ло бессмысленное, никому не нужное варварство, и  сердце
ее наполнилось жалостью при одной только мысли о бедных англичанах, попавших
в плен. Она встала на  полуюте  -  отсюда  было  удобно  наблюдать  за  всем
происходящим  вокруг  -  ив  этот  момент  в  первый  раз  увидела  Габриэля
Ланкастера.
   Она не знала тогда, кто он такой. Она видела только  высокого,  красивого
мужчину, который,  несмотря  на  сковывавшие  его  цепи,  шел  по  палубе  с
независимым видом. Он  ступил  на  галеон  с  гордо  поднятой  головой,  как
завоеватель, во взгляде его не было ни страха, ни сомнения - он  смотрел  на
окружающих с вызывающим высокомерием. Свежий ветер  шевелил  его  черные  до
плеч волосы, белая рубашка тонкого голландского полотна была разорвана почти
до пояса, обнажая крепкую,  мускулистую  грудь,  на  левом  плече  и  рукаве
темнели пятна крови, кожаный камзол и  штаны  были  изодраны  в  клочья,  на
чулках зияли огромные дыры, и только тускло поблескивающие серебряные пряжки
на туфлях странно контрастировали с лохмотьями.
   Вид этого  человека,  который  даже  в  изорванной  одежде  величественно
возвышался  среди  невысоких,  коренастых  суетящихся  испанцев,   настолько
поразил Марию, что она не сразу  заметила  идущую  следом  за  ним  высокую,
стройную девушку. И только когда солнечный  луч  коснулся  золотистых  волос
Каролины, Мария обратила на нее  внимание  и  почувствовала  острое  чувство
жалости к этой несчастной, которую вели двое крепких матросов. "Как это было
бы ужасно, окажись я на ее месте, - подумала Мария,  -  и  сколько  же  надо
иметь мужества, чтобы вот так, как  она,  не  потерять  самообладания".  Она
вдруг поняла, что девушка боится, но изо  всех  сил  старается  скрыть  свой
страх, и ощутила между ней и собой некую необъяснимую связь.
   Но взгляд  ее  все  время  возвращался  к  стоящему  на  палубе  мужчине.
Почувствовав, видимо, что за ним наблюдают, он обернулся  и  поднял  голову.
Мария была поражена взглядом необыкновенных зеленых глаз. В них было столько
глубокого страдания, стояла такая  невыносимая  мука,  что  у  нее  возникло
непреодолимое желание утешить его. Но не только боль и страдание - ярость  и
ненависть читались в этом взгляде. Она почувствовала себя неуютно, по  спине
побежал неприятный холодок, и мысль об утешении вмиг пропала. Боже!  Как  же
он ненавидит нас! Конечно, у него для этого есть  все  основания.  Разве  не
твои соотечественники, напомнила себе Мария, захватили его корабль  и  убили
его людей? И кто знает, какая судьба ожидает эту молодую девушку, что  стоит
рядом с ним. Кто она? Жена? Родственница? Пассажирка?
   Проследив за взглядом Габриэля, Каролина  подняла  голову  и  их  взгляды
встретились. Обе испытали потрясение - и у гой и у  другой  были  ярко-синие
ланкастерские глаза. Мария почувствовала, что от волнения  ей  стало  тяжело
дышать. Эта девушка тоже из рода Ланкастеров. Боже! Какую же кару  придумает
ей Диего? И она вдруг  с  ужасом  отметила  сходство  между  стоящими  внизу
пленниками. Оба рослые, у обоих тонкие черты лица,  брови  вразлет...  Тупая
боль сдавила ей сердце - человек внизу, должно быть,  Ланкастер...  Габриэль
Ланкастер!
   На   какое-то   мгновение   ее   охватило   чувство    восторжествовавшей
справедливости. Этот человек оставил шрам на лице  брата  и  был  повинен  в
смерти отца. И разве не справедливо, что Господь предал его в  их  руки  для
возмездия? Но в ту же минуту  ей  стало  очень  стыдно  за  подобные  мысли.
Неужели она такой же  варвар,  как  Диего?  Все  еще  переживая  сложившуюся
ситуацию, недовольная собой, она попыталась  отвернуться,  но  гипнотический
взгляд англичанина заворожил ее, и она, не в силах противиться его  обаянию,
снова посмотрела на него. Взгляды их встретились.
