тобы это дошло до всех.
     --  Я пригласила вас, --  сказала она музыкальным го-лосом, в последний
момент успев проглотить  слово "со-брала", что наверняка задело бы самолюбие
Беркута и Короеда, -- потому что мир изменился... Не в лучшее время для нас.
Нам нужно как можно скорее... и пра-вильнее, решить,  что нам  предпринять в
этих изменив-шихся условиях.
     Ковакко  и  Россоха слушали  вежливо,  а  Беркут, что  развалился,  как
ленивый кот на лежанке, буркнул:
     -- Что  предпринять,  что  предпринять...  Учиться  сапо-ги  шить!  Кто
способен учиться, конечно. Остальным -- огороды копать.
     Ковакко поморщился. Беркут говорит слишком гром-ко, словно  простолюдин
перекрикивается  с заблудившей-ся овцой,  сказал  тихо: --  Магическая  мощь
уходит  из  мира.   Неизвестно,  сколько  это  будет  продолжаться...  Может
иссякнуть вся, но могут остаться какие-то капли.
     Беркут буркнул:
     -- Что капли? Мы привыкли к рекам. С волшебника-ми покончено. Останутся
какие-нибудь   мелкие   деревенские  колдуны...  Привороты-отвороты,   порча
скота... На это и капели хватит.
     -- А мы?
     -- А мы исчезнем, --  ответил  Беркут с раздражением. -- Превратимся  в
сапожников  или  огородников. Ты не пробовал  вкус  репы, выращенной  своими
руками?
     -- Не повезло, -- ответил Ковакко саркастически.
     --  Мне  тоже. Но скоро нам повезет! Еще как повезет. Хакама  похлопала
ладошкой по столу. Чародеи умол-кли, повернули головы.
     -- У нас остались знания,  -- напомнила она.  -- Мы почти двадцать  лет
были властелинами мира! Нам ли вот так  взять  и отступить?..  Мы знаем  все
тайны,  мы  знаем  секреты  всех  властелинов  и   правителей,   все  тайные
ходы-выходы из дворцов, знаем, сколько у  кого  в казне. Умный человек этими
знаниями может воспользоваться так, как будто и не  терял магической мощи!..
Подумайте над  этим. Мы  не  только можем, но и должны оставаться  Семеры-ми
Тайными, что властвуют над миром. А мои подвалы с золотым песком?
     Она  впилась в их лица, стараясь заметить,  кто  как  сре-агирует на ее
нарочитую замену  "правят" на  "властвуют". Создатель  Совета  Семерых, Олег
Богоборец,  настаивал и утвердил формулу,  что они правят народами кротко  и
мудро, пресекая в корне войны, помогая с дождем во  вре-мя засух, насаждая в
мире миролюбие и хорошие нравы. Сами же должны  довольствоваться лишь тайной
властью, никогда не выказывая ее явно, не  создавая себе громад-ных дворцов,
выставленных напоказ... Но что за удовольствие от власти, если она не сможет
ее демонстрировать покорным и устрашенным толпам?
     На  их лицах не заметила неудовольствия.  Наоборот, она  сказала  более
привычное для них, привыкших именно властвовать. Властвовать в течение очень
мно-гих лет, а  то и столетий, а двадцать  лет нового прав-ления для  них --
единый миг.
     Беркут  с  удовольствием  потянулся, суставы захрусте-ли. Острые  глаза
смотрели из-под нависших бровей при-стально, с затаенной насмешкой.
     --  Ты права, Хакама,  --  сказал  он. --  Условия  из-менились,  но не
изменились мы. Совет Семерых дол-жен  существовать! Я уверен, будь Богоборец
здесь, он бы одобрил наше решение.
     По  залу   прокатился  шорох   голосов.  Хакама   натянуто  улыбнулась,
попыталась пробиться мыслью сквозь защи-ту Беркута, но ударилась о стену. Ей
почудился злорадный смешок.

Глава 22

     Беркут смотрел с затаенной насмешкой. Она не могла понять, насколько он
был  искренним,  когда поддер-жал  Богоборца  при  создании  Совета.  То  ли
всерьез,  что маловероятно,  это  с его-то  мощью и  нежеланием  с  кем-либо
считаться,  то  ли  особая  хитрость,  рассчитанная на  много  ходов  вперед
ситуация... Если  это так, его можно осторожно привлекать  в союзники, а  не
просто в испол-нители.
     --  Одобрил бы,  --  ответила она с натянутой улыб-кой.  -- Все, что на
благо, он бы одобрил. Ковакко спросил с интересом:
      Кстати, а что с ним? Где он? Я не видел его уже несколько лет.
