ься? Твой отец убил  моего,  твой  брат
безжалостно разрушил  мою  жизнь,  Дельгато  и  Ланкастеры  из  поколения  в
поколение были непримиримыми врагами, а я с тобой... - Голос его дрогнул,  и
взгляд  остановился  на  ее  груди,  которая  касалась  его  тела.  Он,  как
завороженный, смотрел на коралловые бугорки сосков. - Я теряю разум в  твоем
присутствии, - сказал он хрипло. - Вместо того, чтобы мстить, я думаю только
о наслаждении, которое мне сулит твое тело, и стыжусь своих чувств.  Страсть
к тебе - это измена всему, что мне дорого. Это насмешка над клятвой, которую
я себе дал. - Он неожиданно замолчал, как будто осознав, какое оружие против
себя он столь опрометчиво ей дал.
   Отшатнувшись от нее, он резко встал с постели, и Мария чуть не  заплакала
от обиды. Его слова наполнили ее душу радостью и болью  -  радостью,  потому
что он выразил словами то, что существовало между ними, а болью, потому  что
находил их отношения постыдными и сводил их  к  чувственной  страсти.  Может
быть, для него это так и было, но только не для нее.
   Габриэль быстро оделся и,  оглянувшись  на  Марию,  которая,  прикрывшись
покрывалом, с обескураженным видом сидела на постели, ухмыльнулся.
   - Что вы собираетесь делать со мной, сеньор? - робко спросила Мария.
   Габриэль задумчиво посмотрел на ожидавшую ответа  Марию,  на  ее  точеные
руки, иссиня-черные волосы, рассыпавшиеся по обнаженным белоснежным  плечам,
и подумал, что никогда, пожалуй, она не казалось ему такой  соблазнительной.
Даже сейчас после недавней близости мысль о том, что ее нежное тело прикрыто
только легкой тканью, возбуждала его. Недовольный собой, он отвернулся.
   - Пока ничего. То, что произошло, не  меняет  дела.  Ты  по-прежнему  моя
раба, и так будет всегда! Мария оцепенела.
   - Мне гораздо приятнее быть твоей рабой, нежели наложницей.
   Габриэль вздрогнул, как от пощечины.
   - В таком случае тебе следует проявлять больше  усердия  в  хозяйственных
делах, а не в постели. В комнате наступила неприятная тишина. Габриэль  взял
сверток и небрежно бросил его на кровать. - Это твоя новая одежда. Тебе ведь
больше не нужны шелка и кружева.
   Мария молча развернула сверток, в котором лежали две нижние рубашки,  три
лифа и три верхние юбки, сшитые из дешевого грубого материала.
   - А как же без нижних юбок и корсета, сеньор? - спросила она с наигранным
недоумением.
   - Тебе не нужны корсеты, - сказал Габриэль с язвительной  усмешкой.  -  А
что до нижних юбок, то, боюсь, кроме тех, что лежат в сундуках,  привезенных
из Пуэрто-Белло, мне нечего тебе предложить. Твоя щепетильность не позволяет
тебе пользоваться награбленным добром. Неважно, что эти юбки  сначала  могли
принадлежать какой-нибудь знатной английской даме, которая по  несчастливому
стечению обстоятельств попала в руки испанцев. Ну а теперь живо  одевайся  и
отправляйся на кухню.
   - Не могла бы я одеться без посторонних глаз? - спросила Мария.
   - Нет! - с вызовом ответил Габриэль и, прислонившись к косяку,  уставился
на нее.
   Глаза Марии запылали гневом. Повернувшись  к  нему  спиной  и  накрывшись
покрывалом, она кое-как оделась и, встав с кровати, направилась к выходу.
   Габриэль стоял в дверях, не давая ей пройти.
   - Мне ведено убраться отсюда, и я сделаю  это,  как  только  вы,  сеньор,
позволите.
