показалось,  что  он  ослышался.  Но  сверкающие  глаза   Джейсона
подтвердили то, что он сказал. Давалос молча встал и пошел к двери.  Положив
руку на хрустальную ручку, обернулся и выкрикнул:
   - В один прекрасный день, друг, ты отправишься за этим золотом, и я  буду
не слишком далеко от тебя. Ты никогда не избавишься от меня и не  пересечешь
Сабину-ривер без того, чтобы я не узнал об этом. Не  повтори  ошибки  Нолан,
Джейсон сделал едва уловимое движение, чтобы привстать, но Блас, с  которого
мгновенно слетела вся его бравада, поспешно вылетел из комнаты  и  промчался
мимо изумленного дворецкого к входной двери.
   Оставшемуся в библиотеке Джейсону было  о  чем  подумать,  когда  за  его
"гостем" закрылась дверь. Он покинул его дом вовремя.
   Итак, их разговор снова подтвердил, что упомянутая карта была той  самой,
о которой говорила и Кэтрин.
   Одним глотком допив бренди, он снова наполнил стакан и начал  расхаживать
по тихой комнате. Семь городов из золота! Сибола! Господи! Кто  бы  подумал!
Только Блас, этот жадный дурак, мог поверить, что существует такое  место  и
что они с Ноланом обнаружили его!
   Эту старую историю Джейсон знал достаточно хорошо. Слухи о таких  городах
с золотом и бирюзой вели первых конкистадоров к северу от Мехико. В середине
XVI  века  экспедиция  Коронадо  установила  ложность  этих  слухов,  однако
рассказы и сказки о  ненайденных  богатствах  Сиболы  продолжали  будоражить
воображение.
   Закусив нижнюю губу, он достал  с  полки  переплетенный  фолиант  и  стал
рассеянно перелистывать его страницы, все еще думая о визите Давалоса.
   А почему бы и нет? Вполне возможно, что за всем этим что-то стоит.  Разве
не говорили раньше, что где-то в неизведанных районах Луизианы  скрыта  гора
чистой белой соли. И разве не утверждали,  что  там  же  существовало  племя
белых индейцев, говоривших по-валлийски? Джефферсон,  стремящийся  подогреть
энтузиазм к этой территории, говорил газетчикам и того больше. Там были мили
и мили испанской территории, на  которые  никогда  не  ступала  нога  белого
человека, и кто знал, что это за земли и что там есть. Может быть, были  там
и сказочно богатые города.
   Бессознательно его  пальцы  дотронулись  до  скрытого  бархатной  курткой
золотого с изумрудами браслета. Этот  браслет  был  одним  из  пары:  вторым
владел Нолан. Если Блас нашел браслет Нолана, это могло только утвердить его
в нелепом подозрении, будто они нашли легендарные города.  Убедить  Бласа  в
обратном невозможно, Джейсон даже и не помышлял о такой попытке.
   Мрачная улыбка скривила его рот - теперь он не стал бы держать пари и  на
понюшку табака, что сможет избавиться от внимания Давалоса. Впрочем,  хватит
с него Давалоса! Лучше насладиться мирными огоньками в камине.  Он  устремил
глаза на подрагивающее пламя, но это было легче сделать,  чем  справиться  с
собственными  мыслями:  они  влекли  его  на  опасные  тропы   воспоминаний.
Фиалковые глаза и чарующие губы вновь возникли перед его немигающим взором.
   Где же она  могла  находиться?  Англия  уже  с  середины  мая  выказывала
враждебность к Наполеону, в Европе снова война. Он не имел  сведений  ни  от
герцога, ни от Рэйчел, ничего, что могло бы подсказать  направление  поисков
Кэтрин. Он успокоился бы, узнав, что она вне опасности в Англии. Пусть  даже
мертвая, хотя разум его отгонял эту мысль, словно проказу.
   Нет,  она  жива.  Кэтрин   слишком   умна   и   хорошо   подготовлена   к
неожиданностям. Это он подумал уже с презрением.  Его  маленький  котеночек,
должно быть, где-то в полной безопасности, рассмеялся он  втихомолку.  Какой
исключительной умницей она была,  что  завлекла  его  в  брак,  его,  такого
яростного противника семейной жизни, завлекла и почти одурманила.
   Сейчас,  когда  он  анализировал  собственные  эмоции,  Джейсон   впервые
вынужден был признать, что был очарован Кэтрин. Если бы она не  исчезла,  то
он, может быть, признался, как последний дурак, что по-настоящему  влюбился.
