ерях.
   Ему ничего не оставалось, как подтолкнуть всех троих в холл.
   Адам и Тамара, стоя рядом,  с  любопытством  разглядывали  окружающее  их
великолепие. На стенах в ряд висели огромные зеркала в золотых рамах, сверху
спускалась хрустальная люстра, белый мраморный пол блестел под  ногами,  как
первый выпавший  снег.  Внизу  изящно  изогнутой  лестницы  стояли  нарядные
джентльмен и леди.
   Еще один джентльмен помоложе шел по холлу к лестнице, но,  увидев  цыган,
остановился, и в его холодных серых глазах промелькнуло  что-то  похожее  на
испуг. Те двое у лестницы застыли.
   Мужчина постарше с  приятным,  но  уже  испещренным  морщинками  лицом  и
иссиня-черными, с обильной сединой волосами,  без  сомнения,  был  сам  граф
Маунт, лорд Тримэйн. Женщина в нарядном платье из розового муслина выглядела
много моложе мужчины, но, очевидно, была его женой, леди Тримэйн.
   Тамара глядела на них без особого интереса, но когда лицо графа  исказила
гримаса неудовольствия при виде оборванной троицы, топтавшейся в его  холле,
ее личико бессознательно повторило это выражение,  и  она  послала  в  ответ
сердитый взгляд.
   Зато  Адама  просто  как  громом  поразило,  когда  он   увидел   хрупкую
голубоглазую женщину, опиравшуюся на руку  графа.  Подталкиваемый  неведомым
чувством, он в замешательстве сделал шаг по направлению  к  ней,  недоуменно
хмурясь. Лицо леди Тримэйн заметно побледнело при виде юноши, а рука с силой
вцепилась в рукав мужа.
   Граф с удивлением посмотрел на нее, но она отчаянно, как бы не веря своим
глазам, переводила  взгляд  со  стоящего  перед  ней  юноши  на  девочку  со
спутанными волосами. Граф внимательно проследил за ее взглядом.
   - Какого дьявола! - воскликнул он и умолк, глядя на Тамару. Потом  как-то
со всхлипом вздохнул, когда взгляд девочки погрузился  в  такие  же,  как  у
него, фиалковые глаза. Как в столбняке, он видел сердитые детские  глаза  и,
как сквозь туман, услышал голос старой цыганки:
   - Вот ваша дочь Кэтрин,  милорд,  которую  мы  называли  Тамарой.  И  ваш
пасынок Адам. Они выросли и теперь досаждают мне. А  я  уже  слишком  стара,
чтобы терпеть их выходки. Заберите их!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Красавец Сэвидж

Зима, 1802-1803

Глава 1

   Забыв о женщине, которая спала рядом, Джейсон Сэвидж  скрестил  руки  над
головой, глядя на грубо обтесанные потолочные балки. Мысли его  были  далеки
от всего того, что могла ему  предложить  лучшая  комната  гостиницы  "Белая
лошадь".
   Давалос. Он снова произнес про себя это имя  и  снова  прошел  через  шок
узнавания, как и сегодня  вечером,  когда,  бросив  случайный  взгляд  через
гостиничный зал, он увидел друга своего детства. Давалос не ожидал  встречи.
Это было очевидно:  его  черные  испанские  глаза  расширились  в  испуге  и
изумлении, и он мгновенно исчез за  дверью.  Джейсон  поднялся  было,  чтобы
последовать  за  ним,  еще  не  вполне  уверенный,  что  в  дверях  мелькнул
действительно Блас Давалос. Штат Вирджиния - не ближний путь  от  испанского
Нового Орлеана, а Давалос был офицером испанской армии.
   Один этот факт исключал его появление в американской Вирджинии.