   Габриэль моментально узнал эти глаза - их невозможно было  спутать  ни  с
какими другими - и с интересом стал разглядывать стоящую  наверху  маленькую
фигурку. Это, наверное, сестра Диего. Ни у кого другого не может быть  таких
ярких синих глаз. На него вдруг нахлынула острая жажда мести. Это она должна
заплатить за все его сегодняшние страдания. Это она должна  лежать  под  той
балкой, а не Элизабет.
   С упоением думая о всевозможных способах мщения, он  все  же  не  мог  не
обратить внимания на прекрасные черты ее лица, женственные изгибы фигуры, на
чудесные волосы, которые длинными черными  локонами  спадали  ей  на  плечи,
подчеркивая свежесть кожи и делая миндалевидный разрез  необыкновенных  глаз
еще более выразительным. В другое время, в другом месте Габриэль,  вероятно,
отдал бы должное ее красоте, но только не сегодня, когда там,  на  "Вороне",
лежит его  Элизабет,  а  сестре  угрожают  позор  и  унижение.  Он  чуть  не
задохнулся от нахлынувшей на него  ненависти  к  испанцам,  и  она  возросла
стократ, когда на полуюте появился Диего.
   С необычной для него нежностью, он крепко обнял Марию. Лицо его  сияло  в
предвкушении удовольствия, и самодовольная улыбка заиграла на  губах,  когда
он пристально посмотрел на закованного в цепи Ланкастера.
   У Габриэля не хватило сил вынести подобное унижение,  и  он  бросился  на
своего врага, совершенно забыв о цепях и  охранявших  его  солдатах.  Но  не
успел он сделать и двух шагов, как был сбит с ног сильным  ударом.  Нет,  он
все равно будет  сопротивляться,  и  пусть  они  убьют  его.  Крик  Каролины
остановил его.
   - Габриэль! - В ее голосе слышалась мольба. - Не надо! Прошу тебя! Не дай
им убить тебя!
   Но его уже окружили солдаты и, подталкивая в  спину,  повели  к  люку  на
верхней палубе. Стоя на лестнице, ведущей вниз, он еще раз бросил взгляд  на
полуют. "Придет день, - яростно поклялся он, - придет день, и я  убью  тебя,
Диего Дельгато, и твоя сестра будет моей невольницей. И я буду так же добр к
ней, как ты был к Элизабет, и так же милостив, как ты будешь к Каролине.  Ты
поплатишься за то горе, что принес мне, и женщина, стоящая  рядом  с  тобой,
заплатит за все, что я сегодня потерял. Клянусь всем, что мне дорого!"

Глава 5

   Присутствие Ланкастеров на галеоне странным образом изменило жизнь Марии.
Она все время ощущала вину за то, что произошло с "Вороном", его командой  и
пассажирами. Это смущало и  тревожило  ее.  Разве  Дельгато  не  враждуют  с
Ланкастерами уже более ста лет? Разве не должна  она  радоваться  тому,  что
произошло с их кровными врагами? Иные чувства означали бы  предательство  по
отношению к памяти отца. Или она забыла, кто повинен в смерти дона Педро?
   Нет, она не забыла, и боль от потери дорогого человека не  стала  меньше,
но она никак не могла понять, зачем постоянно унижать пленников и  что  даст
жестокое обращение с оставшимися в живых  Ланкастерами.  Мария,  как  умела,
пыталась объяснить это Рамону и Диего, но их не тронули и не  заинтересовали
ее страстные речи  и  веские,  как  ей  казалось,  доводы.  Поведение  Диего
нисколько не удивляло ее, но  равнодушие  Рамона  казалось  необъяснимым.  И
когда через неделю они прибыли в Санто-Доминго, она  была  очень  недовольна
обоими.
   Возвращение на Эспаньолу должно было стать для Марии счастливым  событием
- наконец-то она дома! Но большой радости она не испытывала: захват "Ворона"
и судьба Ланкастеров не давали ей покоя. Она не могла радоваться собственной
свободе, представляя себе брата и сестру закованными в цепи и думая  о  том,
какая страшная судьба им уготована. Они завладели  ее  мыслями:  Каролина  -
потому, что была молода, хороша собой, и Мария часто представляла себя на ее
месте, а Габриэль... Она постоянно думала о нем и ничего не  могла  с  собой
поделать. Днем она с грустью думала о его судьбе, а по ночам ей стал сниться
один и тот же сон - Габриэль Ланкастер поднимается на палубу "Санто Кристо".
