ой, удивившей их обоих, она вырвалась  из  рук
Дженкинса и подбежала к Габриэлю. Упав на  колени,  она  дрожащими  пальцами
прикоснулась к нему. И в этот момент поняла, как сильно она его любит! Любит
с того самого дня, когда впервые увидела на борту "Санто Кристо".
   Габриэль был бледен, на виске  расплывалось  безобразное  лиловое  пятно,
руки и одежда были в крови...  Кровь,  казалось,  была  везде.  Боже!  Мария
прижала его голову к своей груди, пытаясь рукой  зажать  кровоточащую  рану.
Боже! Не дай ему умереть! Не сейчас! Ведь я люблю его! Он не должен умереть!
Не должен!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

КОРОЛЕВСКИЙ ПОДАРОК

Ямайка, лето 1668 года

Глава 1

   В  середине  августа  1668  года  Гарри  Морган  с  триумфом  вернулся  в
Порт-Рояль. Пираты удерживали Пуэрто-Белло в течение  тридцати  одного  дня,
регулярно собирая дань с жителей разграбленного  и  разрушенного  города,  и
трюмы кораблей ломились от несметных богатств.  Кроме  бесчисленных  рулонов
шелка, кружев, всевозможных  предметов  роскоши,  люди  Моргана  привезли  в
Порт-Рояль горы драгоценностей и золотых монет.
   Порт-Рояль ликовал - деньги хлынули в город рекой. Бордели и винные лавки
сотрясались от песен и хохота пьяных пиратов;  то  тут,  то  там  вспыхивали
драки, доходившие порой до  поножовщины.  Горожане  не  слишком  возмущались
этими безобразиями - пиратские деньги вливали в артерии города новую  жизнь,
и в итоге выигрывали все.
   Дерзкий  налет  на  Пуэрто-Белло,  безусловно,  укрепил  авторитет  Гарри
Моргана среди пиратов, никто из капитанов больше и не помышлял  претендовать
на его место. Он был теперь вторым человеком  на  Ямайке  после  губернатора
Модифорда, и богатые горожане, как и появившиеся на  острове  многочисленные
плантаторы, искали его дружбы.
   "Черный ангел" стоял на якоре в тихой лагуне  неподалеку  от  Порт-Рояля.
Море здесь было глубоким, и небольшой островок Кагуа - узкая полоска песка и
известняка - защищал стоящие на якоре корабли от  дующих  с  моря  ураганных
ветров. Весь экипаж фрегата, за исключением  вахтенных  матросов,  сошел  на
берег, и, сидя у открытого окна каюты, Мария  слушала  доносившиеся  до  нее
сквозь плеск волн хриплые крики и пьяный смех. Светило  яркое  солнце,  море
было спокойным, и только в душе у Марии свирепствовала настоящая буря. Глядя
на виднеющиеся вдали зеленые холмы Ямайки, она думала о  том,  что  ждет  ее
впереди.
   Две вещи удивляли ее: проснувшаяся в ней любовь к человеку, о котором она
не должна была даже думать, и то, что она осталась жива  и  невредима  после
всего, что с ней произошло. Холодок  пробежал  по  спине  Марии,  когда  она
вспомнила  обратный  путь  в  Пуэрто-Белло  и  Зевса,  несущего   на   руках
потерявшего сознание, окровавленного Габриэля.
   Даже воспоминания, о взгляде, брошенном на нее Зевсом,  было  достаточно,
чтобы в прогретой солнцем каюте почувствовать озноб.
   - Молись, голубка, чтобы он выжил, - бесстрастно  сказал  тогда  Зевс.  -
Потому что, если он умрет, я убью тебя своими собственными руками.