   Джейсон лежал и хмурился в темноте комнаты. Чистый случай задержал его  в
гостинице на ночь. Сейчас бы он держал путь в Гринвуд, в отцовское поместье,
но его лошадь потеряла подкову и пришлось остановиться. Поскольку  ее  вновь
подковали только на закате, вместо пятнадцатимильного путешествия в  Гринвуд
по холоду и  темноте  он  отправил  к  отцу  посыльного  с  сообщением,  что
задерживается и прибудет только утром. Он знал, что служанка гостиницы Энни,
как и раньше, придет к нему, так что принимать решение было легко.  Если  бы
все сложилось иначе, если бы он не остался в  гостинице,  он  не  увидел  бы
Давалоса.
   Понимая, что уже не  заснет,  Джейсон  покинул  теплую  постель  и  своим
особым, кошачьим шагом подошел к закрытому ставнями окну. Его не  остановило
то, что он был без одежды, что в комнату  ворвалось  ледяное  дыхание  ночи,
когда он распахнул  ставни  и,  опершись  ладонями  о  подоконник,  выглянул
наружу.
   Обманчивый лунный  свет  превратил  его  в  рисунок,  сделанный  тушью  и
серебром: черные волосы выглядели серебряными, зелень глаз  потемнела,  нос,
высокие скулы и прекрасный чувственный рот  засеребрились,  а  подбородок  и
впалые щеки стали угольно-черными. Это было  красивое,  но  в  то  же  время
упрямое и жестокое лицо. Мышцы у него на руках  напряглись,  легкий  ветерок
зашевелил тонкие черные волосы на груди. Лунный свет трепетно прикоснулся  к
золотому, украшенному изумрудами браслету у него на руке.
   Уйдя в свои  мысли,  Джейсон  не  чувствовал  холода.  Он  размышлял  над
появлением Давалоса. Совпадение? В это не верилось. Какое-то шестое  чувство
твердило ему об опасности. Мрачная мысль внезапно пришла ему в голову. А  не
чувствовал ли то же самое Нолан, отправляясь в свое последнее путешествие  в
каньон  Пало  Дуро?  На  мгновение  выразительные,  красивого  рисунка  губы
Джейсона дрогнули - боль так и не проходила, Нолан был мертв, он пал от руки
Давалоса.
   О Господи, подумал он сердито, пора забыть об этом. Нолан был мужчина, он
знал, на что идет. Но мысли упрямо возвращались к его смерти,  напоминая  об
этой скверной истории, заставляя чуть ли не  радоваться  боли,  которую  она
вызывала.
   Нолан был мертв, как и его спутники в этом походе. Все, кроме  одного.  И
этот  единственный  вернулся  недавно,  чтобы  рассказать  ужасную   историю
предательства - историю, которую рьяно опровергало  испанское  правительство
Нового Орлеана. Но Джейсон верил ей. Он знал  Давалоса,  знал,  на  что  тот
способен.
   Кулаки у него сжались. Он проклинал судьбу, которая устроила так, что его
не было дома, когда Нолан выехал из Нового Орлеана. Хотя нужно быть  честным
с самим собой и признать, что ни он, ни Блад Дринкер не приняли бы участия в
экспедиции Нолана ни при каких обстоятельствах. Даже если  бы  он  и  был  в
Новом Орлеане, то не смог бы узнать, что Давалос убедил губернатора  в  том,
что Нолан, в сущности, был шпион, что его присутствие означает  неприятности
испанскому правительству. Скорее всего, он не узнал бы заранее, что  Давалос
со своим отрядом отборных  солдат  отправились  положить  конец  дальнейшему
проникновению американца Нолана в глубь испанской территории.
   Давалос знал, что Нолан - близкий друг Джейсона. Одного  этого  ему  было
достаточно, чтобы ненавидеть Нолана. И все же Джейсон не допускал мысли, что
Давалос бросился в погоню за Ноланом, чтобы посчитаться  с  ним,  Джейсоном.
Должна существовать другая причина. Инстинктивно рука его коснулась золотого
браслета на запястье.
