минаешь о своем муже. - Почти в обвинительном тоне он припомнил ей:
   - Между прочим, с Лоренцо ты довольно легко забыла о нем!
   - Это не правда! Если бы вы все же захотели выслушать меня, я все  смогла
бы объяснить, и вы поняли бы, что у вас с самого начала создалось совсем  не
верное мнение обо мне, - сказала Бет горячо.  Как  ей  хотелось  объясниться
наконец и еще... Она не могла сказать честно, чего же ей хотелось больше!
   Быстро оглядев ее, Рафаэль почувствовал, что его желание делает его почти
безумным, однако какая-то часть разума подсказывала, что это опасно и глупо.
Злясь на самого себя из-за раздвоения эмоций, он раздраженно спросил:
   - Как же ты собираешься объяснить мне то, что я и без тебя  хорошо  знаю?
Что, может быть, Лоренцо соблазнил тебя? Он способен  на  такое.  Но  что-то
ведь подбадривало его в этом начинании! И ты забыла, что, только что проведя
с ним время в любовных утехах, ты позволила мне взять тебя!
   Голос его выдал страшную внутреннюю боль, когда он продолжил:
   - Думаешь, я могу забыть это? Бет побледнела от того отвращения,  которое
прозвучало в его голосе, и, чувствуя, как все у нее  внутри  съеживается  от
горя, нашла в себе силы посмотреть прямо на него и холодно сказать:
   - Я с трудом понимаю, почему вы клеймите меня, -  вы  не  теряли  времени
даром, заняв место Лоренцо.
   В один ужасный момент она подумала, что он ее ударит, но даже  когда  его
кулаки сжались, он не сделал ни одного движения  и  не  дотронулся  до  нее.
Потрясенная теми гадостями, которые они только что  наговорили  друг  другу,
она мягко произнесла:
   - Натан и я завтра уезжаем, и я  думаю,  что  нам  лучше  постараться  не
оставаться наедине.
   Рафаэль не произнес ни слова, он только внимательно  наблюдал  за  ней  с
расстояния в несколько футов, которое их разделяло.
   Затем, прогоняя ледяное выражение со своего лица, с предельной учтивостью
совершенно без эмоций ответил:
   - Очень мудро. Извиняться не стану, потому что мне  вовсе  не  стыдно  за
все, что произошло между нами. Единственное, о чем я сожалею, это о том, что
был настолько глуп, что позволил сиюминутному сумасшествию  управлять  мною.
Этого не должен допускать ни один мужчина.
   Она думала, что сказав это, он тут же уйдет, но он поразил  ее  тем,  что
ласково провел пальцами по ее  щеке.  Грусть  в  его  голосе  звучала  очень
заметно, когда он продолжил свой монолог:
   - Как жаль, маленькое ангельское личико, что мы не  встретились  с  тобой
давным-давно, в другое время и в другом месте. Вполне вероятно, что обе наши
жизни пошли бы по другому руслу.
   Глубоко тронутая его словами, со слезами в уголках глаз,  Бет  кивнула  в
знак согласия.
   Рафаэль резко  повернулся  и  вышел.  Слепая  от  слез,  Бет  смотрела  в
закрывающуюся дверь и думала, был ли в действительности кто-либо, чье сердце
разорвалось от неудачной любви, потому что у нее было такое чувство, что  ее
сердце сейчас не выдержит этой щемящей боли.
   Несмотря на безмерную тоску, сжимавшую ей грудь, Бет сумела  не  показать
своих чувств  Натану,  когда  они  встретились  некоторое  время  спустя  за
обеденным столом. Правда, аппетит у нее пропал.
   Рафаэль присоединился к ним в середине обеда.  Он  холодно  извинился  за
опоздание, но причину объяснять не стал. Он вежливо разговаривал с  Натаном,
выпил две чашки кофе, а в сторону Бет не глянул ни разу. Она  была  уверена,
что он не делает этого, чтобы ненароком не выдать своих чувств.
   Натан не проявил  никаких  признаков  того,  что  он  заметил  какую-либо
напряженность за столом, и выглядел вполне довольным собой. По крайней мере,
у него все в порядке, подумала Бет с неожиданным раздражением.
   Когда Рафаэль присоединился к ним за обеденным столом, Натан засыпал  его
бесконечными и совершенно бестактными вопросами об индейцах.
   К концу  трапезы  Рафаэль  спрашивал  себя,  каким  образом  ему  удастся
выдержать несколько часов в компании Натана, чтобы не задушить этого идиота.
