ясь усмирить
мечущуюся от страха девушку, он крепко обнял ее и, не  обращая  внимания  на
сопротивление, приник к ее губам.
   Он пытался быть с ней грубым и бесчувственным, надеясь, что  это  поможет
преодолеть  невесть  откуда  появившуюся  и  совершенно  несвойственную  ему
сентиментальность,  но  кроме  неприятного  чувства  неудовлетворенности  не
испытал ничего. Не  возникло  ни  радости,  ни  восторга  от  того,  что  он
наконец-то держит ее в объятиях, и в поцелуе  его  было  какое-то  отчаяние,
словно он  силой  заставлял  себя  ощущать  всю  прелесть  этого  волнующего
момента.
   Сначала Мария очень испугалась - после всех событий  она  не  ожидала  от
него такой грубости. И в следующую секунду  неудержимая  злость  захлестнула
ее, и она начала вырываться из его рук, сопротивляясь так яростно, как  если
бы вместо Габриэля ее обнимал дю Буа. В отчаянии она схватила его за  волосы
и дернула с такой силой, что, вскрикнув от боли  и  неожиданности,  Габриэль
выпустил ее из рук и отпрянул назад.
   Их разделяло ничтожно малое расстояние, и, поймав  его  свирепый  взгляд,
Мария съежилась от испуга. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Они  сидели
на огромной кровати, напряженно уставясь друг на  друга  и  ожидая,  кто  же
сделает первый шаг.
   Любой другой пират на месте Габриэля как  следует  отлупил  бы  Марию  за
такую дерзость. Сначала отлупил бы, а потом изнасиловал - для большинства из
них это было так же просто, как выпить кружку пива. Но Габриэль  чувствовал,
что, несмотря на столь долго взращиваемую в душе ненависть к  Марии,  он  не
может так жестоко обойтись с ней. Как бы ему хотелось быть  беспощадным!  Но
по каким-то ему самому неясным мотивам он не смел  так  безжалостно  унизить
ее. Злясь на собственную слабость, он что-то злобно пробурчал себе под  нос,
поднялся и, резко развернувшись, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
   Мария удивленно смотрела ему вслед. Неужели она победила? Что  же  теперь
будет? Может быть, он бросит ее? Отдаст дю Буа?
   При этой мысли она содрогнулась.
   Но Габриэль не собирался так легко  расставаться  с  Марией.  Ему  просто
требовалось время, чтобы справиться со своей нерешительностью и  осуществить
так долго вынашиваемые планы мести. Она враг, внушал он себе, и он  отомстит
ей! Пускай она выглядит такой слабой и беззащитной - ничто не остановит  его
сегодня ночью! Ей не удастся пробудить в нем раскаяние  или  сострадание!  С
этими нежностями будет покончено - разве не умерли его чувства в день гибели
Элизабет? Разве он  не  поклялся  отомстить  Дельгато?  Разве  не  по  праву
заслужил он прозвище Черного ангела, беспощадно преследуя  испанцев?  Почему
же теперь, когда настал долгожданный  момент,  он  колеблется?  Нет!  Он  не
позволит околдовать себя, как тогда на Эспаньоле... Немного успокоившись, он
напомнил себе, что ситуация изменилась - теперь она его пленница, и  сегодня
он будет безжалостен, как настоящий корсар. Никакой пощады!
   Приняв твердое решение,  Габриэль  вновь  обрел  хладнокровие  и,  увидев
пробегающего мимо испуганного слугу, приказал приготовить  ванну  в  комнате
хозяина для молодой леди и принести ей что-нибудь  поесть.  В  глубине  души
Габриэль понимал, что делает это не для того, чтобы смутить Марию,  продлить
состояние тревожного, напряженного ожидания, в котором  она  находится,  что
движет им совсем другое желание, просто он ищет оправдания своим  действиям,
стараясь настроиться на более решительное, если не агрессивное поведение.
   Все эти рассуждения действовали ему на нервы.  Он  со  злостью  распахнул
ногой дверь в одну из комнат и увидел Зевса, который, удобно  устроившись  в
глубоком кожаном кресле, медленно  потягивал  испанский  херес.  Эта  мирная
картина нисколько  не  уменьшила  раздражения  Ланкастера.  Кинув  на  Зевса
недружелюбный взгляд, он остановился в дверях и со злой насмешкой спросил:
   - Ты здесь? А  я-то  думал,  что  ты  давно  нежишься  в  объятиях  своей
амазонки. Или ты так быстро разочаровался?
