мсать ножницами непослушные волосы, складывая  срезанные  в
старую наволочку, чтобы выбросить их по пути и избавиться  от  улики.  После
такой безжалостной процедуры ее волосы, точнее, то,  что  от  них  осталось,
стали торчать в разные  стороны  неопрятными  пучками.  Но  это  определенно
придавало ей более мальчишеский вид. Ощутив  некоторое  удовлетворение,  она
еще раз обозрела  свою  внешность.  Слава  Богу,  ее  грудь  еще  совсем  не
развилась. Но что-то в чертах лица продолжало внушать  беспокойство.  Прямой
носик был еще совсем детским, рот  ничем  не  выделялся.  После  тщательного
осмотра она заключила, что вполне похожа на миловидного  мальчика.  Выдавали
ее только длинные пушистые ресницы. После недолгого колебания она приблизила
лицо к зеркалу и принялась аккуратно подстригать ресницы ножницами, в  конце
концов добившись того, что их вообще не осталось. Последний раз  взглянув  в
зеркало, Николь с удовлетворением отметила: девочку в ней  теперь  никто  не
признает. Что бы ни случилось, обратно  она  не  вернется.  Она  увидится  в
"Колоколе и свече" с этим человеком и уговорит его  взять  ее  в  море.  Без
долгих колебаний она распахнула окно, перебралась  на  ветви  росшего  рядом
дуба и спустилась на землю.

3

   Настроение Николь было приподнятым и радостным, чего нельзя было  сказать
о капитане Сэйбере. Сидя в местной  гостинице,  один  в  своей  комнате,  он
пребывал в самом мрачном состоянии духа. Сложившиеся обстоятельства удручали
его, но он был не в  силах  их  изменить.  Расспросив  местных  жителей,  он
убедился, что  объяснения,  данные  ему  Робертом,  были  правдивы.  Саймона
Саксона действительно в январе хватил удар, а необузданный  нрав  старика  и
его склонность к внезапным сменам настроения были известны всей округе.  Но,
несмотря на это, капитана бесило, что  хозяином  положения  оказался  Роберт
Саксон.  Теперь  приходилось  с  этим   мириться   и   полагаться   на   его
дипломатичность. Капитан чувствовал, что  с  его  стороны  было  глупо  сюда
возвращаться, глупо надеяться, будто  лорд  Саксон  простил  его  или  узнал
правду. А появиться в  одиночку  и  безоружным  было  просто  опасно.  Таких
глупостей он  совершил  много:  уехал  из  Лондона,  никого  не  поставив  в
известность, да еще наговорил много лишнего Роберту. Надо было  бы  взять  с
собой Хиггинса. Но капитан  хотел  продемонстрировать,  что  заехал  как  бы
невзначай и ненадолго. Это  удержало  бы  Роберта  оттого,  чтобы  замыслить
какую-нибудь пакость вроде той, что он однажды  уже  осуществил.  Интересно,
думал капитан, известил ли Роберт Аннабель о его приезде?
   При этой мысли лицо капитана исказилось,  недобрый  свет  зажегся  в  его
глазах. Четырьмя долгими годами пришлось ему заплатить. Четыре  года  службы
на Королевском флоте в атмосфере немыслимой жестокости и грубости. И все это
ему  устроил  Роберт  Саксон!  За  эти  четыре  года  Сэйбер  из  романтично
настроенного юноши превратился в сурового и твердого мужчину, который прошел
огонь морских  битв  и  не  раз  испытал  жестокое  наказание  девятихвостой
плеткой, на всю жизнь оставившей рубцы на его теле.
   При воспоминании об этих годах капитан стиснул кулаки, так  что  костяшки
пальцев побелели. Такая бурная вспышка раздражения огорчила его самого, и он
одним глотком допил эль из стоявшей перед ним кружки. Он попытался отбросить
мрачные воспоминания и напомнил себе, что в конце концов Роберт даже  сделал
для него доброе дело. Капитан невесело усмехнулся и поднялся со  стула.  Ему
вдруг стало тесно в этой комнате. Сегодня ему нужно было общество.
   Деревушка Беддингтон Конер была невелика. В "Колокол и свечу" - "типичное
заведение  для  таких  мест  -  заглядывали  в  основном  местные   фермеры.
Благородные леди и джентльмены останавливались здесь нечасто, и комнаты  для
постояльцев по большей части пустовали. В поисках компании, более  приятной,
чем его мрачные мысли, капитан вышел в общий зал и лишь на  несколько  минут
разминулся с недавно прибывшей миссис Иглстон. Поначалу ему показалось,  что
сегодня придется просто напиться до бесчувствия.