   Габриэль даже не пошевельнулся. Он заказал эту простую и  грубую  одежду,
чтобы наказать, унизить  ту,  которая  с  таким  презрением  отвергла  самые
дорогие наряды.  И  вот  теперь,  глядя  на  нее,  он  сам  чувствовал  себя
униженным. Зачем ему все это нужно? Чтобы доказать Марии,  что  она  в  этом
доме только прислуга? Что от его капризов зависит все: и одежда, которую она
носит, и пища, которую она ест, и даже сама ее жизнь? Или он просто пытается
внушить себе это? Ее унижение должно было  доставить  ему  удовольствие,  но
этого не случилось, наоборот, этот наряд раздражал его.  Он  не  представлял
Марию в роли прислуги в собственном доме. Те дни, когда на  "Черном  ангеле"
он заставлял ее  прислуживать  за  столом,  дались  ему  нелегко.  Месть  не
доставляла ни радости, ни долгожданного удовлетворения,  о  котором  он  так
долго мечтал. Добиваясь в очередной раз отмщения, он  не  испытывал  ничего,
кроме смущения и растерянности. Что-то в глубине его души  противилось  этим
планам, и он в конце концов находил свои действия отвратительными. Нельзя же
винить Марию во всех грехах семейства Дельгато. Она  такая  же  жертва,  как
Элизабет и Каролина. Как только эта беспокойная мысль осенила  его,  картина
разрушений  на  "Вороне"  снова  всплыла  в  его  памяти.  Снова  увидел  он
разрушенную каюту, огромную балку, раздавившую бедную  Элизабет,  испуганное
лицо сестры, которую уводил  высокий  сероглазый  испанец,  и  в  нем  опять
проснулась жажда мести.  Неважно,  какие  чувства  он  испытывает  к  Марии,
неважно, что он тоскует по ее телу, дающему ему такое наслаждение, какого он
до нее ни с кем не испытывал, - она Дельгато, и между  ними  не  может  быть
мира! Но в своем упорстве он мало чем отличается от Диего. Они оба  вовлекли
беззащитных женщин в борьбу, которая не по  плечу  этим  хрупким  созданиям.
Если бы тогда, на Эспаньоле, он грубо изнасиловал Марию, чем бы его действия
отличались от того, что мог сотворить с его сестрой какой-нибудь  безвестный
испанец? Если бы он убил Марию в ту ночь, чем бы  ее  судьба  отличалась  от
судьбы Элизабет? Неужели, несмотря на свои принципы, он ничуть не лучше тех,
кого так ненавидит и презирает?
   Он тяжело вздохнул.
   - Пойдем, я покажу  тебе,  как  пройти  на  кухню,  и  представлю  миссис
Сэттерли.
   - А где я буду жить, сеньор?  Ваша  домоправительница  покажет,  где  мне
спать? - И она украдкой посмотрела в сторону розовой комнаты.
   - Миссис Сэттерли сама решит, где ты будешь жить.
   Через несколько минут они нашли миссис  Сэттерли,  которая  хлопотала  на
безупречно чистой кухне. Маленького роста, круглая, как шар, она была полной
противоположностью своему мужу. На ее седых волосах, обрамлявших добродушное
круглое лицо со смеющимися карими глазами, гордо  красовался  накрахмаленный
белоснежный чепец. "Если миссис Сэттерли так же доброжелательна,  как  и  ее
муж, то мне нечего бояться", - подумала Мария.
   Габриэль нисколько не удивился, когда, отодвинув его  в  сторону,  миссис
Сэттерли сказала:
   - С тобой мы поговорим потом, а пока дай мне посмотреть на нашу гостью. -
И внимательным взглядом стала изучать Марию. - Чудо, как  хороша!  Разве  не
так? Как раз то, что я хотела, и не удивительно,  что  мистер  Сэттерли  уже
прожужжал мне все уши о тебе. - Она нахмурилась. - Но, дорогая,  откуда  это
ужасное платье? Так не годится! Ты что, потеряла все свои вещи? -  участливо
спросила миссис Сэттерли.