   Нолан носил такой же браслет, но, хотя его тело и личные вещи возвратили,
золотого браслета с  изумрудами  среди  вещей  не  было.  С  минуту  Джейсон
размышлял над этим фактом. Единственный уцелевший спутник Нолана  рассказал,
что, когда они сдались испанским солдатам, Нолан был жив. Официальный рапорт
гласил, что Нолана убили в перестрелке, но собеседник Джейсона  отрицательно
мотал головой, утверждая, что никто убит не был и что Нолан не согласился бы
сдаться, думая, что Давалос нарушит свое слово. Люди Нолана были схвачены  и
подвергнуты  пыткам.  Последний  раз  собеседник   Джейсона   видел   Нолана
закованным в цепи. Его уводил на допрос Давалос - один.
   Давалос был человек алчный, Джейсон знал это. Вернувшись в Новый  Орлеан,
он узнал, что за Ноланом в погоню отправлялся  Давалос,  и  только  по  этой
причине вызвал его на дуэль. Джейсон помнил Давалоса, они же были  друзьями,
и, когда настал момент проткнуть испанца шпагой, он удержал  руку  и  только
изукрасил его на всю жизнь - лезвие рассекло лоб и бровь,  оставив  глубокий
безобразный шрам. К несчастью, тогда он еще не знал всех фактов, иначе  дело
не закончилось бы только шрамом.
   Сердитый и больной от  воспоминаний,  от  мыслей,  крутившихся  в  мозгу,
Джейсон отошел от окна и нырнул под одеяло. Прикосновение его ледяного  тела
разбудило женщину. Еще с  закрытыми  глазами,  толком  не  проснувшись,  она
повернулась к нему и прошептала:
   - Джейсон?
   Забыв про сон  и  холод  и  вспомнив  о  других  страстях,  Джейсон  тихо
засмеялся. Его смех больше походил на рычание. Он ткнулся ей в ушко.
   - Энни, Энни, любовь моя, проснись. Энни медленно расставалась  со  сном,
не отзываясь на теплые поцелуи у своего горла и уха, но, когда губы Джейсона
нашли ее губы, она жадно прильнула к нему. Джейсон тихонько охнул, когда  ее
рука нашла его. Он  скользнул  рукой  по  ее  нежному  телу,  начал  ласкать
шелковистую кожу Энни, пока она не застонала от  желания.  Тогда  он  быстро
закрыл ее своим телом и вошел в теплую долину между ее ног.  Он  был  с  ней
одно целое, он владел ею, пока оба они не перешли границу наслаждения.
   Он насытился. Тело его расслабилось. Неприятные мысли куда-то подевались.
Джейсон привлек к себе Энни, и вскоре их сморил сон.
   Когда он открыл глаза, в окна светило  бледное  ноябрьское  солнце.  Энни
зашевелилась в его объятиях и мгновение спустя проснулась.
   Джейсон еще раз слегка куснул ее за ухо, но она оттолкнула его.
   - Эй ты! - Она сделала вид, что сердита.  -  Джейсон,  уже  поздно!  Меня
выгонят отсюда, если буду тут с тобой прохлаждаться.
   Джейсон нехотя  позволил  ей  соскользнуть  с  постели,  а  она  еще  раз
всмотрелась в его лицо, уже не в первый раз поражаясь, как можно быть  таким
красивым. Черные волосы со сна спутаны, длинные ресницы прикрывают блестящие
зеленые глаза, а  улыбка  способна  разбить  сердце  любой  женщины.  Такого
мужчину хотели бы все женщины, мало кто мог бы его забыть - это  Энни  знала
наверняка. Вспоминая его тело, губы, Энни почувствовала  неодолимое  желание
прыгнуть обратно в постель. Но внизу голос хозяина уже произносил ее имя.  И
она поторопилась одеться, быстро поцеловала  Джейсона  и  исчезла.  Ей  было
грустно.
