я от-рекаюсь от мести.
     Он повернулся резко, Олег не успел ухватить его за  руку,  как хлопнула
дверь, по  лестнице послышался  дроб-ный  стук подошв. Со двора слышно было,
как яростный голос прокричал  в  ночи,  в ответ заскрипели засовы на воротах
конюшни.
     Олег поднялся. Лицо было печальное.
     -- Если он решится уехать, -- сказал он просто, -- я поеду с ним.
     --  Спасибо, --  сказал  Колоксай.  В  его  синих  глазах были  стыд  и
благодарность. -- Мне было бы страшно потерять и его. А он... он горяч!
     -- Как и ты, -- ответил Олег. Подумал, добавил: --
     Был.
     Колоксай развел руками:
     -- Да,  во мне многое изменилось. Пока сам еще не знаю что. Но я уже не
тот. Хуже или лучше, не  знаю. Но вот ты меняешься тоже. Я раньше знал  тебя
как челове-ка рассудительного и очень  осторожного.  А  теперь ты в бой, как
юнец.
     -- Я не рвусь в бой, -- объяснил Олег. -- Просто чую, что с той стороны
веет новым Злом. И что меня там тоже ждет...
     -- Что?
     -- Бой, -- ответил Олег. -- Которого я очень хотел бы избежать.
     Колоксай взглянул остро:
     -- Но едешь навстречу?
     Олег поднялся молча.  Он был так же  высок, как  Колоксай, а под грубой
тканью  холщовой  рубашки  угады-валось  сильное  тело  бойца.  Но,  сколько
Колоксай по-мнил, этот волхв всегда стремился избежать схваток.
     И всегда оказывался в самой их гуще.

     За окном  чуть  посветлело.  Олег  подошел  к забранному  металлической
решеткой  проему,  свежий  утренний  ветерок  пахнул в  лицо.  На  горизонте
проступает едва за-метная светлая полоска.
     Колоксай сказал за спиной:
     -- Я не знаю, кто ты... но я считаю тебя  другом  и учи-телем разом. За
эти годы ты  возмужал, у  тебя фигура воина, словно  зарабатываешь  на жизнь
мечом. Но у  тебя то же самое недоумение в глазах, то же напряжение  в лице,
на лбу добавилась складка, да  у губ теперь горь-кие  морщинки. Помнишь, как
однажды я бросил тцарство и пошел за тобой, очарованный твоей мудростью?
     -- Помню, -- ответил Олег невесело. -- Все помню.
     -- А помнишь, как мы увидели этих купающихся дев?
     --  Стараюсь  забыть,  --  ответил  Олег  сухо.  --  Да  и  тебе  зачем
вспоминать.
     --  Потому  что это было прекрасно,  --  возразил Колок-сай.  --  Да, я
обезумел  и натворил глупостей.  Но  это были мои  безумства!..  Только я  и
отвечаю. Олег, удержи Ски-фа от мести. Он  поклялся  не мстить, но все же...
Месть неразумна. А его обет, который он дал,  что отомстит за мою  смерть...
Ты сможешь освободить от обета, не затра-гивая его чести.
     Олег покачал головой:
     -- Колоксай, оставь... Эта  ненависть его сжигает,  ты не заметил? Он и
так ее  носит через  силу. Если  он  не  даст  ей  выхода, она  отравит  его
смертельным ядом.  Ис-пепелит душу. Ты хочешь  потерять и второго сына?.. Но
что творишь ты? Хочешь, чтобы жертва Гелона была на-прасной?..
     Колоксай развернулся к нему всем телом. На лице была такая мука и такой
стыд, что Олег отступил, буд-то получил толчок в грудь.
     -- Не понимаешь? -- вскрикнул Колоксай в бешен-стве. -- Не понимаешь!..
Боги выиграли, обменяв драго-ценного Гелона на черт-те что!.. Что я? Я же ни
черта не умею!.. И ни на что не  гожусь,  если говорить правду. Они получили
драгоценность  всего  лишь... всего  лишь за  меня!  Если я останусь  и буду
править вместо Гелона, я сделаю  то, что как раз хотят враждебные боги!.. Не
по-нимаешь?
     Олег потряс головой, сказал с мукой:
     -- Прости, не понимаю.
      Что за дурак... Я не сделаю, как они хотят!
      Тогда, -- спросил Олег, -- не сделаешь ли еще хуже?
     - Не знаю, -- отрезал Колоксай. -- Но если я сделаю то что вы хотите...
и что хотели подземные боги, то это и будет... поражение!  Но я уйду. Еще не
знаю  куда. Пока куда  глаза  глядят.  А  там  посмотрим. Я все  равно найду
способ, чтобы...