   Она  безропотно  покорилась  ему  и,  хотя  на  языке   вертелись   слова
оправдания, благоразумно промолчала. Как могла она объяснить свои чувства, в
которых ей самой было нелегко разобраться, или мотивы поступков, которых она
сама не понимала? Что ей эти угрозы - если Габриэль  умрет,  жизнь  потеряет
всякий смысл, и ее собственная смерть, которой грозит Зевс, станет  для  нее
лишь спасением. Меньше всего она сейчас думала о себе,  все  ее  мысли  были
сосредоточены на Габриэле.
   Она вспоминала, как в тоске и страхе  за  его  жизнь  плелась  следом  за
Зевсом в Пуэрто-Белло, моля Бога лишь об одном - не забирать у нее любимого;
как просила Зевса позволить ей  остаться  с  Габриэлем  и  как  бездушно  он
отказал.
   - По-моему, ты сегодня уже достаточно натворила, - холодно произнес Зевс.
- Будь уверена, я сам могу позаботиться о друге. Думаю, что в моих руках  он
будет чувствовать себя спокойнее.
   Плачущую Марию под конвоем отвели в заднее крыло дома и заперли  в  одной
из комнат. Несмотря на усталость и голод, мысли о Габриэле не выходили у нее
из головы. Что с ним сейчас? Пришел ли врач? Насколько  серьезны  его  раны?
Она  мерила  шагами  небольшое   пространство   комнаты,   прислушиваясь   к
посторонним звукам. Не направляется ли кто-нибудь к ее келье и какую новость
он несет?
   Марии казалось, что прошло уже много часов, когда она неожиданно услышала
приближающиеся голоса. Сердце ее замерло. Жив ли он? Может  быть,  эти  люди
идут сюда, чтобы убить ее? Она с облегчением вздохнула, когда в отворившуюся
дверь вслед за Зевсом, который принес ей одежду, вошла  Пилар.  Она  держала
поднос с едой.
   - Радуйся! - сквозь зубы проговорил Зевс и бросил  одежду  на  кровать  -
единственный предмет мебели, украшавший жалкое  жилище.  -  Он  будет  жить!
Доктор перевязал раны, и кровотечение прекратилось. Он очень слаб.., но жить
будет, если не случится заражения и рана не загноится.
   Слезы радости и благодарности полились по щекам Марии.
   - Я знаю, вы не верите мне, но у меня и в мыслях не было дурного.  Просто
там был мой брат.., и те люди, мои соотечественники...
   Зевс внимательно посмотрел на нее.
   - Ты так заботишься о своем брате? Из рассказов Пилар я представлял  себе
все иначе.
   Сможет ли кто-нибудь понять ее отношение к Диего, где перемешаны любовь и
ненависть? Как она может объяснить, что,  несмотря  на  грубое  и  временами
нетерпимое к ней отношение, он все  же  ей  брат,  ее  единственный  близкий
родственник, и что, когда его не одолевают амбиции, он может быть заботливым
и любящим? Но, глядя в недоверчивое лицо Зевса, Мария не могла вымолвить  ни
слова.
   - Впрочем, сейчас не имеет значения, что ты думала. Мой капитан  чуть  не
погиб по твоей милости, и ни я, ни другие члены экипажа никогда  тебе  этого
не простим. Именно поэтому, пока капитан не поправится,  оставайся-ка  лучше
здесь, в этой комнате, под охраной надежных людей. Он сам потом решит, что с
тобой делать. Никто, кроме меня  и  Пилар,  не  будет  иметь  сюда  доступа.
Надеюсь, ты понимаешь, что я  хочу  сказать?  Если  ты  попытаешься  сбежать
отсюда, твоя жизнь не будет стоить и гроша. Сам Морган требует  убить  тебя.
Твой единственный шанс выжить - делать так, как я говорю..,  пока  Ланкастер
не встанет на ноги, Мария молча кивнула. Зевс развернулся  и  вышел  вон.  В
комнате повисла тяжелая тишина, и  Мария  в  нерешительности  посмотрела  на
Пилар.
   - Ты тоже презираешь меня? Считаешь, что я не должна была этого делать?
