жейсон должны отбросить свои разногласия и прийти к какому-то соглашению.
   - Черт побери! По крайней мере,  сообщи  этому  человеку,  что  он  скоро
станет отцом! - кричал Адам, но Кэтрин упрямо качала головой:
   - Нет!
   Несколько месяцев они избегали этой темы, но как-то Адам вернулся к  ней,
все еще не теряя надежды уговорить сестру.
   - Послушай, Кэт. Позволь мне навестить этого человека. Сейчас он,  должно
быть, уже вернулся из Франции, и, судя по твоим рассказам, я могу  разыскать
его без особого труда.  Хорошо,  я  не  скажу  ему,  что  ты  здесь,  просто
представлюсь и посмотрю, что из этого выйдет.
   На сей раз она согласилась хотя бы подумать. Другим  вечером,  когда  они
безмятежно сидели в библиотеке Адама, он снова  заговорил  об  этом.  Кэтрин
вышивала крохотную ночную рубашечку, ее беременность стала  заметна,  у  нее
было  рассеянное  выражение  лица.  Адам  видел,  что  мысли  ее  далеко  не
радостные. Он снова изложил ей свои соображения и был доволен тем, что  она,
кажется, готова пересмотреть свое отношение, но тут же убедился, что радость
его преждевременна. Она опустила рубашечку на колени и отрицательно покачала
головой:
   - Нет, Адам, не надо! Я знаю все твои доводы, ты думаешь, я не спорю сама
с собой по этому поводу? Или и  ты  видишь  во  мне  лишь  производительницу
наследника, вроде одной из твоих лошадей? -  Взглянув  на  свою  раздавшуюся
талию, она печально улыбнулась:
   - Хотя именно сейчас я  очень  похожа  на  породистую  кобылу,  ожидающую
потомства.
   Лицо Адама сразу смягчилось. Он обожал сестру, знал, что за ее вызывающей
улыбкой скрыто страдание, и, понимая это, шел на то, чтобы  снова  затронуть
конфликтную  тему.  Ее  неустроенность  беспокоила  Адама,  хотя   некоторые
треволнения он относил к обычным причудам беременной женщины.
   - Вот что я скажу, - неожиданно предложил он, -  Поскольку  урожай  этого
года собран и  у  нас  есть  некоторое  время  до  весенних  посадок,  давай
отправимся по реке в  Новый  Орлеан.  Там  ты  немного  развлечешься.  -  Он
взглянул на ее живот, потом, встретив ответный взгляд, пробормотал:
   - Извини, Кэт. Я не  подумал.  Мы  отправимся  после  того,  как  родится
ребенок.
   Но Кэтрин не согласилась.
   - А почему бы нет? - Глаза ее неожиданно заблестели.  -  Я  не  такая  уж
толстая и плавание вниз по реке не повредит ни мне, ни ребенку. Так  хочется
взглянуть на Новый Орлеан! Когда мы с Жанной высадились  на  берег,  то  так
спешили в Натчез, что даже не видели города. Поехали, Адам!
   - Не знаю, Кэт, - сказал он, поколебавшись. - Это ведь не только плавание
вниз по реке, но и обратная дорога. Я что-то беспокоюсь.
   Кэтрин нагнулась к нему и стала уговаривать:
   - Пожалуйста, Адам! Беби появится не раньше чем через три месяца,  мы  же
вернемся к середине декабря, и все обойдется хорошо.
   В итоге он сдался, а видя,  сколько  удовольствия  доставляет  ей  город,
пришел к убеждению, что поступил правильно. Они наслаждались  пребыванием  в
Новом Орлеане. Кэтрин приходила в восторг, разглядывая  розовые,  голубые  и
пурпурные дома, ажурные железные изгороди. Здесь было принято возводить дома
прямо по краю деревянных тротуаров, называемых в Новом  Орлеане  банкетками.
На французском базаре оба они,  хотя  Адам  бывал  здесь  раньше,  одинаково
дивились бесчисленным рядам овощей,  фруктов,  тканей,  дамских  безделушек,
кожаных изделий для джентльменов. В самом центре  базара  был  участок,  где
продавали рабов. По узким проходам между  рядами  бродили  высокие  индейцы,
одни с перьями в волосах, другие лишь с косичкой черных  волос  на  макушке,
спускающейся вниз, в цветных одеялах, обернутых вокруг полуголых  тел;  скво
<Скво - замужняя женщина.> смиренно следовали за своими надменными  мужьями.