Черт побери! Если быть честным, то он готов был  влюбиться  в  эту  девчушку
задолго до свадьбы - только он был слишком слеп, чтобы осознать это! И  даже
при сложившихся обстоятельствах никто не мог бы заставить  его  жениться  на
ней, если бы он не хотел этого. А он хотел!
   Никто еще не видел у Джейсона такой умиротворяющей улыбки.  Господи!  Что
за признание! Его дед ушам не поверил бы, если бы он произнес его вслух.
   У Армана был очень французский взгляд на своих жен -  как  на  неизбежное
зло. Каждый должен жениться, чтобы продлить свой род. Если жена  принесет  с
собой богатство, тем лучше. Конечно, никто из Бове никогда бы не женился  на
бедной девушке. И если не из-за сына, для чего еще мужчине  нужна  жена?  На
плантации были услужливые негритянки, а в Новом  Орлеане,  если  кому-нибудь
хотелось чего-то  большего,  чем  послушное  тело  в  публичном  доме,  были
восхитительные танцевальные вечера квартеронок <Квартеронка - родившаяся  от
мулата и белого, то есть с  1/4  негритянской  крови.>,  где  джентльмен  по
своему желанию мог выбрать молодую женщину, с детства обученную  всему,  что
способно ублажить самого привередливого мужчину. И они были  так  прекрасны,
смуглые, стройные, с роскошными темными волосами. А их глаза! Ах, какие  это
были глаза! Арман не раз выразительно вздыхал,  вспоминая  эту  палитру:  от
черных, как полночь, до очаровательно зеленых, словно у газелей.  При  таком
великолепном выборе какая нужда в жене?
   Таковы были убеждения Армана, и Джейсон рос под их влиянием.  К  тому  же
бурный брак собственных его родителей не мог говорить в пользу  супружеского
блаженства. Ну никак. Его мнению о браке не способствовал и тот факт, что  с
юных лет ему держали любовницу. Арман пошел так далеко, что  на  тринадцатый
день рождения подарил ему красивую молодую негритянку. Впоследствии  Джейсон
часто благодарил деда за такой подарок - именно за эту женщину.  Потому  что
Джуно, высокая, длинноногая красавица, почти на десять лет старше  Джейсона,
с охотой обучила юного хозяина искусству любви. Он был способным учеником  и
быстро постиг, как  можно  медленно  и  ласково  удовлетворить  женщину,  не
забывая при этом и себя.
   Ему очень  нравилась  Джуно.  Джейсон  был  обойден  материнской  лаской.
Бабушка его умерла, а мать другие вещи интересовали больше, чем сын, который
напоминал ей ненавистного мужа. Вполне естественно, что он был очарован  той
женщиной, которая показала ему один вид любви  -  единственный,  который  он
понял. К сожалению, привязанность его к  Джуно  встревожила  Гая,  и,  когда
Джейсон вернулся из Харроу, он обнаружил, что за время его учебы отец продал
Джуно какому-то трапперу, следующему на запад.
   Он был разъярен, но когда  сердечная  боль  прошла,  оказалось,  что  она
преподала ему хороший урок: женщины  восхитительны,  но  нельзя,  чтобы  они
значили для тебя слишком много.  С  тех  пор  он  так  и  относился  к  ним.
Воспринимал их так же, как забавную игру со щенком, а  восхищался  ими,  как
восхищался бы длинноногой чистокровной кобылкой.
   Все это было до Кэтрин - до тех пор, пока она не показала  ему  язык,  не
ужалила его гордость, избежала его ловушек и заставила его признать, что она
тоже личность со своими правами, а не просто игрушка для развлечений.
   Но, с горечью подумал он, что хорошего дает ему  это,  понимание?  Он  не
может убедить ее, что она значит для него больше, чем просто желанное  тело,
он даже не знает, где она  находится!  Так  он  и  сидел,  протянув  ноги  к
умирающему огню, размышляя и тоскуя. И какая,  собственно,  от  всего  этого
разница? Она его не хочет, и будь он проклят, провались  в  ад,  если  будет
предаваться  этим  болезненным  мыслям.  Нет,  он  поступит  так,  как   она
предложила в своей записке,  и  повидается  на  следующей  неделе  со  своим
адвокатом. Развод пройдет без особой огласки. Лишь очень  немногие  знали  о
его женитьбе, никто в Луизиане не слышал  о  Кэтрин  Тримэйн.  Так  что  для
сплетен окажется немного пищи.