   Увидев недоуменное выражение лица и ярость, сверкавшую  в  глазах  друга,
Зевс понимающе кивнул и неторопливым  жестом  указал  на  большой  графин  с
хересом, стоящий на массивном буфете.
   - Налей себе выпить и садись, мой  капитан.  Давай  предадимся  маленьким
радостям, поскольку ничего другого нам пока не дано.
   Услышав эти слова и увидев невозмутимое лицо Зевса, Габриэль смягчился и,
налив себе вина, удобно устроился на маленьком диванчике.
   -  Извини  меня,  я  просто  в  плохом  настроении.   Зевс   благоразумно
воздержался от расспросов. Так они и сидели в тишине, молча потягивая херес,
еще сегодня утром принадлежавший богатому  испанскому  купцу,  дом  которого
Зевс присмотрел для своего капитана. Габриэль почувствовал,  что  впервые  с
начала "секретной миссии" немного расслабился. Молчание затягивалось.
   - Чем занимается твоя воительница? -  спросил  Габриэль,  первым  нарушив
тишину.
   На лице Зевса заиграла блаженная улыбка.
   - Когда я покидал ее в последний раз, она была занята тем, что бросала  в
меня все, что попадалось ей под руку. Поэтому, естественно, я решил дать  ей
время привыкнуть к новому положению. У нее такой темперамент! Ну а как  твоя
пленница? Что делает твоя красавица?
   Габриэль хмыкнул.
   - Моя красавица, как ты ее называешь, только что попыталась  сделать  мою
голову такой же лысой,  как  и  твоя.  Так  же,  как  и  ты,  я  оставил  ее
поразмыслить на досуге. Если бы Пуэрто-Белло охраняли женщины, подобные тем,
которые понравились нам, - добавил он сухо, - мы бы никогда не взяли его.
   -  Значит,  это  правда?  -  спросил  Зевс  насмешливо.  -  Значит,  тебе
понравилась маленькая Дельгато? Или только из чувства мести  ты  взял  ее  в
плен.., и уложишь в свою постель?
   Габриэль замер - вопрос Зевса попал в цель. Но между ними  давно  уже  не
было никаких секретов.
   - Не знаю, - сказал он спокойно. - Если бы я встретился лицом к лицу с ее
братом, я бы ни на минуту  не  задумался  о  своих  чувствах,  но  ведь  она
женщина...  -  Голос  Габриэля  дрогнул,  и  на  лице  появилось   смущенное
выражение.
   Зевс, видимо, остался доволен ответом. Удовлетворенно хмыкнув, он  весело
проговорил:
   - Хватит этих разговоров о мести. Мне  ничего  не  надо,  кроме  хорошего
куска мяса, горячей ванны и теплой женщины в постели..,  и  именно  в  таком
порядке!
   Зевс чувствовал себя в этом доме хозяином, и уже через  десять  минут  по
его приказанию им накрыли стол в просторной  столовой.  Отбросив  в  сторону
косточку  от  цыплячьей  ножки,  Габриэль  сытым   взглядом   обвел   изящно
обставленную комнату.
   - Этот купец, должно быть, был очень богат. И дом, и слуги, и  обстановка
достойны лучших домов.
   - Да. Мне очень хотелось, чтобы тебе понравилось.  Особенно  после  того,
как я слегка похлопал тебя по подбородку.
   Габриэль улыбнулся и поднял бокал.
   - Ну, здесь я твой должник, мой большой друг. Берегись!
   Зевс залпом осушил бокал, не обратив  ни  малейшего  внимания  на  угрозу
приятеля. Они долго сидели и разговаривали, пока в шутку не заспорили о том,
кому первому мыться  в  роскошной  медной  ванне  бывшего  хозяина,  большой
редкости по тем временам. После  недолгих  препирательств  Габриэль  наконец
убедил Зевса, что, прежде чем отправиться  отдыхать,  он  хочет  насладиться
прекрасным вином,  а  потому  еще  немного  посидит  за  столом.  Предвкушая
удовольствие, Зевс отправился на поиски ванны и слуг,  которые  должны  были
принести горячую воду.
   Допив в одиночестве второй бокал вина, Габриэль стал  размышлять  о  том,
как изменчива судьба и непредсказуема удача. Подумать только, он  так  долго
искал Марию по всему Карибскому морю, тайно мечтая встречать ее если  не  на
захваченном пиратами корабле, то на одном из  многочисленных  островов,  где
они частенько пополняли запасы пищи и питьевой воды. И вот, когда он  меньше
всего ожидал этого, она неожиданно попала ему в руки. Даже самому себе он не
хотел при гнаться в том, что все эти годы искал именно ее, и  причиной  тому
было,  конечно,  не  чувство  мести.  Не  желая  больше  копаться  в   своих
переживаниях, он предпочел насладиться  моментом  триумфа,  вспомнив,  какое
удивление было написано на лице Марии, когда она поняла, в чьи руки угодила.