   Джейсон же не терял времени после ее ухода. По-военному закончив туалет и
не ожидая завтрака, через несколько минут он был  уже  на  дороге.  Любовное
возбуждение прошло, и по дороге  в  Гринвуд  его  мысли  вновь  вернулись  к
испанцу. Интересно, а нет ли связи  между  его  поездками  к  Джефферсону  в
Монтичелло и неожиданным появлением Давалоса в Вирджинии?
   Почему бы и нет? Испания сейчас нервничает. Не исключено,  что  появление
Давалоса связано было с  политикой  и  не  имело  ничего  общего  с  личными
проблемами. Джейсон не вполне этому  верил,  но,  когда  он  сегодня  увидит
Джефферсона, то скажет ему о присутствии Давалоса  в  округе.  Тогда  они  и
обсудят, что предпринять.
   Зная, что он должен еще переодеться перед визитом в  Монтичелло,  Джейсон
перевел лошадь на  рысь,  мысленно  уносясь  к  встрече,  назначенной  после
полудня.

***

   Библиотека Томаса Джефферсона в Монтичелло особенно приятна была в  такой
холодный  и  ветреный  ноябрьский  день.  В  камине  весело   горел   огонь,
винно-красные шторы из тонкого бархата надежно ограждали комнату от ледяного
ветра, завывавшего снаружи.
   Джейсон смотрел на львиную голову, крупное, с четко  вырезанными  чертами
лицо,  на  карие,  глубоко  сидящие  под  густыми  бровями  глаза   третьего
президента Соединенных Штатов. Седина Джефферсона  резко  контрастировала  с
черной как вороново крыло шевелюрой Джейсона. Оба они были  высокого  роста,
хотя Джефферсон выглядел стройнее, чем крепко скроенный молодой человек.
   Сидя в креслах перед огнем,  они  попивали  коньяк  и,  казалось,  просто
отдыхали. Джейсон был сыном одного  из  ближайших  друзей  Джефферсона,  Гая
Сэвиджа.  Его  плантация,  Гринвуд,  была  всего  в  нескольких   милях   от
Монтичелло, и на глазах у Джефферсона из  краснолицего  горластого  сорванца
вырос сильный, к тому же красивый мужчина, который сейчас в  свободной  позе
сидел перед ним в кресле. Давняя дружба с Гаем послужила причиной того,  что
президент решил использовать путешествие Джейсона в Лондон, чтобы  отправить
с ним кое-какую корреспонденцию, которую он не  хотел  бы  доверить  обычным
каналам.   Держа   в   руке   бокал,   Джефферсон   задумчиво   рассматривал
Сэвиджа-младшего. Пожалуй, он больше знал о его  предках  и  о  его  детских
годах, мальчишеских проказах. Потом он уехал  учиться  и  лет  десять  назад
неожиданно вернулся из Харроу, после чего крепко поссорился  с  отцом  из-за
какой-то рабыни - имени ее Джефферсон не помнил - и уехал в поместье  своего
деда, в Новый Орлеан. По-видимому, там он и жил, не считая коротких  визитов
в Гринвуд, к отцу.
   Джефферсон никогда не встречал Армана Бове, тестя  Гая,  но  сочувствовал
другу, когда Гай горько жаловался, что сын больше любит своего деда-француза
и других Бове, а новоорлеанские плантации предпочитает  Гринвуд.  По  мнению
Джефферсона, место Джейсона было рядом с отцом.
   Скверная история у Гая с  этим  браком,  мрачно  подумал  Джефферсон.  Он
отговорил бы его от  женитьбы  на  Анжелике  Бове,  зная,  что  эта  знатная
креолка, полуиспанка-полуфранцуженка -  настоящая  пороховая  бочка,  но,  к
несчастью. Гай его не спрашивал и брак стал катастрофой. Анжелики не могла и
не желала приспосабливаться к американским нравам и  вскоре  после  рождения
Джейсона - единственного блага этого брака - отбыла в Новый Орлеан.  Сверкая
прекрасными изумрудными  глазами,  она  поклялась  на  прощание,  что,  если
никогда больше не увидит мужа и сына, ей на это наплевать.