И над всем стоял гул разных языков, когда испанские  матроны  торговались  с
разносчиками-качжунами  <Люди  смешанной  белой,  индейской  и  негритянской
расы.>,  плантаторы-французы  спорили  о  цене  с   торговцем-индейцем   или
американец сбивал цену, которую освобожденный раб просил за свои изделия.
   Благодаря порту, который и сделал его знаменитым,  город  мог  предложить
многое, и, проходя по магазинам, Кэтрин потратила изрядную сумму, вырученную
за урожай нынешнего года, на разные вещи для Белле Виста - бархатное  кресло
для центральной гостиной, зеркало в золоченой раме, какое  ей  хотелось  для
своей комнаты, просторную клетку для певчей  птицы.  По  счастью,  Адам  был
человек богатый, к тому же щедрый.
   Они бы уехали много раньше 20 декабря, если бы Кэтрин не простудилась,  и
сильно. Целую неделю она пролежала в постели, еще неделю приходила  в  себя,
прежде чем Адам позволил ей выйти из отеля. Он хотел, чтобы  она  совершенно
поправилась, перед тем как они пустятся в обратное путешествие  в  Натчез  -
ведь приближался срок появления на свет ребенка.
   То, что  в  это  утро  они  оказались  на  церемонии  смены  флага,  было
случайностью. Адам сопровождал  Кэтрин  в  осмотре  монастыря  урсулинок  на
Чартрез-стрит, а позже взял ее на церемонию - вот  так  они  и  оказались  в
толпе в это примечательное утро.
   Когда Адам предложил задержаться в городе на  неделю,  Кэтрин  была  этим
очень довольна. Но теперь, потрясенная встречей с Джейсоном и  видя  мрачное
лицо брата, она от всего сердца пожалела, что они еще здесь, а не на полпути
к Натчезу.
   - И что теперь, Кэт? - начал Адам, даже не дав ей времени снять  плащ.  -
Что теперь ждать после этого хорошего маленького спектакля?
   Обессиленная Кэтрин взмолилась:
   - Адам, не начинай, прошу тебя!
   Бросив на нее разгневанный взгляд, он подошел к широкому окну, выходящему
на Карал-стрит. Глядя на то, как он стоит там  -  темные  волосы  падают  на
воротник модного синего сюртука, длинные  ноги  в  штанах  из  оленьей  кожи
слегка расставлены,  руки  сомкнуты  за  спиной,  -  она  подумала,  что  он
напоминает сейчас Джейсона. Точно так же и он мог бы стоять, кипя от гнева.
   Готовясь выслушать доводы, которые он обрушит на  нее,  Кэтрин  аккуратно
свернула плащ и приняла непреклонный вид. Потом спокойно спросила Адама, все
еще стоявшего к ней спиной:
   - И что ты предлагаешь нам делать?
   Он с подозрением взглянул на нее через плечо.
   - Ты способна прислушаться к голосу разума? - спросил он грубо.
   В уголке ее рта затеплилась слабая улыбка.
   - Да, я выслушаю доводы разума, но не обещаю, что прислушаюсь к ним.
   Она присела на край кровати, словно пай-девочка,  собирающаяся  выслушать
наставление, и ее покорный вид тронул сердце Адама. Он подошел к ней,  встал
на колени, взял ее руки в свои и сказал проникновенно:
   - Кэт, ты должна верить  мне,  когда  я  говорю,  что  никогда  не  стану
принуждать тебя оставить мой дом. Ты даже не представляешь, что означает для
меня, что, убежав, ты выбрала именно мой дом. Я всегда тороплюсь  вернуться,
зная, что застану тебя там.  Я  очень  скучал  по  тебе.  Но,  -  он  сделал
взвешенную паузу, - ты замужем за Сэвиджем,  и  я  сомневаюсь,  что  в  этом
пункте можно что-то изменить. У тебя нет основания для развода. И ты  носишь
его ребенка. Ты не можешь делать вид, что ничего не произошло. Произошло!  И
ты не можешь отрицать, что это его законный ребенок!
   - Ты так уверен, что будет мальчик? - спросила она просветленно,  и  Адам
нахмурился.
   - Не пытайся уйти от разговора, ты знаешь, что я имею в виду.
   Она неуверенно прикусила нижнюю губу и спросила с любопытством:
   - Адам, ты видел его. Похож он на мужчину того типа, который примет жену,
совершившую ошибку, не задавая ей никаких вопросов?
   Живо вспомнив суровое лицо и пронзительные глаза незнакомца, он  вынужден
был признать:
   - Да, я не думаю, что это будет легко, но мы должны попытаться  исправить
отношения между вами.
