно увидеться.
   Николь задумалась, какую поставить подпись. Опасаясь, что Кристофер может
не придать записке должного значения, она подписалась просто - Ник.  Так  он
поймет, что ее просьба имеет какое-то отношение к капитану Сэйберу.
   Только тут ей пришла в голову мысль, что, если Дженингс-Смит сумел бежать
с острова Гранд Терра, то это могло удасться и Алену.  Николь  почувствовала
себя виноватой: в последнее время она была настолько погружена в  лондонскую
жизнь и так озабочена своими отношениями с Кристофером,  что  совсем  забыла
про Алена. Мысль о том,  что  ему  удалось  обрести  свободу,  наполняла  ее
радостью. Однако если он появится здесь, в Англии, радоваться будет нечему.
   Ах, Ален, прости меня, думала она, только ради Бога, если ты на  свободе,
не приезжай сюда, не разоблачай Кристофера!
   В возбуждении она металась по комнате, ожидая ответа. Мауэр не  заставила
себя долго ждать. Полученный ответ был неожиданным. Он успокоил  Николь,  но
лишь отчасти. Мистер Саксон покинул Лондон и на неопределенное время отбыл в
Суссекс.

27

   Решение отправиться в Суссекс далось Кристоферу нелегко. Только  находясь
в Лондоне, он мог рассчитывать добыть необходимые сведения, но Лондон был не
самым лучшим местом, чтобы прийти в себя после ранения.
   Причитания двоюродной бабки и миссис Иглстон нагоняли на  него  тоску,  а
ежедневные визиты Саймона повергали в уныние.  Многочисленные  новые  друзья
также не забывали Кристофера, но их "забота" была скорее обременительна, чем
приятна. Дни напролет они толпились в его комнате, вели праздные разговоры и
поглощали его бренди в таком количестве, что под вечер удалялись едва ли  не
на четвереньках. Нет, Лондон был не тем местом,  где  человек  мог  провести
несколько дней в тишине и покое.
   Кроме того, он наконец осознал, что охотится за миражом.  Им  с  Джесоном
пришла безумная  идея,  будто  ему  удастся  разведать  нечто  действительно
важное. С самого начала он понимал, что вероятность успеха невелика, но  все
же питал надежду, что, может быть, в силу какого-то исключительного стечения
обстоятельств ему повезет. Теперь эта надежда  угасла.  Стало  ясно,  что  в
Англии он впустую тратит время. В Новом Орлеане его ждут дела,  которыми  он
мог бы  заняться  с  большей  пользой,  чем  праздно  слоняться  в  Лондоне.
Признавать это было горько, но ситуация была совершенно очевидна. Пора  было
собираться в обратный путь,  а  прежде  -  освоиться  в  точке  отплытия,  в
Суссексе.
   Рана служила Кристоферу удобным оправданием отъезда. Всякий с  пониманием
отнесся бы к его  стремлению  провести  несколько  дней  на  побережье  ради
поправки здоровья. Он снял уединенный  домик  на  берегу  и  с  наслаждением
предался отдыху.
   Кристофер решил, что, поскольку рана пока все равно сковывает  его,  надо
предпринять последнюю попытку разведать планы англичан. Домик он снял  до  1
октября. 30 сентября было  одной  из  условленных  дат,  когда  к  побережью
приблизится американское судно. Если к этому дню он ничего не  добьется,  то
поднимется на борт практически с пустыми руками,  чтобы  доставить  в  Новый
Орлеан лишь обрывочные слухи.
   Приняв наконец решение, Кристофер постарался на время выкинуть из  головы
все заботы и насладиться отдыхом.  Время  текло  быстро,  и  с  каждым  днем
здоровье его поправлялось и  силы  прибывали.  Целыми  днями  он  бродил  по
берегу, любуясь суровым морским пейзажем. Иногда он решался даже поплавать в
холодном море, хотя рана давала о себе знать и сильно сковывала движения. По
вечерам, опьяненный  здоровым  морским  воздухом,  Кристофер  засыпал,  едва
коснувшись головой подушки.
