ль, позволь мне любить тебя, - с этими словами он привлек ее  к  себе  и
принялся ласкать с новой силой.
   Николь почувствовала, как страх уходит,  а  незнакомое  сладкое  томление
снова овладевает ею. Она не знала, что его ласки  могут  быть  так  приятны.
Тихий стон раздался из ее груди. Он взял ее руку и, не обращая  внимания  на
слабый протест, приложил к символу своего  мужского  естества.  Инстинктивно
чувствуя, чего он хочет от нее, Николь робкими  неумелыми  движениями  стала
массировать  напрягшуюся  плоть,  пока  его  почти  нечеловеческий  стон  не
известил,  что  терпеть  он  больше  не  может.  Нетерпеливым  движением  он
раздвинул ее ноги и горячо зашептал:
   - Впусти меня, дорогая. Дай мне войти и затеряться в тебе.
   Николь  почти  не  слышала  его,  неспособная  ни  о  чем   думать.   Она
инстинктивно подняла ноги и почувствовала, как он вторгся в нее. Он изо всех
сил старался сдержаться и действовал  нерезко.  Лишь  на  короткий  миг  она
ощутила боль, а потом прильнула к нему, стараясь еще теснее охватить  его  и
слиться с его напряженным телом. Он нежно  поцеловал  ее  и  прошептал  чуть
слышно:
   - А ты и правда девочка... - Но потом голос его утратил  нежность,  и  он
почти прорычал:
   - Я больше не могу, я так хочу тебя...
   Забыв о ее неопытности, он впился в нее  с  неистовой  силой.  Николь  не
ожидала такого напора и вскрикнула от боли.  Услышав  ее,  Сэйбер  попытался
унять свою страсть, но ее тело конвульсивно подстегивало его, даря ощущения,
каких он еще не знал ни с одной женщиной. Ему вдруг  захотелось,  чтобы  она
отныне принадлежала ему навек. А  Николь,  не  чувствуя  ничего,  кроме  его
мощного тела, слившегося с ней, судорожно обхватила его руками, как будто не
хотела отпускать. Еще несколько рывков - и финальное извержение затмило свет
в их глазах. Николь откинулась в изнеможении и с трудом  перевела  дух.  Она
недоумевала,  как  непроизвольно  все  случилось  и  какой  уступчивой   она
оказалась. Только теперь ей вдруг пришла в голову мысль об Алене.  Ведь  это
ради него она отдалась Сэйберу, ради него пожертвовала собой! Но было ли это
жертвой?..
   Неожиданно ее охватила грусть. Сэйбер вел себя  достаточно  деликатно,  -
этого она не могла отрицать.  Но  все  же  Николь  не  могла  отделаться  от
чувства, что совершила поступок, которого теперь всегда будет стыдиться. Да,
она это сделала ради Алена. Ему она была обязана жизнью, и ее  малая  жертва
едва ли искупала этот огромный долг. Но только ли ради  Алена  она  решилась
отдаться Сэйберу? Она не могла ответить себе  на  этот  вопрос,  опасаясь  в
душе, что ответ может оказаться  не  таким  простым.  Тяжело  вздохнув,  она
привстала на постели.
   - Ты куда? - спросил он.
   - Я.., не знаю. Вы получили все, что хотели. Больше с меня нечего взять.
   Сэйбер ухмыльнулся.
   - О нет. Я хочу тебя еще и еще.
   Она взглянула на него, потом стыдливо отвела глаза, стараясь  не  глядеть
на бесспорное доказательство его слов. В этот момент Николь приняла решение.
Если б Ален узнал об этой сделке, он бы возненавидел ее. И  нет  смысла  это
продолжать. Она уже отдала этому мужчине свою невинность. Больше она не даст
ничего.
   Не догадываясь о ее мыслях, Сэйбер ласково пощекотал ей затылок.
   - Иди сюда, Ник, - позвал он.
