и  среди  команчей  вовсе  не
потому,  что  это  будило  угрызения  совести   или   какие-то   болезненные
воспоминания - просто в его не очень длинной жизни более счастливого периода
не было.
   Поняв, что сейчас ему не заснуть, Рафаэль откинул плед и  сел.  Помешивая
угли затухавшего костра, он достал головешку, от которой  удалось  раскурить
тонкую сигару. Но и она не помогла ему успокоиться - слишком сложны были его
воспоминания  о  том  времени!  Взглядом  человека,  готового  на  убийство,
посмотрел он на Себастиана:
   - Черт бы его побрал с его вопросами...
   Попыхивая сигарой и глядя на то разгорающийся,  то  гаснущий  огонек,  он
вдруг понял свое заблуждение. Его взбудоражили вовсе не воспоминания о жизни
с команчами. Нет! Ему было противно думать о той жизни, для которой  он  был
рожден, - жизни наследника богатой испанской семьи.
   Даже сейчас, пятнадцать лет спустя, он помнил начало нового отрезка своей
биографии. Помнил свою ярость в те первые дни, когда  по  распоряжению  дона
Фелипе его сковали и посадили в грязное подземелье,  служившее  тюрьмой  для
узников неукротимого старика.
   На лодыжке Рафаэля до сих пор сохранились шрамы от цепи, которой  он  был
прикован к стене подземелья. Туда не  проникало  ни  дуновения  ветерка,  ни
заблудшего лучика солнца.
   А дон Фелипе из безопасного укрытия наблюдал за своим  пленником,  черный
шейный платок и  длинные  свисающие  усы  делали  его  похожим  на  дьявола.
Вспоминая все это, Рафаэль заметил, что у него дрожат руки.
   О Боже! Как он ненавидел своего испанского деда!
   Рафаэль не отрицал, что  команчи  были  жестокими  людьми,  но  это  была
звериная  инстинктивная  жестокость.  А  дон  Фелипе   был   расчетливым   и
безжалостным инквизитором - ему нравилось ломать  Рафаэля  и  день  за  днем
наблюдать за его унижением.
   Рафаэль  жестко  улыбнулся,  вспомнив,  как  бесился  дон  Фелипе,  когда
доведенный  до  крайнего  физического  и  морального  изнеможения  его  внук
все-таки не сдался.
   Вот тогда-то и наступила очередь индейских  пленников.  Рафаэлю  пришлось
выучить чистейшее кастильское наречие, как потребовал дон Фелипе, и  освоить
правила хорошего тона. Если бы не опасения  за  жизнь  своих  сородичей,  он
предпочел бы умереть голодной смертью.
   Война между доном Фелипе и внуком шла с переменным успехом.  Когда  встал
вопрос о поездке в Испанию, Рафаэль потребовал отпустить обоих индейцев. Дон
Фелипе  пообещал  освободить  старшего,  а  о  младшем  им  еще   предстояло
торговаться.
   Рафаэль  на  всю  оставшуюся   жизнь   искренне   возненавидел   Испанию,
католических священников, монастыри, сложенные из серого  камня,  в  которых
его  душу   подвергали   обработке.   Он   возненавидел   испанцев   за   их
снисходительное отношение к нему  как  к  полудикарю.  Но  больше  всего  он
ненавидел Испанию за то, что в этой стране родились его дед дон Фелипе  и...
Консуэла.
   Брак с Консуэлой Валадес стал платой за свободу Стоящего Коня.
   И в который уже раз дон Фелипе был взбешен тем, что его внук затеял с ним
торг, но особенно тем, что у внука была такая же несгибаемая воля, как  и  у
него самого. Казалось бы, деду надо радоваться,  что  внук  унаследовал  его
стальной характер, но тот не мог простить Рафаэлю кровь команчей, текущую  в
его жилах.
   Испанские  друзья   дона   Фелипе   засыпали   цветистыми   комплиментами
образованность и манеры Рафаэля,  но  старика  это  вовсе  не  радовало.  Он
помнил, что за это ему пришлось отпустить двух опасных  команчей,  а  те  не
станут менять своих привычек. Они по-прежнему будут грабить и убивать белых,
а может быть, даже станут еще более жестокими.
   Стоящий Конь умчался от гасиенды на выданной  ему  лошади  в  те  минуты,
когда Рафаэля венчали с женщиной,  презиравшей  его  за  кровь  команчей  не
меньше, чем дон Фелипе. Рафаэлю было уже  двадцать  четыре  года  и  он  был
зрелым мужчиной.
   "Какой бы прекрасной парой были дон  Фелипе  и  Консуэла",  -  думал  он,
слушая священника.
