ом увидел, что ее пальцы начали
удлиняться, а темные ногти превратились в когти.
     -- Да пошла ты, тварь, -- прохрипел он, пытаясь  держаться  так,  как
держался бы Мрак. -- Ногти подстриги сперва.
     Не поднимаясь, откатился в сторону, бросился к двери.  Цепкие  пальцы
ухватили за колени, земля ринулась навстречу, больно ударила в лицо.
     Глаза женщины следили за ним неотрывно. Когда руки снова  потянулись,
Олег вскочил, едва не упал, но на этот  раз  поддернул  спущенные  портки,
прыгнул к дверному проему.
     В лунном свете мелькали огромные кожаны, нетопыри,  пронеслась  белая
хвостатая звезда. Олег вывалился в ночь, жадно хватал воздух. Дом белеет в
десятке шагов, ставни закрыты  наглухо,  металлические  слеги  преграждают
любой доступ к окнам. Но Мрак услышит, он чуток как зверь!
     Олег бросился к дому, дрожащие пальцы  не  могли  нащупать  веревочку
очкура. Женщина вышла следом,  сарафан  был  распахнут.  Обнаженное  тело,
словно осыпанное  мукой,  белело  в  мертвенном  лунном  свете.  Глаза  на
неподвижном лице были огромными, еще больше похожими на лесные озера.
     Ноги подкашивались, бегство из сарая отобрало последние силы. Женщина
уверенно приблизилась, положила ладони ему на плечи. От  ее  прикосновения
пробрало смертельным холодом. Олег зябко повел плечами. Она прижалась всем
телом, обхватила крепко, ее заметно потеплевшие губы уверенно отыскали его
-- холодные, безжизненные.
     Ноги Олега превратились в воду, но он не падал -- ее руки держали.  В
гаснущее сознание ворвался  какой-то  гадкий  крик.  Его  судорожно  сжало
сильнее, затем объятия ослабели.  Он  ощутил,  что  женщина  отстраняется,
потянулся за нею. Она отодвинулась, тогда он сам обнял ее, придержал.
     Крик повторился -- отвратительный,  настойчивый.  Женщина  задрожала,
начала с силой выдираться из его объятий. Пальцы Олега  сжались  в  кулак,
захватив край подола, послышался треск. Женщина рванулась,  Олег  едва  не
упал.
     Она перебежала лунную дорожку, нырнула в тень, на миг мелькнула между
домом и сараем,  растворилась  в  ночи.  Олега  покачивало,  в  теле  была
слабость  и  пустота.  Слабо  чувствовал  потерю,  в  женщине  было  нечто
отвратительно притягательное, обворожительно гадкое.
     Крик повторился  в  третий  раз.  Олег  с  отвращением  покосился  на
крикуна: на плетне потряхивал крыльями,  видимо  изображая  орла,  большой
толстый петух. Ярко-красный гребень в лунном свете казался черным,  а  сам
петух выглядел толстой жирной дрофой, нечаянно попавшей во двор.
     Завопили  другие  петухи:  чуяли  рассвет  или  отгоняли  нечисть  от
курятников. Олег покачнулся, провел  ладонью  по  глазам.  Чувство  потери
оставалось.  Он  застонал,  потащился  обратно.  Когда  дверь  отворилась,
блеснул свет лучины, ее за спиной Мрака держал  сонный  Таргитай,  а  Мрак
стоял с секирой в обеих руках. Лиска, увидев Олега, закусила губу. Он даже
в слабом свете рассмотрел, как сузились и позеленели ее желтые глаза.
     Мрак отступил, пропуская Олега, присвистнул:
     -- Хоть подтерся спросонья?
     Олег не понял, звуки доходили как в могилу.
     -- Чего?
     -- Штаны, говорю, почему в руке? Лопуха не нашел?
     Олег перевел взгляд на свои руки.  Пальцы  правой  руки  поддерживали
спадающие портки, веревка болталась на левой стороне, а в другой  руке  он
сжимал клочок ткани.