   - Как? - в отчаянии крикнула  она.  -  Ты  видел,  каким  разъяренным  он
выглядел. Я значу для него меньше, чем распоследняя рабыня. Им движет только
его гордыня. Как ты можешь желать, чтобы я провела с ним оставшуюся жизнь?
   Глядя прямо в ее несчастные глаза, Адам тяжело вздохнул.
   - Ладно, Кэт, оставим сейчас все как есть.  Но  такое  состояние  дел  не
может продолжаться неопределенно долго, - добавил он спокойно. - Сегодня нам
повезло. Имея общих друзей, в один прекрасный день  мы  сможем  оказаться  в
такой ситуации, что пути наши  пересекутся,  когда  мы  меньше  всего  этого
ожидаем, и какие-нибудь ничего  не  подозревающие  хозяева  представят  тебя
мужу. Каким милым сюрпризом это окажется!
   Кэтрин печально кивнула:
   - Да, Адам, я знаю все твои аргументы.  Давай  сегодня  больше  не  будем
говорить об этом. Поедем домой, дай мне обо всем подумать,  возможно,  после
того как родится ребенок, мы сумеем как-то решить эту проблему.
   - Кэт, она не испарится сама собой! Чем дольше ты будешь откладывать, тем
труднее будет потом.
   На этом Адам остановился - он хорошо знал сестру. Если слишком давить  на
нее, результаты будут  нулевыми.  Маленький  упрямый  осленок,  с  напускной
досадой подумал он.
   Рано утром на следующий день они выехали в  Натчез,  и  Кэтрин  вздохнула
спокойно только тогда, когда от Нового Орлеана  их  уже  отделяли  несколько
миль. Она так боялась услышать громыхающий голос  Джейсона,  останавливающий
их на полпути! В тот вечер, когда они, вернувшись, увидели  дом  Адама,  для
нее это было действительно возвращение домой, так  как  она  полюбила  Белле
Виста.  Такое  название  <Белле   Виста   -   прекрасный   вид,   прекрасная
перспектива.> было дано этому поместью потому, что оно было  расположено  на
высоком обрыве, откуда открывался  великолепный  вид  на  реку  Миссисипи  и
долины Луизианы. Большая часть поместья располагалась в Луизиане, но, как  и
большинство плантаций Натчеза, дом был на восточном берегу Миссисипи. Здесь,
на большой высоте, жить было  здоровее.  Болотистые  низины  хотя  и  давали
большую часть доходов,  но  изобиловали  москитами,  и  малярия  была  здесь
обычной болезнью.
   Кэтрин нравился этот дом, пусть не такой  большой  и  претенциозный,  как
некоторые другие в окрестности. Когда она заявилась сюда, хозяин-холостяк то
и дело ворчал: "Черт возьми, Кэт, я думаю, что эта  комната  и  так  хороша,
зачем тут что-то менять?", но она превратила  Белла  Виста  в  элегантный  и
уютный особняк, ничем не хуже других домов, глядящих сверху на  мутные  воды
Миссисипи.
   Вернувшись и с любовью оглядывая свою большую спальню  с  бледно-зелеными
стенами, мягким золотистым  ковром  на  полу  и  воздушными  занавесками  на
широких окнах, она облегченно  вздохнула.  Конечно,  Адам  поначалу  ворчал,
подумала она, укладываясь между благоухающими лавандой простынями,  но  даже
он признал, что в доме стало намного уютнее с тех пор, как она взяла  все  в
свои руки.
   Путешествие совершенно выбило ее из сил, тупо заныла поясница,  не  давая
ей уснуть. Днем она просто отмахивалась от этой боли, отнеся  ее  к  тяготам
поездки. Но проворочавшись, как ей показалось, несколько часов, она  решила,
что лучше встанет. Накинув халат на  свое  погрузневшее  тело,  она  босиком
спустилась к кабинету Адама. Было едва за полночь, но Адам рано  лег  спать.
Она зажгла свечу,  перемешала  тлеющие  угольки  в  очаге.  Когда  появились
огоньки, Кэтрин подбросила несколько  небольших  поленьев  и  опустилась  на
колени перед пламенем.
   Некоторое время она ни о чем не думала, загипнотизированная вечным  чудом
пляшущего огня. Но постепенно, против ее воли,  где-то  в  глубине  сознания
зашевелились воспоминания, мысли о Джейсоне,  пока  его  холодный  облик  не
возник у нее перед глазами.
   Каким он был разгневанным, подумала она устало. Но разве она рассчитывала
увидеть его другим? Да, молчаливо признала она,  женщина  не  может  в  один
прекрасный день сбежать от своего мужа и надеяться, что гнев  не  будет  его
первой реакцией.