   Консуэла сделала все, что могла, чтобы возбудить ненависть мужа  к  себе.
Хотя он даже поначалу жалел ее, понимая,  что  ей  не  дали  никакого  шанса
выбрать мужа по любви. Семья Гутиэрес была более чем счастлива, выдавая одну
из своих дочерей замуж за представителя богатого и могучего клана Сантана. К
тому же жених был и наследником!
   Сейчас, вспомнив  о  ее  мучительной  смерти  от  рук  команчей,  Рафаэль
вздрогнул. Никому не пожелал бы он такого конца, даже  ей!  Смерть  ее  была
ударом для Рафаэля, но он, узнав о трагедии, сразу подумал,  какая  зловещая
ирония заключается в том, что ее замучили люди, которых она презирала, да  и
людьми-то не считала.
   Рафаэль приказал себе выбросить из головы все расслабляющие  душу  мысли.
Это было минувшее, а впереди его ждали испытания, требовавшие сильной воли и
твердой руки.
   Его взгляд снова остановился на спящем  Себастиане,  и  он  с  удивлением
подумал, что в отношении этого  юноши  он  проявил  столько  доброй  воли  и
настойчивого желания наладить отношения, столько решимости, сколько не  было
у него даже тогда, когда он боролся  за  жизнь  и  свободу  своих  индейских
собратьев.
   Странная мысль пришла ему в голову: "Пожалуй, задав мне  свои  вопросы  и
заставив разговориться, Себастиан сделал благое дело. Я выговорился, и  даже
моя ненависть к дону Фелипе ослабла". И с улыбкой на губах Рафаэль заснул.

Глава 14

   Скакать назад на гасиенду оказалось гораздо легче, чем в предыдущий день.
Они никуда не торопились, и Рафаэль часто  останавливался,  чтобы  объяснить
Себастиану особенности той или другой полоски земли.
   Он растолковывал младшему другу,  почему  тут  выгодно  вести  хозяйство,
какие густые травы тут будут расти и сколько скота можно прокормить. А вывод
был вот каким:
   - Хорошо, что на границах гасиенды будет ранчо,  принадлежащее  семейству
Сэведжей! Одно  из  главных  достоинств  Техаса  -  это  возможность  занять
плодородные земли, и этим окупаются  все  опасности,  возможности  нападения
индейцев или  мексиканских  бандитос.  Но  так  будет  не  всегда,  а  земля
останется.
   Себастиан согласился с ним:
   - Я хочу купить всю пограничную с гасиендой землю, как можно больше.
   - Хорошо, а теперь время возвращаться на гасиенду. Мигуэль не простит нам
второй ночи отсутствия, ведь гости остались на его попечении.
   Глядя на повеселевшего Рафаэля, Себастиан невольно вспомнил  тяжелую  для
себя картину: Бет в руках Рафаэля.
   Себастиан не произнес ни слова, когда они въехали на территорию гасиенды,
хотя его лицо мрачнело все больше по  мере  приближения  встречи  с  Бет.  И
наконец, впервые с того момента, как Рафаэль признался, что  Бет  уже  давно
была его  любовницей,  он  взорвался.  Повернувшись  в  седле,  чтобы  лучше
рассмотреть выражение лица Рафаэля, он с подозрением спросил:
   - Слушай, как же вам удалось так долго сохранять отношения, если  ты  все
время был в Техасе, а она на плантации  около  Натчеза?  Как  вы  ухитрялись
регулярно видеться?
   Не удостоив его взглядом. Рафаэль ответил:
   - А мы и не виделись, но нам хватило и того, что было. - Голос  его  стал
твердым, и он жестко произнес:
   - Поверь мне, дело не в том, сколько раз видеться, важно.., как!
   И опять Себастиан был  озадачен.  Если  Бет  была  так  долго  любовницей
Рафаэля, почему же в его голосе,  когда  он  говорил  о  ней,  было  столько
неприязни, если не ненависти?
   Рафаэлю  было  не  свойственно  лгать,  и  ему  пришлось  заставить  себя
продолжать игру из-за Себастиана. Как трудно было ему говорить вслух недобро
о женщине, чьи серебряные волосы, фиолетовые глаза и все обличие  прекрасной
ведьмы не  покидали  его  воображения.  Выше  его  сил  было  бы  забыть  ее
прекрасное, лживое, такое невинное на вид лицо. Он не мог не видеть ее!
   Далеко за  полдень  они  достигли  гасиенды.  И  опять  между  ними  была
неопределенность. Они не желали разрыва, но  не  могли  сейчас  понять  друг
друга. И оба не хотели видеть обитателей гасиенды.