Вставая из-за стола и откладывая салфетку,  Рафаэль,  глядя  поверх  Бет,  с
холодной вежливостью сказал:
   - Натан и я проводим вас к дому Мавериков, как только  вы  будете  готовы
выйти. -Однако советую не мешкать. Команчи уже  на  подходе,  и  это  весьма
любопытно видеть, я говорю об их въезде в город.
   Бет рискнула посмотреть ему в лицо и пожалела, что сделала это. Его глаза
были такими ледяными, пустыми и далекими, что, несмотря на теплый день,  она
вздрогнула, как от озноба.
   Она поднялась к себе, чтобы взять платок, и все трое медленно направились
к дому Мавериков.
   На улице было полно не только жителей самого города, но и  людей  из  его
окрестностей, которые хотели видеть  незабываемое  зрелище  -  приезд  диких
варваров на встречу и переговоры.
   Сначала показалось облако пыли, и индейцы верхом на  лошадях  были  плохо
различимы.
   - А почему их так много? - спросил Натан с удивлением и легко  различимым
испугом. - Мне казалось, что хватило бы  и  полдюжины.  Зачем  впускать  все
племя?
   Рафаэль посмотрел на него весьма красноречиво.
   - Каждый воин племени должен согласиться с договором.  Но  могут  быть  и
такие, кто не согласится. Их никто не осудит, они будут продолжать грабить и
совершать налеты. А что касается количества, то прибывают все, имеющие право
голоса на  советах  вождей,  которые  длятся  иногда  очень  долго.  Поэтому
участники советов, вожди и воины, привозят с собой жен и детей. Они поставят
здесь вигвамы и поживут какое-то время.
   Его голос стал резче, когда он обвел глазами отряды  солдат,  заполнивших
основные площади города, и добавил:
   -  Команчи  не  ожидают  быстрого  подписания  договора.   Они   намерены
торговаться и надеются, что, если даже договоренность не  будет  достигнута,
им не помешают мирно покинуть город.
   Сэм Маверик не мог устоять на месте, его глаза выдавали волнение.
   - Не думаю, что им позволят покинуть город, если они не отдадут  пленных.
Рафаэль пояснил:
   - Сегодня  утром  я  пытался  внушить  полковнику  Фишеру,  что  малейшее
применение силы против прибывших сюда команчей  поставит  под  угрозу  жизнь
всех пленных и может привести к катастрофе.
   Индейцы были уже близко. Натан воскликнул от удивления, и точно такие  же
чувства были у всех, кто видел это впечатляющее зрелище.
   Могучие индейцы с боевыми прическами и размалеванными лицами  неслись  на
мощных, таких же диких, как и они сами, ржущих и встающих на дыбы лошадях. У
всех воинов  волосы  были  заплетены  в  толстые  грубые  косы,  ниспадавшие
зачастую ниже талии. Косы были украшены перьями, серебром, кусочками ткани и
бусами. Похожие украшения были и на лошадях.
   Все без исключения команчи выглядели гордо, посадка у них была прямая, на
разрисованных лицах сохранялось выражение превосходства, когда  они  бросали
взгляд на толпу, мимо которой проносились.
   Смотря на них. Бет поняла, почему они коротко и гордо величают себя одним
словом: "Люди". И еще почему их называют Лордами с холмов.
   У них действительно был царственный вид.
   В отличие от мужчин, женщины были полностью одеты. На  них  были  кожаные
рубахи и богато украшенные юбки, но все равно  они  производили  впечатление
необузданных созданий, а лошади под ними шли так же легко и  грациозно,  как
под воинами. Они тоже были раскрашены, но немного по-другому, чем воины.
   Бет глянула на Рафаэля и поняла, что его дикость  наверняка  унаследована
от команчей.  Видя  его  густые,  черные  как  смоль  волосы,  она  пыталась
представить их украшенными перьями  и  бусинами.  Он  ощутил  ее  взгляд  и,
прочитав ее мысли, коротко сказал:
   - Да!
   Потом, повернувшись к Сэму Маверику, заметил:
   - Пожалуй, мне пора еще раз к полковнику Фишеру. Прошу простить  меня  за
отсутствие.
   Потом, повернувшись, он посмотрел на Натана:
   - Подождите меня на этом самом месте. Я вернусь в нужный момент и  помогу
вам попасть внутрь дома.
   Бет смотрела, как он уходил, со смешанными чувствами. Она понимала, что в
его отсутствие ей будет легче контролировать себя и собраться с мыслями, но,
с другой стороны, без него она ощущала пустоту.