      И я, -- ответил Короед.
     --  И я  хотел  бы увидеть, -- добавил Россоха. -- В  трудное время  он
должен быть здесь, не находите ли?
     Хакама  встрепенулась.   Россоха  сказал  нужные   слова,  которые  она
готовилась сказать сама, но  это сразу  бы  вы-ставило ее противником  Главы
Совета Семерых Тайных.
     -- Великий мастер Россоха прав, --  сказала она громко, и  все умолкли,
повернулись к ней. -- Вот Россоха  полагает,  что основатель  Совета Семерых
Тайных Властели-нов Мира в этот  трудный час испытаний должен быта  здесь, с
нами. Я не знаю, где  он:  в хранилище знаний,  в старинной библиотеке или в
заведении с продажными  девками. Все  может быть,  мы, могучие маги, так  же
под-даемся  унынию,  разочарованию, как  и  простые люди. И так же  иной раз
опускаемся  на  дно. Повторяю, я  не знаю, где  Богоборец! Может быть,  он в
библиотеке. Но нам  все равно: в библиотеке он или в корчме! В этот  трудный
час он не с нами. И потому будем решать без него.
     Короед спросил несколько растерянно:
     -- Шестеро голосов? Но это же значит, что нарушается... нарушается сама
структура!
     Беркут сказал с двусмысленной улыбкой:
     -- А  какая разница --  шесть  или  семь? Правда, при  семи  голосовать
проще. Ладно, потом можно принять еще одного.
     Боровик сказал, загораясь:
     -- А  вообще, можно расширить Совет  и до девяти! Хакама помнила, что у
него два сына,  довольно  силь-ные, хоть и туповатые маги, но сказать ничего
не успе-ла, вмешался Короед:
     --  Если  уж  и  менять,  то только  в другую сторону. Если кто из  нас
когда-либо умрет  или  погибнет,  то  предлагаю  сохранять Совет  в  прежнем
составе. Новичков не брать!
     Тоже  понятно,  подумала Хакама.  Этот самый  моло-дой, если не считать
самого  Богоборца.  Здоровье  отменное  надеется  пережить всех  и  остаться
единственным правителем мира. Какие все простые, ее муравьи намно-го сложнее
и непредсказуемее,
     --  Мы сохраняем  Совет,  --  сказала она  властно, -- но  мы  не можем
забыть, как он создавался! Вы помните?
     Только  Россоха не  изменился в лице, взор  его оста-вался ясен. Беркут
побагровел, Ковакко  раздраженно за-ерзал, не  хотел  вспоминать свой позор.
Боровик и Ко-роед опустили взгляды.
     -- Зачем  вспоминать,  --  сказал,  наконец, Беркут досад-ливо.  --  Мы
приняли этот Совет. Нам понравилось, раз-ве не так? Власть наша усилилась...
     Хакама возразила:
     -- Усилилась? Всего лишь ее границы стали шире.  Но я не властна теперь
над своими подданными так, как было раньше. А это, думаю, задевает не только
меня.
     По лицам было видно, что задевает всех. Беркут все же сказал прямо:
     -- Но расширение власти дало нам больше. Не знаю, что лучше: абсолютная
власть  над одним  крохотным  пле-менем  или же ограниченная власть над всем
миром?  Мне больше  нравится направлять пути  целых народов,  чем са-жать на
колья непокорных в одной-единственной долине.
     Хакама сказала с усмешкой:
     -- А почему: или -- или? Беркут насупился:
     -- Не понял?
     -- Повторяю, почему  надо выбирать?  Почему  мы  не можем  точно так же
править всем белым светом, как раньше правили своими малыми землями?
     Беркут  смотрел пристально.  Снова ей почудилось, что он  знает больше,
чем говорит. Нечто держит за спиной.
     -- Скажи яснее, -- попросил он.
     Она чувствовала холодок опасности, но сказала отчет-ливо:
     -- Богоборец не показывался  уже несколько лет. Похоже,  что-то  его не
устраивает в самом Совете... но что, он сам  не знает. Во всяком случае,  мы
уже дав-но работаем без него. И что же? Да ничего. Ничего не изменится, если
он не появится  вообще! Мы все так же  сможем  работать, только  у нас будут
руки развя-заны.
     Она осеклась, но слова уже сказаны, все притихли, зыркают друг на друга
исподтишка, молчат. Да, создание Совета Семерых Тайных покончило  с распрями
между  чародеями,  но все помнят  прежние  жестокие схватки,  а  многолетняя
виртуозная борьба Россохи и Беркута вооб-ще вошла в легенды.
