на растерянно заглянула ему в глаза.
   - Что тебе известно? Вернее, что, как тебе кажется, ты знаешь?
   Жан не то улыбнулся, не то поморщился.
   - Что ж, хорошо, попробую говорить на  том  языке,  который  тебя  больше
устраивает, - натянуто произнес  он  и  посмотрел  в  темноту,  собираясь  с
мыслями. - Надеюсь, ты не сомневаешься, например, в том, что я умею  считать
хотя бы на пальцах. Джон, кстати, тоже. Так вот, согласно моим  вычислениям,
Микаэла появилась на свет ровно  через  семь  месяцев  после  вашей  с  Рено
свадьбы. - Он склонился в старомодном  поклоне.  -  Других,  конечно,  можно
убедить в том, что она родилась недоношенной. Но я, не  забывай,  был  тогда
рядом.  -  Жан  вновь  отвел  глаза  от  напрягшегося  лица  собеседницы.  -
Естественно, я не знал всего, что было между тобой и Джоном Ланкастером.  Но
о некоторых вещах я мог догадаться, хоть мне и было всего семнадцать...  Моя
новорожденная племянница была у меня на глазах с первого же дня  жизни.  Она
была живым, резвым младенцем с нормальным весом. В общем, никаких признаков,
что она родилась на два месяца раньше положенного срока, не было. К тому  же
я знаю, как относился к Микаэле мой  брат.  Конечно,  это  отношение  нельзя
назвать плохим. Но оно было совсем не таким, как к Франсуа. Временами, когда
Рено думал,  что  его  никто  не  видит,  он  смотрел  на  девочку  с  явным
неудовольствием.
   - Это еще ничего не значит! - резко возразила Лизетт. Он посмотрел  в  ее
сторону с сожалением.
   - Само по себе, возможно. Многие креолы относятся к сыновьям лучше, чем к
дочерям. Но если учесть и другие  обстоятельства...  Я  ведь  знал,  что  за
несколько недель до вашей свадьбы ты наотрез отказалась выйти за него замуж.
И вдруг все меняется, и свадьбу устраивают в необыкновенной спешке. Знал я и
то, что ты любила Джона Ланкастера... - Она хотела сказать  еще  что-то,  но
Жан, покачав головой, продолжил:
   - Не надо. Не пытайся убедить меня в том, что я ошибся.  Не  надо  больше
лжи. Лизетт отвела взгляд.
   - Есть и еще одно доказательство, бесспорное для любого, кто знал  твоего
отца: Кристоф практически подарил моему брату на свадьбу чуть ли не половину
своей доли в компании. Причем с условием, что акции эти  будут  принадлежать
Рено, а после его смерти должны перейти к твоему первому ребенку.  Именно  к
первому, независимо от того,  сколько  еще  детей  будет  у  тебя.  Странное
условие, не находишь? Мне этот подарок всегда напоминал взятку...
   Жан осекся, потому что губы Лизетт дрогнули и на ее  ресницах  заблестели
слезы.
   - Итак, - вздохнув, произнес он, - когда ты расскажешь ему,  что  у  него
есть родная дочь? И как ты объяснишь Микаэле, что отцом ее является вовсе не
Рено, как она думала всю жизнь, а Джон Ланкастер?

Глава 20

   Микаэла нервно ходила по блестящему желтому сосновому полу своей комнаты.
Появления Хью она ожидала с нетерпением и тревогой, веря и не веря, что  все
измучившие ее вопросы  просто  исчезнут  буквально  через  несколько  минут.
Отметая сомнения,  она  вновь  напоминала  себе  совет  матери:  что  бы  ни
случилось, нельзя давать волю своему взбалмошному характеру и необдуманными,
сердитыми  словами  разрушить  то  новое,  что  зарождается  в  их  с  мужем
отношениях. Семейная жизнь должна строиться не на подозрениях и догадках,  а
на правде и понимании. Их с Хью ошибка в том  и  заключалась,  что  они  оба
оказались  слишком  самонадеянны  и  приняли  собственные  умозаключения  за
истину. Микаэла вдруг совершенно четко поняла, что  если  она  действительно
хочет сохранить свой брак, ей следует научиться не показывать так явно  свою
боль, гнев  и,  конечно,  гордыню.  Необходимо  научиться  прислушиваться  к
советам собственного сердца. Ну а сейчас главное - перестать трусить! Хватит
бояться своих чувств! Надо  говорить  о  них  в  открытую,  чем  бы  это  ни
закончилось.