   Итак, Джейсон поклялся превратить свои чувства в камень и в этом преуспел
- в последние недели лицо Кэтрин больше не смущало его сновидений. Ни  разу.
Но даже обратив свои чувства в камень, к адвокату он так и не обратился.
   Ему было не до этого. В прохладный день  23  ноября  1803  года  ликующая
толпа устроила  праздник  -  Испания  уступила  Франции  свою  колонию.  Для
Джейсона эта новость была сильно устаревшей, но он стоял среди  возбужденных
французов и испанских креолов и вместе  с  ними  наблюдал,  как  был  спущен
испанский флаг и после более  чем  пятидесяти  лет  равнодушного  испанского
правления над Новым Орлеаном затрепетал снова трехцветный флаг  Франции.  На
губах у него играла сардоническая улыбка, чувства мирно почивали - в отличие
от других, он знал, что будет через месяц:  Франция  навсегда  откажется  от
своих претензий, и колония перейдет в жадные, загребущие руки,  американцев.
Американцев, к которым французское население  Луизианы  относилось  с  таким
пренебрежением и беспокойством.
   Очередное письмо Джефферсона заставило Джейсона отправиться вверх по реке
в  Натчез,  где  он  встретился  с  Вильямом  Клэйборном,  которому   вскоре
предстояло стать первым американским губернатором  территории,  и  бригадным
генералом Джеймсом Вилкинсоном, который должен был возглавить военную  ветвь
правительства в Новом Орлеане.
   Вилкинсон не нуждался в представлении: хорошо зная его,  Джейсон  ему  не
доверял. Даже тот  факт,  что  Нолан  был  его  протеже,  не  поколебал  его
неприязни к этому человеку - Вилкинсон слишком часто  участвовал  во  многих
темных и полускандальных операциях, чтобы нравиться Джейсону.  Клэйборн  был
из Вирджинии, как и Джефферсон, и был губернатором Миссисипи, но кроме этого
Джейсон ничего о нем не знал.
   Поначалу. Клэйборн ему не показался и он решил, что  шумные,  склонные  к
развлечениям  креолы  не  примут  этого  прозаичного  молодого  человека   с
соломенными волосами и серьезным лицом.  Но  он  изменил  это  мнение  после
продолжительного совещания в отеле Клэйборна. Этот человек  кое-что  значит.
Джейсон предложил ему свои услуги, и Клэйборн их тут же  принял:  в  будущем
Джейсон займется  в  администрации  губернатора  налаживанием  связей  между
американцами и французами. Клэйборн понимал, что проявит мудрость, собрав  в
своем личном окружении побольше креолов: если новая администрация попытается
грубо давить на креолов и вбивать американские методы в их галльские глотки,
это может иметь катастрофические последствия.
   Как Джейсон и думал, французские и испанские  жители  Нового  Орлеана  не
были счастливы, когда 20 декабря прибыла группа американских военных  и  вся
территория тихо перешла от Франции к  Соединенным  Штатам.  Это  был  серый,
сырой денек, и на лицах людей, смотревших, как ползет вниз трехцветный флаг,
поднятый так  радостно  всего  месяц  назад,  и  сменяется  американским  со
звездами и полосами, не было улыбок.
   Наблюдая за  своими  озабоченными  спутниками,  Джейсон  понимал,  какими
нелегкими будут предстоящие дни. Он рассеянно обозревал группу  людей  перед
испанским административным  зданием,  собравшихся,  чтобы  увидеть  короткую
церемонию. Его  взгляд  безразлично  скользнул  по  высокому,  черноволосому
человеку, немногим  старше  двадцати,  который  рассказывал  что-то  смешное
очаровательной спутнице, поднявшей к нему улыбающееся лицо. Они стояли прямо
напротив Джейсона на булыжной мостовой, и, если  бы  не  были  единственными
улыбающимися людьми в этом угрюмом море лиц, он, возможно, так  бы  и  не  ,
заметил их. Скользнув по ним взглядом, он  внезапно  весь  напрягся,  и  его
глаза метнулись назад к девушке.
   Острейшая,  невероятная,  невозможная  радость  пронзила  его.  Это  была
Кэтрин! Это были ее сине-черные волосы, нежная, как лепестки  цветка,  кожа,
ее алый рот. Тысячи нетерпеливых вопросов ударили ему в голову, он уже готов
был шагнуть к ней, но вовремя остановил себя.