   Она поежилась - боль в пояснице с каждой минутой  росла  -  и  попыталась
трезво взглянуть на  их  разрыв.  Может  быть,  Адам  и  прав.  Может  быть,
следовало разрешить ему встретиться с  Джейсоном  и,  если  возможно,  найти
решение. Разумом она понимала, что Адам прав, что она вела себя, как упрямая
дура, нужно было пренебречь  гордостью  и  забыть  отвратительный  разговор,
который она нечаянно подслушала.
   Если бы только, подумала она с горечью, если бы только она не любила его.
Если бы только ее  чувства  не  были  такими  же  запутанными,  как  и  его,
возможно, они могли бы наладить совместную жизнь. Она имела бы своих  друзей
и любовников, ее муж - своих. Они стали бы вежливыми  незнакомцами,  которые
вместе делят дом и имя. Возможно, даже только имя, потому  что  Джейсон  мог
удалить  ее  в  какую-нибудь  деревню,  продолжая  свою   беспутную   жизнь.
Помрачнев, она пришла к заключению, что, кроме визитов  к  ней,  необходимых
для зачатия наследников, он предпочел бы забыть, что у него есть жена.
   Она, возможно, и приняла бы такое устройство - так поступали многие в  ее
положении - если бы по-идиотски не влюбилась в своего мужа. А любя  его,  не
могла бы долго скрывать свои чувства. Что было бы тогда?
   Рано или поздно ее любовь стала бы очевидной  для  всех,  а  сама  она  -
объектом насмешек и пересудов в  гостиных  богатых  плантаторов.  Какая  она
женщина, если не умеет держать под контролем свои чувства, выказывая  их  на
всеобщее обозрение! Муж ее добр к ней, она этого не  заслуживает.  Возможно,
со временем Кэтрин и могла бы стать такой же твердой, как многие  бесстыдные
и расчетливые женщины, которые заводили любовные связи чуть ли не на  глазах
своих мужей. На глазах скучных, и безразличных. Нужна ей такая жизнь?
   Нет! Никогда! Лучше жить так, как она живет.  Лучше  совершенно  отрезать
его, чем год за годом наблюдать, как разрушается ее  любовь  и  топчется  ее
гордость.
   Острая, рвущая изнутри боль полоснула Кэтрин, оторвала  ее  от  невеселых
размышлений, и не успела она перевести дыхание, как накатила еще одна  волна
боли. Это не может быть ребенок, подумала она беспомощно. Он должен родиться
по крайней мере через месяц. Но новый приступ скрутил ее, тут до нее  дошло:
должен или не должен, но ее ребенок рвется на свет.
   Неожиданно Кэтрин вспомнила, как его не хотела, как надеялась, что будут,
осложнения, которые кончатся выкидышем.  Теперь  же  горячая,  немая  мольба
озарила ее сознание. Господи, пожалуйста, пусть этот  ребенок  будет,  пусть
родится нормально! ПОЖАЛУЙСТА!
   Встав и задыхаясь от схваток, она начала подбадривать  себя,  пока  новый
спазм не согнул ее тело. Она протестующе вскрикнула. Схватка затихла, и  она
прислонилась к креслу, подумав, что так  переполошит  весь  дом.  Неожиданно
распахнулась дверь, и она увидела Адама, лохматого, с пистолетом в руке.
   - Господи, Кэт, что ты тут делаешь? Мне показалось, что тут кто-то ходит.
Тебе повезло, что я не выстрелил.
   Не в состоянии говорить,  она  скорчилась  и,  когда  боль  на  мгновение
отошла, выдохнула:
   - Адам, я рожаю!
   - Господи! - ужаснулся он, в два прыжка преодолел комнату,  подхватил  ее
на руки и понесся наверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки и  во
все горло созывая слуг. - Черт побери, куда они все подевались? -  в  страхе
бормотал он.
   Последующие часы были хаотичны, но Николае Сен-Клер Сэвидж, которому  так
не терпелось увидеть свет, пробился в мир через три  часа  после  того,  как
Адам уложил Кэтрин в постель. Это были стремительные и трудные роды.  Кэтрин
едва не задохнулась, но облегченно услышала, как закричал  младенец.  Вскоре
ей, ослабевшей от разрешения, вложили в руки крохотный запеленутый комочек -
нового представителя мужской половины человечества.
   Николае родился маленьким, зато он быстро прибавлял в весе и размерах,  а
в  четыре  месяца  набрал  и  превзошел  все,  что  не  получил  при   своем
преждевременном рождении. У него было многое  -  обожание  матери,  безумная
любовь дяди и внимание всей челяди Белле Виста, и никаких  причин,  мешающих
наслаждаться тем миром, в котором он объявился.