Он встал из-за стола, почувствовав непреодолимое желание сейчас  же  увидеть
Марию,  еще  раз  убедиться  в  том,  что  она  не  плод  его   воспаленного
воображения, а пленница, терпеливо дожидающаяся своего господина в  комнате,
расположенной как раз под столовой, где они ужинали с Зевсом.
   Но сначала Габриэль решил разыскать ванну - мысль о  том,  что  он  может
впервые  за  много  дней  помыться  по-настоящему,  показалась   ему   очень
заманчивой. Зевс как  раз  закончил  купание,  и  Габриэль  приказал  слугам
отнести медное сооружение  в  маленькую  комнату,  смежную  с  его  покоями.
Расторопные слуги заранее нагрели воду, и через  несколько  минут,  держа  в
руке душистое мыло, Габриэль с наслаждением погрузился в горячую  ванну.  Он
поморщился от резкого сладковатого запаха мыла. Неужели он будет благоухать,
как щеголь, семенящий по коридорам Уайтхолла? Ну и пусть. Во всяком  случае,
это было настоящее мыло.
   Найти чистую одежду оказалось несложно. Несколько сундуков с награбленным
добром были доставлены в дом еще до прихода  Ланкастера.  Из  многочисленных
нарядов Габриэль выбрал богато расшитый халат  желтовато-коричневого  цвета.
Он только успел завернуться в него и начал насухо  вытирать  мокрую  голову,
как раздался легкий стук в дверь, ведущую в  приемную.  Габриэль  был  очень
удивлен, увидев сконфуженно  улыбающегося  Зевса,  который  робко  входил  в
комнату.
   - У меня нет ни малейшего желания утихомиривать ее всю ночь.  -  произнес
он, глядя на удивленно вскинутые брови капитана. - Но она обещала быть милой
и покладистой, если я сначала позволю ей поговорить с тобой. Она  поклялась,
что  не  попытается  сбежать  или  убить  меня  ночью,  если  я  выполню  ее
единственную просьбу.
   - Ну, в таком случае я  непременно  должен  поговорить  с  этой  свирепой
воительницей, - насмешливо сказал Габриэль. - Мне бы очень не хотелось найти
поутру твое холодное тело, Зевс смущенно улыбнулся. Нелепость ситуации  была
очевидна, как и то, что Зевс по уши влюбился в свою  амазонку  и  готов  был
потворствовать всякому  ее  желанию.  Любая  другая  женщина  уже  давно  бы
познакомилась с крутым нравом темнокожего гиганта - он не терпел, когда  ему
перечили.  Однако  Пилар  за  считанные  часы  удалось  сделать,   казалось,
невозможное, в ее руках он стал мягок и податлив, как воск.
   Габриэль с интересом наблюдал, как Зевс ввел Пилар в комнату. Высокая,  с
царственной осанкой, красивыми темными глазами и приятными чертами лица, она
не могла не понравиться Зевсу. Гордо войдя  в  комнату,  дуэнья  направилась
прямо к Габриэлю. Этой женщине в смелости не откажешь, подумал он.
   - Вы не должны обижать Марию! - требовательно произнесла Пилар. - Она еще
очень молода, неопытна и не до конца понимает смысл отношений между мужчиной
и женщиной.
   Чтобы как-то подбодрить Зевса, Габриэль заранее приготовился высмеять ее,
но Пилар затронула больную для него тему, и  он  разозлился.  Он  не  терпел
вмешательства в свои личные дела и, зло сверкнув глазами, сухо ответил:
   - Мне кажется, вы несколько забылись. Мария Дельгато моя  пленница,  и  я
буду обращаться с ней так, как сочту нужным!
   Пилар с трудом сдержалась, чтобы не ответить ему, ее  острый  язычок  был
уже наготове, но, правильно оценив ситуацию и понимая, что с  ней  и  Марией
обращаются гораздо почтительнее, чем они могли ожидать, покорно  промолчала.
Этот высокий, сильный человек вряд ли откажется  от  Марии,  и  ей  придется
умерить свой воинственный  пыл.  Умоляюще  глядя  на  Габриэля,  она  просто
сказала:
   - Она еще девственница, сеньор, будьте добры с ней - это  все,  о  чем  я
прошу вас. Отнеситесь к ней поласковей.