Только во сне все было иначе, чем в действительности: он не  скован  цепями,
платье его безупречно и на  лице  играет  приветливая  улыбка.  С  радостным
криком она бросается ему навстречу, и он заключает ее в свои объятия, осыпая
поцелуями. Как это было  чудесно!  Утром  Мария  просыпалась  в  подавленном
состоянии и злилась на себя  из-за  собственной  глупости:  она  никогда  не
видела улыбки на его лице, откуда же ей знать, как он улыбается.  С  большой
неохотой она призналась себе, что он нравится ей, как  еще  не  нравился  ни
один мужчина.
   Проходили дни, недели, месяцы, а чувство горечи  от  случившегося,  к  ее
огромному сожалению, не проходило. Радость и восторг от встречи с домом были
омрачены мыслями о том, что где-то на обширных плантациях Дельгато  работает
зеленоглазый раб по имени Габриэль Ланкастер и  она  бессильна  хоть  как-то
облегчить его страдания, потому что не смеет противиться воле брата.
   Пытаясь избавиться от этого наваждения, Мария заставляла себя  относиться
к судьбе английского невольника с полным  безразличием,  и  сначала  ей  это
удавалось. Она была  рада  возвращению  домой,  и  в  первые  недели  своего
пребывания на Эспаньоле, видя улыбающиеся  лица  старых  слуг,  которых  она
знала с детства, гуляя по широко раскинувшемуся поместью, катаясь верхом  на
своей любимой кобыле по равнинам, далеко простиравшимся за  полями  зеленого
сахарного тростника, встречаясь с друзьями и соседями, она  быстро,  как  ей
казалось, забыла и англичанина, и его  сестру.  Но  только  схлынули  первые
восторги, Мария с ужасом поняла, как тяжело у нее на душе.  Мало  того,  что
мысли о зеленоглазом невольнике постоянно преследовали  ее;  Диего  часто  с
тягостными подробностями рассказывал ей, каким истязаниям и  издевательствам
подвергается  англичанин  на  плантациях.   Он   делал   это   с   искренним
наслаждением, не только  получая  удовольствие  от  самого  рассказа,  но  и
упиваясь ощущением своей власти над  гордым  и  сильным  человеком,  сломить
которого ему, правда, пока не удалось, но чувствовалось, что надежды на  это
он не теряет.
   Если бы только Мария знала, как много думает о  ней  Габриэль  Ланкастер,
она бы обрадовалась и ужаснулась одновременно. И было  от  чего  ужаснуться.
Его интерес к Марии был совершенно определенным - желание отомстить.
   Все время, пока, закованный в цепи, он томился в трюме галеона, душа  его
разрывалась на две части:  одна  горевала  по  погибшим  жене  и  ребенку  и
печалилась из-за неизвестности, которая по его вине ожидала  Каролину,  зато
другая.., другая хладнокровно строила планы мщения.  То,  что  Диего  должен
умереть, было совершенно ясно, и Габриэлю не  потребовалось  много  времени,
чтобы придумать, как отправить испанца к праотцам. Но  сестра  Диего  -  это
совсем другое дело.
   И Габриэль поклялся,  что  перед  тем,  как  убить  Диего,  он  даст  ему
возможность почувствовать то же, что испытал сам. Женщина из  рода  Дельгато
станет его невольницей точно так же, как Каролина стала рабыней  в  какой-то
испанской семье. Он был уверен, что судьба ее плачевна, рано или  поздно  ее
все равно обесчестит какой-нибудь безымянный испанец, и  решил,  что  сестру
Диего постигнет та же участь. Но Диего будет все знать точно - кто  совершил
насилие, где и когда. На  лице  Габриэля  появилась  зловещая  усмешка.  Да,
именно она, дочь Дельгато, заплатит за все бесчестные дела своей семьи.
   Расставание с Каролиной в  Санто-Доминго  было  особенно  болезненным,  и
жажда мести терзала Ланкастера, когда он  смотрел  вслед  высокому  испанцу,
уводившему сестру. Придет день, думал он, и они  заплатят  за  все.  Но  дни
сменялись неделями, недели месяцами, и  ничего  не  менялось  в  его  жизни.
Вместе с остальными рабами он работал на плантациях сахарного  тростника,  и
спина его, как и у всех остальных, скоро покрылась ссадинами  и  шрамами  от
ударов кнутов Диего и его  жестоких  надсмотрщиков.  По  ночам,  прикованный
цепями, он лежал без сна в грязной хижине и не мог думать ни о  чем  другом,
кроме мщения. Эта мысль не давала ему покоя, она  преследовала  его  днем  и
ночью, она одна владела теперь его умом и чувствами. Ни  ужасные  условия  и
жестокое обращение, ни  оскорбления,  ни  невыносимая  жара,  ни  насекомые,
превращающие жизнь в ад, - ничто больше не трогало его.  В  его  жизни  была
только одна цель, заслонившая все остальное, - месть.