   Единственное неприятное впечатление настигло его в  тот  день,  когда  он
вдруг обнаружил, что всего в нескольких  милях  расположен  уютный  особняк,
который вот уже на протяжении многих лет снимал Роберт. Этот  факт  невольно
выпал у него из памяти, хотя, еще будучи ребенком, он нередко гостил в  этом
доме. Странно, что он забыл об этом. Хотя так, наверное, и лучше.  Не  стоит
смущать свой душевный покой мыслями о Роберте.
   У Кристофера было много времени  для  размышлений.  Часами  он  лежал  на
прибрежном песке, заложив руки за голову,  и  глядел  на  набегавшие  волны,
завороженный мерным ритмом прибоя. В такие часы он как бы заново проживал  в
мыслях всю свою жизнь. Как ни странно, но эти  воспоминания  не  вызывали  у
него сожалений. Конечно, не следовало  быть  таким  ослом,  чтобы  поддаться
коварству Аннабель, да и с Николь надо было бы обойтись помягче. Впрочем, об
этом не стоит печалиться. О той роли, которую он выполнял сегодня в  Англии,
Кристофер тоже не сожалел. Он признавался себе:  будь  эта  затея  для  него
абсолютно неприемлема, он бы за нее и не взялся.
   Часто он вспоминал о Николь, но старался не  дать  этим  мыслям  омрачить
того умиротворения, которого с таким трудом достиг. Сардонически  усмехаясь,
он стремился дать им особое направление. В конце концов, думал он, я привнес
в ее жизнь вкус приключений и запретных наслаждений.  Когда-нибудь,  замужем
за скучным обывателем, окруженная выводком детишек, она будет вспоминать обо
мне с ностальгической тоской. От  этой  мысли  Кристофер  резко  рассмеялся,
вспугнув любопытных чаек. Так или иначе, какое  это  имеет  значение?  Через
месяц он уже будет плыть домой, предоставив Николь полную свободу  выбирать,
кому из многочисленных претендентов подарить свое состояние и восхитительное
тело.
   Неожиданно перед его внутренним взором предстал грешный и соблазнительный
образ обнаженной Николь, и Кристофер с трепетом ощутил, как его  собственное
тело напрягается  в  возбуждении  от  одного  этого  мысленного  образа.  Он
порывисто сорвал с себя одежду и как безумный бросился в  набегавшую  волну.
Не обращая внимания на саднящую рану, он плыл и плыл, пока здравый смысл  не
подсказал ему повернуть к берегу. Этот бурный  всплеск  энергии  принес  ему
облегчение. Кристофер снова улегся на берегу и предался размышлениям. Теперь
его мысли были о Саймоне.
   Кристофер принял твердое решение в сентябре покинуть Англию, но он не мог
без огорчения думать о том, как ему предстоит поведать об этом своему  деду.
Скрыться тайком, раствориться в море, как тать в ночи, было бы недопустимо.
   Он попытался отогнать и эти мысли так же, как гнал от себя образ  Николь.
Однако  тут  перед  ним  стояла  задача,  от  которой  нельзя  было   просто
отвернуться. Неловко сказать: "Я славно погостил, теперь пора домой в  Новый
Орлеан". А как  иначе?  Никакого  решения  в  голову  не  приходило.  Ладно,
недовольно подумал Кристофер, настанет  день,  и  он  что-нибудь  придумает.
Должен придумать!
   Многочасовые прогулки по морскому берегу пошли ему на пользу. Свежий бриз
выветрил из его  головы  неприятный  осадок,  накопившийся  за  долгие  ночи
пьянства и карточных игр. Лицо покрылось легким загаром  и  даже  в  глазах,
казалось, заиграл прежний блеск.