   Это был яркий солнечный день, прекрасный весенний день, который вовсе  не
располагал  к  ужасным  кровавым  событиям,  до  которых  оставалось   всего
несколько часов. К тому времени, когда солнце должно было уйти за  горизонт,
выяснилось, что уже никогда не будет мира между белыми и Людьми с холмов.

Глава 17

   Встречу Рафаэля с полковником Фишером  и  еще  двумя  белыми  участниками
переговоров по его  оценке  назвать  удачной  было  нельзя.  Все  трое  были
военными и так же, как президент Техаса и его военный министр, считали,  что
"все индейцы - это грязные дикари и дикие звери, поэтому их  надо  поголовно
уничтожить".
   Рафаэль ощущал себя обвиняемым на суде. Они подозревали его в симпатиях к
команчам и смотрели на него с плохо скрытой враждебностью. Его  опасения  по
поводу развития событий  укрепились,  дело  запахло  кровью  и  порохом.  Он
продолжал убеждать своих собеседников, поражаясь, что ему еще хватает на это
терпения. Но, наконец, и оно лопнуло.
   - Вы, видимо, не понимаете, почему я объясняю вам, что с прибывшими  сюда
команчами вы должны разговаривать так же  вежливо  и  с  такой  же  степенью
уважения, как с представителями иностранной державы. Они ведь  действительно
не ваши подданные и прибыли на мирные переговоры.
   Полковник Маклеод, крепкий человек среднего роста и возраста,  воскликнул
почти с недоверием:
   - Какие там иностранцы! Все они - банда грязных  дикарей,  вторгшихся  на
нашу суверенную территорию. Они не в большей мере нация, чем стадо быков!
   Глаза Рафаэля сузились:
   - Вы, сэр, еще пожалеете об этих словах.  А  затем  он  обратился  уже  к
Фишеру:
   - Если, сэр, вы сделаете хоть одно угрожающее движение в сторону  вождей,
прибывших сюда сегодня, вы нарушите святость мирных переговоров, более того,
вы подвергнете опасности жизнь всех без  исключения  пленников  и  разрушите
навсегда надежду на мир с команчами.
   Фишер, разозлившийся  на  Маклеода  за  его  прямолинейность,  постарался
разрядить напряженность и легко произнес:
   - В чем вы меня подозреваете? Вы что думаете, я  собираюсь  перебить  их,
пока  они  спят  в  своих  вигвамах?  Молодой  человек,  не  отрывайтесь  от
реальности.
   - Нет, - признал Рафаэль, - в этом я вас не подозреваю. Но опасаюсь,  что
вы можете задержать их  как  заложников  до  того  момента,  пока  не  будут
возвращены все пленники.
   Трое военных обменялись взглядами.  Фишер  зашелестел  бумагами,  которые
лежали перед ним на столе, и, не глядя в глаза Рафаэлю, с некоторым  вызовом
сказал:
   - Ну что же,  нам  остается  только  поблагодарить  вас  за  то,  что  вы
ознакомили нас с вашими чувствами.
   Нам известно, что вы хорошо знаете ту сторону, и ваши  комментарии  ценны
для нас. Но это военная акция, и у нас уже имеются приказы президента.
   И показывая, что разговор подошел к концу, он добавил:
   - И мы постараемся выполнить эти приказы наилучшим образом, так,  как  мы
это понимаем.
   Еще несколько минут назад Рафаэль собирался спорить до победы, но  теперь
понял, что это бессмысленно. Он холодно раскланялся и вышел из здания  суда.
Задумчиво раскурил свою длинную черную сигару и, пыхнув несколько раз дымом,
пошел через площадь к дому Мавериков.  Его  мучила  дилемма:  должен  ли  он
выдать вождям команчей замысел, в котором подозревал техасцев, и сказать им,
что белые собираются играть по другим правилам?  А  может  быть,  не  стоило
подгонять события, а надо просто молиться Богу, чтобы  его  подозрения  были
ошибочными?
   Сегодняшний день был очень важным в истории Техаса. Казалось, и  техасцам
и команчам было бы выгодно установить нормальные  мирные  отношения.  Первые
развязали бы себе руки в  постоянной  борьбе  с  Мексикой.  Для  других  это
означало бы конец изнурительных сражений с превосходящими силами рэйнджеров.
Войну можно было бы заменить торговлей, выгодной и той, и другой стороне.