     Лиска, зло сопя, грубо разжала ему пальцы.  Мрак  покачивал  головой.
Таргитай  переводил  непонимающий  взгляд  с  одного  на  другого.   Глаза
слипались, спал на ходу, а рука с горящей лучиной опускалась все ниже.
     -- Он был с женщиной! -- заявила Лиска гневно.
     -- Олег? -- переспросил Мрак с недоверием.  --  Правда,  штаны...  но
может, приспичило? Или лопуха все не отыщет в потемках, так и  бродил  всю
ночь.
     Его ноздри жадно дрогнули раз-другой. Он отнял у нее лоскут,  толкнул
Таргитая.
     -- Не спи -- замерзнешь. Пахнет странно... Так это же клочок савана!
     В хате словно ударил мороз. Олег  вяло  покачивался,  все  еще  звуки
доходили тихо, голоса искажались. Сильная рука похлопала по плечу, едва не
упал, но та же рука поддержала, а голос проревел над ухом:
     -- Тут ты Тарха переплюнул... Мертвячку выкопал, надо же!
     Олег с трудом заставил губы шевелиться:
     -- Она сама...
     -- Что?
     -- Выкопалась... Это вурдалачка.
     -- Ого, -- произнес Мрак с уважением, а Лиска позеленела уже вся.
     Таргитай очнулся, спросил непонимающе:
     -- А где она?
     -- Петух отогнал, -- сказал Олег с отвращением. --  Горлопан,  в  суп
его...
     Мрак передал лоскут Таргитаю.
     -- Погляди. Вцепился, девка едва  вырвалась!  В  тихом  болоте  самые
пакостные упыри водятся, живут. Тихоней  прикидывается,  а  сам  штаны  не
успевает надевать.
     Олег ощутил, что  все  еще  поддерживает  спадающие  портки.  Кое-как
подвязал очкур, зеленые от ревности глаза  амазонки  наполнились  слезами.
Руки  все  еще  двигались  вяло,  пальцы  дрожали.  Мрак  зевнул,   сказал
успокаивающе:
     -- В самом деле, зачем сразу в кусты? Если  бы  вурдалачки  в  каждом
селе ходили толпами! А то в кои веки попадется... Безобразия  разнообразят
жизнь. Вон сколько проехали, и, почитай, ничего еще не стряслось!
     -- Не стряслось, -- пробурчал Таргитай. -- Я  еще  ни  разу  не  спал
по-людски. Да и не ел, почитай.
     Они с Мраком ушли вглубь, Таргитай залез на печь, Мрак лег на  лавку,
закинул руки за голову. Олег  потряс  головой,  стараясь  прийти  в  себя,
стряхнуть наваждение.
     -- Кваску бы...
     -- Она красивая? -- спросила Лиска напряженно.
     Олег как наяву ощутил прохладное  тело  незнакомки,  прильнувшее  так
плотно, тугие груди с острыми  как  камешки  кончиками,  увидел  бездонные
глаза, напоминающие лесные озерка, вздохнул:
     -- Да...
     Лиска отшатнулась, словно все еще надеялась на другой ответ.

     Глава 4

     Утром обрушился  ливень.  Таргитая  пронесло,  маялся  животом.  Мрак
крепился, но сил едва хватило, чтобы взобраться в седло. Решили отлежаться
еще день, глядя из окон на бушующий ливень,  но  даже  Таргитай  теперь  с
тревожным лицом загибал пальцы, считая дни.
     Ночью Мрак точил секиру и острил концы тяжелых тюринских стрел.  Олег
и Таргитай спали. Лиска, с молчаливого  одобрения  Мрака,  отправилась  на
кладбище -- Олегу для волхования понадобились крылья нетопыря, ветка омелы
и одолень-трава.
     Омелу сорвала быстро, на кладбище деревья приземистые, из-за  сонного
нетопыря потеряла в потемках две стрелы, но  все-таки  прибила,  сунула  в
мешок целиком -- Олег разберет, какое крыло нужнее.  С  одоленью,  правда,
проползала на коленях полночи, переворачивала могильные камни и  разбирала
трухлявые коряги.