   На Микаэле был пеньюар из бледно-желтого батиста, украшенный  лентами,  и
полупрозрачная зеленоватая накидка, с бахромой по краям. Великолепные черные
волосы тяжелыми волнами ниспадали по плечам, оттеняя бледное лицо.  В  таком
наряде она казалась совсем юной и  беззащитной.  Микаэла  понимала,  что  от
наступающей ночи, может быть, зависит вся их  с  Хью  совместная  жизнь.  От
того, сумеет ли она удержать в узде  свой  характер,  сможет  ли  откровенно
говорить о том, что их разделяет, зависит, станет она утром самой счастливой
или самой  несчастной  женщиной  на  свете.  Микаэла  импульсивно  скрестила
пальцы. Скорее бы наступало утро, которое  все  прояснит.  Больше  всего  на
свете она хотела узнать об истинных чувствах мужа.
   Дверь  позади  скрипнула,  и  Микаэла  замерла.  Широко  раскрывшиеся  от
волнения глаза ее стали совсем огромными. Начиналось то, чего она ожидала  с
таким нетерпением и страхом...
   Широкоплечая фигура Хью, необычайно большая в тусклом свете, обозначилась
в дверном проеме. На нем был только черный восточный халат  из  драгоценного
шелка, расписанного изображениями драконов  и  каких-то  других  мистических
животных. Стоило ему шевельнуться,  и  узоры  эти  как  бы  оживали,  шевеля
горящими золотом глазами и изумрудными хвостами. Он стоял в тени, взирая  на
нее молча. Высокий, со сбившимися на лоб волосами  и  скрещенными  на  груди
руками, Хью выглядел зловеще. Микаэла ощутила дрожь и тут же одернула  себя,
напомнив, что бояться нечего, что перед ней ее муж.
   - Добрый вечер, - тихо произнесла она, постаравшись улыбнуться.
   Хью улыбнулся в ответ, и все пугающее  в  его  облике  мгновенно  как  по
мановению волшебной палочки исчезло.
   - Хочешь, чтобы мы и сегодня  разговаривали  официально,  любовь  моя?  -
спросил он, нежно приподнимая пальцем ее подбородок.
   При последних словах сердце  вздрогнуло.  Он  назвал  ее  своей  любовью!
Действительно ли это так?  Или  он  опять  дразнит  ее?  Микаэла  проглотила
подступивший к горлу комок и только  тогда  сообразила,  что  уже  несколько
секунд широко раскрывшимися глазами смотрит на мужа, не отвечая на  заданный
вопрос.
   - Н-нет, - пролепетала она и, вдруг вспомнив о решении  говорить  сегодня
совершенно правдиво и откровенно, продолжила уже более решительным тоном:
   - Я просто не смогла придумать ничего иного для начала разговора.
   - В это трудно поверить, - удивленно приподняв брови, воскликнул  Хью,  -
особенно человеку, который  так  часто  испытывал  на  себе  остроту  твоего
язычка.
   - Зачем ты  дразнишь  меня,  Хью!  -  Микаэла  высвободила  подбородок  и
отвернулась. - У меня нет ни  малейшего  желания  вновь  начинать  словесную
перепалку.
   - И я совершенно не настроен на  борьбу.  Поверь  мне,  любимая!  -  чуть
хриплым от волнения голосом произнес он, притягивая ее  к  себе.  Микаэла  с
готовностью  прижалась  щекой  к  его  груди,  ее  мягкие,  душистые  волосы
защекотали лицо Хью. - Не  знаю,  да  и  не  хочу  знать,  из-за  чего  наши
отношения запутались до такой  степени.  Уверен  только,  что  с  этим  пора
покончить. Во имя нашего счастья мы должны забыть глупые ссоры и обиды. Ты -
моя жена. Я - твой муж. Нам жить вместе. Я уверен, родная,  что  жизнь  наша
должна быть более радостной и приятной, чем в эти последние недели.  Не  так
ли?
   Микаэла кивнула и вновь прижалась щекой к теплой, сильной груди мужа.
   - Я понимаю, что сама во многом виновата, - призналась она. - Я все время
пытаюсь занять наступательную позицию. Я сразу поверила  Франсуа,  когда  он
сказал, что ты женился на мне по расчету. - Она ощутила, как напрягся муж, и
голос ее чуть дрогнул. - Франсуа еще молод и глуп. Мне не следовало  слушать
его.
   Хью облегченно вздохнул и поцеловал ее в затылок.
   - Я не склонен обвинять во всем только тебя, - сказал он. - Я тоже сыграл
дурную роль в этой ситуации. Наверное, пришло  время  для  обстоятельного  и
откровенного разговора. Уверен, если мы покаемся в своих грехах, нам  станет
намного легче.