   Не выдержал Рафаэль:
   - Треклятая ситуация, приятель! Ах, если бы я мог ее изменить!
   Это был максимум того, что Рафаэль мог признать, и Себастиан  все  понял.
Значение Бет для Рафаэля, теперь Себастиан это осознал, было так велико, что
трудно было  определить  его  отношение  к  сложившейся  ситуации.  Рафаэлю,
конечно, не хотелось бы потерять голову из-за  женщины,  которую  он  считал
своей, но ведь это  была  женщина,  на  которой,  не  представляя  возможных
последствий, решил жениться Себастиан.  И  вот  последний  сумел  преодолеть
себя:
   - Забудь, Рафаэль, все, что я сказал. Не стану отрицать, что я попал  под
ее чары, но теперь понимаю, что зря. Кстати,  она  мне  никаких  авансов  не
давала, это правда. - С болью в голосе он продолжил:
   - Я понял, сопоставив разные факты  и  наши  разговоры,  что  для  Бет  я
никогда не был больше, чем друг. Она была честна, ни в какие другие игры она
не играла.
   С  короткой  усмешкой,  но  по-прежнему  с  холодными   глазами   Рафаэль
немедленно отреагировал:
   - Ну, слава Богу! Мне стало легче, потому что никакого желания  повредить
ее изящную физиономию за флирт с тобой у меня не было.
   Себастиан улыбнулся несколько расслабленно, ему показалось, что сердечная
боль немного ослабла, и, стремясь поправить их отношения, он пробормотал:
   - Я думаю, что можно найти лучшее применение этой изящной шкурке, как  ты
ее называешь, чем просто побить ее, даже если она тебе изменяет.
   Рафаэль громко рассмеялся над этим замечанием. С некоторым  удивлением  в
глазах он признался:
   -  Это  совпадает  с  моими  мыслями,  приятель!  Через  пару  минут  они
отправились по своим комнатам,  оба  довольные  тем,  что  сумели  разрядить
трудную ситуацию без особых уколов самолюбию и практически безболезненно.
   Путешественники возвратились к концу сиесты, и Бет, одевавшаяся к вечеру,
почувствовала, что Рафаэль снова на гасиенде. Но теперь эта встреча  ее  уже
не пугала, она была готова к ней, когда вышла в гостиную. С ее точки зрения,
Рафаэль совершил тактическую  ошибку,  дав  ей  побыть  в  одиночестве.  Она
собралась с мыслями  и  выработала  план  действий  на  будущее,  пока  была
свободна от его фатального влияния. Глянув на себя в  зеркало,  пока  Черити
укладывала ее волосы, Бет признала, что выходов из ловушки,  в  которую  она
сама себя загнала, не так уж много. Для нее была открыта только одна тропа -
она намеревалась проигнорировать его грубый приказ оставаться  на  гасиенде.
Будет или не будет на гасиенде сегодня вечером Рафаэль, но она твердо решила
объявить хозяевам, что они с Натаном немедленно возвращаются в  Сан-Антонио.
Натан сразу же согласился с ней, едва она  высказала  это  предложение.  Ему
было невдомек, что она провела  бессонную  ночь,  выбирая  одно  решение  из
многих вариантов. Она пришла к выводу, что покинуть гасиенду и избавиться от
малоприятного общества Рафаэля будет  единственным  разумным  шагом  в  этом
безумном путешествии.
   Бет тщательно выбрала туалет и украшения, серебристые волосы были уложены
в большие свободно ниспадающие кольца. Серебристый шелк платья оттенял живые
фиолетово-голубые глаза. Нежный рот, невинные губы были такими зовущими, что
вряд ли нашелся бы хоть один мужчина, которого не взволновал бы этот призыв.
Даже Натан был взволнован:
   - Как ты прекрасна сегодня, дорогая. Либо  путешествие  подействовало  на
тебя так благоприятно, либо тебя так обрадовала мысль о том, что  оно  скоро
окончится.
   Он поцеловал ее в губы, глаза его смотрели на нее очень  пристально.  Она
кокетливо улыбнулась ему:
   - Я думаю, это ты так обрадовался скорому  отъезду,  что  видишь  меня  в
розовых тонах.
   Теперь они засмеялись оба, и в полном согласии дружно вошли во внутренний
дворик. Здесь все было так же, как и  вчера,  и  позавчера.  Донья  Маделина
сидела в своем любимом кресле, а дон Мигуэль стоял около  фонтана  и  что-то
ласково говорил ей.