   Поставив поднос на край кровати, Пилар развела руками.
   - Девочка моя, посмотри, куда тебя завело глупое высокомерие Дельгато.
   Мария молча уткнулась в грудь Пилар,  и  слезы  потоком  полились  по  ее
бледным щекам.
   - Видишь, как все сложилось.  Я  почти  ничем  не  могу  тебе  помочь,  -
говорила Пилар. - Все, что говорил Зевс,  сущая  правда,  и  эта  комната  -
единственное безопасное место. Ни в коем случае не покидай ее  без  меня.  -
Она отстранила Марию и, пошарив за пазухой, протянула девушке маленький нож.
- Мне не надо было бы этого делать. Если это  откроется,  меня  посадят  под
замок вместе с тобой. Но в отличие  от  Зевса,  который  слепо  верит  своим
людям, я не доверяю здесь никому и хочу, чтобы ты  на  всякий  случай  взяла
это. Я помогу тебе, чем смогу, - продолжала Пилар, - но прошу тебя, девочка,
никаких глупостей! Мы обе пленницы, и хотя я люблю этого грубияна  Зевса,  у
меня  нет  никаких  иллюзий  на  его  счет.  Твоя  единственная  надежда   -
выздоровление Ланкастера. И кто знает, какое наказание он определит тебе?  -
Она грустно посмотрела на Марию и с этими словами удалилась.
   Мария в ужасе оглядела убогую комнату. Значит, в любую минуту сюда  могут
ворваться головорезы Моргана и из мести убить ее!  А  единственный  человек,
который мог бы ее защитить, серьезно  ранен  и  в  тяжелом  состоянии  лежит
где-то в доме. Он должен выздороветь! Она так хотела снова увидеть  его,  но
ей не оставалось ничего другого, как только ждать.., и молиться.
   В эту ночь она молилась не только за Ланкастера.
   Преклонив  колени,  Мария  лихорадочно  шептала  молитвы,  прося  Господа
пощадить Диего. Она неистово молилась о том,  чтобы  ей  больше  никогда  не
пришлось выбирать между двумя людьми, так много значащими для нее.
   Постепенно усталость взяла свое, и она крепко уснула. Звук  открывающейся
двери неожиданно  разбудил  ее,  и  Мария  резко  вскочила  в  испуге;  рука
непроизвольно сжала рукоятку маленького ножа. Вздох облегчения  вырвался  из
ее груди, когда на пороге она увидела Пилар.
   - Что с ним? - с  тревогой  спросила  Мария.  На  лице  дуэньи  появилось
озабоченное выражение, казалось, она не решается сказать правду.
   - У него лихорадка, девочка. Она началась около полуночи, и всю  ночь  мы
провели около него, пытаясь облегчить его страдания.
   - Пусти меня к нему! - закричала Мария. - Я хочу помочь!
   Пилар только замотала головой.
   - Будет лучше, если ты останешься здесь. Не  надо  сейчас  попадаться  на
глаза Зевсу. Боюсь, это плохо кончится для тебя.
   - Не беспокойся обо мне... - Голос Марии был полон отчаяния.  -  Если  он
умрет, я не хочу жить! Зевс просто прекратит мои страдания.
   - Ты так любишь своего англичанина? - серьезно спросила Пилар.
   - Да! - грустно улыбнулась Мария. - Еще вчера мне казалось, что этого  не
может быть... Если бы я только знала, я бы вела себя совсем по-другому.
   - Я думаю, у него дело пойдет на лад, - улыбнулась Пилар. - А раз так,  у
тебя есть шанс попробовать завоевать его сердце еще  раз.  Мне  кажется,  он
неравнодушен к тебе, я бы сказала, даже больше...  Но  ведь  вы  оба  ужасно
упрямы и горды, чтобы признаться в этом. И, мне кажется,  вы  слишком  много
значения придаете кровной вражде, существующей между  вашими  семьями.  Все,
что случилось, - случилось много лет назад, и тех людей, кому причинили зло,
давно уже нет в живых. Неужели вы хотите, чтобы эхо минувшего разрушило ваше
будущее? - Пилар подошла к двери и открыла ее. -  Пойду  принесу  что-нибудь
поесть. Я смотрю, ты ничего не ела вчера  вечером.  А  потом  нагрею  теплой
воды, и ты сможешь помыться.