   Подчиняясь зову плоти, Хью  поднял  жену  на  руки  и  хотел  отнести  на
кровать. Но, осознав, что разговор еще только начался, осторожно опустил  ее
на диван и с гримасой, отражающей внутреннюю борьбу, уселся в стоящее  рядом
кресло. Этот громоздкий, обитый рубиновым  дамасским  бархатом  предмет  был
оставлен лишь временно, до прибытия новой мебели из  города.  Но,  глядя  на
удобно устроившегося в кресле мужа, Микаэла вдруг подумала,  что  кресло  не
так уж и плохо. Может, и не стоит менять обстановку в спальне?
   Воцарилась напряженная тишина. И он, и она  осознавали,  что  сегодняшняя
ночь будет очень важной в  их  жизни,  поэтому  никто  не  решался  нарушить
молчание первым. Микаэла  машинально  теребила  тяжелый  шелк  халата  мужа,
пытаясь успокоить лихорадочно кружащиеся  в  голове  мысли.  Он  был  совсем
рядом. Ее ноги чувствовали тепло его тела.  Это  мешало  сосредоточиться.  К
тому же она знала, что, кроме халата, на Хью ничего  нет.  От  одного  этого
кружилась голова. Собраться в таком состоянии было тяжело. Она понимала, что
решимость может оставить ее в любую секунду, а значит, во что бы то ни стало
надо продолжить начатый разговор.
   Хью был в не меньшей степени убежден, что, прежде чем  заняться  любовью,
им необходимо до конца разобраться в своих отношениях. Но и возбужден он был
не меньше ее. Нелегко говорить, когда  вся  твоя  мужская  сущность  требует
совсем другого. Попробовал бы кто-нибудь  держаться  спокойно,  когда  грудь
столь желанной женщины и полные зовущие губы  находятся  в  дюйме  от  тебя,
когда чувствуешь ее горячее дыхание! Во взгляде  Микаэлы  читался  страстный
призыв, и больше всего на свете сейчас хотелось расцеловать эти глаза, губы,
грудь... Пересиливая себя, он отвернулся и глухо простонал:
   - Нет! Мы должны завершить этот разговор! Но если ты будешь  смотреть  на
меня так, я не смогу думать ни о чем, кроме того, что хочу тебя...
   Микаэла нежно улыбнулась. Слова мужа почему-то придали ей уверенности.
   - Что ж, давай начнем, - мягко сказала она. - Итак, ты действительно  был
уверен, что я заманила тебя в ловушку? Ты думал, что Франсуа уговаривал меня
выйти замуж за тебя? Короче, ты думал, что мой брат делал ставку  именно  на
тебя?
   Голос жены звучал ласково, но в  нем  легко  угадывались  боль  и  легкая
насмешка. Хью вдруг не только умом, но и сердцем понял, какую жестокую шутку
сыграла  с  ним  вера  в  собственную  мудрость.  Он  поморщился,  припомнив
однозначный вывод, который сделал из подслушанного в беседке разговора.
   - Да, к сожалению, должен признать, что это именно  так,  любовь  моя,  -
произнес он. - Я не сомневался в этом. Но согласись, что на моем месте любой
бы решил примерно то же самое. То, что  Франсуа  говорил  об  Алене,  вполне
могло относиться и ко мне. А то, что мы неожиданно оказались вскоре вдвоем в
столь щекотливой ситуации, окончательно убедило меня в том, что я не ошибся.
- Хью заглянул в глаза Микаэлы. - Я не сомневался, что Франсуа  сумел  найти
нас так быстро именно потому,  что  ты  заранее  сказала  ему,  где  следует
искать. Глаза ее возмущенно сверкнули.
   - Dieu! И ты мог представить, что в моей  власти  было  вызвать  грозу  и
заставить твою лошадь выйти из повиновения?  -  Она  на  мгновение  смолкла,
восстанавливая дыхание. - Похоже, ты был не очень высокого мнения обо мне!
   - Да, как ни странно,  ты  права,  -  откровенно  признался  он,  покачав
головой. - Но ты, возможно,  заметила,  что,  и  несмотря  на  эту  бредовую
уверенность, я хотел стать хорошим мужем.
   - Возможно. Но почему? - резко воскликнула  Микаэла,  не  заметив  нежные
нотки в его голосе.
   Хью запечатал ее подрагивающие от волнения губы поцелуем.
   - Потому что, к своему удивлению, я вдруг понял, что  готов  отдать  все,
лишь бы ты стала моей! - чуть хрипло произнес  он.  -  Я  почувствовал,  что
совершенно очарован тобой и нет для меня ничего на свете дороже тебя!