   Первое - она смотрела на своего спутника с явной нежностью. Второе  -  он
отвечал ей таким же взглядом. И третье, самое обескураживающее - когда толпа
немного рассеялась, он  понял  по  ее  изменившейся  фигуре,  что  она  ждет
ребенка!
   Джейсон холодно изучал эту пару, непринужденно болтающую у края толпы.  У
спутника Кэтрин было приятное лицо, на нем была дорогая  одежда,  а  Кэтрин,
несмотря на свое положение, была даже красивей, чем ее помнил Джейсон.
   Мрачная, не предвещающая  ничего  хорошего  улыбка  искривила  его  лицо.
Ладно, теперь он знал, что с ней все в порядке.  Интересно,  какую  сказочку
сочинила она своему ослепленному спутнику, если он равнодушно отнесся к тому
факту, что, имея уже одного мужа, она обзавелась другим.
   Неожиданно почувствовав, как тяжелый взгляд  ощупывает  ее  тело,  Кэтрин
вопрошающе взглянула через разделяющее их пространство, и ее фиалковые глаза
встретились с заледеневшими глазами Джейсона. Бесконечно долгую  минуту  они
так и стояли -  Кэтрин  замерла  от  потрясения,  неприятная  улыбка  начала
кривить рот Джейсона.
   Короткий, мучительный стон сорвался с ее побелевших губ, и она повисла на
руке спутника.  Джейсон  с  насмешкой  заметил  его  озабоченность.  Молодой
человек проследил за ее взглядом и обнаружил, что так испугало  Кэтрин.  Его
сузившиеся голубые глаза устремились на Джейсона.
   В воздухе словно встретились два клинка, это был  вызов,  но  прежде  чем
Джейсон успел шагнуть вперед, их  завертела  толпа.  Он  только  видел,  что
Кэтрин что-то горячо  объясняет  молодому  человеку.  Потом  она  неожиданно
ринулась в толпу подальше от этого места. Ее спутник остался, словно  решая,
что делать, но тут же, бросив тревожный взгляд  на  Джейсона,  устремился  в
толпу вслед за Кэтрин.

Глава 3

   С отчаянно бьющимся сердцем Кэтрин пробиралась сквозь толпу,  то  и  дело
оглядываясь назад, ожидая,  что  Джейсон  кинется  за  ней,  словно  бешеная
собака. Но темноволосый,  загорелый  мужчина,  который  догнал  ее,  был  не
разъяренный ее муж, но почти такой же разъяренный брат Адам.
   - Черт побери, Кэт! Почему ты так  удираешь?  Ты  должна  быть  постоянно
готова к встрече с ним и не бояться, потому что я убью его, если  только  он
дотронется до тебя.
   Кэтрин, угрюмо  сжав  губы,  по-прежнему  почти  бежала,  чтобы  поскорее
скрыться в отеле. Она  торопилась  из  последних  сил,  задыхалась,  и  Адам
подхватил ее под руку.
   - Я так и знал, - проворчал он, - что не должен был поддаваться  на  твои
уговоры и ехать сюда. Если бы ты оставалась в Натчезе, этого бы  никогда  не
случилось!
   - Нет! - выпалила Кэтрин. -  Скорее,  тебе  следовало  провести  приятную
встречу с Джейсоном и сказать ему: "Извини, старина, за беспокойство, но  не
будешь ты столь любезен принять обратно свою жену? Она вот-вот сделает  тебя
отцом, и я чувствую, что она принадлежит тебе", - закончила она с сарказмом.
   Уязвленный Адам резко возразил:
   - Кэт, я мог бы многое сделать с этим малым, но, ты знаешь, я никогда  не
отдам тебя подобным образом!
   Устыдившись своего взрыва, Кэтрин  молча  признала,  что  Адам  прав.  Он
никогда не предлагал ей покинуть Белле Виста, свое  имение  вблизи  Натчеза,
хотя изрядно напугался, увидев ее и Жанну на пороге своего дома,  измученных
и грязных после долгого морского путешествия до Нового  Орлеана  и  опасного
броска по суше. Но  брат  Кэтрин  проявил  благородство,  и  вскоре  женщины
чувствовали себя в его холостяцком доме так, словно они жили тут годами.
   Вечером, в день приезда, Кэтрин сжато рассказала ему свою историю. Она не
была расположена обсуждать причины, заставившие ее пересечь полмира, и  Адам
поначалу довольствовался той частью правды,  на  которую  она  решилась.  Но
постепенно вся горестная история вышла наружу,  и  Кэтрин  уже  нечего  было
скрывать, начиная с самого первого  момента,  когда  она  положила  глаз  на
Джейсона, и до унизительного разговора между ним  и  Элизабет,  который  она
подслушала в то фатальное утро.