     Короед завозился, сказал нерешительно:
     -- Но что будет, если Богоборец вернется?
     Беркут сказал при полном молчании остальных:
     -- Да ничего. Он один из нас. Его место остается за ним.  Но я согласен
с Хакамой: пора нам несколько вер-нуть наши позиции... которые были утеряны.
Утеряны при  формировании Совета. Полагаю, что если  проголо-суем теперь, то
большинство голосов...
     Россоха вскочил:
     -- Погодите!.. Именно эти вопросы нельзя  пересматривать! Это же основа
нашей работы.
     -- Пересматривать можно все, -- громыхнул Беркут немедленно, словно все
время  помнил  про  их старую вражду.  -- Только стоит ли?..  Хакама права в
другом:  роль Богоборца все еще чересчур... чересчур. Он один из нас, так он
говорит, и мы так говорим,  но все по-мним, что он нас согнал  в этот Совет,
как стадо баранов, огромной дубиной!
     Россоха возразил:
     -- Ты считаешь, что Совет Семерых -- плохо?
     -- Это прекрасно, -- отпарировал Беркут. -- Мне только не нравится, что
он согнал нас силой. Я это помню все время! Это грызет мою гордость, как сто
ты-сяч короедов грызут трухлявый пень!
     Хакама  сдержанно  улыбалась. Похоже, Беркут,  один из  самых сильных и
яростных чародеев, на ее  стороне.  Вернее,  на  стороне тех,  кто желал  бы
избавиться  от  тирании  того  сильного  лесного  человека,  который  явился
неизвестно откуда, а потом канул неизвестно куда.
     Но ненадолго  канул, сказало ее  сознание. Ненадолго.  В  твоей  тайной
комнате  есть  зеркало,  в котором  ты  посто-янно  стараешься  отыскать его
след...  А  когда находишь,  твое  золото  находит  много храбрецов, готовых
побороть-ся хоть с Богоборцем, хоть с любым чудовищем.
     --  И еще одно, -- сказала она  громко, -- но очень важ-ное! Да, мы все
потеряли свою мощь...  как  маги.  У нас  остались капли... которыми  просто
пренебрегаем.  Чему  радоваться  в  этой  ситуации?  Да  хотя бы  тому,  что
Бого-борец  потерял  ее  точно  так  же,  как и  мы.  Сейчас он  не  сильнее
обыкновенного здорового молодого...  или  не  со-всем  молодого деревенского
парня.
     Беркут спросил с интересом:
     -- Почему деревенского?
     --  Насколько знаю, он  никогда  не  учился  воинским  наукам, не умеет
владеть мечом,  никогда не носил дос-пехи. И он все-таки очень  молод... что
его тридцать или сорок лет в сравнении с нашими  сотнями? Мы за это время не
только  многое  узнали  о  людях,  но и  перепро-бовали  множество  занятий,
профессий, сменили увлече-ния десятки  раз...  Вот  Россоха,  при  всем  его
смиренном  виде,  владеет всеми видами оружия  лучше,  чем любой  из героев,
потому что  когда-то  ему  нравилось бродить с  ме-чом в мускулистой руке  и
чистить землю от чудовищ. Но, кроме того, он знает все существующие науки, и
эти знания теперь ему нравятся больше надоевших драк с  мечами  и  топорами.
Все мы знаем  очень  много, чего  не знает Богоборец!.. А самое главное,  за
время  существования  Совета  Семерых   Тайных  мы  узнали  все  тайны  всех
правителей,  знаем все  их спрятанные сокровища, знаем где в  горах залегает
золото или  серебро, знаем, где рос-сыпи драгоценных камней, знаем...  знаем
все, что мож-но было узнать!.. А вот Богоборец  этого не  знает. Он искал не
знания, а нечто помимо знаний... он даже сам не знает, что он искал.
     Короед спросил осторожно:
     -- Но... не нашел? Хакама фыркнула:
     -- Как будто такое можно найти!
     -- Найти можно все...
     --  Если  это зачарованный меч, -- отпарировала  она, --  или сундук  с
сокровищами!.. Но  он искал  нечто  странное, что  заставило  бы человека...
любого  человека!.. и  нас  в  том  числе,  вести  жизнь  только  праведную,
правильную и ни-когда не совершать нехороших поступков!
     Беркут  заржал, Хакама очень  хорошо  скопировала  интонацию Богоборца.
Остальные  колдуны посмеива-лись  тише,  но  все вздыхали  свободнее,  плечи
расправились. Странен  и нелеп человек,  который  сам  себе связывает  руки.