   Все эти проблемы и  предстояло  обсудить  на  данной  встрече.  Покуривая
крепкую сигару, Рафаэль принял одно из самых трудных  решений  в  жизни.  Он
решил ничего не говорить команчам -  все-таки  стопроцентной  уверенности  в
том, что Фишер пойдет на смертельно опасный риск, у Рафаэля  не  было.  Нет,
нельзя было своими подозрениями хоть в малейшей степени поставить под угрозу
огромное дело.
   Еще раз за сегодняшнее утро придя к дому  Мавериков,  Рафаэль  был  не  в
лучшем расположении духа. Он был человеком действия,  а  игра  в  дипломатию
вывела его из равновесия. Войдя в дом без стука,  он  застал  внутри  только
Мэри и Бет. Обнаружив, что его распоряжение не выполнено, он грозно рявкнул:
   - Где, черт побери, твой муж! Мне казалось, я сказал ему, чтобы  он  ждал
меня здесь!
   На круглом  безмятежном  лице  Мэри  отразилось  удивление:  ее  поразила
фамильярность, с которой Рафаэль  обратился  к  Бет,  и  она  посмотрела  на
последнюю с нескрываемым любопытством. Усилием  воли  Бет  сумела  сохранить
нормальное выражение лица и остаться вежливой, несмотря на огромное  желание
сказать какую-нибудь ответную колкость. Холодно улыбаясь, она ответила:
   - Мистер  Маверик  захотел  показать  Натану  лошадь  из  своей  конюшни,
которая, по его мнению, может дать прекрасное потомство.  Мне  кажется,  что
они появятся с минуты на минуту.
   В ответ на ее вежливость он попросил прощения  и  объяснил,  что  выпалил
свои слова не подумав. Ему совершенно не хотелось говорить с Бет грубо,  тем
более в присутствии кого-то третьего.
   Мэри вмешалась очень вовремя:
   - Ну что, ваша встреча прошла не очень удачно?
   - Неудачно -  это  слишком  мягкое  определение.  Все  обстоит  плохо,  и
ситуация может стать очень опасной. Я успокаиваю себя тем, что  просто  вижу
асе в слишком пессимистическом свете.
   Когда Натан и Сэм вернулись, Рафаэль коротко  рассказал  им  об  утренней
встрече, повторив свой прогноз. Потом сказал, обращаясь к Натану:
   - Если вы готовы, Риджвей, я предлагаю отправиться к зданию  суда.  Позже
он будет окружен толпой и, чтобы выбрать хорошую  точку  для  наблюдения  за
происходящим, нам надо быть там как можно раньше.
   Из вежливости Рафаэль поинтересовался, не пойдет ли Сэм с  ними,  но  тот
отказался, сославшись на свои дела.
   С болью сознавая, что ее муж  будет  стоять  рядом  с  Рафаэлем  в  такой
опасной ситуации, Бет быстро  подошла  к  Натану  и,  тронув  его  за  руку,
сказала:
   - Обещай мне соблюдать осторожность. Если вдруг ситуация обострится,  как
предвидит сеньор Сантана, пожалуйста, уходите оттуда при первом  же  сигнале
опасности.
   Натан с обожанием посмотрел на нее:
   - Конечно, моя дорогая. Только не надо преувеличивать остроту ситуации. А
теперь иди с миссис Маверик. До встречи.
   Она напряженно улыбнулась и, движимая порывом, который  сама  не  поняла,
подошла к Натану, прильнула к нему и нежно его поцеловала в губы.  При  этом
она даже не глянула на Рафаэля, который оставался подозрительно спокоен.
   Когда Мэри, Бет  и  две  другие  женщины  подходили  к  тому  месту,  где
предполагалось принять пленных, Бет заметила Лоренцо  Мендозу,  стоявшего  у
соседнего со зданием суда домом. Она запнулась, но тут же исправила  ошибку,
потом  сделала  вид,  что  к  ней  не  относится  приветствие   Лоренцо,   и
проследовала дальше рядом с Мэри.
   Та сказала Бет:
   - Я рада, что он не заметил  мое  присутствие.  Хотя  он  и  относится  к
родственникам семейства Сантаны по линии супруги Рафаэля, я его  не  терплю.
Вы сделали правильно, что не вступили с ним в  разговор.  У  него  репутация
весьма темная.
   Не задумываясь, Бет поинтересовалась:
   - А мне казалось, что это у Рафаэля сомнительная репутация. Разве не  его
называют "изменником"?