   Глядя  на  Джейсона  и  вспоминая  эту  клятву,  Джефферсон  решил,   что
отсутствие материнской заботы  вряд  ли  повредило  сыну.  Джейсон  вырос  в
крепкого, надменного,  отчаянного  парня.  Едкая  усмешка  не  покидала  его
зеленых глаз. Молодой Сэвидж был уверен в себе, и у него были для этого  все
основания.  Единственный  сын  богатой  креолки  и   богатого   вирджинского
аристократа, он рос в условиях,  когда  никто  не  сомневался  в  его  праве
поступать так, как он пожелает. Эгоист? Да! Не столько от  природы,  сколько
от условий жизни, богатства, среды. Хорошо еще то, что он  не  стал  ленивым
сибаритом, проматывающим отцовское состояние на разного рода наслаждения.
   Но и образцом безупречной морали Джейсон  не  был.  Он  мог  провести  за
картами всю ночь, выигрывая и проигрывая огромные  суммы,  мог  шататься  по
сомнительным кварталам, пока скука не гнала его в глубь испанской территории
- охотиться на мустангов или торговать с команчами. И  тогда  на  плантациях
деда появлялся хороший табун ценных индейских лошадок.
   Похоже, Джейсон Сэвидж именно тот человек, в котором президент  нуждался:
молодой, умный, воспитанный, жесткий, владеющий шпагой  и  пистолетом  и,  в
случае нужды, абсолютно безжалостный. Была и другая причина - его дядя, брат
Гая Сэвиджа, имущественный и осмотрительный политик, герцог Роксбери.
   На мгновение Джефферсон усмехнулся про себя и благословил каприз, который
лет пятьдесят назад привел старого герцога Роксбери в Луизиану взглянуть  на
земли, которые он выиграл в карты. Там он встретил  и  сделал  своей  второй
женой молодую француженку, Арабеллу Сен-Клер. От этого брака и родился  Гай.
Его старший единокровный брат  стал  нынешним  герцогом  Роксбери,  а  также
личным советником британского премьер-министра Аддингтона,  что  было  очень
важно  для  Джефферсона.  Роксбери  оставался  советником  и  конфидентом  у
нескольких  премьер-министров  Англии,  но  именно  его  нынешняя  связь   с
Аддингтоном больше всего интересовала президента, как и  то  обстоятельство,
что, будучи в Лондоне, молодой Сэвидж остановится в доме герцога.
   - Итак, Джейсон, вы доставите мои депеши  Руфусу  Кингу?  -  спросил  его
Джефферсон.
   Губы Джейсона искривились в грустной усмешке.
   - Почему бы и нет? - ответил он с легким  акцентом.  -  Мне  не  нравится
нынешняя ситуация в Новом Орлеане. В прошлом месяце испанцы закрыли порт для
американцев - это глупо. И я  определенно  не  желаю  видеть,  как  Наполеон
захватывает территорию. Вы уверены в подлинности этих фактов?
   Джефферсон, закусив губу, нахмурился и сморщил лоб. - - Нет, не уверен, -
и никто не уверен. Но  нельзя  отрицать  слухи,  циркулирующие  в  Европе  и
исходящие из  высоких  сфер,  что  Испания  секретным  договором  возвращает
Луизиану Франции. У меня в Париже Ливингстон, он пытается выяснить, есть  ли
у этих слухов какие-нибудь основания, но Франция до сих пор держится  крайне
сдержанно. К несчастью, в своих планах я должен  учитывать,  что  она  будет
новым владельцем территории. Именно  поэтому  вы  и  повезете  Руфусу  Кингу
приказ - искать союза с Англией. Мне лично этот военный  союз  отвратителен,
но в нем наша единственная надежда. Будем молиться, чтобы Англия  и  Франция
возобновили военные действия. Есть уже такие признаки. Никто не думает,  что
Амьенский  мир  окажется  прочным.  Но  переговоры   с   Англией   абсолютно
необходимы, поскольку я верю, что она не больше нашего хочет распространения
французской империи в Новом Свете. Что, вы находите это забавным? -  спросил
Джефферсон, уловив ухмылку Джейсона.