   Мария чувствовала  себя  гораздо  увереннее  после  разговоров  с  Пилар.
Приятно было сознавать, что и  в  этом  доме  есть  душа,  которая  искренне
переживает за тебя.
   Тоскливые  дни  сменяли  друг  друга,  не  принося  никаких  изменений  в
положение Марии. Габриэль потерял  много  крови,  и  силы  слишком  медленно
возвращались к нему. Однажды утром Пилар вошла в комнату с  широкой  улыбкой
на лице, и сердце Марии сильно забилось в предвкушении хороших новостей.
   - Англичанину гораздо лучше, - сказала дуэнья с порога. - Ему сегодня  не
понравился мясной бульон, и он швырнул в меня  тарелкой,  потом  до  хрипоты
спорил с Зевсом. И вообще он отказался оставаться в постели.
   Мария радостно закружилась по комнате.
   - Когда я смогу увидеть его? - спросила она.
   - Ну, это зависит не от меня.
   Прошло три долгих дня, прежде чем в комнате Марии появился Зевс.
   - Он хочет тебя видеть, - сухо сказал он.  Мария  разволновалась,  дурные
предчувствия одолевали ее: она не боялась, что Габриэль прикажет ее убить, -
он мог это сделать и раньше, - а вот сознание того, что он может оставить ее
в Пуэрто-Белло, наполняло ее тревогой и страхом. Никогда больше  не  увидеть
его было для нее равносильно смертному приговору.
   Теперь, когда угроза смерти миновала, отношение Зевса к ней стало немного
мягче, во всяком случае, увидев ее испуганное лицо, он угрюмо заметил:
   - Иди смелее, он не собирается отдавать тебя матросам.
   Измученная  постоянным  страхом  за  его  жизнь   и   охваченная   новыми
ощущениями, которые в ней  всколыхнула  любовь,  Мария  совершенно  не  была
готова к тому, как встретил ее Габриэль в то утро.
   Ее привели в  небольшую  комнату,  где  она  никогда  раньше  не  бывала.
Ланкастер стоял у окна, повернувшись к ней спиной, и никак  не  отреагировал
на ее появление: то ли с увлечением наблюдал за  чем-то,  то  ли  делая  это
намеренно.
   Она с  восхищением  рассматривала  его  высокую  фигуру:  широкие  плечи,
крепкую спину, рельефные мышцы которой не могла скрыть  тонкая  ткань  белой
рубашки, узкие бедра, стройные ноги. Проходили минуты, а он  по-прежнему  не
обращал на нее внимания.
   - Вы посылали за мной, сеньор? - нерешительно спросила она наконец.
   Габриэль  медленно  повернул  голову.   На   какое-то   мгновение   Марии
показалось, что в его взгляде промелькнула радость. Промелькнула и бесследно
исчезла.
   - Доброе утро, сеньорита, -  произнес  он  отчужденно-вежливым  тоном.  -
Благодарю за то, что вы оказали мне честь и встретились со мной. Я тем более
рад, что вы, я уверен, все это время  молились,  чтобы  мастерское  владение
вашего брата острым клинком избавило вас наконец от необходимости  лицезреть
меня.
   Габриэль был очень бледен, черты лица во время болезни  заострились,  под
глазами темнели круги, взгляд зеленых глаз был холоден и  колюч.  Его  слова
больно ранили Марию. Ее охватило  чувство  полной  безысходности  -  он  был
уверен,  что  она  действительно  хотела  его  смерти,  намеренно   пыталась
предупредить Диего об  опасности,  грозившей  испанцам.  Вспомнив,  как  она
переживала за него, как неистово молилась за его жизнь, Мария не выдержала.
