была на перевязи, но  рана  быстро  заживала,  и  он  не
сомневался, что недели через две он  окончательно  поправится.  Конечно  же,
известие о нападении, которому они с  Джоном  подверглись  по  дороге  сюда,
взволновало Жана и Франсуа.  Когда  обмен  приветствиями  завершился  и  все
прошли в прохладу гостиной, они задали Хью и Джону массу вопросов.  Разговор
из-за этого продлился несколько дольше, чем обычно в подобных случаях.  Лишь
обсудив самые  мельчайшие  детали  происшествия  и  опустошив  по  несколько
стаканов лимонада, гости отправились  в  отведенные  для  них  комнаты.  Был
полдень. Солнце огромным огненным шаром висело в безоблачном  голубом  небе.
Не чувствовалось даже малейшего дуновения ветерка, и даже сам воздух казался
раскаленным до предела. Естественно, все решили переждать самое жаркое время
дня в прохладных помещениях дома.
   Надежды на то, что Микаэла вновь придет в его  спальню,  у  Хью  не  было
никакой. После того памятного разговора она не сделала этого ни  разу.  Рана
хоть и не очень  беспокоила,  но  существенно  ограничивала  выбор  занятий.
Времени поэтому у него было более  чем  достаточно.  Хью,  не  привыкшего  к
праздности и лени, это не радовало, а угнетало. Ранее в схожих ситуациях  он
спасался от скуки, с головой погружаясь в дела компании,  но  здесь  он  был
лишен и этой возможности. От нечего делать он уже  просмотрел  все  счета  и
бухгалтерские книги, имеющиеся в поместье, а день перед приездом  Франсуа  и
Жана посвятил составлению планов хозяйственного использования плантации.
   Вообще-то Хью любил проводить время за городом, с удовольствием отдаваясь
сельским развлечениям. Но сейчас он не мог ни охотиться, ни удить  рыбу,  ни
кататься верхом. Дело было не только в ранении. Из-за жары даже самая тонкая
рубашка пропитывалась потом буквально через несколько  минут  пребывания  на
воздухе. Подобная  перспектива  никак  не  прельщала.  Хью,  следуя  примеру
остальных, направился в спальню. Но и там ничего приятного его не ждало.  Он
задумчиво посмотрел на огромную кровать, обещавшую отдых и забытье. Но перед
мысленным взором тут же всплыла Микаэла, страстная и зовущая,  такая,  какой
он видел ее здесь совсем недавно. Сделалось грустно. Повторится ли  это  еще
"когда-нибудь? Конечно, если реально смотреть на вещи, то  вопрос  глуповат.
Естественно, он не на всю жизнь лишен ослепительной улыбки, теплого смеха  и
ошеломляюще прекрасного тела жены. Но и  надеяться  на  то,  что  скоро  она
перестанет сердиться на него, тоже глупо.
   Постояв немного, Хью решил, что дневной отдых  сегодня  не  принесет  ему
успокоения, и, вздохнув, отправился на поиски чего-нибудь более интересного.
Но, судя по тишине, в доме все отдыхали. Ничего не оставалось, как  пойти  в
симпатичную, хорошо проветриваемую комнату  в  восточном  крыле,  которую  .
Микаэла выбрала для его кабинета. Открыв дверь, он, к своей радости,  увидел
Джона Ланкастера, удобно сидящего в кресле и  листающего  привезенный  Жаном
номер новоорлеанской "Монитер де ла Лузиан". Подняв глаза,  Джон  приветливо
улыбнулся и отложил газету в сторону.
   - Я с нетерпением ожидаю следующего месяца, когда должна  выйти  "Лузиана
газет" Джона Моури. "Монитор" сплошь состоит из рекламы и расценок на  фрахт
судов. Очень редко в ней можно найти что-нибудь интересное.  Надеюсь,  Моури
станет наконец выпускать настоящую газету, из которой можно  будет  узнавать
новости.
   - Кто знает! - пожал плечами Хью. - В любом  случае  не  думаю,  что  она
поможет американцам, которые не читают по-французски.
   Кабинет, как и большинство комнат дома, был оборудован не  до  конца,  но
стараниями хозяйки уже приобретал обжитой и довольно  милый  вид.  У  камина
висело зеркало в причудливой рамке из красного дерева. По обе стороны черной
мраморной  каминной  полки  стояли  канделябры  -  замысловатые  миниатюрные
сооружения из латуни и хрусталя. Заново обструганный  пол  кое-где  еще  был
усыпан сосновыми стружками, благоухающими свежим  ароматом.  Из  доставшейся
вместе с домом мебели Микаэла отобрала  для  этого  помещения  пару  больших
удобных кресел, обтянутых красно-коричневой кожей,  длинный  узкий  ореховый
стол и  четыре  плетенных  из  тростника  стула,  которыми  она  постаралась
временно заполнить пустующее пространство.