   Если бы он знал, что Мария печалится о его судьбе, что к Каролине  хорошо
относятся, что его сестра  и  Мария  встретились  и  между  ними  завязались
немного странные, но тем не менее доброжелательные отношения -  если  бы  он
знал обо всем этом, то, может быть, изменил свои намерения. Но Габриэль  уже
давно видел вокруг лишь сахарный тростник и отвратительную  хижину,  где  он
урывками спал по ночам, и не знал  ничего,  кроме  пинков  и  побоев,  щедро
раздаваемых испанскими надсмотрщиками. Он бы не выдержал  и  давно  погиб  в
таких условиях, но жажда мести - единственное, что давало ему силы  жить,  -
поддерживала его.
   Приехав погостить к Чавесам в конце января 1665 года, Мария впервые после
возвращения на Эспаньолу увидела Каролину. С момента захвата "Ворона" прошло
уже четыре месяца. Семейство  Чавесов  собралось  в  большом  зале  и  через
открытые настежь двойные двери с восхищением  наблюдало  за  фантастическими
красками вечерней зари.  Здесь-то  Мария  и  увидела  высокую  светловолосую
девушку, которая накрывала на стол. Это была Каролина, и  Мария  с  радостью
отметила, что, несмотря на несколько  отрешенный  и  грустный  вид,  девушка
выглядит хорошо.
   Мария побыла у Чавесов всего пару дней и, хотя видела Каролину  несколько
раз, не решилась с ней заговорить. И только в середине  февраля,  когда  она
опять приехала  погостить  к  своей  любимой  подруге  Хустине,  ей  удалось
познакомиться с сестрой Габриэля.
   В сопровождении без умолку болтающей Хустины, она  поднялась  в  комнату,
где обычно останавливалась, приезжая к Чавесам, и  очень  удивилась,  увидев
Каролину, входившую  в  дверь,  которая  соединяла  ее  спальню  с  комнатой
подруги. Хустина заметила ее замешательство.
   - Это Каролина -  моя  горничная.  Пока  ты  гостишь  у  нас,  она  будет
прислуживать и тебе. - И, схватив Марию  за  руку,  Хустина  потащила  ее  в
соседнюю комнату. - Идем, Мария! Я хочу показать тебе новую  атласную  юбку,
которую отец  привез  мне  из  Санто-Доминго.  Она  такая  красивая,  что  я
уговорила его устроить праздник, пока ты здесь, чтобы я  смогла  ее  надеть.
Каролина распакует твои вещи. Идем!  -  Хустина  быстро  прошла  в  соседнюю
комнату, и Мария неохотно последовала за ней.
   Хустина Чавес была моложе своей подруги всего на месяц. Как и Мария,  она
была небольшого роста, и копна тяжелых черных волос  украшала  ее  маленькую
головку.  На  этом  их  сходство  заканчивалось.  Хустина   была   существом
беспечным, и мысли ее вечно вращались около всякой чепухи.
   Несмотря на то, что она была любимицей в семье и все  баловали  и  нежили
ее, Хустина оставалась удивительно добрым и сердечным  человеком.  Она  была
немного полновата, и основным несчастьем своей жизни считала то, что  ей  не
суждено стать такой же изящной и гибкой,  как  Мария,  но  блестящие  темные
глаза  и  улыбка,  не  покидавшая  ее  лица,  делали   Хустину   удивительно
привлекательной. Она напоминала пухлого ребенка,  который  никогда  не  знал
окрика или грубого слова.
   Только вечером Марии удалось  поговорить  с  Каролиной  наедине.  Хустина
спустилась  вниз,  чтобы  перед  обедом  поболтать  с  домашними,   а   она,
переодеваясь к  обеду,  нарочно  задержалась,  надеясь  увидеть  Каролину  и
поговорить с ней. Не  представляя  заранее,  как  лучше  начать  разговор  с
англичанкой, Мария чувствовала, что  необходимо  каким-то  образом  выразить
девушке свое сочувствие.
   Не прошло и пяти минут после ухода Хустины, как в комнату вошла Каролина.
В руках она держала подушки и, не ожидая застать  здесь  Марию,  в  смущении
остановилась.