   Но он изменил свои планы, как только перекинулся взглядами с  хорошенькой
служанкой.  Минуту  спустя  они  уже  беседовали.  Немного  поломавшись  для
приличия, она сообщила, что зовут  ее  Пегги,  работать  она  заканчивает  в
полночь и, пожалуй, не откажется разделить с ним постель. Ухмыляясь, капитан
направился к маленькому столику в тихом уголке, устроился  там  поудобнее  и
принялся с интересом разглядывать местных завсегдатаев. Пегги с подчеркнутым
возмущением игнорировала их двусмысленные  шуточки  и  то  и  дело  украдкой
поглядывала на высокого  черноволосого  джентльмена,  который  с  элегантной
небрежностью развалился за своим столиком.
   А он симпатичный, подумала она.  И  наверняка  из  благородных.  Ближе  к
полуночи Пегги едва могла сдержать возбуждение. Скоро она поднимется  наверх
в комнату этого джентльмена. Поймав  на  себе  его  чуть  ленивый  довольный
взгляд, она поежилась от сладостного предвкушения.
   Зная, что ночью ему предстоит потрудиться, Сэйбер старался не  увлекаться
крепким темным элем, который в тот вечер лился  рекой.  Когда  вскоре  после
полуночи он вместе с Пегги поднимался по лестнице, шаг его  был  твердым,  а
голова ясной. Минуту спустя он распахнул дверь своей комнаты перед девушкой,
любезно пропуская ее вперед. Она сделала шаг в темноту и глухо вскрикнула от
тяжелого удара по голове, свалившего ее с ног и лишившего чувств.  Мгновенно
оценив обстановку, Сэйбер прижался спиной к стене рядом с дверью и судорожно
нащупал рукоятку тяжелого кортика, спрятанного под одеждой.
   В  темноте  комнаты  зашевелились  две   фигуры.   Они   склонились   над
бесчувственным телом Пегги. Один воскликнул:
   - Черт побери! Это же служанка! А где парень?
   Оба вскочили на ноги и бросились наружу, а Сэйбер с обнаженным кортиком в
руке выступил вперед из своего укрытия. Нападавшие секунду колебались, потом
бросились на капитана, но он ловким ударом сшиб одного с ног,  да  так,  что
тот повалил другого, и оба они покатились по узкой лестнице. Сэйбер метнулся
следом и, прежде чем они успели прийти в себя,  уже  грозно  возвышался  над
незадачливыми разбойниками. Он удержался от соблазна тут же заколоть  обоих,
поскольку вовремя сообразил: если он  будет  уличен  в  двойном  убийстве  в
деревенской гостинице, то Роберта это устроит  ничуть  не  меньше,  чем  его
собственная смерть. Вместо этого он громко позвал хозяина.
   Понадобился целый час,  чтобы  уладить  дело.  Пегги  осталась  жива,  но
полученная ею тяжелая рана должна была придать ей благоразумия  на  будущее,
когда она снова соберется последовать вместе с незнакомцем  в  его  комнату.
Двое нападавших громко клялись в  своей  невиновности.  По  их  словам,  они
просто перепутали комнаты, а девушку и пальцем не тронули, она, должно быть,
сама оступилась. Пегги ничего не могла вспомнить. Наконец, Сэйбер понял, что
правды ему не добиться. Он сделал вид, что принял  извинения  нападавших,  и
велел им убраться. Как оказалось, это  были  известные  здешние  забияки,  и
хозяин гостиницы с облегчением захлопнул за ними дверь.
   Вечер для Сэйбера закончился. С Пегги ничего не  вышло.  Но  главное,  он
понимал: ему нельзя заснуть и дать Роберту еще  один  шанс.  Он  уплатил  по
счету и  потребовал  своего  коня.  Конечно,  эти  двое  вовсе  не  ошиблись
комнатой. И если б он позволил себе напиться, то они успешно осуществили  бы
свое намерение, каковым, по его сильному подозрению, было  именно  убийство.
Случившееся убедило Сэйбера, что оставаться дольше не имеет никакого смысла:
Роберт не допустит его встречи с Саймоном Саксоном.
   Хозяин гостиницы был не на шутку огорчен и,  пока  Сэйбер  с  нетерпением
дожидался коня, старался, как мог, загладить неприятность. Но его  слова  не
успокоили капитана, который молча направился в  конюшню  посмотреть,  отчего
это конюх возится так непростительно долго.  Там  он  увидел  нерасторопного
паренька который  неловко  подтягивал  подпруги.  Потеряв  терпение,  Сэйбер
крикнул:
   - Пошел вон! Я сам справлюсь!