   - Нет, никогда! - вскричала она вдруг. - Я была дурой, что пошла на  это.
Я не могу быть вашей любовницей. Даже ради Алена. Я не могу  заставить  себя
стать одной из ваших девок!
   Лицо Сэйбера Стало суровым. Он почувствовал тревогу при ее словах о  том,
что все может вдруг закончиться.
   - Забудь об этой сделке! - прикрикнул он.  -  Я  не  собираюсь  отпускать
Алена Балларда, и, что бы ты ни  делала,  я  не  изменю  своего  решения.  -
Увидев, как она изменилась в  лице,  он  расхохотался.  -  Я  ведь  даже  не
говорил, что отпущу его, не так ли?
   - Н-но  вы..,  вы...  -  Николь  не  находила  слов,  отчаянно  стараясь,
припомнить, что именно он ей сказал.
   - Я сказал: "Почему бы и нет?" Тебе следовало бы получить  более  твердое
обещание, прежде чем уверовать, что я согласен.
   Видя ее растерянность, он немного смягчился и добавил:
   - В настоящий момент он не в руках  американцев.  Можно  сказать,  что  я
держу слово. Но я его не отпущу. По крайней мере, сейчас. Когда я увижу, что
он не сможет принести вреда, я вновь подумаю об этом.
   - Но вы же обещали! - воскликнула Николь, не веря своим ушам.
   - Ты тоже кое-что обещала! - парировал он. - Ты  обещала  быть  моей  так
долго, как я того захочу. А теперь решила пойти на попятную?
   - Это разные вещи! - возразила она. Сэйбер фыркнул.
   - У тебя - свой план, но я предпочитаю любое дело держать в своих  руках.
Твой Ален пока жив и находится вовсе не в военной тюрьме Нового Орлеана.
   - Вы коварное чудовище! Вы меня обманули! - выкрикнула Николь со злостью.
- Вы знали: я надеялась, что вы его завтра отпустите!
   - А ты немедленно побежишь к своему дружку, чтобы вместе  посмеяться  над
растяпой-капитаном? - недобро усмехнулся он.
   Николь сильно обидело, что он посчитал ее способной на низкое злорадство.
Она постаралась взять себя в руки и тихо произнесла:
   - Давайте забудем про Алена и про наш  уговор.  Просто  считайте,  что  я
передумала. Я не хочу быть вашей любовницей, Сэйбер... И  Ален  тут  ни  при
чем.
   - Ты собираешься взять назад  свое  обещание?  Но  ты  ведь  дала  слово,
помнишь? - холодно спросил он.
   - И вы тоже. Вам же было ясно, что я надеялась на освобождение Алена.  Вы
свое слово не держите.
   - Не правда! - ответил он с ледяной улыбкой. - Слова я тебе не  давал.  А
вот ты мне давала. Я, знаешь , ли, очень не люблю тех, кто не  платит  своих
долгов. Если тебе угодно,  забудем  о  нашей  сделке.  Забудем,  и  я  стану
обращаться с тобой так, как если б просто разоблачил твой маскарад.
   Когда он произнес эти слова, в его мозгу вдруг уже в который раз возникла
горькая мысль, что все женщины одинаковы. Все они лгуньи  и  притворщицы.  И
эта тоже ничуть не лучше той, из-за которой он имел  несчастье  очутиться  в
Британском военном флоте. Шлюхи, все они гнусные шлюхи!
   Николь уловила в его глазах злой  блеск.  Она  вскочила  и  бросилась  за
столик, за которым они ужинали. Со страхом  глядела  она,  как  он  медленно
встал с кровати и двинулся к ней.  Она  видела,  что  им  овладело  какое-то
странное чувство, которому  едва  ли  она  одна  была  причиной.  Его  глаза
светились ледяным блеском, губы были крепко сжаты. Он неумолимо приближался.
   Словно играя в какую-то странную игру, они стали кружить вокруг  столика.