   - Ты глуп, англичанин! - сказала она, сверкнув глазами. - После того  как
ты столько дней продержал меня взаперти, а теперь приписываешь мне  мысли  и
деяния, на которые считаешь меня способной, ты действительно должен  почтить
за счастье, что я согласилась с тобой встретиться.
   На мгновение Габриэль опешил.
   - Я не собираюсь препираться с тобой,  -  рявкнул  он,  и  в  глазах  его
появилось уже знакомое Марии выражение. - Ты забываешься. Мой тебе  совет  -
прикуси свой длинный язык, иначе мне придется как следует наказать тебя.
   Дразнить его дальше было опасно, даже Мария понимала это. Она  ничего  не
ответила, но, увидев ее язвительно скривившиеся губы, Габриэль проворчал:
   - Ты можешь проклинать меня в  душе  сколько  тебе  угодно,  но  никогда,
слышишь, никогда не забывай, что я твой хозяин!  Ты  моя  раба  и  благодари
Бога, что я гораздо лучше отношусь к своим рабам,  чем  твой  брат  когда-то
относился ко мне!
   Услышав такие слова, Мария в негодовании отвернулась. Габриэль подошел  к
ней, легким движением повернул к себе и, взяв за  подбородок,  приподнял  ее
лицо так, что она уже не могла избежать его взгляда.
   Холодные зеленые глаза внимательно изучали ее.
   - Ты не заслуживаешь снисхождения,  -  проговорил  он,  и  в  его  голосе
слышались злость и восхищение одновременно. - Но  я  не  так  жесток,  чтобы
мстить тебе. Я должен  был  бы  по  справедливости  отдать  тебя  дю  Буа  и
остальным; но память о сестре и жене не позволяет мне сделать это.
   При упоминании о  дю  Буа  ужас  отразился  на  лице  Марии,  и  Габриэль
снисходительно улыбнулся.
   - Да-да,  маленькая  дрянь,  дю  Буа.  Всякий  раз,  когда  ты  вздумаешь
ослушаться меня, помни, что и моему  терпению  приходит  конец.  И  если  ты
будешь слишком несносной, я вынужден буду отдать тебя ему.
   - Что ты собираешься со мной делать? - спросила Мария так тихо, что  сама
почти не слышала своего голоса.
   - Боже!  Какая  покорность!  -  язвительно  заметил  Габриэль.  -  Что  я
собираюсь с тобой делать? Существует масса вещей,  которыми  я  хотел  бы  с
тобой заняться. - Его большой палец лениво гладил ее  губы.  Но  неожиданно,
как будто вспомнив что-то неприятное, он опустил руку.
   - Для начала, я собираюсь взять тебя с  собой  на  Ямайку.  Морган  отдал
приказ, и в конце недели мы отплываем. Ты поедешь со  мной.  Всю  оставшуюся
жизнь ты будешь моей рабой. Я отомщу тебе по-своему.
   Отчаяние и возмущение боролись в душе Марии.
   - Почему ты не потребовал выкуп? Брат хорошо заплатил бы  тебе  за  меня.
Чтобы потешить свое тщеславие, ты мог  запросить  непомерную  сумму  за  мое
освобождение.
   Габриэль посмотрел на нее.
   - Никогда! Ты принадлежишь мне! И только смерть  Диего  удовлетворит  мое
тщеславие!
   На этом их  разговор  закончился,  и  несколько  дней  спустя,  не  зная,
радоваться ей или нет, Мария стояла на  палубе  "Черного  ангела",  провожая
глазами  удаляющийся  за  горизонт  многострадальный  Пуэрто-Белло.  Она   с
тревогой смотрела на простиравшуюся перед ней  гладь  океана.  Что  ждет  ее
впереди?