   Странная тишина воцарилась в комнате. Девушки пристально смотрели друг на
друга.
   -  У  тебя  глаза  Ланкастеров...  -  тихо  сказала  Каролина,  удивленно
рассматривая Марию.
   Мария согласно кивнула. Выбирая простые слова,  она  медленно  произнесла
по-испански:
   - У меня и у тебя.., у нас общие предки.., плохо, что мы враги.
   Горькая  усмешка  появилась  на  лице  Каролины,  и,  с  трудом  подбирая
испанские слова, она решительно сказала:
   - А как же может быть иначе? Посмотри, что сделал твой  брат  со  мной  и
моей семьей. После этого мы можем быть только врагами. - Слезы затуманили ее
прекрасные синие глаза, и прерывающимся от волнения голосом она спросила:
   - А что мой брат? Он жив?
   Встав с обитой бархатом низкой скамеечки,  Мария  подошла  к  Каролине  и
взяла ее за руку.
   - Послушай меня! - сказала она серьезно - Если ты позволишь, я буду твоим
другом. Твой брат жив.., но я не видела его с того самого  момента,  как  мы
приехали домой в Каса де ла Палома. Диего, мой брат, отправил  его  работать
на плантации сахарного тростника, и это все, что мне известно.
   За время, проведенное в доме Чавесов, Каролина быстро освоила  испанский,
поскольку никакого другого языка здесь не слыхала. Она  хорошо  понимала,  о
чем говорила Мария, но говорить  самой  ей  было  еще  трудно.  Запинаясь  и
медленно подбирая слова, она проговорила:
   - Если ты говоришь правду.., не могла бы ты передать брату, где я. И  что
я... - Она смущенно опустила глаза. - Что у меня все хорошо.
   - Конечно, передам! - с готовностью пообещала  Мария,  обрадованная  тем,
что англичанка пошла ей навстречу. Так началась эта странная дружба.
   Хотя Мария и  пообещала  Каролине  поговорить  с  Габриэлем,  как  только
вернется в Каса де ла Палома, это оказалось гораздо сложнее,  чем  она  себе
представляла. В ответ на ее осторожные  расспросы  об  англичанине,  который
работает у них на плантациях, слуги только неопределенно  пожимали  плечами.
Остерегаясь спрашивать об этом Диего, Мария стала совершать дальние прогулки
верхом, выискивая глазами среди работавших высокого, широкоплечего раба.
   Однажды  поздним  мартовским  вечером  после   безуспешных   многодневных
поисков, сидя с Диего за длинным обеденным столом  орехового  дерева,  Мария
спросила с наигранным безразличием:
   - С тех пор, как я вернулась от Хустины, ты что-то перестал  рассказывать
мне о своем английском невольнике. Неужто он прискучил тебе?
   Диего ухмыльнулся. Он хорошо  знал,  что  сестра  не  одобряет  жестокого
обращения с Ланкастером.
   - Нет, - небрежно ответил он, - но на прошлой  неделе  этот  подлец  имел
наглость напасть на меня. Я здорово поколотил мерзавца и посадил его в  яму.
Думаю, это поможет сломить его проклятую английскую гордость.
   Мария надеялась, что ужас, который  она  испытала  при  этих  словах,  не
отразился на ее лице. Не дай Бог,  Диего  заметит!  Она  и  раньше  знала  о
существовании ямы, но до сих пор не придавала этому особого значения.
   Расположенное недалеко от банановой рощи, как раз за хижинами,  где  жили
рабы, это последнее изобретение Диего представляло собой углубление в земле,
стены которого были выложены  металлическими  пластинками.  Яма  была  такая
узкая, что  человек,  попавший  туда,  не  мог  не  то  что  сесть,  а  даже
повернуться.  Кроме  того,  яма   была   неглубока,   и,   когда   массивная
металлическая крышка захлопывалась за провинившимся,  оказавшийся  в  полной
темноте бедолага мог стоять только на полусогнутых ногах. Находиться  в  яме
весь день под лучами палящего тропического солнца  было  просто  невыносимо.
При жизни отца такое невозможно было представить - дон  Педро  славился  как
добрый хозяин.
   - Да? И когда же ты собираешься выпустить его? - спросила Мария  нарочито
безразличным тоном, с трудом скрывая свое возмущение.
   - Может быть, завтра - мне ведь не нужен покойник. К тому же, - продолжал
Диего, и недобрая улыбка появилась на его лице, - гораздо интереснее иметь у
себя  на  побегушках  живого  Ланкастера.  Признаюсь   те