Николь в отчаянии озиралась, пытаясь найти средство спасения. Ее взгляд упал
на хрустальный графин, из которого он недавно наливал себе  бренди.  Недолго
думая, она схватила его за горлышко  и  резким  движением  стукнула  о  край
стола. Брызнули осколки. В ее руках оказалось грозное оружие, поблескивавшее
бесформенным, "но смертельно опасным лезвием.
   Сэйбер усмехнулся:
   - Ты думаешь, это меня остановит?  Николь  бесшумно  кивнула,  глядя  ему
прямо в глаза.
   - Напрасно ты так считаешь, - сказал он. - Ты будешь  моей,  и  ничто  не
остановит меня!
   С этими словами он опрокинул столик как последнюю преграду. Теперь меж их
обнаженными телами  не  было  ничего.  Только  холодный  блеск  хрустального
осколка. Сжимая свое оружие, Николь попятилась. Сердце бешено стучало у  нее
в груди. Она, наверное, сошла с ума: предложить ему эту безумную сделку и  в
конце концов поставить себя в такое ужасное  положение.  Николь  не  сводила
глаз со своего противника и потому не заметила, как наткнулась  на  стоявшее
за спиной кресло. Всего на какое-то мгновение она  потеряла  равновесие,  но
этим мгновением воспользовался Сэйбер. Он метнулся к Николь, схватил  ее  за
запястье и резким движением завел ей руку за спину. Не в силах пошевелиться,
Николь могла лишь подчиняться его властным движениям.  Он  подтолкнул  ее  к
кровати и, еще сильнее заломив руку, заставил ее низко нагнуться и уткнуться
лицом в подушки. Превозмогая мучительную боль в плече, Николь стиснула зубы,
но в этот миг он всем телом навалился на нее, и она  не  смогла  сдержаться.
Неожиданно иная боль пронзила ее, и Николь поняла, что он опять овладел  ею,
только по-новому. Из груди ее вырвался отчаянный крик,  по  лицу  покатились
слезы от бессильной ярости и унижения. Такого она даже не могла  вообразить.
Каждое его движение отдавалось во всем ее теле  мучительной,  но  сладостной
болью. Наконец он удовлетворенно вздохнул и отпустил ее. Николь  рухнула  на
постель и зарылась лицом в подушки. Теперь боль сдавленно  пульсировала,  не
позволяя  пошевелиться.  Словно  в  забытьи  она  расслышала,   как   Сэйбер
примирительно сказал:
   - Прости, Ник, ты такого не заслужила.  Мне  надо  было  держать  себя  в
руках. Но, Ник.., ты сама вывела меня из себя.
   Его мягкий спокойный тон не только не вернул ей душевного равновесия, но,
наоборот,  вызвал  новую  вспышку  безумной  ярости.  Николь   метнулась   к
валявшемуся на полу осколку графина, схватила его и, прежде чем Сэйбер успел
уклониться, полоснула его поперек живота,  стараясь  отсечь  ту  ненавистную
часть его тела, которая лишила ее невинности. Он  все  же  увернулся,  и  ей
удалось  лишь  слегка  рассечь  ему  кожу  в  низу  живота.  Рана  оказалась
неглубокой, но  кровоточила  сильно.  Сэйбер  отшатнулся,  но  Николь  снова
бросилась на него, стремясь довести до  конца  свое  намерение.  Теперь  они
снова кружили по комнате, но уже поменявшись ролями: она была охотником,  он
- жертвой.
   Но Сэйбер был достаточно хладнокровен. Он  подпускал  ее  поближе,  потом
стремительно уворачивался от ее грозного оружия. Шаг за шагом он увлекал  ее
в том направлении, которое выбрал.
   Взбешенная его увертками, она забыла об осторожности. Улучив  момент,  он
метнулся к своему шелковому  халату  и  взмахнул  им,  как  матадор  плащом.