     Возвращалась уже под утро. Небо  затянуло  тучами,  темень  сплошная,
дважды чуть не уписалась, увидев совсем близко два светящихся глаза. Ждала
из тьмы матерого волка, но желтые глаза разъехались  в  стороны.  Лиска  в
бессилии опустилась на земляной холмик: проклятые светлячки!  Хорошо,  что
поссорились, хоть нехорошо такое желать даже жукам, но  иначе  пустила  бы
лужу от страха -- для себя не такая отважная, как выглядит для других.
     Во тьме пыталась понять, в какую сторону  идти,  в  отчаянии  сжимала
кулачки. Над головой все ниже  проносились  огромные  звери.  Ее  обдавало
волнами воздуха и нечистым теплом.
     В  сторонке  послышались  вроде  бы  шаги.  Привыкшие  к  ночи  глаза
различили  сгорбленную  фигуру.  Человек  нес  через  кладбище  деревце  с
раскоряченными ветками.
     Лиска с радостным писком бросилась к нему:
     -- Погодите! Выведите меня с этого ужасного кладбища!
     Человек вздрогнул, от неожиданности сронил  с  плеча  сушину.  Слышно
было, как ругнулся сквозь зубы:  уронил  на  ногу.  Пока  поднимал,  Лиска
мгновенно оказалась рядом, словно тут и была.
     -- Тут такое странное небо -- всегда в тучах! Я приехала  из  земель,
где тучу видят раз в году!
     Человек  что-то  буркнул,  взвалил  сушину   поудобнее,   пошел,   не
оглядываясь. Одет был  в  рванье,  как  заметила  Лиска  даже  в  темноте,
грязный, сильно хромал.  Лиска  держалась  как  можно  ближе:  из  темноты
тянулись хищные лапы, что-то чавкало, шевелилось,  провожало  ее  злобными
глазами. Пучок омелы растопыривал мешок, как бока стельной коровы.
     -- Ночью, конечно, не докучают слепни, зато ни зги не  видать!..  Вы,
местные, знаете каждый камушек, вам по ночам работать лучше...
     Человек что-то  пробормотал.  Ей  почудилось  раздражение  в  голосе.
Незнакомец сопел, тяжело дышал, сушина постоянно цеплялась  раскоряченными
ветками за столбики и деревца.
     -- А почему такое большое кладбище? -- спросила Лиска. --  Село  ведь
крохотное!.. В моей стране такие только возле больших старых городов...
     Человек раздраженно крякнул, его  качнуло  назад.  Сушинка  треснула,
сучок отскочил с  сухим  щелканьем,  исчез  в  ночи.  Лиска  старалась  не
наступать на ветки, но боялась отстать и потеряться. Под ногами  дергались
веточки, человек бурчал, но терпел.
     Лиска слышала, как натужно дышал  незнакомец,  в  груди  клокотало  и
хрипело. Лиска узнала две могилы со свежими  кольями  --  конец  кладбища.
Дальше змеилась дорожка прямо к селу. Смутно виднелись крайние дома.
     -- Спасибо, -- горячо поблагодарила  Лиска.  --  Скажите,  вы  всегда
такой неразговорчивый?
     Человек отдышался, буркнул нехотя:
     -- Угу. И живым тоже был таким.
     Лиска  вспикнула.  Воздух  засвистел  в  ушах.  Внезапно  перед   нею
оказалась  дверь.  Она  отчаянно  забарабанила  обоими  кулачками,   сзади
раздался густой голос:
     -- Во прыткая! Как ящерка. По Олегу соскучилась?
     Мрак сидел у овина,  вставлял  в  расщепленные  концы  стрел  лебяжьи
перья.  Волчьи  глаза  горели  желтым  фосфорическим  огнем,  клыки  хищно
поблескивали. Лиска с радостным воплем едва не повисла у него на шее.
     -- Там... там вурдалак!