   Парня это, по-видимому, устроило, и он, довольный,  отправился  спать  на
сеновал, а Сэйбер уверенными движениями завершил  его  работу.  Он  уже  был
готов вскочить в седло и скакать прочь из этого негостеприимного места,  как
вдруг его окликнул робкий голосок:
   - Простите, сэр, не вы ли  тот  джентльмен  из  Лондона,  который  желает
нанять матросов?
   Сэйбер обернулся и в изумлении уставился на странную фигурку, представшую
перед ним. Это был худенький  мальчуган  в  одежонке  явно  с  чужого-плеча.
Из-под его неуклюжей шапки выбивались кое-как обстриженные волосы, усугубляя
и без того жалкую внешность. На вид ему было лет десять. Сэйбер улыбнулся  и
произнес:
   - В ваших краях новости  разносятся  быстро.  Я  и  правда  хотел  нанять
матросов,  но  обстоятельства  изменились,  я  должен  уехать  раньше,   чем
собирался. А ты хотел бы отправиться в море?
   Сердце Николь забилось так сильно, что ей показалось, он его услышит. Она
прошептала:
   - Да, сэр. Вы меня возьмете? Я  гораздо  сильнее,  чем  кажусь,  и  готов
делать любую работу.
   Сэйбер медленно покачал головой. Ему  с  трудом  удавалось  противостоять
жаркой мольбе, застывшей в этих ярких янтарных глазах.
   - Конечно, ты справишься. Но по-моему, ты  все-таки  еще  слишком  молод.
Может быть, в другой раз...
   Капитан ободряюще кивнул мальчишке и собирался вскочить на коня.  Он  уже
вставил ногу в стремя,  как  паренек  в  отчаянии  схватил  его  за  руку  и
заговорил чуть не плача:
   - Пожалуйста, сэр! Возьмите меня с собой! Вы не пожалеете, клянусь!
   Капитан был тронут. Чувствуя, что он колеблется, Николь снова взмолилась:
   - Сэр, пожалуйста, дайте мне шанс!
   Может быть, капитан и уехал  бы,  не  вняв  мольбам,  но  в  этот  момент
проснулся мальчишка-конюх и решил вмешаться.  Он  грубо  схватил  Николь  за
воротник и прикрикнул:
   - Убирайся, грязный попрошайка! Здесь нищим  не  место.  Оставь  в  покое
благородного джентльмена.
   Все ее мечты  пошли  прахом.  Николь,  охваченная  яростью,  вырвалась  и
набросилась на конюха с кулаками.  Тот  был  вдвое  выше  ростом  и  гораздо
сильнее. Он мог бы в два счета расправиться  с  обнаглевшим  побирушкой.  Но
Николь, вне себя от отчаяния, дралась как безумная. Так что в  конце  концов
капитану пришлось разнимать пареньков,  каждый  из  которых  успел  получить
здоровенный синяк под глазом и хлюпал расквашенным носом.  Приподняв  Николь
над землей, Сэйбер рассмеялся:
   - Ну хорошо, малыш! Я тебя беру!
   От неожиданной радости она онемела. Потом, не чувствуя боли от синяков  и
ссадин, слабо улыбнулась. Сэйбер, сам не понимая, что движет его  поступком,
улыбнулся в ответ.
   Он усадил ее на лошадь позади себя,  и  вскоре  они  уже  скакали  вдаль,
оставляя Беддингтон Конер позади. Крепко обхватив капитана за  пояс,  Николь
едва  сдерживалась,  чтобы  не  закричать  от   счастья.   Свершилось!   Она
отправляется в море!

ЧАСТЬ I

1813

Юнга Ник

   Пусть будет, что будет. Доверься судьбе. Ведь будущее Неподвластно тебе.
   Чарльз Свэйи

4

   Воды лагуны сверкали на солнце, как зеркало. Николь задумчиво  глядела  в
лазоревую даль, и мысли ее лениво текли, подчиняясь  мерному  ритму  прибоя.
Она вместе со своим другом лежала на горячем белом песке на берегу одного из
тех крохотных островков, которые образуют Бермудский архипелаг.  Пару  часов
назад они покинули корабль,  чтобы  хоть  ненадолго  насладиться  отдыхом  и
тишиной. Эти острова капитан Сэйбер давно облюбовал для стоянки, и тот факт,
что Британский Королевский флот базировался на главном  острове  архипелага,
нимало его не смущал.