Хрустальный осколок, спеленутый мягкой тканью, вмиг из оружия превратился  в
бесполезную стекляшку. Сэйбер крепко схватил Николь за руку и приказал:
   - Брось, Ник!
   Но она отчаянно вырывалась. Тогда он сжал ее запястье еще сильнее.
   - Нет! - взвизгнула она, стараясь освободиться от его железного  объятия.
- Не брошу!
   Николь показалось, что  он  сейчас  сломает  ей  руку.  И  действительно,
раздался неприятный хруст. Николь  разжала  онемевшие  пальцы.  Ноги  у  нее
подкосились.
   Сэйбер не удержался и облегченно вздохнул. Потом  почти  нежно  приподнял
поверженную Николь и положил ее на кровать. Рука у нее нестерпимо болела,  и
Николь чувствовала, как на глаза  наворачиваются  слезы.  Усилием  воли  она
заставила себя не расплакаться. Она безмолвно  лежала  на  боку,  охваченная
безграничным отчаянием.
   Сэйбор стоял и  смотрел  на  нее.  В  его  душе  боролись  противоречивые
чувства. Он неожиданно осознал, что снова желает ее! К  этому  примешивалась
капелька жалости и раскаяние за то, как некрасиво он с ней  обошелся.  Кроме
того, он чувствовал необъяснимое удовлетворение от того,  что  действительно
оказался у  нее  первым  мужчиной.  Стараясь  не  выдать  своих  чувств,  он
отвернулся.
   В комнате после их  схватки  царил  полный  разгром.  Сэйбер  позвонил  в
колокольчик, вызывая слугу.  Потом  подошел  к  кровати,  набросил  халат  и
прикрыл одеялом Николь. Когда появился Сандерсон, Сэйбер лаконично  попросил
навести в спальне порядок. На лице Сандерсона не отразилось никаких  чувств.
Спокойно и споро он принялся  за  дело.  Вскоре  порядок  был  восстановлен.
Сандерсон по просьбе Сэйбера принес новую порцию бренди и  удалился.  Сэйбер
тут же наполнил бокал, осушил его и зажег сигару. Потом  молча  взглянул  на
неподвижно лежавшую Николь.
   А она чувствовала себя совершенно разбитой.  В  этот  миг  ей  захотелось
умереть. Но нет, вдруг подумала она, пусть умрет Сэйбер!  Превозмогая  боль,
она перевернулась на другой бок. Опыт подсказывал, что противника  лучше  не
упускать из поля зрения.
   Сэйбер ответил ей пристальным  взглядом,  в  котором  сквозило  невольное
удивление. Чувства девушки можно было так легко прочитать на ее лице, что он
недоумевал, отчего она не пытается их  скрыть.  Сейчас  она  напоминала  ему
попавшую в капкан лисицу, которую он видел однажды. Та была исполнена ужаса,
но все же готова  драться  насмерть.  Тронутый  ее  затравленным  видом,  он
примирительно произнес:
   - Я больше не сделаю тебе  больно.  -  Потом,  как  будто  спохватившись,
жестко добавил:
   - Если ты сама меня не вынудишь.
   Николь скривила губы в презрительной гримасе. Ее глаза горели ненавистью.
   Не обращая внимания на столь явную враждебность, Сэйбер небрежно  откинул
одеяло и  ласково  погладил  ее.  Усилием  воли  Николь  заставила  себя  не
шелохнуться. Сэйбер аккуратно  взял  ее  руку,  но  даже  от  этого  легкого
прикосновения Николь поморщилась. Сэйбер покачал головой:
   - Извини, девочка. Нарочно я бы не стал тебя калечить, но очень уж мне не
хотелось остаток жизни пищать девчачьим голоском.
   В любой другой ситуации Николь рассмеялась бы его словам,  но  сейчас  ей
было не до веселья. Вопреки всему случившемуся, ее тянуло к нему.