   Забыв обо всем, она с надеждой смотрела в  лицо  мужа,  нежно  прикасаясь
кончиками пальцев к его щеке.
   - Правда? - скорее не сказала, а выдохнула она. -  Ты  женился  не  из-за
моей доли в компании?
   Хью пробормотал что-то похожее на ругательство.
   - Черт бы побрал эту компанию! Она  приносит  мне  одни  неприятности,  -
горячо заговорил он, глядя ей прямо в глаза.  -  Да  если  хочешь  знать,  я
несколько раз всерьез собирался продать все свои акции  и  зажить  спокойной
жизнью. Эх ты, маленькая глупышка! Уж что-что, а твои ценные бумаги никак не
могли повлиять на мое решение жениться. Если я о них и  думал,  то  в  самую
последнюю очередь. Но сейчас, - лицо Хью смягчилось, - я  готов  благодарить
компанию. Не будь ее, мы бы могли и не встретиться. Именно мое  положение  в
компании позволяло мне быть рядом с тобой...  -  На  какое-то  мгновение  он
смолк, собирая в кулак всю свою  храбрость.  -  Микаэла,  ты  должна  понять
главное: я люблю тебя! Только под влиянием очень  сильного  чувства  мужчина
может вести себя так, как я. Я  и  сам  лишь  недавно  понял  это.  Когда  я
влюбился, не знаю. Кажется, это чувство жило во мне всегда. Я люблю  тебя  и
хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты была  счастлива...  Чтобы  ты  всегда
была со мной!
   - О, Хью, мне было так страшно! - воскликнула Микаэла, обвивая руками шею
мужа и горячо целуя его. - Я боялась, что ты женился на  мне  по  расчету  и
отправил меня из города, потому что я уже  надоела  тебе.  -  Щеки  ее  чуть
покраснели, в голосе послышалась обида. - Я думала, что ты вернулся к Алисе.
Ведь ты даже не искал больше близости со мной. Мне было так мерзко, когда ты
уехал. Maman может подтвердить, как я была несчастна. Мне так хотелось  быть
с тобой, и я боялась... - Микаэла всхлипнула. -  Я  боялась,  что  наскучила
тебе и ты больше не хочешь спать со мной.
   - Наскучила? - то ли усмехнулся, то ли простонал Хью. - Если бы ты только
знала, сладкая моя, как я скучал по тебе в пустой постели, как ругал себя  в
Новом Орлеане за то, что оставил тебя здесь: Что касается Алисы... Забудь  о
ней! Все, что она тебе сказала, - сплошная ложь. К тому  же  я  был  слишком
занят нашими отношениями, чтобы думать о какой-то другой  женщине.  Наш  дом
оказался таким пустым и неуютным без тебя. Я  уже  был  согласен,  чтобы  ты
просто жила рядом. Пусть бы мы спали порознь, но я хотя бы имел  возможность
разговаривать с тобой. Я готов сносить все твои  обидные  шутки  и  выходки,
лишь бы ты была со мной. -  Губы  его  дрогнули  в  горькой  усмешке,  голос
сделался нежным и проникновенным. - Да, меньше всего на свете  мне  хотелось
разлучаться с тобой. Но мне казалось, что другого выхода нет. Пока  мы  были
рядом, мы раздражали друг друга, и я подумал, что пожить  отдельно  какое-то
время, возможно, будет полезно...
   - А я повела себя как глупая гусыня! - не выдержала Микаэла. -  Я  должна
была верить тебе. А если что-то смущало, надо было откровенно  сказать  тебе
об этом, не скрывать то, что было у меня на сердце.
   Взгляд Хью стал необыкновенно теплым и нежным. Она еще сильнее  прижалась
к нему.
   - И что же, моя любимая, маленькая моя,  скрывается  в  твоем  сердце?  -
прошептал он, почти касаясь губами ее губ.
   - О, только любовь! -  чуть  игриво  воскликнула  Микаэла  и,  видя,  как
вспыхнули при этом глаза мужа, ласково  провела  кончиками  пальцев  по  его
щеке. - Мое сердце целиком заполнено любовью к одному мужчине. Мужчина  этот
- мой упрямый, сердитый, самоуверенный, но при этом такой  великолепный  муж
Хью Ланкастер.
   Поцелуй его был горяч  и  осторожен  одновременно,  в  нем  чувствовалась
неукротимая страсть и великая нежность. Они слились в  объятиях,  и  Микаэла
попыталась сделать невозможное - прижаться к нему еще сильнее.  Ей  хотелось
раствориться в нем целиком навсегда.  Это  было  великолепное,  незабываемое
ощущение. Сердца их бились в унисон, души ликовали. Он любит ее!  Она  любит
его! Все остальное в этом мире не имеет особого значения.