   Бет выбрала место рядом с  фонтаном  и,  усевшись,  стала  потягивать  из
стакана полюбившуюся ей сангрию. Они мило болтали с  хозяевами,  которые  ей
были очень приятны, несмотря ни на какие обстоятельства.
   Натан и донья Маделина по-деловому обменивались опытом ведения  хозяйства
на  плантациях.  А  дон  Мигуэль  и  Бет,  к  их  обоюдному  удовлетворению,
погрузились в историю. Речь, как обычно, зашла об испанском проникновении  в
Америку и, естественно, о роли Кабеза де Вако. Ссылаясь именно на заветы  де
Вако, дон Мигуэль утверждал, что легендарные золотые города - выдумка, а  не
реальность.
   - О, дон Мигуэль, не говорите так. Легенды об этих городах  необыкновенно
красивы. Они просто обязаны быть правдой, - протестовала Бет искренне.
   А он, хитро улыбаясь, ответил ей с некоторым вызовом:
   - Самое простое - счесть эти города реальностью просто  потому,  что  вам
хочется, чтобы они были, хочется до  глубины  души.  И  вообще,  сеньора,  я
подозреваю, что вы большая мечтательница.
   Он попал в болезненную точку - Бет  вспомнила  о  своих  недавних  глупых
романтических мечтах, и  ее  лицо  непроизвольно  погрустнело.  Дон  Мигуэль
проницательно заметил это:
   - Что случилось, моя дорогая? Почему вы вдруг стали так несчастны?
   - Несчастна? Как это может случиться с нашей гостьей,  отец?  Ты,  видно,
ошибаешься! - С этими словами Рафаэль вынырнул сзади них, а она  приросла  к
своему креслу, и сердце ее оборвалось, а потом бешено забилось.
   - О, мой драгоценный сын, как ты любишь появляться в  самый  неподходящий
момент! - сказал очень сухо дон Мигуэль, поворачиваясь к Рафаэлю.
   - Почему же этот момент неподходящий? Я сомневаюсь в этом, Мигэуль.
   Он лениво обошел отца и встал напротив Бет, его глаза  холодно  и  жестко
смотрели ей в лицо, когда он с иронией произнес:
   - Нет, я думаю,  что  момент  не  так  плох...  Даже  я  постараюсь  быть
галантным, потому что красота сеньоры Риджвей меня ослепляет.  Мне,  видимо,
надо  сделать  ее  счастливой  просто  немедленно  здесь,  в  Чиело.   Отец,
пожалуйста, представь меня.
   Он  стоял  перед  ней  во  всем  своем  великолепии,  его  смуглое   лицо
гармонировало  с  рубахой  из  темного  вельвета  с  серебряной  окантовкой,
панталоны подчеркивали длину, мощь и одновременно стройность его ног. Что-то
затрепетало в груди Бет, когда она увидела вызывающий блеск его серых  глаз.
Она вспомнила бал у Коста!
   Ее маленький подбородок  вздернулся,  когда  она  одарила  его  не  менее
холодным взором. Голосом,  в  котором  не  было  ничего,  кроме  необходимой
вежливости, она ответила на его двусмысленное приветствие:
   - Добрый вечер, сеньор. Ваш отец часто говорил о вас, пока вас  здесь  не
было. - Слова застревали у нее  в  горле,  но  все  же  она  заставила  себя
добавить:
   - Мы ждали случая познакомиться с вами.
   Рафаэль улыбнулся, но взгляд его не стал намного мягче. Наклонившись,  он
излишне  интимно  поцеловал  ее  запястье.  Теплота  его  губ  поразила  ее.
Несколько иронично он заявил:
   - Вы так высоко оценили меня, что  я  буду  просто  вынужден  вести  себя
образцово, не так ли?
   Бет вырвала руку, а дон Мигуэль, заметивший тайный  поцелуй,  смотрел  на
нее с удивлением. Она поспешно пробормотала:
   - Боюсь, я не подготовлена к вашей испанской галантности.
   Лицо дона Мигуэля прояснилось. Он поручил сыну заняться  гостьей,  а  сам
направился к Натану и донье Маделине. Бет было страшновато, что  он  уходит,
но по ее внешнему виду никто не заметил бы, что  творится  в  душе  женщины.
Рафаэль холодно констатировал:
   - Ты здорово проделала это, Англичанка. Видно, ты, в добавление  ко  всем
другим талантам, еще и хорошая артистка. Никто и не заподозрил  бы,  что  мы
встретились не впервые. Но дело не в этом, правда?
   Фиолетовые глаза вспыхнули гневом, и тихим голосом она зло сказала:
   -  Может  быть,  хотите,  чтобы  я  поведала  всем  обстоятельства  нашей
предыдущей встречи? Мне сдается, что в таком случае вашему отцу и моему мужу
было бы о чем поговорить за обеденным столом.