   Не зная, что ответить, Мария молча кивнула. Она и  вообразить  не  могла,
чтобы кто-нибудь из слуг Диего  позволил  себе  так  небрежно  обращаться  с
хозяином дома. Необъяснимой была и реакция Габриэля, который  со  счастливой
улыбкой уселся на край стола, беззаботно жуя яблоко. Отношения  Габриэля  со
слугами были для Марии настоящим  откровением,  и  в  который  уже  раз  она
пожелала, чтобы ее пребывание в этом доме длилось как можно дольше.
   - Я дал ей на выбор несколько  дорогих  платьев,  нижних  юбок  и  всяких
прочих безделушек, - насмешливо сказал Габриэль, не переставая жевать, -  но
она ничего не хочет от меня принимать. Я ей не нравлюсь.
   - В  этом  нет  ничего  удивительного,  молодой  человек,  -  воинственно
сверкнув глазами, сказала миссис Сэттерли.  -  Что  за  ерунда,  почему  она
должна быть прислугой? Всем же понятно, что она настоящая леди.
   - Но Нелли, - с напускной покорностью произнес Габриэль, - мне  помнится,
в начале года ты говорила, что в доме нужна еще одна пара рук.
   - Не прикидывайся дурачком, дорогой, - фыркнула миссис Сэттерли, -  когда
я  упомянула  "пару  рук",  если  ты  помнишь,  разговор  шел  о  том,   что
"Королевскому подарку" нужна хозяйка.
   - Если она та хозяйка дома, о которой ты мечтала,  -  сказал  Габриэль  с
напускной серьезностью, - я не имею ничего против, хотя меня она устроила бы
больше в качестве хозяйки моей постели. - Его зеленые глаза весело смеялись.
   - Ну ладно, хватит разговоров, - еле  сдерживая  улыбку,  прикрикнула  на
него миссис Сэттерли. - Нечего тебе толкаться на моей кухне.  -  И,  увидев,
как Габриэль потянулся к стоявшей посреди стола  миске  с  яблоками,  строго
сказала:
   - Оставь яблоки в покое. Я весь день готовила твои любимые кушанья  вовсе
не для того, чтобы ты на голодный  желудок  наелся  яблок.  Лучше  сходи  на
конюшню к Ричарду.
   Ухватив-таки яблоко, Габриэль спрыгнул со стола и, направляясь  к  двери,
бросил через плечо:
   - Ax, Нелли, так-то ты встречаешь  блудного  сына!  Но  я  надеюсь,  твой
острый язык не станет учить Марию строптивости  -  ей  хватает  собственного
темперамента!
   После ухода Габриэля на кухне наступила тишина.
   Первой нарушила молчание миссис Сэттерли.
   - Ты, наверно, проголодалась после долгой дороги, дорогая? Садись сюда, я
покормлю тебя.
   - Если это не доставит вам хлопот, - вежливо сказала Мария  и,  вспомнив,
как миссис Сэттерли отчитала Габриэля за яблоки, добавила:
   - И не нарушит ваши планы.
   - Не обращай внимания на то, что я тут наговорила хозяину,  -  засмеялась
миссис Сэттерли, - я хотела, чтобы он оставил нас одних -  когда  рядом  нет
мужчин, разговаривать гораздо удобнее, не правда ли?
   Миссис Сэттерли, несомненно, была права - без Габриэля Мария  чувствовала
себя гораздо свободнее. После стольких дней, проведенных на "Черном ангеле",
тарелка каши,  горбушка  свежеиспеченного  хлеба  и  кусок  ароматного  сыра
показались Марии необыкновенно вкусными. Сидя за столом, она,  не  торопясь,
осматривалась. Пучки трав и кореньев свисали с балок потолка,  и  их  пряный
аромат, смешиваясь с  запахами  приготавливаемой  пищи,  наполнял  кухню;  в
горшке булькал соус, который миссис Сэттерли готовила к  ужину,  а  на  окне
стоял свежий торт.  Кухня  понравилась  Марии  -  здесь  было  очень  уютно.