   Три сотни маленьких островов, словно цепочка зеленых бусинок перерезавшие
Атлантику,  служили  идеальным  укрытием  для  многих  американских  каперов
<Каперы - частные морские суда, занимавшиеся, с ведома своего правительства,
преследованием и захватом судов противника и нейтральных стран, перевозивших
грузы для воюющей страны. Последнее  условие  фактически  давало  повод  для
нападения на любое судно.>,  подстерегавших  английские  и  испанские  суда.
Далее за Бермудами океан простирался до самых Азорских  островов,  и  теплые
воды Гольфстрима гнали этим путем в Северную Атлантику бесчисленные суда  из
Вест-Индии, груженные пряностями, сахаром и Табаком.
   Островков, в большинстве своем необитаемых,  было  слишком  много,  чтобы
Британский флот мог среди них постоянно патрулировать. И американские каперы
этим беззастенчиво пользовались. К тому же они  и  не  являлись  этой  самой
грозной военной силы в  Мировом  океане.  Обычно  каперским  судам  за  счет
большей скорости и маневренности удавалось  уходить  от  тяжелых  английских
боевых кораблей, а иной раз и  одерживать  над  ними  победы.  В  1812  году
президент Медисон объявил войну, и это  враз  превратило  морской  разбой  в
исполнение  патриотического  долга.  Конечно,  урон,  наносимый  английскому
военному флоту, был невелик, но каперы  и  не  преследовали  этой  цели.  Их
привлекали тяжело нагруженные торговые суда из Вест-Индии.  На  эту  лакомую
добычу джентльмены удачи слетались, будто акулы на истекающую кровью жертву.
Подобно многим другим, капитан Сэйбер, пользуясь  покровительством  властей,
сколотил себе целое состояние на морском разбое.
   В последнее время, как  казалось  Николь,  капитан  совершал  налеты  уже
скорее  ради  забавы.  Он  вел  себя  подобно  упитанному   тигру,   который
пресытился, но не может побороть искушение напасть  на  ягненка,  пасущегося
перед самым носом. За последние шесть месяцев  "Ла  Белле  Гарче"  -  юркая,
хорошо вооруженная шхуна - захватила два  трофея  -  английскую  баркентину,
плывшую с Ямайки, и испанское торговое судно, следовавшее в Кадис.  Впрочем,
эти набеги капитан предпринял скорее от скуки да еще  чтобы  унять  аппетиты
команды, Мысли  Николь  перенеслись  к  этому  странному  человеку,  который
решился назвать  свою  шхуну  "Ла  Белле  Гарче"  -  "Прекрасная  Шлюха".  В
последнее время капитан вел себя как-то странно, и ей было  не  по  себе  от
мысли, что он догадывается об ее уловке.
   Целых пять лет она прожила под угрозой  разоблачения.  Правда,  временами
она и сама забывала, что она - девушка, а  не  худенький  юнга  с  каперской
шхуны.  В  течение  первого  года  ее  положение  было  сносным.   Об   этом
позаботилась природа. Роста Николь  была  среднего,  а  тембр  ее  голоса  -
довольно низкий, что не совсем обычно для девушки, но вполне естественно для
юноши.
   Капитан, которому и в голову не пришли никакие сомнения, назначил  Николь
юнгой и попросту забыл о ней. Несколько недель она провела в тяжелых трудах,
пока он снова о ней не вспомнил. В те  дни  она  работала  столько,  что  по
вечерам валилась в свой гамак, подвешенный в кубрике,  совсем  обессилевшая.
Будучи младшим членом команды, к тому же самым молодым, да еще  и  новичком,
она фактически служила на побегушках у всех и каждого. Но  как  ни  странно,
это не подрывало в ней присутствия духа. Мысль о том, что ей удалось сбежать
от ненавистных опекунов,  бодрила  подобно  океанскому  ветру.  А  когда  ей
приказывали  лезть  на  снасти,  она,  опьяненная  высотой,   охотно   и   с
удовольствием  карабкалась  по  шатким  мосткам,   пренебрегая   смертельной
опасностью. И еще ей нравился океан, поражавший своим безбрежным простором и
мощью.
   Никогда в жизни ей не забыть своего первого морского боя. В тот день  "Ла
Белле  Гарче"  настигла  испанское  торговое  судно.  Когда  ударили  первые
предупредительные выстрелы, Николь  содрогнулась  от  страха,  но  скоро  ей
передался азарт бойцов, сновавших по палубе, и ей захотелось самой броситься
в  бой.  Когда  капитан  заметил  в  дыму  разрывов  худенькую  фигурку,  он
немедленно приказал юнге спуститься в каюту подальше от опасности.  Напрасно
она просила разрешить ей остаться. Капитан был непреклонен.