   Хью  удобно  устроился  в  кресле  напротив  отчима  и,   вытянув   ноги,
удовлетворенно вздохнул.
   - Не скрою, я весьма доволен своим новым домом. Как ты  его  находишь?  -
спросил он.
   - Неплохой дом. - улыбнулся Джон. - И предполагаю, что, когда  Микаэла  и
твоя  очаровательная  теща  завершат  его  меблировку,   он   будет   просто
великолепен.
   - Со своей стороны могу только заметить,  что  я  рад  потратить  на  это
столько, сколько потребуется, - произнес Хью, улыбнувшись в ответ.
   Несколько минут беседа продолжалась в том же полушутливом тоне, затем Хью
неожиданно спросил:
   - А ты не думал о том, чтобы продать свой дом в Натчезе и перебраться  ко
мне в Луизиану?
   - Я размышлял над этим в последние дни.
   - И?.. - произнес Хью, вопросительно приподняв правую бровь.
   Отчим несколько секунд молча смотрел ему в глаза.
   - Ты, похоже, не знаешь, - спросил он наконец, - что в свое время я  чуть
не женился на твоей нынешней  теще?  Хью  чуть  не  подскочил  в  кресле  от
удивления.
   - Господи Иисусе! Конечно, нет. Мне было известно,  что  до  женитьбы  на
моей матери в твоей жизни существовала какая-то другая женщина. Знал, что ты
любил ее, а женился скорее из деловых соображений. Но я и не подозревал...
   - Женитьба на твоей матери была,  пожалуй,  самым  лучшим  шагом  в  моей
жизни. Именно благодаря ей я смог почувствовать себя счастливым. Но я  знал,
что она слишком любила твоего отца, чтобы полюбить другого. И  она  знала  о
моих чувствах к Лизетт. Правда, само это имя ей не было известно,  но  я  не
скрывал, что где-то существует женщина, которой принадлежит  мое  сердце.  -
Джон вздохнул и отвернулся к  стеклянной  двери,  через  которую  в  комнату
заглядывали ветви дуба и магнолии. - Мы оба знали, что в наших сердцах живет
любовь к другим, но ни я, ни твоя мать никогда  не  испытывали  ревности,  -
медленно "проговорил он. - Мы уважали чувства друг друга. Мы отлично  ладили
и были очень близки. К тому же, - он тепло посмотрел на Хью, -  я  рад,  что
сумел заменить тебе отца. Ты отличный парень и, смею  надеяться,  относишься
ко мне неплохо.
   - Конечно, сэр, и вы прекрасно знаете, что "неплохо" - не  то  слово  для
выражения моих чувств. Я вообще не знаю, что бы стало со мной  после  смерти
матери, если бы не ты. Отца я едва помню. Думаю, не будет неуважением к  его
памяти сказать, что ты мой настоящий отец. И я  горжусь,  что  могу  считать
себя твоим сыном.
   - Не исключено, - тихо произнес Джон, - что провидение порою  вмешивается
в наши судьбы во имя счастья будущих поколений, а мы  не  понимаем  этого  и
думаем, что оно обошлось с нами слишком жестоко. Ведь если бы я  женился  на
Лизетт, ты бы не стал моим приемным сыном, а твоя очаровательная жена вообще
бы не появилась на свет.
   - В таком случае я сожалею о том, что жертвовать пришлось именно тебе, но
не могу не благодарить провидение за то, что Лизетт не стала твоей женой.  Я
многое мог бы вынести, но только не отсутствие в этом мире моей Микаэлы.
   - Очень изящный комплимент, мальчик мой.  Полагаю,  что  тебе  непременно
стоит повторить его своей супруге.
   - Сомневаюсь, что в данный  момент  она  сможет  оценить  его  подобающим
образом, - горько усмехнулся Хью.
   - У вас серьезные проблемы?
   - Не столь серьезные, но из  тех,  решить  которые  может  только  время.
Маленькая глупышка возомнила, что я женился на ней только  для  того,  чтобы
завладеть контрольным пакетом акций компании! И  это  при  том,  что  каждый
имеющий глаза видит, что я от нее буквально рассудок теряю.  -  Хью  скорчил
недоуменную гримасу. - Каждый, но не эта сомневающаяся во всем леди!