     Мрак оглядел ее с головы до ног, явно не понимая, что вурдалак в  ней
нашел.
     -- Око за око?.. Так ему, пусть  не  пользует  вурдалачек  направо  и
налево. Тоже мне волхв!
     -- Он за мной... почти гнался!
     -- Дурень, -- искренне удивился Мрак. -- Я думал, вся  дурь  едет  со
мной о правую руку, но здесь дурней столько, что и на кладбище не  умнеют!
Остаться жить здесь, что ли?

     Месяц блестел, как глаза молодого кота,  а  воздух  был  острее  Меча
Таргитая, когда Мрак поднял всех троих и загнал на  коней.  Ехали  сонные,
утренние боги зажгли что-то за  краем  земли,  оттуда  выбивалось  блеклое
сияние.
     Дальние горы приблизились, а когда въехали в  долину  между  высокими
каменными стенами, все ощутили от левой странное тепло, словно раскалилась
за день, а остыть не успела к утру. Мрак пустил коня ближе, тот повеселел,
шел бодро, помахивал хвостом.
     Внезапно  гранитная  стена  дрогнула.  Кривая  трещина  как   ящерица
пробежала сверху донизу. Из щели пахнуло уже  не  теплом  --  жаром.  Щель
увеличилась, края медленно пошли друг от друга. Из темноты донесся тяжелый
вздох.
     Невры  переглянулись,  Мрак  вытащил  секиру.  Черный  зев   перестал
расширяться, из глубины пахнуло нечистым теплом, запахами  пота  и  грязи.
Снова вздох, загрохотали камни. Кони тревожно прядали ушами.
     Мрак оттеснил друзей, развернул коня.
     -- Эй, кто там?
     Послышались тяжелые шаги, в тени что-то появилось -- массивное, в два
человеческих  роста.  Неизвестный  остановился  в  тени.  Огромная  ладонь
закрывала глаза, отвыкшие даже от рассеянного света.  Великан  был  широк,
грузен, обнажен до пояса. Его бедра плотно обтягивали короткие  портки  из
грубо выделанных шкур. Густые волосы на груди слиплись от пота и грязи.
     -- Лю... ди... -- проревел велет. -- Лю... ди...
     -- Люди, -- крикнул Мрак, удерживая испуганного коня. -- А ты кто?
     -- Люди, -- повторил велет. -- Такие... махонькие.
     -- Ты не видел других! -- гаркнул Мрак.
     -- Меня зо...вут Таран.
     Мрак оглянулся на спутников, но даже Олег покачал головой.
     -- Видать, ты в свое время начадил, -- предположил Мрак  уважительно.
-- А за что тебя в камень?
     Велет  наконец  убрал  ладонь  от  глаз.  У  него  были   выступающие
надбровные дуги, низкий лоб и тяжелая нижняя челюсть. Уши торчком, а глаза
были посажены так близко друг к другу, что Мрак выбил бы их одним пальцем.
     -- За яблоко, -- рыкнул велет. Широкое лицо налилось  дурной  кровью,
глаза потемнели. -- Я всегда дрался с богами... бивал  часто...  но  взяли
сонного! Теперь скала раскрывается раз в сто лет, чтобы видел белый  свет,
мучился...
     -- Раз в сто лет? -- ахнул Олег с жалостью.
     -- Раньше в тыщу, -- угрюмо сообщил  велет.  --  Потом  через  каждые
полтыщи... теперь уже раз в сто... Когда каждый день, я выйду!
     Мрак смерил взглядом гигантскую фигуру, от которой веяло несокрушимой
мощью.
     -- Ты, никак, бессмертен?
     Велет удивился:
     -- Конечно! А как же иначе? И неуязвим к  тому  же.  Боги  страшились
меня, я их гонял, как зайцев. Меня породила сама  Апия,  мать-сыра  земля.
Нас было двенадцатеро... А мы, сыны  земли,  всегда  были  сильнее  богов,
сынов неба...
     -- А где остальные одиннадцать? -- спросил Мрак.