   Но в тот раз капитан Сэйбер наконец обратил на нее внимание и,  вероятно,
решил найти бойкому пареньку лучшее  применение.  Так  Николь  стала  личным
слугой капитана. Это значительно ослабило опасность разоблачения,  поскольку
Сэйбер распорядился, чтобы она спала в уголке его каюты. К ней он  относился
совершенно безразлично, почти ее не замечая.
   Новые обязанности пришлись Николь не по душе,  что  дало  капитану  повод
обвинить юнгу в неблагодарности. Как-то он сердито бросил:
   - Знаешь, Ник, там в  кубрике  найдется  полдюжины  молодцов,  каждый  из
которых охотно занял бы твое место, да и работал бы посноровистей.
   Николь всегда была остра на язык и тут нашла что ответить. За что и  была
награждена увесистой оплеухой, от которой потом целый час  звенело  в  ушах.
Назидание пошло впрок, и Николь зареклась упражняться в  остроумии.  Подумав
про себя, что лучше б ей было пойти в горничные, она прикусила язык и впредь
исполняла  свои  обязанности  беспрекословно.  Когда  же  капитан   случайно
обнаружил, что подобранный им оборвыш умеет читать и писать,  это  заставило
его присмотреться к пареньку с интересом.  Он  поручил  юнге  вести  судовой
журнал, в котором отмечались все захваченные трофеи.  Так  Николь  стала  не
просто слугой, но вдобавок и секретарем.
   В минуты раздумья она признавалась себе, что, останься она среди команды,
скрывать свой пол ей вряд ли удалось бы так долго, уж  по  крайней  мере  не
пять лет! Но как приближенная капитана она была практически  изолирована  от
мужчин. Что же касается самого капитана, то, коли юнга был прилежен,  он  не
удостаивал его даже взглядом. Но все же  ей  казалось,  что  капитан  что-то
подозревает. Она повернулась к своему спутнику и спросила:
   - Как ты думаешь, Ален, капитан догадывается, что я девушка?
   - Избави Бог! Если так, то я не дам  за  твою  жизнь  ломаного  гроша,  -
ответил Ален с неожиданной горячностью.
   Ален Баллард был для  Николь  загадкой.  Год  назад  он  дезертировал  из
Британского Королевского флота и поступил в команду "Ла  Белле  Гарче".  Она
частенько задумывалась, что же толкнуло его на такой шаг. Ей было известно о
нем  немного,   но   его   аккуратная   одежда   и   изящные   манеры   явно
свидетельствовали о том, что происхождения он более благородного, чем  любой
из членов команды. Кроме того, Ален вел себя с таким достоинством,  что  она
предположила: раньше он был офицером.  Недаром  Сэйбер  назначил  его  своим
помощником. Николь с самого начала потянулась к Алену. Он  чем-то  напоминал
ей Жиля, и скоро между ними завязалась крепкая морская дружба.
   Свободное время они обычно проводили вместе, и не приходится  удивляться,
что очень скоро Ален обнаружил: Николь - вовсе не  юноша.  Произошло  это  в
один из дней, похожий на сегодняшний, когда он случайно наткнулся на Николь,
гревшуюся обнаженной на солнечном берегу маленькой  лагуны.  Сначала  он  не
поверил своим глазам.  Николь  стала  умолять  не  выдавать  ее.  Алену  это
пришлось не по душе, а выслушав всю ее историю, он  совсем  расстроился.  Он
обещал, что постарается помочь  ей  вернуться  в  Англию,  но  Николь  резко
отвергла его предложение.  Она  убедительно  развенчала  все  приводимые  им
доводы, с радостью отметив про себя, что к  единственному  доводу,  которому
она не смогла бы противостоять, он не прибег - не стал угрожать, что доложит
капитану. Потом она, нередко задумывалась, чем было продиктовано  такое  его
поведение, но в конце концов решила не ломать над этим голову.
   Правда, порой ей казалось, что и сам Ален не совсем  тот,  за  кого  себя
выдает. Он проявлял повышенный интерес ко всем делам капитана и  особенно  к
его  бумагам  -  спискам  захваченных  трофеев.  Николь  думала,   что   это
продиктовано заинтересованностью в  своей  доле  доходов,  пока  однажды  не
за