   - А ты пытался  рассказать  этой  сомневающейся  во  всем  леди  о  своих
истинных чувствах?
   - Пытался, будь оно все проклято!  Но  ведь  так  трудно  достучаться  до
разума и сердца женщины, если на каждую твою попытку примирения она отвечает
лишь ледяным взглядом или презрительно отворачивает лицо.
   - О, я-то уж знаю, что ты испытываешь при этом! - с  чувством  воскликнул
Джон.
   -  Благодаря  моей  уважаемой  и  очаровательной  теще?   Джон,   грустно
улыбнувшись, кивнул.
   - Ты заметил? Не знаю,  как  ей  это  удается,  но  она  заставляет  меня
испытывать вину за то, что  случилось  много  лет  назад.  А  ведь  это  она
обманула меня! И не просто обманула! Она разбила мое сердце,  бросила  меня,
ничего не объяснив.  Просто  прислала  своего  отца  и  этого  ублюдка  Рено
сказать, что не хочет выходить за меня замуж. Они  с  большим  удовольствием
сообщили мне это, а заодно и то, что до конца месяца она станет женой  Рено.
- Джон тяжело вздохнул и на секунду смолк. - Когда они предстали передо мной
и сказали все это, я сначала не поверил. Но  очень  быстро  понял,  что  они
знают о наших с Лизетт планах практически все. Это убедило меня, к тому же у
них была ее записка. Мне было известно, что она  любит  отца.  Наверное,  он
посоветовал написать  мне.  Допускаю,  что  она  не  сразу  согласилась.  Но
все-таки написала! - Он вновь вздохнул. - Кристоф  усиленно  подталкивал  ее
выйти за Рено. Но я был  уверен,  что  наша  любовь  настолько  сильна,  что
поможет Лизетт выстоять. Как жестоко я ошибся! - В глазах Джона на  какое-то
мгновение появилось отсутствующее выражение,  будто  он  смотрел  куда-то  в
недоступную даль. - Но она много раз доказывала, что любит меня.  Доказывала
так, как только может доказать женщина мужчине. Я мог  бы  тогда  поклясться
собственной жизнью, что это  настоящая  любовь!  Как  же  я  был  глуп!  Мне
следовало быть готовым к такому повороту! Но я не мог думать ни о чем, кроме
нее. Я был по уши влюблен, прямо сходил с ума. - Он покачал головой. - Я был
дураком! Ведь с самого начала  мне  было  известно,  что  Дюпре  согласились
принять участие в нашем деле именно в расчете на брак Лизетт и Рено. Кристоф
знал, что Рено очень нравится  Лизетт,  но,  помимо  этого,  у  него  имелся
практический расчет. Если бы дочь вышла за кого-то другого, часть его акций,
а то и все, рано или поздно перешли бы к зятю. А брак с  Рено  гарантировал,
что все они останутся в семье.
   Конечно, - горько добавил он,  -  выдать  Лизетт  за  меня  было  бы  еще
выгоднее, наша семья в этом случае имела бы контрольный пакет.  Но  брак  со
мной был исключен. Ведь я был для него америкашкой!
   Благодаря горячей поддержке Джаспера Хью гораздо меньше, чем  другие  его
соотечественники, ощутил силу нелюбви креолов к американцам. Но понять,  как
чувствовал себя влюбленный Джон, он мог вполне. Все-таки ему гораздо  больше
повезло  в  жизни,  чем  приемному  отцу.  Хью  позволил  себе  даже  слегка
улыбнуться. Прекрасная маленькая креолка стала его женой!
   - А как сейчас ты чувствуешь себя рядом с Лизетт? - тихо  спросил  он.  -
Наверное,  тебе  не  слишком  уютно  от  того,  что  она   вновь   оказалась
поблизости?
   - Еще бы, черт побери!  Неуютно,  совсем  неуютно!  Но,  признаюсь  тебе,
увидеть Лизетт и вновь оказаться вдали от нее было бы в тысячу раз хуже!
   - О, вот, оказывается, в какую сторону дует ветер, - насмешливо прошептал
Хью. - Честно сказать, надо быть слепцом, чтобы не  заметить,  как  сыплются
искры, когда вы подходите друг к другу.
   - Не стоит шутить на эту тему, - обжег его взглядом отчим, - и убери  эту
дурацкую улыбку со своего лица, молодой человек! В  ситуации,  в  которой  я
оказался, нет ничего смешного.
   - Действительно, нет, - кротко сказал Хью, по-прежнему, однако, улыбаясь.
- И что же ты собираешься предпринять?