   Они что-то лепетали, беззвучно и бессвязно, но  понимали  друг  друга.  В
полупризрачном свете свечей они застыли в старинном потертом  кресле,  боясь
ослабить объятия.  Их  шепчущие  что-то  губы  почти  соприкасались.  Слова,
собственно, и не были нужны. Они разговаривали сейчас на  том  тайном  языке
чувств, который знали с самого сотворения мира все истинно любящие.
   Это было новое и незнакомое  для  них  обоих  чувство,  умиротворяющее  и
радостное, полное уверенности во взаимной любви. Всем существом они  поняли,
что отныне соединены чем-то более высоким, чем просто  взаимная  симпатия  и
влечение. Хью осторожно поднял жену на руки и медленно, будто во сне,  понес
ее к кровати.  Его  ласковые  движения  были  плавными,  поцелуи  чистыми  и
нежными. Как-то само собой получилось, что к моменту, когда он опустил ее на
белоснежную простыню, они были уже обнажены. Их тела  рванулись  друг  другу
навстречу,  и  все  вокруг  перестало  существовать.   Они   погрузились   в
сладостный, принадлежащий только им мир. Мир, в котором  все  для  них  было
ново и прекрасно. Ночь пронеслась как одно мгновение.

***

   Получив приглашение, Ален Хассон не стал терять время. Около  одиннадцати
часов утра в воскресенье его запряженный парой  великолепных  серых  лошадей
элегантный фаэтон остановился у центрального входа "Уголка любви".  Спрыгнув
на землю, он похлопал рукой по небольшому дорожному чемодану,  закрепленному
позади экипажа, проверяя крепость ремней, и посмотрел на дверь,  из  которой
уже выходил не слишком радостный Франсуа.
   Глядя из окна на довольно прохладно  приветствующих  друг  друга  молодых
людей,  Хью  улыбнулся.  Подумать  только,  совсем  недавно  прибытие  этого
человека его пугало! Сейчас это кажется смешным. Как все  меняется  в  мире,
когда ты уверен, что жена любит тебя! Он неторопливо спустился  на  крыльцо.
Гостя он приветствовал с искренностью радушного хозяина.
   Впрочем, Ален если и заметил странное различие в отношении к его прибытию
Хью и Франсуа, внешне ничем этого не выдал. На лице его светилась  та  самая
очаровательная улыбка, о которой в Новом Орлеане ходили легенды. Причем  она
стала еще радостнее, когда ему предложили пройти в бельведер, где  остальные
члены собравшейся в "Уголке любви" компании наслаждались утренней свежестью.
   После обычных при встрече приветствий и расспросов о здоровье и городских
новостях, Ален, как и  все  остальные,  удобно  расположился  на  скамье  из
кедрового дерева. Ему подали кофе. Потягивая  его,  он  получил  возможность
приступить к  изучению  обстановки.  Обе  женщины  охотно  отвечали  на  его
вопросы, но держались с явной прохладцей. Одеты они были довольно просто. На
Микаэле было бледно-розовое муслиновое платье без каких-либо  украшений,  на
Лизетт примерно такое же, только зеленое. Кстати, зеленый цвет очень шел ей.
Одежда мужчин тоже не отличалась особыми изысками. Обычные  брюки  и  туфли.
Хью и Франсуа, правда, встретили его  в  сюртуках.  Но  сейчас  сняли  их  и
остались в  белоснежных  рубашках.  Все  казались  спокойными  и  довольными
жизнью, разве что Франсуа был немного мрачен. Опытный глаз Алена не  мог  не
отметить более теплые, чем это возможно между  обычным  гостем  и  хозяйкой,
отношения между Джоном Ланкастером и Лизетт Дюпре.  Они  не  скрывали  своих
симпатий  друг  к   другу.   Сидя   рядышком,   то   и   дело   обменивались
многозначительными взглядами и теплыми улыбками. Отметив это,  Ален  обратил
внимание на отношение к атому  остальных  и  вскоре  убедился,  что  особого
удивления никто из присутствующих не проявляет. Это уже настораживало.
   Видимо, он чем-то проявил свое недоумение. Стоящий позади скамьи Хью,  не
снимая руку с плеча жены, весело подмигнул ему.
   - Вы приехали как раз вовремя, чтобы  разделить  нашу  радость,  Ален,  -
сказал он небрежно. - Не далее как вчера моя горячо любимая теща согласилась
стать еще и моей мачехой. - Он с  улыбкой  поклонился  в  сторону