Железная и оловянная посуда была надраена до  блеска,  каждая  сковородка  и
каждый горшок имели свое место, и даже на каменном полу не было ни соринки.
   - Благодарю вас, сеньора Сэттерли, - сказала Мария, кончив трапезу, -  вы
очень добры ко мне.
   - А почему мне не быть доброй к такой прелестной  девушке,  как  ты?  Ну,
теперь, когда ты поела, тебе необходимо немного отдохнуть перед  ужином.  Ты
ведь устала с дороги.
   Мария с удивлением слушала ее: домоправительница относилась к ней не  как
к прислуге, а как к желанной гостье. Это,  как  казалось  Марии,  совсем  не
входило в планы Габриэля. Не желая причинять беспокойство  миссис  Сэттерли,
Мария сказала:
   - Сеньор Ланкастер хотел, чтобы я была  прислугой  в  доме,  а  вовсе  не
гостьей. Я думаю, мне надо помогать вам, и вы должны  следить,  чтобы  я  не
сидела без работы. Еще вы должны показать мне, где я буду спать по ночам.
   - Я еще не впала в старческое слабоумие, чтобы быть не в состоянии  вести
хозяйство мистера Габриэля и управлять теми слугами,  что  есть  в  доме,  -
нахохлившись, как воробей, сказала миссис Сэттерли. - А то, что тебе  ведено
стать прислугой... Более нелепой вещи я в своей жизни  не  слышала!  Каждому
ясно, что он влюблен в тебя, как мальчишка!

Глава 4

   Ошеломленная заявлением миссис Сэттерли, Мария долго не  могла  вымолвить
ни слова. Наконец, глубоко вздохнув, она произнесла:
   - Вы ошибаетесь, сеньора. Он.., он ненавидит меня и весь мой род!
   Миссис Сэттерли фыркнула, удивленно вскинув брови.
   - Оказывается, господин Габриэль не единственный глупец в этом доме. - И,
не позволив Марии даже вставить слова, она добавила:
   - Оставим этот разговор. Лучше пойдем, я покажу тебе дом и  комнату,  где
ты будешь жить.
   Мария безропотно последовала за домоправительницей. Они вошли в  парадный
зал.
   - Милое дитя, если бы ты  только  знала,  что  мы  увидели  здесь,  когда
впервые приехали на остров вместе с господином Габриэлем и  сэром  Уильямом.
На месте дома были настоящие джунгли и ни одной живой души вокруг, а  сейчас
- посмотри! - Ее лицо расплылось в довольной улыбке, и она указала в сторону
портрета, висевшего над камином в парадном зале. - Это  сэр  Уильям  и  леди
Марта. - Нелли грустно вздохнула. -  Другой  такой  любящей  пары,  наверно,
никогда не было.  Я  думала,  сэр  Уильям  не  переживет  смерть  жены.  Она
скоропостижно скончалась во Франции, в изгнании. Мы все очень переживали  ее
смерть, а сэр Уильям.., тот просто сходил с ума. Он был безутешен. Думаю, он
никогда не переставал оплакивать ее.
   Мария остановилась перед портретом. Ярко-синие глаза  сэра  Уильяма,  так
похожие на ее собственные, холодно смотрели  на  нее.  Насмешка,  скрытая  в
глубине этих  глаз,  напомнила  ей  Габриэля,  и  хотя  сын  не  унаследовал
золотистых волос и синих глаз отца, черты лица обоих были удивительно схожи.