   Теперь Кэтрин находила свою жизнь самой  замечательной,  а  дом  брата  -
самым лучшим местом Вселенной. Она буквально расцвела, улыбка ее стала более
нежной, движения более уверенными. К ней вернулась  прежняя  стройность,  но
лицо изменилось - округлилось, а глаза стали еще глубже.
   Теперь это была молодая женщина. За те весенние месяцы, что они  с  сыном
провели под огромными магнолиями, которые росли  возле  Белле  Виста  или  в
прохладе широкой галереи перед фронтоном дома, ее красота стала вызывающей.
   Даже Адам  был  поражен  этим  восхитительным  существом  в  своем  доме.
Наблюдая, как она смеется, склонившись над зеленоглазым сыном, глядя  на  ее
длинные, вьющиеся волосы, блестящие, словно вороново крыло, на ее кожу цвета
абрикоса  под  жарким  солнцем,  на  губы,  напоминающие  спелые  вишни,  на
блестящие аметистовые глаза, он был просто ошеломлен и подавлен.
   После всех споров Кэтрин наконец убедила его, что ее решение  единственно
правильное, что их жизнь должна остаться такой, как  она  есть.  Вместе  они
написали Рэйчел о том, что у нее родился внук, и оба пригласили ее переехать
к ним в Натчез.
   Кэтрин особенно хотела, чтобы мать была поблизости, если уж  не  в  Белле
Виста, то хотя бы в их  городском  доме  в  Натчезе.  Рождение  сына  словно
открыло ей глаза: она поняла, как страдала Рэйчел, когда Рейна украла у  нее
Кэтрин и Адама, как она потом боролась  за  детей,  вновь  скрепляя  те  узы
крови, что связывали их. Не было никаких причин, чтобы Рэйчел  оставалась  в
Англии, когда дети ее устроили свою жизнь в  Америке  и  хотели,  чтобы  она
присоединилась к ним. Кэтрин изложила все эти доводы.
   Это было ее третье письмо к матери с тех пор, как она  исчезла,  в  обоих
она умоляла Рэйчел не сообщать Джейсону,  если  он  станет  ее  разыскивать,
своего местонахождения. Рэйчел выполнила ее просьбу  и  отсылала  ничего  не
значащие  ответы  на  запросы  герцога  Роксбери  об  исчезнувшей  жене  его
племянника. Но, читая последнее письмо дочери, она почувствовала боль за них
обоих: такие молодые, такие гордые и такие глупые.
   В последнем письме о Джейсоне не было никаких упоминаний, но, зная теперь
о рождении его сына, она глубоко задумалась и  пребывала  в  этом  состоянии
немало  дней.  Ей  было  о  чем  поразмышлять  Как  и  написала  Кэтрин,  ее
действительно мало что удерживало в Англии. Она была относительно  богата  и
могла не опасаться, что станет обузой для  детей.  Слава  Богу,  она  еще  в
состоянии сама о себе позаботиться. И хотя идея совместной жизни с Адамом  и
Кэтрин была словно глас с небес, ей хватило мудрости подумать,  что  новизна
жизни втроем под одной крышей скоро пройдет и лучше будет,  если  она  сразу
подыщет себе небольшой, уютный домик неподалеку от них.
   Итак, все решено! С авантюрным блеском в голубых  глазах  Рэйчел  вручила
свои дела в руки весьма уважаемого управляющего старинной  банкирской  фирмы
их семьи. Не отвечая на комментарии Эдварда о том, что она  явно  поглупела,
сошла с ума и так далее, Рэйчел невозмутимо готовилась  к  воссоединению  со
своими детьми. Перед отплытием, после долгих бессонных ночей, она  собралась
с духом и нанесла визит в Лондоне герцогу Роксбери.
   Герцог - его  серые  глаза  при  этом  смеялись  -  не  проявил  никакого
изумления, когда она положила перед ним письмо Кэтрин и сказала  с  шутливой
небрежностью:
   - Мне уже несколько месяцев известно, где Кэтрин. Я не сказала бы вам  об
этом, если бы не рождение мальчика. И  я  не  намерена,  чтобы  права  этого
ребенка отрицались.
   Роксбери невозмутимо взял письмо и медленно прочел его.
   - Значит, Джейсон, его отец, и  не  подозревает  об  этом,  -  сказал  он
наконец. - Не хотите ли, чтобы я проинформировал его об этом событии?
   Рэйчел колебалась, и герцог, глядя на ее все  еще  молодое  лицо,  мягк