     Велет зарычал, в  непонятной  ярости  шагнул  вперед.  Огромные,  как
     Голос ее был угрожающим. Олег вздохнул так, что едва  не  сдвинул  ее
света и тени, стены затрещали, пошли смыкаться.  Велет  страшно  закричал,
уперся в надвигающиеся камни. Руки дрожали от напряжения.  Мрак  с  ужасом
увидел, что кулаки вминаются в гранитные  плиты  как  в  сырую  глину,  но
внезапно руки согнулись в локтях, горы сдвинулись и  уперлись  в  широкие,
как коромысло, плечи. Снова велет побагровел, глаза лезли  на  лоб.  Камни
трещали, вдруг воздух с шумом вырвался из мощной груди. Раздался  страшный
нечеловеческий крик, брызнула кровь. Камни коснулись друг друга,  замерли,
трещина исчезла. На ее месте вздулся безобразный рубец.
     Мрак тронул коня, бросил через плечо:
     -- Но заноза еще там!.. Как он сказал, раз в сто лет нарывает?
     -- Камень, -- ответил Олег, пожав плечами. -- Они живут медленнее. Но
когда-то этот гной выйдет наружу.
     Мрак на ходу шумно поскреб в затылке, скривился:
     -- Будет нашим правнукам работенка!.. Справятся ли?
     Олег подумал, ответил тихо:
     -- Смотря какое потомство оставим.
     В долгом молчании ехали, каждый погруженный  в  свои  думы.  Таргитай
достал дудочку, печальная песенка начала складываться сама  собой.  Пальцы
тоже  сами  перебирали  дырочки.  Мелодия  получилась   простая,   чистая,
бесхитростная, как он сам. Наверное, если бы Мрак складывал, получилась бы
волчья, а у Олега -- волховья, мудрая... Хотя могут ли песни быть мудрыми?
Тогда это не песни.
     Ехали до полудня, кони притомились, а  Мрак  придержал  коня,  сказал
Олегу беспокойно:
     -- Что-то здесь нечисто.
     -- Что?
     -- Полдня едем и -- ничего. Тихо.
     В  том  же  напряженном  молчании  проехали  еще  версты  две.  Когда
проезжали  мимо  зарослей,  --  ближе  чем  на  десять  саженей  Мрак   не
приближался, даже огибал такие  места,  --  выскочили  пять  оборванцев  с
пиками, топорами, ножами.
     -- Деньги или жизни!
     Мрак с облегчением перевел дух, потянулся за секирой.
     -- Уф, от сердца отлегло! И тут, как у людей.
     Он поднял коня на дыбы. Измученный Таргитай, он всегда  был  измучен,
как только слезал с печи, крикнул слабо:
     -- Деньги или жизни?.. Погодите, разбойнички! Нам надо  подумать.  Не
прогадать бы...
     Лиска выхватила меч, пришпорила коня.  Олег  с  неодобрением  смотрел
обоим вслед. Оборванцам достаточно показать обнаженное оружие, разбегутся.
Ни ума, ни славы побить таких жалких.
     Олег и Таргитай миновали схватку, пусть дерутся без  них.  Мрак  орал
яростно, что двое в драку,  а  другие  двое  --  в  то  место,  где  спина
называется по-другому, тут и без сопливых скользко, сами разберутся...
     Рев оборотня перемежался ударами: иногда звонкими, иногда -- хрястом,
от  которого  мороз  продирал  Олега,  а  Таргитай  морщился,  щупал,  как
талисман, дудочку. Кони прядали ушами, но не оглядывались -- насмотрелись.
     Мрак и Лиска догнали их нескоро, долго ехали бок  о  бок,  перемывали
подробности безобразной драки, похохатывали. У них начало появляться нечто
общее. Олег косился угрюмо. Для него  в  облике  Лиски  проступило  что-то
неприятное, даже звериное. Молодая девушка не должна так  легко  хвататься
за оружие!