   - Как только мне удастся остаться наедине с  этой  злюкой,  я  больше  не
позволю ее острому язычку увести меня в сторону.  Я  заставлю  ее  выслушать
все, что хочу сказать. Я докажу, что это не я разбил ее сердце, а она мое! А
затем я потребую объяснить ее дурацкое поведение, и  в  первую  очередь  то,
почему она прислала отца и этого Дюпре, позволив им так жестоко поступить со
мной. А затем, как ни странно это звучит, я намерен обратиться к ее разуму и
сердцу и доказать, что  я  нужен  ей.  -  Лицо  Джона  сделалось  жестким  и
решительным.  -  Я  хочу,  чтобы  она  поняла,  что  я  был  и  остаюсь  тем
единственным на свете человеком, который ей нужен!
   Хью как никто  другой  понимал,  что  сделать  это  отчиму  будет  совсем
непросто. Микаэла очень похожа на свою мать, а Джон оказался примерно в  том
же положении, что и он сам. Красавица креолка обвинила его  в  том,  что  он
женился на ней по расчету, и не хочет слушать никаких доводов, опровергающих
это. Лнзетт убеждена, что в случившемся двадцать лет  назад  повинен  только
Джон. За прошедшие годы она свыклась с мыслью, что Джон бросил  ее.  Почему?
Она же сама написала ему ту роковую записку. Сама? А так ли это? Ведь письмо
можно и подделать. Хью даже вздрогнул от мысли, неожиданно пришедшей на ум.
   - Ты узнал ее почерк и больше уже не разговаривал с ней?  -  спросил  он,
наклоняясь вперед и внимательно глядя на отчима.
   Джон кивнул.
   - Но ты же говорил, что она любила  тебя  и  даже  согласилась  бежать  с
тобой. Ты, думаешь, что она уже тогда обманывала тебя?
   - Нет, - улыбнулся отчим, и лицо его смягчилось. - Уверен, что ее чувства
были искренни. Я долго размышлял обо всем этом и пришел к  выводу,  что  это
Кристоф убедил ее отказаться от меня ради семьи. Наверняка он  говорил,  что
замужество Лизетт  не  только  ее  личное  дело  и  ей  следует  подумать  о
родственниках.
   - Но это все твои догадки. А с ней самой  ты  объясниться  не  попытался?
Просто сжал зубы и уехал в Натчез?
   - Ну да, - несколько удивленно произнес Джон. - Особого выбора у меня  не
было.
   - Но если ты не поговорил с самой девушкой, - грустно усмехнулся  Хью,  -
откуда же такая уверенность, что это она прислала к тебе Галланда  и  Дюпре?
Ты абсолютно уверен, что записку, которую тебе показали,  писала  Лизетт?  Я
неоднократно слышал, что Рено  Дюпре  -  большой  интриган,  а  про  старого
Кристофа вообще говорят, что он самого дьявола мог  обмануть.  Не  могло  ли
случиться, что, узнав каким-то образом о ваших с Лизетт планах,  они  просто
сговорились их разрушить? У каждого из них для этого  имелись  основания.  А
судя по тому, что я слышал об этих людях, они могли пойти и па подлог.
   Джон застыл как громом пораженный. Он побледнел,  затем  вспыхнул.  Хотел
что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.
   Хью, с трудом сдерживая улыбку, откинулся на спинку кресла.
   - Вижу, что подобная мысль тебе в голову не приходила. Но  ведь  подобное
могло быть? Джон удрученно кивнул.
   - Какие мерзавцы! - воскликнул он наконец, справившись с  собой  и  вновь
обретя дар речи. - Да, это вполне в духе  Кристофа  и  Рено.  Я  даже  могу,
пожалуй, точно сказать, от кого они узнали о нашем с Лизетт плане  -  от  ее
проклятой французской горничной! Она вечно шпионила за ней и копалась  в  ее
вещах. Лизетт любила Мазетту, так, кажется, звали ту мерзавку, и верила  ей.
Ха! Доказательств, конечно, у меня нет. Но я готов поставить половину  моего
состояния, что именно Мазетта сообщила Кристофу о намерении Лизетт бежать со
мной.
   - И что же ты, поняв это, будешь делать теперь?
   - Изменить, к великому сожалению, уже ничего нельзя.  Кристоф  и  Рено  в
могиле...  Но  я  обязательно  поговорю  с  Лизетт,  расскажу  ей  о   наших
подозрениях и выясню точно, она написала ту записку или нет.  Если  послание
было подделкой, это и явится лучшим доказательством моей невиновности.  -  В
темных глазах Джона мелькнула искра надежды. - И того, что  я  всегда  любил
ее...