   - Нет. По крайней мере, не в Луизиане. Я просто подумал,  что  поездка  в
Англию за лошадьми превращается в политическую интригу.
   - Кстати, о политических интригах, - проворчал Джефферсон. - Вы  уверены,
что вчера видели именно Бласа Давалоса?
   - Уверен.
   - Но почему он избегает вас? Вы же были  близкими  друзьями,  разве  нет?
Почему вы разошлись? Женщина?  Или  из-за  того,  что  он  стал  лейтенантом
испанской армии?
   Мрачная усмешка мелькнула на загорелом лице Джейсона.
   - Мне, конечно, не нравится, что он служит в испанской армии, как  и  то,
что он незаметно следил за мной от Нового Орлеана. Но разошлись мы раньше  и
не из-за женщины.
   Любопытство Джефферсона было задето настолько, что  он  не  удержался  от
прямого вопроса:
   - Ну, так в чем же настоящая причина?
   - Вы однажды его встречали, - ушел от ответа Джейсон.
   - Я? - удивленно спросил Джефферсон, поднимая мохнатые брови.
   - Лет пять назад он приезжал со мной в Гринвуд. Мы  были  там  почти  два
месяца, и вы его несколько раз видели.
   - А, припоминаю, стройный черноглазый парень, примерно  вашего  возраста,
типичный испанец - смуглый и так далее.
   - Блас и есть испанец, что заставляет меня  задавать  вопрос,  почему  он
здесь, в Вирджинии, а не в Новом Орлеане.
   - Х-м-м-м, интересный вопрос. Но вы ловко  ушли  от  моего  вопроса:  что
вызвало ссору между вами?
   Последовало молчание. Видно было, что Джейсону не  хотелось  говорить  об
этом, но все-таки он спросил:
   - А встречу с Филиппом Ноланом вы помните? И снова Джефферсон удивился.
   - Да, помню, он приезжал ко мне пару лет назад.
   Очень рассудительный молодой человек. Жаль, что погиб.
   Чувствуя знакомую судорогу внутри, как всегда  при  упоминании  о  смерти
Филиппа, Джейсон хрипло проговорил:
   - Да, жаль. И убил его Давалос.
   - Вы уверены? - изумился Джефферсон. - В докладе говорилось  только,  что
Нолан  был  убит,  пытаясь  бежать  от  испанский  войск,  посланных,  чтобы
остановить его экспедицию.
   Чувствуя, что ему не изменить тему разговора, Джейсон бесстрастным  тоном
пересказал президенту то, что действительно случилось с Ноланом.
   Джефферсон подавленно молчал.
   - Джейсон, вы действительно думаете, что Давалос следил за вами? - Тон  у
него был серьезный и озабоченный.
   - Зачем еще он мог здесь оказаться? - Джейсон пожал плечами.
   - Мне это совсем не нравится! Лучше было бы, если  бы  мы  знали,  почему
Давалос покинул Новый Орлеан.
   Чувствуя облегчение от  того,  что  Джефферсон  в  точности  выразил  его
собственные мысли, Джейсон предложил:
   - Если позволите, я сам выберу человека, который выяснит, что у  Давалоса
на уме.
   - Этому человеку вы доверяете? Он может сделать все скрытно? Помните,  мы
не хотим, чтобы ваша поездка в Англию привлекла внимание. Ливингстону  может