   - Нельзя не признать, что есть люди, недолюбливающие Рафаэля, -  пояснила
Мэри. - Но это все из-за предрассудков, связанных с его индейской кровью. Мы
с Сэмом не относимся к этим людям.  Мы  знаем,  что  Рафаэль  Сантана  очень
ценный для Техаса человек.
   Потом с весьма решительным видом она добавила:
   - А те, кому Рафаэль кажется злодеем, лучше бы  посмотрели  на  его  деда
дона Фелипе.
   Бет постаралась не вступать в дискуссию  о  Рафаэле.  Все,  что  ей  было
нужно, она узнала.
   Как и предвидел Рафаэль, индейцы привели  с  собой  всего  двух  пленных.
Мексиканский  мальчик  вообще  не  представлял  интереса   для   Техаса,   а
шестнадцатилетняя девушка Матильда Локхарт, плененная вместе с ее трехлетней
сестрой, была ошибкой команчей. Лучше бы им вообще не  приводить  никого  из
пленных.
   Увидев состояние девушки, обе женщины выскочили из комнаты. Бет заставила
себя остаться.
   Сердце разрывалось при виде этого истощенного забитого существа.  Голова,
лицо и руки Матильды были покрыты шрамами и  кровоподтеками.  Ноздри  у  нее
были вырваны, а сам нос  сожжен  до  кости.  Матильда  выглядела  как  живое
воплощение ужаса индейского плена.
   Девушка понимала, как она ужасно  выглядит,  и  просила  спрятать  ее  от
посторонних любопытных взглядов.
   Матильда кричала, не в силах сдержать себя:
   - Вам не понять этого! Никогда! Да, они изуродовали мое лицо,  посмотрите
на мое тело - оно все в шрамах и ожогах, меня прижигали  факелами.  Но  есть
кое-что  и  похуже.  Индейцы  по  очереди  насиловали  меня,  как  будто   я
неодушевленный предмет, символизирующий для них понятие "шлюха".
   Не в силах сдержать рыдания, отвернувшись, она кричала:
   - Я больше никогда не посмею поднять голову - я умру от позора!
   Бет была поражена, что девушка сумела выжить. Она  рассказывала  о  таких
ужасах, что сердце просто замирало. Индейцы  будили  ее,  тыча  раскаленными
прутьями в самые болезненные места - это  доставляло  им  удовольствие,  они
хохотали над ее болью. О пережитых сексуальных  унижениях  она  рассказывать
была просто не в силах. Женщины помогли ей одеться, и сердца их  разрывались
от жалости и возмущения.
   На несчастье индейцев, Матильда Локхарт оказалась  умной  девушкой  и  за
годы плена сумела выучить язык команчей. Она подслушала рассуждения воинов о
судьбе других пленников и стратегии переговоров с  белыми.  Мэри  немедленно
послала за полковником Фишером, и он с растущим гневом слушал  и  рассказ  о
том, как девушку истязали, и о том, что замышляли индейцы. Пленных, судя  по
рассказу Матильды, было не менее пятнадцати, и индейцы собирались за каждого
из них торговаться до конца. Фишер поблагодарил  Матильду  и  отправился  на
переговоры, а Бет пожалела, что Натан решил присутствовать при этом событии.
   Участники  переговоров  стали  собираться  в  здании   суда,   окруженном
любопытными. Заодно они глазели  на  индейцев.  Женщины  команчей  терпеливо
сидели у завалинок домов, воины с деланным безразличием  смотрели  на  толпы
техасцев, среди которых было немало мексиканцев, занимавших  эту  территорию
раньше. Некоторые мужчины бросали  в  воздух  монеты,  и  маленькие  индейцы
попадали в них стрелами из луков почти без промаха. Это вызывало восхищение,
смешанное с ужасом.
   Бет, честно говоря, было не до любопытства. Она не  могла  забыть  бедной
Матильды, ее лица и тела. Что касается сексуального  унижения,  то  она  как
никто  другой  понимала,  что  должна  была  пережить  бедная  девочка.  Она
вздрагивала,  сопоставляя  сильные  мускулистые  тела  воинов,  насиловавших
девушку, с ее хрупкостью и беззащитностью.
   Полковник Фишер быстро пересказал двум своим товарищам то, что рассказала
ему Матильда. И хотя Фишер не  стал  вдаваться  в  подробности  о  состоянии
девушки, температура в зале начала подниматься. Большинство техасцев было из
южных штатов, и  хотя  им  в  той  или  иной  мере  приходилось  бороться  с
индейскими племенами, все это было несравнимо с местной  ситуацией.  Команчи
превосходили всех силой, жестокост