   По прошествии двух недель Кристофер почувствовал, что вполне набрался сил
для возвращения в шумный и суетный Лондон. Одиночество, поначалу сладостное,
стало его тяготить. Рана зарубцевалась и  почти  не  давала  о  себе  знать.
Решение о дате отплытия было принято, и  Кристофер  намеревался  предпринять
последнюю попытку добыть интересующие его сведения.
   В своей лондонской квартире он нашел целую стопку приглашений и  записок.
Он без энтузиазма просмотрел несколько  из  них,  остальные  отложил,  чтобы
прочитать после обеда. В результате послание Николь оказалось  в  его  руках
лишь ближе к вечеру.
   Кристофер несколько раз перечитал записку. Что бы она могла значить?  При
виде подписи его недоумение усилилось. Была лишь одна  причина,  по  которой
могла появиться подпись "Ник". Что бы ни имела в виду Николь,  это  касалось
капитана Сэйбера. Однако записка была двухнедельной давности!
   Кристофер вскочил и принялся торопливо одеваться.  На  Кевендиш-сквер  он
оказался на удивление быстро, но там с досадой узнал, что мисс Эшфорд в этот
вечер отправилась на бал. Кристофер также получил приглашение,  но  идти  не
собирался. Теперь он изменил свое решение и заспешил по указанному адресу.
   Вскоре он уже окунулся в праздничную атмосферу,  которая  на  этот  вечер
охватила один из лучших лондонских домов. Николь  он  увидел  почти,  сразу.
Своей юной красотой она ярко выделялась  на  фоне  приторных  светских  дам.
Кавалеры роились вокруг нее, как  шмели  над  душистым  цветком.  Среди  них
Кристофер  заметил  Роберта  и  нервно  напрягся,  словно  тигр,   почуявший
соперника, который осмелился вторгнуться на его территорию.  Он  не  отдавал
себе отчета в своих чувствах. Он только знал,  что  хочет  сам  ощутить  под
своей рукой ее гибкий стан и не позволить этого Роберту.
   Заиграла музыка. Роберт с поклоном протянул Николь руку, приглашая ее  на
вальс. Но Кристофер уже пересек зал  стремительными  шагами  и  бесцеремонно
вклинился между ними.
   - По-моему, это мой танец! - сказал он и  увлек  ошеломленную  Николь  за
собой.
   Она не успела  сообразить,  как  следовало  бы  себя  повести  подобающим
образом, и не смогла сдержать радостной улыбки.
   - Боюсь, как бы Роберт снова не схватился за шпагу!
   Это была не самая удачная шутка, но Кристофер лишь улыбнулся в ответ:
   - Какое мне дело до него! Ты же ведь на меня не сердишься, правда?
   - Нет, - искренне ответила она, глядя ему в глаза. Дрожь прошла по  всему
телу Кристофера. Он наклонился и шепнул Николь на ухо:
   - Когда ты так на меня смотришь, я просто  рад,  что  мы  посреди  толпы,
иначе я не сдержался бы.
   - Как это понимать? -  спросила  Николь,  по-прежнему  улыбаясь,  но  уже
несколько напряженно.
   - Ты все отлично понимаешь, плутовка! Но не бойся, я не собираюсь на тебя
набрасываться. Здесь ты в безопасности.
   - Не то что в музыкальной гостиной! - не удержалась от  колкости  Николь.
Кристофер нахмурился.
   - Ты всегда была остра на язык. Но насколько я помню, в  тот  день  я  не
встретил сопротивления. Николь недовольно поморщилась.
   - Зачем напоминать о том, о чем хотелось бы забыть?
   - Потому что я не могу этого  забыть.  Ты  можешь  свести  с  ума  любого
мужчину, а я все-таки мужчина.
   Поняв, что сказал лишнее, Кристофер  прикусил  язык.  Он  отвел  глаза  в
сторону и, стараясь сменить тему, спросил:
   - Зачем ты хотела меня видеть?