Человек должен быть свободен в совершении и  хороших, и нехороших поступков,
ибо сегодня они  нехорошие,  а  завтра  уже  считаются вообще  прекрасными и
достойными.
     Беркут спросил прямо:
     -- И что ты предлагаешь?
     --  Всего  лишь отыскать  Богоборца,  --  ответила  она  осторожно.  --
Выяснить, не привлекая его внимания,  в самом  ли деле он потерял, как и мы,
мощь ча-родея...
     Одобрительный ропот поддержал ее слова. Все  же страшатся,  поняла она,
что  вдруг да у  Богоборца  ка-ким-то образом  сохранилось магии больше. Все
помнят ту страшную мощь, что он выявил...
     -- А потом? -- потребовал Россоха.
     Хакама всмотрелась в его  лицо, чародей чересчур на-пряжен, этому лучше
правды не говорить... да и всем луч-ше  не говорить,  не дураки, догадаются.
Доскажут мыслен-но то, что она не досказала.
     --  Потом попытаться  узнать, -- продолжила  она ос-торожно, --  что он
собирается  делать... Всегда  можно  спровоцировать на разговор на постоялом
дворе  за  ча-шей вина. Если  он намерен  и дальше  скитаться  по до-рогам и
расспрашивать бродяг, как жить правильно, то пусть так и дальше...
     -- А если он готовится вернуться?
     -- Тогда сейчас надо  подготовить ряд условий, -- от-резала она, --  за
которые будем  держаться! Мы сохраня-ем  Совет Семерых, который он создал...
но  взамен мы обретаем свободу от тех  нелепых ограничений,  которые  он нам
поставил! Только и всего.
     Колдуны  переглядывались, только Ковакко  морщил-ся, кряхтел,  наконец,
сказал с откровенной досадой:
     --  О  чем  мы говорим? Разве нам не понятно, что  надо  делать? Почему
таимся друг от друга? Россоха спросил настороженно:
     -- Ты о чем?
     -- О том, о  чем  каждый из нас думает, -- отрезал Ко-вакко.  --  Мы --
чародеи!  А  этот  Богоборец -- чужак. Он был  чужаком и  останется чужаком.
Опасным чужаком! Мы воевали друг с другом, верно.  Но мы знали, чего друг от
друга ожидать. Мы и сейчас, хоть во многом остались врагами, но все равно мы
один другому  ближе, чем к это-му чужаку... который постоянно  угрожает нам.
Давайте говорить откровенно... Для  нас жизнь человеческая ниче-го не стоит.
Не  важно чья: жизнь  правителя, мага  или простолюдина. Так  почему  бы  не
воспользоваться ситу-ацией?
     -- Что ты предлагаешь?
     -- Да просто уничтожить эту помеху, -- отрезал Ковакко. -- Тихо-тихо!..
Я еще не все сказал. Другого случая у нас, может быть, не окажется. А сейчас
случай очень удобный. Да, мы все потеряли мощь магов. Но зато нас шестеро, а
он -- один. У нас вся мощь правителей над правителями, мы можем одним словом
двинуть  целые армии, заставить переселиться народы, мы  можем разослать  по
всем дорогам вооруженных конников, которые и рань-ше полагались не на магию,
а  на свои мечи и копья!.. Что мне нужно доказывать вам  полное и абсолютное
преиму-щество человека с мечом над одиноким и безоружным?
     Тишина стояла  гробовая. Хакаме  показалось,  что  все  превратились  в
камень, даже перестали дышать. Хакама встала, прошлась взад-вперед, нарочито
концентрируя внимание на себе, своей фигуре, своих жестах.
     Остановилась резко посредине помещения, а когда заговорила негромко,  в
ее голосе звучала страшная, не человеческая сила:
     -- Дорогие  друзья!.. Не надо  прикидываться...  не  надо недооценивать
друг друга.  Я думаю даже,  что любой  из  нас сильнее  этого Богоборца  уже
потому, что у нас есть вещи, накопившие магию. У кого-то это скатерть, что в
состоянии создать самые изысканные  блюда, у кого-то сапоги, в которых можно
пробежать  за  одну  ночь от  края земли и до  края,  у кого-то зачарованные
доспехи... Я же  вижу,  что даже сейчас у кого-то  кольцо  мощи,  у  кого-то
амулет, у кого-то одежда... Все  мы держим в  тайне, у кого что есть...  это
прекрасно!
     Ковакко сказал зло:
     -- Хакама! Не надо нас утешать.
     -- Это не утешение, -- живо возразила она,
     -- Но это крохи! -- сказал он еще злее. -- А мы пове-левали стихиями!