   К удивлению девушки, путешествие не  было  утомительным.  Стояла  хорошая
погода, и общество Пилар, которая  сопровождала  Зевса  к  месту  их  нового
обитания, скрашивало ее однообразное существование.
   Габриэль относился к ней с холодным равнодушием. Ей было велено содержать
каюту в идеальном порядке. И чтобы не давать повода для недовольства,  Мария
натирала до блеска даже медные ручки на дверях. Она прислуживала  за  столом
ему, Пилар и офицерам, которые обедали вместе с ним, и ей казалось,  что  ее
унижение доставляет ему  огромное  удовольствие.  Мария  была  уверена,  что
делает все это для того, чтобы дать ей  понять,  что  она  вещь,  рабыня,  с
которой хозяин может поступать, как ему заблагорассудится.
   Мария спала одна в небольшой кладовой, примыкающей к  каюте  капитана.  В
стены вбили два крюка и  между  ними  натянули  гамак,  он-то  и  служил  ей
постелью. Постепенно она привыкла к нему и под конец даже полюбила  спать  в
мерно раскачивающемся гамаке.
   Габриэль быстро поправлялся, и, когда на  горизонте  появились  очертания
Ямайки, он был уже вполне бодр. От длительных прогулок по палубе на его лице
опять появился бронзовый загар, движения приобрели  уверенность,  и  по  той
энергии, которая забурлила в  нем,  все  поняли,  что  капитан  окончательно
окреп.
   Прошло три дня, как они пришли на Ямайку, а Мария практически  не  видела
Габриэля. Вместе с Морганом он отправился  докладывать  губернатору  острова
Модифорду об успешной операции и с тех пор пропадал  в  городе.  Страдая  от
одиночества, она чувствовала, что воспоминания, прошлое семьи опять начинали
давить на нее. Но в этот солнечный день, сидя у окна каюты и глядя на гавань
Порт-Рояля, она решила отбросить  все  грустные  мысли  и  думать  только  о
будущем. Там за узкой полоской  воды,  отделяющей  Кагуа  от  Ямайки,  лежит
остров, которому суждено до конца жизни стать ее домом. Кто знает, что  ждет
ее впереди?

Глава 2

   Лениво развалившись в кресле и вытянув ноги, Габриэль Ланкастер  сидел  в
гостиной Модифорда и тоже думал о будущем:  о  своем  поместье  "Королевский
подарок", о сахарных плантациях и о том,  понравится  ли  Марии  этот  кусок
земли, который с таким трудом был отвоеван у джунглей? Не  покажется  ли  ей
его хозяйство слишком отсталым, а дом убогим?
   Рассердившись на  себя  за  эту  слабость  -  почему  его  вообще  должно
волновать,  что  подумает  рабыня,  -  Габриэль  тупо  уставился  на  пряжку
собственной туфли. Он все решил и отступать не намерен: по ее вине  он  чуть
не погиб, ее вмешательство не  позволило  ему  использовать  редкий  шанс  и
рассчитаться  со  своим  заклятым  врагом.  Он  больше  не   позволит   этой
обворожительной улыбке и необыкновенным глазам сводить его с ума!
   Но решимость Габриэля исчезала каждый раз, как только он встречал  Марию;
глядя на нее, он моментально забывал и  о  неприятностях,  которые  она  ему
причинила, и о том, что она из рода Дельгато. Пальцы непроизвольно коснулись
свежего шрама на щеке. "Глупец, -  подумал  он,  -  пусть  это  служит  тебе
напоминанием каждый раз, когда забудешь, с кем имеешь дело.  Она  такая  же,
как и все остальные Дельгато, и уж, конечно, ничем не отличается  от  своего
трижды проклятого братца!"
   Габриэль не любил вспоминать последние  дни  пребывания  в  Пуэрто-Белло.
Каждый  раз  он  как  бы  заново  ощущал  б