   - Дженингс-Смит с английского судна, которое вы потопили, в Лондоне!
   Кристофер ничем не выдал своих чувств, но внутренне напрягся.
   - Ты уверена?
   - Да. И сегодня он здесь. Я его видела. Он может признать в вас  Сэйбера.
Вы подумали об этом?
   - Я-то нет. А ты, наверное, подумала. Признайся, тебя бы это  порадовало.
С каким торжеством будешь наблюдать, как меня выведут  отсюда  под  стражей!
Наверное, за мою голову полагается награда. Почему бы тебе ее не получить?
   - Да замолчите же! - прошипела Николь сквозь зубы, помня о  том,  что  на
них устремлены десятки глаз. - Если он вас  узнает,  то  невольно  возникнет
вопрос, как я с вами связана. Не говоря уже  о  том,  что  вы  действительно
окажетесь под стражей.
   - Тебя это заботит? - усмехнулся Кристофер. В этот  миг  музыка  смолкла,
вальс закончился. Раскланиваясь, Кристофер спокойно произнес:
   - Спасибо за известие. Думаю, мне надо представиться этому джентльмену.
   - Не  надо!  -  вскрикнула  она,  но,  заметив  изумленные  взоры,  вдруг
устремленные на них, поспешила жеманно улыбнуться.
   Кристофер  лишь  пожал  плечами  и  отошел,  оставив  ее  в  тревоге.  Он
действительно представился своему бывшему пленнику, который и заподозрить не
мог такого невероятного стечения обстоятельств. Они обменялись  рукопожатием
и разошлись. Николь вздохнула с облегчением. Когда леди Дерби  намекнула,  а
точнее, приказала  собираться  домой,  Николь  даже  не  почувствовала  себя
уязвленной.
   Кристофер тоже вскоре покинул бал.  Он  испытывал  некоторое  извращенное
удовлетворение от того, что Дженингс-Смит  ничего  не  заподозрил.  Впрочем,
больше так играть  с  судьбой  не  следовало.  Вдруг  в  его  памяти  образы
ненавистного капера и нового лондонского знакомого  совместятся!  Встречи  с
ним лучше впредь избегать.
   Час был поздний, но возбуждение, охватившее Кристофера,  не  позволяло  и
думать о сне. Он решил скоротать остаток ночи со своими  друзьями-офицерами,
которые наверняка в эту пору еще бодрствовали.
   Кристофер не ошибся. Бакли и Кетлскопа он нашел на квартире одного из них
в обществе еще двух гвардейцев. Все четверо были уже изрядно пьяны.
   Кетлскоп невнятно пробормотал  приветствие  и  тут  же  налил  Кристоферу
стакан вина. Тот не собирался догонять товарищей, но все же выпил.  Впрочем,
отвращение  к  пьяному  сборищу  улетучилось,  как  только   Бакли,   икнув,
провозгласил:
   - Сегодня прощальный вечер. Кетлскоп уходит в плавание.
   - Да? И куда же он  направляется?  -  как  бы  невзначай  поинтересовался
Кристофер. Кетлскоп глуповато ухмыльнулся:
   - Военная тайна! Но мне приказано пребывать в полной боевой г-готовности!
   Бакли осушил очередной стакан и рассмеялся:
   - Да весь город знает эту тайну! В Америку он собрался. Намечается  новое
вторжение. Один из гвардейцев вмешался:
   - Только никому не известно, кто возглавит войска.  Веллингтон,  кажется,
отказался, Кристофер, хмуро уставившись в свой стакан, пробормотал:
   - Похоже, вообще ничего толком не известно. Я за последние  месяцы  слышу
об этом вторжении не первый раз,  но  еще  никто  ничего  не  сказал  точно.
Кажется, друзья мои, вы просто выбрали удачный повод, чтобы напиться.
   - Отнюдь! - запротестовал Бакли. - Я сам вчера видел секретный мемор