   Кэтрин была абсолютно честна, за исключением  одного  момента  -  она  не
могла, признаться  себе,  что  любила  своего  равнодушного  мужа.  Гордость
требовала, чтобы даже обожаемый брат не знал этого, как и того,  что  именно
уязвленная гордость заставила ее сбежать от Джейсона.
   Адам пришел в ярость от  ее  признаний.  Если  бы  он  мог  добраться  до
Джейсона сразу после приезда Кэтрин, то, без сомнения, мог бы убить его.  Но
этого не случилось, первая вспышка слепого  гнева  угасла,  и,  как  человек
достаточно умный, он подумал, что, возможно, нельзя во  всем  винить  только
Джейсона. Этот парень был богат и представителен, разве не так?  Он  не  был
скрягой и не бил ее, разве не так? И он женился на ней, разве не так?
   Оба они были упрямы, сестра и брат,  и  подолгу  отчаянно  спорили.  Адам
стоял на своем: он безоговорочно не одобряет  методы  Джейсона,  но  человек
должен иметь право исправить свою ошибку, а если бы она в  самом  начале  не
вела себя, как развязная девка, ничего подобного бы не случилось.
   Кэтрин становилась все более упрямой и неуступчивой, пока  наконец  после
одного продолжительного и напряженного спора не взорвалась в отчаянии:
   - Ох, Адам! А я-то думала, что если кто и может меня понять, так это ты!
   Глядя на ее несчастное лицо, он почувствовал, что сдается. Конечно, он ее
понимал! И ни за что больше не осуждал! Она во всем права. Он сам знавал тот
дикий порыв, который увлекает тебя всего и не поддается  контролю  рассудка.
Только он был мужчиной, и никто не подвергал сомнению его действия.
   Но Кэт была другой, и он должен был  признать,  что  еще  не  понял  всех
происшедших с ней изменений. Уезжая из Англии, он оставил маленькую  шалунью
с яркими глазками и косичками до талии,  и  было  непросто  совместить  этот
образ с нынешней Кэтрин, вторгшейся  в  его  дом.  А  бывшая  его  маленькая
сестренка старалась открыть для себя брата, которого она знала в Англии.
   Адам Сен-Клер,  сводный  брат  Кэтрин,  раньше  был  вспыльчивым  озорным
бездельником, таким же неуправляемым, как  и  сестра.  Частично  из-за  этой
неуправляемости  приемный  отец  и  отослал  его  в  Натчез:  Роберт  сложно
относился к мальчику. Юный Сен-Клер  постоянно  напоминал  ему  о  событиях,
которые он предпочел бы забыть, а также о том, что у него самого  так  и  не
было сына. Когда Адаму исполнилось восемнадцать, три с  лишним  года  назад,
герцог отправил его в Белле Виста, имение, которым он владел в  Америке.  Он
просто владел имением, попавшим ему в руки двадцать два года назад, и ничего
не делал с этой землей. Насмешливо улыбаясь, он сказал Адаму:
   - Земля сделает из тебя человека. Она пришлет тебе вызов - привести ее  в
такое состояние, чтобы она приносила доход и пользу. Если  ты  примешь  этот
вызов, это удержит тебя от всяких скандалов, поскольку  на  них  у  тебя  не
останется времени. Во всяком случае, я искренне на это надеюсь.
   Так  Сен-Клер  расстался  со  своей  юношеской  беспечностью,  хотя   дух
непокорства еще жил в его теле. Синие сапфиры глаз  на  его  бронзовом  лице
порой вспыхивали чуть не до белого каления, когда он  бывал  чем-то  глубоко
задет. Он возмужал во многих отношениях, и зрелость  подсказывала  ему,  что
лучшим и единственным выходом для Кэтрин было бы примирение ее с мужем. Люди
такого сорта не разводятся!
   Но так думал Адам. Кэтрин же была тверда в своей клятве - не иметь ничего
общего с мужем, и постепенно он с сожалением отступил: пусть будет так,  как
она хочет, и останется, как есть. Конечно, со  временем  Сэвидж  решится  на
развод и расторгнет брак.
   Но когда Кэтрин, к своему ужасу, обнаружила, что у нее будет ребенок, уже
ничто не могло поколебать мнения Адама. Следовало думать о  малыше,  который
привяжет ее к мужу куда сильнее, чем их короткая брачная церемония, - она  и
Д