     --  Богоборец тряс  горами,  --  напомнила она. -- За-был? А теперь  он
бессилен,  как и  мы. Но у нас есть то, чего нет у  него. Он не  собирал эти
дивные вещи, что накапливали магическую силу! А мы... Эта  потеря магии дает
нам возможность многое изменить. Ковакко буркнул:
     -- Знать бы!..  Этих безделушек можно было набрать куда больше. Магия в
них хранится, пока не пользуем-ся. А так надолго ли хватит?
     --  Да пусть  хоть на один-два раза, и то бесконечно  много в мире  без
магии! Конечно, если бы  знали... К  сча-стью, каждый из  нас знает,  что из
волшебного есть  у него, но никто не знает,  что  есть у других. Повторяю, к
счас-тью, иначе мы  бы уже  передрались, и тот,  у  кого оружие сильнее, уже
захватил бы власть  над  всем миром.  Повто-ряю, никто не уверен, что даже с
зачарованными доспе-хами не наткнется  на  зачарованный меч в руке  другого,
который  расколет  эти  доспехи, как гнилой орех... Но и  обладатель меча не
уверен, что его меч  не наткнется на щит... или кольцо, браслет, амулет, что
вдруг да отшвыр-нет меч обратно и снесет голову владельцу... Я рада пото-му,
что  так  мы  сохраняем равновесие. Да, это равновесие страха!  Но  страх --
основа уважения. И вот на  этом ува-жительном  отношении  друг к другу мы  и
можем создать  Совет Семерых... или Шестерых, да-да, создать  заново! Совсем
на других основах. Нам Богоборец обещал власть над всем миром...  Но я хочу,
чтобы эта  власть была без-граничной!  Нелепо, когда мы, сильнейшие чародеи,
под-линные властелины  мира, живем  со связанными руками. И понятно было бы,
если бы руки нам  связал  более  силь-ный  противник  или правитель! Но быть
связанной   каки-ми-то   обетами,  ритуалами,   клятвами,   обязательствами,
надуманным долгом?
     Она  раскраснелась,  голос  ее звенел  и  прерывался.  Россоха  смотрел
исподлобья. Хакама показалась впер-вые страшной. Не сразу понял почему.
     Впервые Хакама говорила искренне.
      Глава 23
      По синему небу двигался темный ком туго  скатанной тучки. Олег и
Скиф  не  обращали на него внимания, как вдруг  над  головой  загремело,  на
головы и плечи обрушил-ся ледяной дождь, по голове больно застучали градины.
     Косая стена ливня пригнула траву.  Мир  разом напол-нился ровным мощным
шорохом падающей с  неба воды.  Белые комочки перешибали стебли,  а выемки и
колдо-бины быстро наполнялись белыми комьями.
     Скиф ликующе  заорал,  Олег взглянул вверх,  тучка раздвинулась, словно
развернулась, но все равно даль-ше небо синее, солнце светит ярко, а крупные
капли дождя блестят как жемчужины. -- За мной! -- крикнул он.
     Конь  пошел  таким  стремительным  галопом, что ко-пыта  едва  касались
земли.  Едва  заметная за  стеной  лив-ня  гора начала  вырастать.  Конь без
понуканий  влетел под каменный навес, отряхнулся, как  пес, едва не сбро-сив
всадника.
     Олег расседлал мокрого зверя и отпустил пастись. Скиф спрыгнул, с мечом
в руке вступил  в глубину  первой попавшейся  пещеры, осмотрелся. Гора,  как
положено  старой  и одинокой  горе, изъедена  норами  добытчиков  камня, как
трухлявый пень муравьями. Здесь поместилось бы  до  полусотни  человек,  пол
вытерт до  блеска множе-ством ног,  а под  стеной напротив  -- алтарь дивной
рабо-ты дивных мастеров. В стене зияет  красным  выдолблен-ная ниша, там все
еще полыхает огонь. Ниша сверху  и с  боков отделана металлом с изображением
ужасных  зве-рей, на  которых нельзя  смотреть  без душевного  трепета.  Там
черепа, что с  лютой злобой  взирают пустыми глазницами, в  которых, однако,
неожиданно   вспыхивают  злове-щие  багровые  огни,   там  угловатые  кости,
наконечники копий, белые длинные зубы...
     В  самой  пещере  из свода выступает  тело ужасного  злобного бога, рот
оскален в дикой ярости, зубы блестят в выпуклых глазах лютая злоба,  красные
крылья распростерты на весь свод.
     Металлическая окантовка алта