   Ответом послужил почти неуловимый кивок головы, и этим  она  должна  была
удовольствоваться. "Больше я ничем не могу ей помочь",  -  грустно  подумала
Пилар, но, уходя, почувствовала, что после этого странного разговора на душе
стало  немного  легче.  Этот  Габриэль  Ланкастер,  очевидно,   благородного
происхождения, к тому же он прилично воспитан  и  хорош  собой  -  настолько
хорош, что способен покорить сердце любой женщины. Если он будет не  слишком
груб с Марией, эта ночь не станет для  нее  тяжелым  испытанием.  Ну  а  что
касается ее самой... Пилар улыбнулась. После ванны от Зевса  приято  пахнет,
ему не чужды благородные манеры, и вообще он вполне привлекательный мужчина.
Кто знает,  может  быть,  она  познает  блаженство  в  могучих  руках  этого
полуджентльмена-полу дикаря...
   Если бы только Пилар смогла догадаться о  том,  какое  волнение  охватило
Габриэля при ее словах, она бы первая посмеялась над своими страхами. Он мог
в тысячный раз уверять себя, что разволновался только потому, что,  выслушав
откровение дуэньи, представил, как сладок будет для него час возмездия, но в
глубине души чувствовал, что это самообман и, не желая больше думать о своих
внутренних противоречиях, с пылом  новобрачного  отворил  дверь,  ведущую  в
спальные покои.
   В комнате было темно, только небольшая свеча горела на маленьком столике.
Габриэль быстро пересек комнату и, остановившись у кровати, приподнял тонкий
полог. В неясном свете мерцающей свечи он увидел Марию. Ночь была душной,  и
она спала, разметав во сне простыни. Как она была  хороша!  На  щеках  играл
легкий румянец, а вьющиеся у висков черные волосы подчеркивали белизну кожи.
Под тонкой тканью шелковой сорочки, которую кто-то из слуг нашел в хозяйских
сундуках, вырисовывались контуры ее божественного тела. Габриэль смотрел  па
Марию и чувствовал, как в груди нарастает боль, словно кто-то железной рукой
сжимал его сердце. Даже  в  первую  брачную  ночь  он  не  испытывал  такого
неудержимого, страстного желания. Это  смущало  и  злило  его  одновременно.
Полному удовлетворению, оттого  что  наконец-то  удастся  осуществить  давно
задуманную месть, мешала мысль о том, что, даже если бы между их семьями  не
существовало многолетней вражды, он все равно добивался бы Марии и дрался  с
дю Буа  за  право  обладать  ею.  Габриэль  внимательно  разглядывал  спящую
девушку, мучительно стараясь понять, почему он так легко поддается ее чарам,
забывая в ее присутствии об изводившей его  многие  годы  неукротимой  жажде
мести; почему, глядя на нее, он ощущает только неодолимое, страстное желание
вновь испить пьянящую сладость ее поцелуев, которую он однажды  уже  вкусил,
почувствовать прикосновение нежных рук, увидеть прекрасные удивленные глаза,
в которых горит огонь желания. Не находя  ответов,  он  с  чувством  легкого
раздражения скинул халат и осторожно лег на кровать.
   Мария зашевелилась во сне, когда Габриэль придвинулся  ближе,  и,  словно
почувствовав его присутствие, медленно открыла глаза.  Увидев  совсем  рядом
знакомое худое  лицо,  она,  еще  не  пробудившись  ото  сна,  улыбнулась  и
пробормотала:
   - А, англичанин! Ты ушел так давно, и я уже начала думать, что ты  бросил
меня!
   Габриэль невольно улыбнулся в ответ и, обняв Марию, притянул ее к себе.
   - Бросить тебя? После того как я столько времени мечтал о тебе? Никогда!
   Габриэль даже не осознал, что в этот момент  впервые  сказал  то,  о  чем
боялся думать; он чувствовал, как по всему телу  разливается  тепло,  и  его
единственным желанием было поцеловать ее. И коснулся ее  губ  с  неожиданной
для обоих нежностью.
   Все еще находясь в полудреме, Мария инстинктивно ответила на его поцелуй.