   Сэйбер знал, что рука у нее едва ли сломана. Он отдавал себе отчет, какую
силу он приложил, усмиряя ее. Через пару дней рука совсем пройдет. А  сейчас
для снятия боли он решил дать ей лауданум. Он накапал в бокал, потом доверху
долил бренди и протянул ей.
   - Теперь вы решили меня споить? - невесело усмехнулась она.
   Он ответил с обезоруживающей улыбкой:
   - Именно так, моя маленькая плутовка. Но для твоей желюльзы. Будь умницей
и выпей до дна.
   Николь, поморщившись, залпом проглотила содержимое  бокала.  Потом  снова
откинулась на подушки и взглянула на  Сэйбера:  что  он  теперь  предпримет?
Владевшее ею отчаяние стало вдруг  отступать.  Боль  в  запястье  постепенно
утихала, по жилам разлилось  сладкое  тепло  от  выпитого  бренди.  В  конце
концов, худшее позади! Николь неожиданно поняла, что будущее уже не  кажется
ей таким мрачным, как минуту назад. Единственное, чего ей  теперь  хотелось,
это чтоб он оставил ее в покое. Ведь он уже получил, что хотел!  Но  Сэйбер,
кажется, так не считал. Он снова прилег рядом с нею.  Лауданум  притупил  ее
реакцию, но тем не менее она стиснула  кулаки  и  приготовилась  защищаться.
Сэйбер рассмеялся и схватил ее за руки, стараясь, однако, не причинить  боли
поврежденному запястью. Он крепко прижал ее к кровати, и Николь из последних
сил вскричала:
   - Неужели еще раз? Не можете же вы быть таким зверем!
   Его лицо расплылось в улыбке. Он навалился на нее всем телом и прошептал:
   - Тебе еще предстоит узнать, каким я могу быть!

11

   Сэйбер по привычке проснулся с  первыми  лучами  солнца.  Лежа  рядом  со
спящей Николь, он наслаждался ее упоительной близостью.
   Улыбка коснулась его губ.  Однако  к  его  радости  примешивалась  легкая
досада. Эта Николь - настоящий маленький вулкан,  с  нежностью  подумал  он.
Если ее сейчас разбудить, то все  очарование  момента  вмиг  рассеется:  она
снова будет глядеть на него с ненавистью и осыпать проклятьями.
   Жаль, подумал Сэйбер. Если б только она могла воспринять все  случившееся
как нечто естественное! Ведь рано или поздно это должно  было  произойти,  и
если не с ним, то с кем-то другим.
   К своим подругам он всегда относился неплохо, и Николь не могла  об  этом
не знать. Ему вдруг вспомнилось, как она  была  поражена,  когда  в  подарок
одной своей любовнице он высыпал целую горсть драгоценностей. Она  могла  не
сомневаться, что заслужит что-то подобное, а  может  быть,  и  больше  того,
учитывая ее  девственность.  Почему  бы  ей  не  повести  себя  здраво?  Она
оказывает услугу, за которую  он  готов  щедро  заплатить.  Что  может  быть
проще?
   Близость ее соблазнительного тела пробудила в нем новое  желание.  Легким
движением он пощекотал ей ухо. Но даже во  сне  Николь  отвергала  его:  она
недовольно поморщилась и отодвинулась.
   Сэйбер не стал настаивать. Его остановило по-детски беззащитное выражение
ее лица. Он смирил свой пыл и не стал ее будить.
   Час спустя Сэйбер уже был в пути. Он направлялся на остров  Гранд  Терра.
Там ему предстояло уладить ряд дел, и не в последнюю очередь - решить участь
Алена. Он собирался обсудить это дело с Лафитом.
   Вместе они найдут способ с наибольшей выгодой распорядиться  судьбой  его
бывшего помощника. Может быть,  потребуют  выкуп  с  англичан.  Или  выдадут
американским властям - тоже, конечно, не безвозмездно. Николь  это  придется
не по душе. Ну и черт с ней!