   Садясь со звериной грацией в соседнее с ней кресло, он прошептал:
   - Не трудно себе представить выражение их лиц при таком разговоре.  Мягко
говоря, они выглядели бы возбужденными!
   Ее голос выдал внутреннее волнение, когда она сказала:
   - Вас это забавляет, не так ли? Или вы считаете это развлечением?
   Его глаза бессовестно шарили по ее лицу и бюсту, и он признался:
   - Вот это для меня действительно развлечение! Бет с трудом удержала  себя
от того, чтобы не встать и не залепить ему оглушительную пощечину. Ее сжатые
пальцы спрятались в  складках  юбки,  но  лицо  отразило  бушевавшие  в  ней
чувства. К счастью, никто не смотрел сейчас на эту пару. И Бет, понимая, что
осложнения ей не нужны,  сумела  успокоить  себя.  С  обманчиво  приветливой
улыбкой на губах она сказала:
   - Вы - свинья, сеньор! Я вас презираю и советую не поворачиваться ко  мне
спиной, потому что я могу не удержаться и всадить в нее нож!
   Но  в  ответ  на  этот  выпад  Рафаэль  только  лениво  улыбнулся  ей.  С
неожиданной симпатией в голосе он ответил:
   - А я, Англичанка, просто хочу тебя.., и очень сильно,  что  мне  уже  не
нравится.
   Бет сумела подавить в себе вспышку радости от этих слов и, отводя взор от
его глаз, явно выражающих вожделение, колко спросила:
   - Что это вы опровергаете самого себя? Уверяю вас, я была  бы  вам  очень
благодарна,  если  бы  вы  сумели  найти  какой-либо  другой  объект,  чтобы
направить на  него  ваше  желание,  которое  вы  считаете,  как  только  что
заметили, нежеланным для самого себя!
   Рафаэль громко засмеялся:
   - Девочка, не затевай публичной ссоры в таком тоне.  -  При  этом  в  его
словах можно было прочесть завуалированную угрозу. -  Если  ты  начнешь  это
здесь, то, даю слово, закончим мы спор уже где-нибудь вдвоем!
   Бет была уже достаточно возбуждена и могла проигнорировать его угрозу, но
Рафаэль, кивнув в сторону остальных, нервно поинтересовался:
   - Слушай, а вот тот жеманный пижон около моей мачехи - это  и  есть  твой
муженек? Человек, который обладает всеми качествами, которых лишен я...
   Она понимала, что он  был,  по  крайней  мере,  бестактен,  задавая  свой
вопрос, но ее поразило, как он был близок к  истине  в  этот  момент.  Натан
обладал всем тем, чего был лишен Рафаэль. Он был добр  и  нежен,  а  Рафаэль
груб и жесток. Рафаэль был готов уничтожить всех, кто с ним  не  соглашался,
Натан же был готов простить каждого. Натан был светловолос и покладист в той
же мере, как  Рафаэль  темноволос  и  агрессивен.  Рафаэль  был  воплощением
мужественности, а Натан напоминал нежную девушку, он был слаб  физически,  а
Рафаэль по-звериному силен. Это открытие потрясло Бет, и она еще более  была
взбешена тем, что Рафаэль толкнул ее мысли  в  русло  нелояльности  к  мужу.
Какое ей дело до достоинств Рафаэля? Натан был добр  к  ней,  и  сейчас  она
виновна в том, что хотя бы в мыслях, но предала его. И только ли  в  мыслях?
Она помнила и о предательстве своего тела. Было что-то в тоне  Рафаэля,  что
ее насторожило, и она не стала ввязываться в  бой,  а  неожиданно  для  себя
мягко сказала:
   - Он совсем не жеманный, а  что  касается  внешности  и  одежды,  то  да,
человек, уделяющий столько внимания этим факторам, может считаться денди,  а
не пижоном.
   А Натан, словно поняв, что речь идет о нем, повернулся  к  жене  и  мягко
улыбнулся ей. Бет ответила ему очень теплой дружеской улыбкой.
   Это  вызвало  у  Рафаэля  взрыв  эмоций.  Он  вскочил  на  ноги,  а  Бет,
коварно-ласково глядя на него, поинтересовалась:
   - Что-нибудь не так?
   Его брови сошлись над переносицей, ноздри трепетали, но он сумел в тон ей
ядовито вежливо ответить:
   - Нет, почему же? Что может быть не  так?  Не  дожидаясь  ее  ответа,  он
схватил Бет за тонкое запястье и буквально выдернул женщи