   - А что ты думаешь о Жане? Может он что-то знать?
   - В те дни он был совсем еще  мальчишкой,  буквально  обожавшим  Рено,  -
неуверенно произнес отчим. - Он может н не знать правды.  Скорее  всего  ему
сообщили версию, придуманную Кристофом и Рено, в которую он и верит  до  сих
пор.
   - Возможно. Но и наша версия - умозаключения, а не факты. Поэтому, прежде
чем расследовать дальше, я должен спросить тебя: ты уверен в  том,  что  все
произошло именно так, как мы сейчас предполагаем, и Лизетт не виновата?
   Уголки губ Джона чуть опустились в грустной улыбке.
   - Это и есть главное, что мы должны выяснить, не так  ли?  -  ответил  он
вопросом на вопрос.

***

   Ужин в расширившемся составе оказался довольно  занимательным.  Хотя  Хью
по-прежнему  думал  только  о  взаимоотношениях  с  женой,   он   неожиданно
почувствовал себя за столом более спокойно, уверенно и обнаружил,  к  своему
удивлению, что присутствие Жана и Франсуа действует на пего благотворно.
   Жан вел себя так, что можно было сделать лишь один вывод:  он  целиком  и
полностью признает - несносный американец стал  теперь  полноправным  членом
его семьи, и он не возражает против этого, равно как и  против  значительной
роли этого американца в  компании.  Взаимная  симпатия,  которую  неожиданно
обнаружили Жан и Джон во время недавней встречи в  Новом  Орлеане,  судя  по
всему, сохранилась. Хью даже подумал, что  отрицательное  отношение  Жана  к
американцам могло основываться на разных выдумках, которыми напичкал  его  в
свое время Рено. Кто знает, может, он только сейчас обнаружил, что  уроженцы
Соединенных  Штатов  не  такие  жадные,  неотесанные   дикари,   какими   он
представлял их себе до сих пор?
   Хью сразу почувствовал необычное поведение Франсуа. Но  в  чем  же  дело,
понять не смог. Молодой человек держался вежливо, охотно принимал участие  в
разговорах, был мил и обворожителен. Но сквозь все это  проглядывала  в  нем
озабоченность. По  быстрым  взглядам  Франсуа,  которые  Хью  несколько  раз
почувствовал на себе, можно было понять,  что  скрытое  беспокойство  шурина
связано с ним. Но что его тревожит? Франсуа раздражает его присутствие? Вряд
ли. Этот молодой человек не очень умеет сдерживать свои чувства. Вряд ли  он
смог  бы  вести  себя  с  таким  искренним  дружелюбием  и  выглядеть  таким
довольным, раздражай его хозяин дома. Может, он, как и Жан,  понял  наконец,
что ошибался в шурине, и испытывает теперь чувство  раскаяния?  Хотелось  бы
надеяться, однако едва ли. Франсуа еще слишком молод, ветрен и горяч,  чтобы
огорчаться из-за подобных вещей. Скорее всего его вообще ничего не огорчает,
а настороженность в его поведении - лишь плод собственной фантазии Хью.  Как
бы там ни было, оба новых гостя вели  себя  просто  великолепно  и  блистали
столь свойственными креолам непринужденностью и остроумием.
   А вот о других гостях "Уголка любви" этого  сказать  было  никак  нельзя.
Джон был явно напряжен, а Лизетт с вежливой холодностью  отвергала  все  его
попытки затеять более личный разговор. Хью тем не менее подумал, что,  когда
Лизетт станет не только его тещей, но и  приемной  матерью,  он  окажется  в
довольно необычной ситуации. В том, что рано или поздно это случится, он  не
сомневался.
   Ланкастер  перевел  взгляд  на  другую  сторону   покрытого   белоснежной
скатертью стола, где сидела его жена. Жаль, что нет пока такой уверенности в
том, что и у него с Микаэлой скоро будет все  хорошо.  Его  устремленные  на
жену серые глаза потеплели. О, как же она дорога ему! Он даже  испытал  укол
глупой ревности, услышав, как  при  какой-то  очередной  шутке  Франсуа  она
засмеялась. Когда же она столь же искренне будет смеяться над его остротами?
Да она просто глупая гусыня, если думает, что он женился на ней  из-за  этих
дурацких акций, будь они Прокляты! Как она не понимает, что он любит ее!  Он
любил ее еще до того, как сам догадался об этом. Только как убедить в атом и
ее? Мозг мгновенно переключился на изобретение способа, с  помощью  которого