Мария испытывала странное чувство, глядя на портрет человека, которого  убил
ее отец. Этот элегантный аристократ, одетый в шелка и кружева, был ближайшим
предком дерзкого, отчаянного пирата. Рука сэра Уильяма лежала на белоснежном
плече женщины, сидевшей рядом. Высоко  зачесанные  блестящие  черные  волосы
открывали изящную тонкую шею. Леди Марта была удивительно  красива.  От  нее
веяло спокойствием, зеленые глаза искрились добротой, и чувствовалось, что в
уголках рта притаилась улыбка - еще мгновение, и она широко улыбнется.
   - Он так похож на них обоих, не правда ли? - тихо произнесла Мария. Ей не
надо было уточнять, о ком она говорит.
   Миссис Сэттерли сразу ответила:
   - Да, очень. Он копия сэра Уильяма, только волосы и глаза унаследовал  от
матери.., да еще ее темперамент.
   Затем они перешли в просторную столовую.
   - Этой комнатой, несмотря на все мои усилия, почти никогда не  пользуются
- господин Габриэль предпочитает есть вместе с нами на кухне.  Он  и  раньше
очень редко принимал здесь гостей.
   Мария с интересом оглядела столовую. Здесь, как  и  в  парадном  зале,  в
дальнем углу красовался камин. Несмотря на  влажный  тропический  климат,  в
горах иногда бывало довольно прохладно, и  камин  в  такие  дни  был  весьма
кстати. Увидев замысловатый испанский орнамент на большом столе и  массивных
стульях, она подумала о том, что, скорее всего, это мебель  с  какого-нибудь
испанского галеона, и неприятный холодок пробежал у нее по спине. Она быстро
перевела взгляд на  золотисто-зеленый  гобелен,  украшавший  одну  из  стен.
Несмотря на размеры комнаты,  мебели  здесь  было  немного:  кроме  стола  и
стульев у окна стоял небольшой шкаф красного  дерева  да  несколько  дубовых
кресел старинной английской работы, каменный пол не был  покрыт  коврами,  и
это придавало комнате сиротливый вид. Вспомнив теплую и уютную кухню,  Мария
поняла, почему Габриэль предпочитает ее столовой.
   На первом этаже комнат было немного, и большинство из них пока пустовало.
Мария с удивлением посмотрела на миссис Сэттерли.
   - Хозяин редко бывает дома, а большинство вещей, которые  везли  сюда  из
Англии, пропали на "Вороне". Господин  Ланкастер  долго  не  мог  возместить
потерянное. К счастью, кое-что  мы  привезли  сюда  еще  в  самом  начале  -
например, портрет сэра Уильяма и леди Марты. Так что не все  попало  в  руки
этих проклятых испанцев. -  Спохватившись,  миссис  Сэттерли  покраснела.  -
Прости меня, дорогая! Я не хотела тебя обидеть!
   - Пожалуйста, не расстраивайтесь. Боюсь, мне надо привыкать к  тому,  что
мое присутствие будет здесь не всем по душе,  -  сказала  Мария  с  грустью.
Миссис Сэттерли не стала возражать.
   - Может быть, но ты должна знать, что  Сэттерли  твои  верные  друзья,  -
сказала она добродушно. - Ну а теперь пойдем дальше.
   По широкой лестнице сандалового дерева они поднялись наверх.
   - Здесь несколько комнат, но кроме  спальни  господина  Габриэля  и  той,
которая приготовлена для мисс Каролины, все остальные тоже пустуют. Я не раз
говорила  хозяину,  -  голос  Нелли  дрогнул,  -  что  он  зря  надеется  на
возвращение мисс Каролины. Я уверена - мы никогда больше не увидим бедняжку,
и в душе уже похоронила ее. Но господин Габриэль и слушать ничего не желает.
Больше всего я боюсь, что если у него появится хоть слабая  надежда  на  то,
что она жива, то, невзирая на опасности, он бросится на  поиски,  даже  если
это будет стоить ему жизни.