Поначалу она действительно испугалась, что он ее бросил, но еда, принесенная
слугами, и ванна, которую для нее приготовили по его приказанию, немного  ее
успокоили.  Проходили  часы,  а  Габриэль  все  не  возвращался.  Она  снова
забеспокоилась, но утомленная множеством невероятных событий, происшедших за
день, уснула всего за несколько минут до его прихода. Мария испытала чувство
странного удовлетворения, оттого что он вернулся, а тепло  поцелуя  отогнало
последние страхи. Конечно, она в его власти, и он может делать  с  ней  все,
что ему заблагорассудится, но, возможно, это  не  так  страшно  -  быть  его
пленницей.
   В отличие от Габриэля Мария не обманывалась но поводу своего отношения  к
Ланкастеру. Этот человек привлекал ее  с  того  самого  момента,  когда  она
впервые увидела его на борту "Санто Кристо".  Он  пробудил  в  ней  глубокие
чувства, и Мария твердо знала, что ни к кому она  не  испытывала  и  уже  не
будет  испытывать  ничего  подобного.  Она  никогда,  даже  про   себя,   не
произносила слово "любовь",  но  твердо  знала,  что  все  вокруг  перестает
существовать и теряет всякий смысл, когда он сжимает ее в своих объятиях.  И
сейчас ей была безразлична и старинная вражда двух семей, и зло, причиненное
друг другу за эти годы обеими сторонами. Не существовало ничего,  кроме  его
ласковых рук и нежных поцелуев. И к черту причины, которые свели их вместе в
эту ночь!
   Податливость Марии удивила и обрадовала Габриэля, кровь сильнее застучала
у  него  в  висках.  Сквозь  тонкую  ткань  шелковой  сорочки,  единственную
преграду, разделявшую их, он чувствовал жар ее тела - она вся горела от  его
ласк. Габриэль нетерпеливо сорвал сорочку и, отбросив ее в сторону, прижался
к обнаженному телу Марии.
   У нее захватывало дух при  каждом  его  прикосновении;  она,  как  кошка,
выгибалась от удовольствия, когда его руки медленными ритмичными  движениями
гладили ее спину. Мария почувствовала, как наливается грудь, твердеют  соски
и сладкая истома разливается по всему телу. Она потеряла над собой  контроль
и, поддавшись инстинкту, стала жадно ласкать мускулистое тело Габриэля.
   Движения ее нежных рук доставляли Габриэлю неизъяснимое наслаждение, и не
в состоянии больше сдерживать растущую страсть  он  приник  к  губам  Марии,
своими поцелуями разжигая в ней ответное чувство. Руки его нежно ласкали  ее
грудь, и от вожделения у нее замирало сердце. А когда  он  коснулся  языком,
сначала одного, а потом другого соска, Мария застонала  от  нахлынувшего  на
нее блаженства. Дыхание ее стало прерывистым, сердце билось так сильно, что,
казалось, вот-вот выскочит  из  груди,  и  все  тело  было  охвачено  огнем,
пожиравшим ее без остатка. Пальцы Марии запутались в волосах Габриэля, и она
притянула его еще ближе, настойчиво требуя поцелуев и ласк...
   Это было  похоже  на  сумасшествие,  но  она  не  желала  прекратить  это
сладостное  безумие,  ей  хотелось,  чтобы  оно   продолжалось   бесконечно.
Неожиданно возникшая в чреслах боль затмила все другие  ощущения,  и  Мария,
словно ища защиты, беспомощно прижалась к Габриэлю.
   Габриэль не торопился. Он чувствовал, какие страсти бушуют в этом хрупком
теле, и стремился настойчивыми ласками довести Марию до  исступления,  чтобы
вместе испытать наслаждение и блаженство, когда тела их сольются в  экстазе.
Каждое ее прикосновение вызывало в нем бурю эмоций, и  ему  становилось  все
труднее  управлять  собой,   противиться   неотступному   желанию   поскорее
погрузиться в пучину восторга.
   - Лежи  спокойно,  моя  испанская  тигрица,  -  шептал  он  Марии,  нежно
покусывая мочку ее уха. - Лежи смирно, и я доставлю наслаждение  нам  обоим.
После сегодняшней ночи тебе уже не надо будет меня бояться. Но  пока  ты  не
стала женщиной, я не хочу спешить.
   При этих словах Мария замерла. Глаза ее стали огромными от удивления.
   - Ты уже знаешь? - спросила она смущенно. Увидев зардевшееся лицо  Марии,
Габриэль почувствовал неизъяснимую нежность и, поцеловав ее  в  уголок  рта,
прошептал:
   - Да, я знаю. И я скажу тебе откуда, но только позже.., много позже.
   Не дав ей опомниться, он вновь стал целовать ее, и они погрузились в  м