   Вскоре он  высадился  на  берег  острова.  За  редкой  полосой  деревьев,
вытянувшейся вдоль пляжа, во множестве расположились  неказистые  домики,  в
которых обитали пираты и контрабандисты,  многие  -  со  своими  семьями.  В
центре острова  размещались  игорные  и  публичные  дома,  кабаки  и  прочие
заведения, столь милые сердцу изголодавшихся  по  развлечениям  джентльменов
удачи. В южной  части  острова  стояли  бараки  рабов.  И  среди  всей  этой
неприглядной колонии, как лилия среди болота,  возвышался  каменный  особняк
Лафита.
   Дом был помпезно обставлен: полы покрыты роскошными  коврами,  на  стенах
развешаны картины  известных  мастеров  и  огромные  зеркала,  под  потолком
мерцали хрустальные люстры.  Деловые  люди,  владельцы  магазинов  и  лавок,
плантаторы и торговцы рабами - все они считали за  честь  быть  принятыми  в
этом доме. Да это было и не бесполезно. Едва ли в нижней Луизиане нашелся бы
коммерсант, которому не требовалось  бы  прибегнуть  к  посредничеству  Жана
Лафита. С его складов поступали на  континент  высококачественные  товары  -
шелка, вина, коньяки, специи, табак - всего не перечесть.
   С тех пор как приток новых рабов  из-за  моря  был  несколько  лет  назад
официально запрещен, остров Гранд Терра оставался единственным  местом,  где
любой плантатор мог за приемлемую цену пополнить  число  своих  невольников.
Одно это делало положение Лафита  довольно  щекотливым.  К  тому  же  он  не
чурался разного рода темных сделок и спекуляций. Губернатор  Нового  Орлеана
Клайборн в бессильном гневе кусал себе локти,  будучи  не  в  силах  пресечь
этого разгула беззакония.
   Клайборн даже решился назначить награду  в  пятьсот  долларов  тому,  кто
приведет к нему отпетого пирата Жана Лафита. Лафит  только  посмеялся  и  во
всеуслышание объявил, что он, со  своей  стороны,  обещает  пятьдесят  тысяч
тому, кто доставит на остров губернатора Клайборна.
   Сэйберу невольно пришел на память этот забавный  эпизод,  когда  слуга  с
поклоном распахнул перед ним дверь кабинета Жана Лафита.
   - Друг мой, как я рад тебя видеть! Я давно поджидаю тебя. С  того  самого
часа, как "Ла Белле Гарче" бросила якорь в гавани! Что  заставило  тебя  так
задержаться?
   Сэйбер лукаво усмехнулся и, прикуривая предложенную ему роскошную сигару,
произнес:
   - У меня было одно небольшое дело. Лафит понимающе закивал:
   - Да, да. Когда мальчишка-слуга оказывается вовсе не мальчишкой, капитану
сразу находится дело.
   - Проклятие, - недовольно буркнул Сэйбер. Но потом пожал плечами и уселся
в одно из массивных, обитых бархатом кресел.
   Лафит, не переставая улыбаться, вернулся за свой  стол.  Судя  по  всему,
Сэйбер оторвал его от дел, но это вовсе не огорчило его,  поскольку  капитан
всегда был желанным гостем.
   Оба они были рослыми, но  Сэйбер,  пожалуй,  немного  повыше.  Лафит,  на
несколько лет старше капитана, был  мужчина  очень  приятной  наружности,  с
правильными чертами лица и  живыми  черными  глазами.  Во  всем  его  облике
неуловимо  проскальзывало  что-то  явно  напоминавшее  о   его   французском
происхождении. К тому же он отличался столь изысканными манерами, что в  нем
просто невозможно было заподозрить контрабандиста.
   Прошлое Лафита окутывала тайна. Известно было лишь то, что неско