   Мария задумалась. Они с Габриэлем никогда не говорили о судьбе  Каролины,
и слова миссис Сэттерли вызвали у нее сложное  чувство  вины,  смешанное  со
страхом.
   Стоило ей сказать Габриэлю, что Каролина жива, но все еще в руках  Рамона
Чавеса, и он ринулся бы навстречу верной гибели.  Конечно,  когда-нибудь  он
непременно узнает, что сестра жива, и тогда...  Мария  с  трудом  сглотнула,
стараясь не пропустить ни слова из того, о чем говорила миссис Сэттерли.
   - ..Почему бы тебе не занять розовую комнату?
   Это единственная подходящая спальня.
   - Мне кажется, сеньор Ланкастер будет недоволен. Он приказал мне помогать
вам по хозяйству, а прислуге не пристало жить в таких  роскошных  покоях,  -
нерешительно сказала Мария.
   - До тех пор пока господин Габриэль не женится, я хозяйка  в  доме  -  во
всяком случае он постоянно это повторяет,  -  и  мне  угодно  поселить  тебя
здесь! Ну а если он попробует возражать,  я  найду  способ  убедить  его.  А
сейчас, дорогая, отдохни перед ужином. Я пришлю за тобой  слугу,  когда  все
будет готово.
   Как ни странен был  для  Марии  такой  поворот  событий,  она  безропотно
повиновалась миссис Сэттерли. Решив, что ей  недолго  придется  нежиться  на
роскошной постели и Габриэль  вышвырнет  ее  отсюда,  как  только  узнает  о
самовольстве Нелли, Мария с удовольствием растянулась на мягкой перине.
   Но день шел за днем, а Габриэль никак не  проявлял  своего  недовольства.
Марию это удивляло, но еще непонятнее было ее положение в доме - не  гостья,
не прислуга, не рабыня, не хозяйка своей судьбы. Она носила одежду служанки,
а спала в хозяйской спальне, была как бы частью добычи, но с ней обращались,
как с желанной гостьей. Сэттерли и остальная прислуга были доброжелательны и
радушны, да и  Габриэль  не  находил  ничего  предосудительного  в  подобном
отношении слуг к Марии. Иногда,  проходя  мимо  горничных,  она  слышала  за
спиной шепот, но никто ни разу на напомнил ей, что она испанская  невольница
в доме англичанина. А Сэттерли, те и вовсе обращались с ней, словно она была
женой или дочерью хозяина дома.  Миссис  Сэттерли  не  позволяла  ей  делать
никакой черной работы и давала поручения, к которым  Мария  привыкла  еще  в
Каса де ла Палома:  она  занималась  рукоделием,  следила  за  изготовлением
свечей или помогала чистить столовое серебро. Свободного времени у нее почти
не было, но она и не уставала от такой работы.
   Мария не  находила  происходящему  логического  объяснения.  Габриэль  не
прикасался к ней со дня приезда, даже не оставался с ней наедине. Доверив ее
Сэттерли, он почти не разговаривал с Марией. Не то чтобы он избегал  ее,  но
все их  общение  ограничивалось  кивком  головы,  насмешливым  взглядом  или
брошенным вскользь ироническим замечанием.
   Габриэль с головой ушел в хозяйственные заботы и почти не бывал дома.  По
утрам, когда Мария спускалась на кухню, его уже не было  дома:  позавтракав,
он на рассвете отправлялся на плантацию или  туда,  где  работал  пресс  для
сахарного тростника - приспособление, которым Габриэль очень  гордился.  Там
он проводил довольно много  времени,  наблюдая,  как  перемалываются  сочные
стебли и сок, густея, превращается в  сироп.  В  отличие  от  Диего  он  был
настоящим хозяином.
   Как-то днем Мария попросила  у  миссис  Сэттерли  разрешения  сходить  на
конюшню посмотреть жеребенка, которого принесла любимая  кобыла  Габриэля  в