     Жилья за весь день не встретили. Таргитай начал  ныть,  что  придется
спать аки псам, прямо на земле. У хорошего хозяина даже псы имеют  конуры,
это Мраку все нипочем, он волк, волчара, а им  с  волхвом  надобны  мягкие
постели.  Одному  для   волхования   и   прочего,   а   другому   --   для
песнескладывания.
     -- Размечтался, -- сказал Мрак грубо. -- Для чего прочего?
     -- Ну, -- замялся Таргитай, он бросал быстрые осторожные  взгляды  на
рыжую, у которой  чересчур  близко  быстрый  меч.  --  Для  кудесничества,
акудничества, бормотания, гагаканья, плясок...
     -- Плясок? В постели?
     -- Ну, ты же знаешь этих волхвов! Прибитые какие-то.
     -- Эт верно. Как и дудошники. Только мы с конем нормальные люди, а  у
вас и кони улиточные.
     Миршавенький конек с унылой  мордой  бежал  под  ним  легкой  грунью.
Остальные кони едва поспевали рысью. Когда же Мрак пускал своего  в  рысь,
за ним едва поспевали  галопом.  Лишь  однажды  конь  Мрака  пошел  полным
скоком, не самым лихим, остальные  держались  вровень  с  дюжину  саженей,
затем, в хрипе и пене, отстали. Когда виднелись сзади  не  крупнее  ворон,
восхищенный Мрак остановил своего двужильного. Тот не засапался, оставался
сухим, даже сонный вид не стряхнул. Чем больше бабу бьешь, вспомнил  Мрак,
тем борщ вкуснее. А чем дольше бьешь конюшника, тем лучше даст коня.
     Солнце садилось, заночевали в поле. Место выбрали у ручья, по берегам
рос густой кустарник, в  сторонке  темнела  роща.  Таргитай  и  Олег  едва
слезли,  заморились.  Расседлывали  Мрак  и  Лиска,  поили,  стреноживали,
подвязывали торбы с овсом  к  мордам.  Костер  тоже  разводили  вдвоем:  у
Таргитая едва хватило сил влезть в ручей, где замутил воду, не дав  другим
напиться. Когда поужинали, Мрак спросил насмешливо:
     -- Кто первым сторожит?
     -- Ты, -- ответил Таргитай торопливо и льстиво добавил:  --  Ты  ведь
самый сильный и выносливый! Ну прямо лось. Только без рогов, правда.  Хотя
с рогами тебе было бы неплохо... Я имею в виду,  драться  неплохо.  Ты  же
любишь драться!
     Мрак пожал плечами:
     -- Могу и  я.  Но  сторожим  по-дурному,  будто  мы  все  волхвы  или
дудошники. Ежели  нечисть  полезет,  все  одно  будим  Олега:  он  с  ними
вась-вась. На их языке гутарит, почти что родня.  Ежели  драка,  все  одно
вставать мне. Ежели зверье попрет стадом или  стаей,  то  лучше  сторожить
Лиске. От ее визга разбежится все на свете.
     Лиска поинтересовалась тихим голоском, в котором было озеро яда:
     -- А твоему Таргитаю когда?
     -- Бабы нападут, тогда. Все равно заснет, его разбудят, а потом он их
усех.
     Олег вгляделся в быстро темнеющие сумерки:
     -- Лес странноватый... Чую магию. Раз так, то не спать мне.
     Мрак понимающе оглянулся на Лиску:
     -- Ты прав, с ними рази заснешь.
     От костра раздалось мерное похрапывание. Таргитай спал, свернувшись в
калачик и подтянув колени к подбородку. Пухлое лицо стало совсем  детским.
Олег боролся  со  сном,  чертил  прутиком  знаки,  шептал  заклятия  --  в
ведовстве нужно упражняться усерднее, чем в умении бить людей  по  голове.
Мрак лежал на спине, задумчиво глядел на звездное  небо.  Волхвы  уверяют,
что небесная твердь прибита серебряными гвоздями,  а  с  виду  совсем  как
ночная степь, где такие же  скитальцы  разводят  костры.  Сколько  их!  На
зверей охо