     Голос  его  прервался. Неожиданно Олег увидел, что это не  отец Гелона,
Скифа и Агафирса, а такой же, как и они... если  не моложе. Он непроизвольно
сделал шаг  навстречу,  Колоксай всхлипнул,  Олег  обнял  его, как  об-нимал
двадцать  лет  назад.  Из  отчаянных  и  сразу  покрас-невших глаз  Колоксая
брызнули  слезы.  Олег видел, как под  едкими каплями  горит кожа  и тут  же
зарастает, ос-тавляя быстро тающие белые следы.
     Колоксай всхлипывал, его трясло, голова дергалась,  зубы стучали. Он не
мог ни выговорить, ни вышептать ни слова. Олег гладил по спине, похлопывал с
неловкостью за себя и за Колоксая, за все это... это.
     -- Найдешь, -- проговорил Олег тихо. -- Найдешь... Теперь найдешь.
     -- Я... --  сказал  Колоксай прерывающимся голосом. --. Я... не могу...
принять  такую жертву... Да еще и  его  зем-ли, его владения! Я должен уйти,
как ушел ты, и... дока-зать! Совершить.
     Олег кивнул:
     --  Только  мне не  надо  было ничего  доказывать.  А вот  ты  на  себя
взваливаешь тяжкий груз.
     --  И   пусть!  --  ответил   Колоксай.  --  И  пусть!  Пусть  тяжелей,
невыносимей!
     Он  все прижимался к Олегу, все его существо говори-ло, что вот сейчас,
когда плач иссякнет  или его  задавят, надо будет поднять  голову, выпрямить
спину и гордо вступить в ужасающе жестокий, как оказалось, мир.
     А потом они молча вышли во двор, Колоксай  исчез в конюшне.  Олег молча
наблюдал через распахнутые ворота, как в глубине оседлали  крупного жеребца,
Колоксай  выехал  такой же  неподвижный,  молчаливый,  суро-вый,  но  совсем
осунувшийся, желтый, как покойник.
     -- Заставь Скифа принять страну, --  велел он. --Может быть, это займет
его заботами...  Он  захочет про-должить дело брата! Это  будет трудно,  ему
станет не до мести.
     --А ты?
     -- Куда глаза глядят, Олег, я уже не тот вспыльчивый дурак, которого ты
сопровождал к красавице Миш. В ми-ре черного солнца...
     Он  вздрогнул, побледнел, зябко пожал плечами. Конь под ним нетерпеливо
переступил с ноги на ногу,
     -- Езжай, -- напутствовал Олег. -- Я знаю, о чем ты...  Но  лучи нашего
солнца сильнее! Ты вернешься, Колоксай.
     -- Сюда?
     -- Нет, в самого себя. Это намного важнее.
     В комнате, которую они делили со Скифом, он обессиленно рухнул на ложе.
Все тело ноет, будто пробежал с конем  на плечах от края земли и до края или
словно на его плечах обломали не одну дубину. Во рту сухо, но нет сил встать
к  столу,  где уже  розовеет под  утренними лучами  солнца кувшин  с  вином,
блестят два золотых кубка редкой работы.
     За  дверью прогремели  быстрые шаги. С той стороны в  дверь ударилось с
такой силой, будто швырнули об-ломком  скалы. На  пороге появился Скиф. Губы
были бледными, лицо перекошено.
     -- Олег! -- вскричал он  с отчаянием. -- Я не могу от-ступиться!.. Вели
седлать коней, мы уезжаем. Или ты ос-танешься с  Колоксаем?..  Тогда я поеду
один.
     Олег покачал головой:
     -- Опоздал.
     -- Ты о чем?
     -- Колоксай уже уехал, -- сообщил Олег.
     -- Что?
     Скиф  вскричал  таким  страшным голосом, что пламя светильника  на  той
стене задрожало и погасло.
     --  Трон принадлежит тебе, -- пояснил Олег.  -- Колоксай тебя опередил,
он  уехал еще  ночью. Тебе  его  не догнать, ибо он сам еще не знал, в какую
сторону отпра-вится...  Скиф, ему сейчас нужнее повидать мир, поды-шать этим
воздухом, поспать под звездным небом, про-калиться лучами настоящего солнца.
Возможно, у него выветрятся и эти неглупые мысли о немщении врагам  нашим...
Что-то в этом есть, но все не удается додумать до конца, всякий раз какая-то
свинья мешает...
     Он  углубился  в  раздумья.  Скиф  закричал  так  отчаян-но,  что  Олег
вздрогнул:
     -- Но почему?.. А эти земли?
     -- Он сказал, справишься. Вы с Гелоном братья, не забыл? Вы похожи. Эти
земли ты сумеешь беречь и ох-ранять не хуже.
     Скиф отчаянными глазами  смотрел вдаль, где быст-ро уменьшалось пыльное
облачко на дороге.
     --  Я не сумею, -- прошептал он. -- Я не сумею!.. Я даже не знаю, сумел
бы я  отомстить или... Так  что  править муд-ро  и справедливо не сумею, это
точно.
     С запада по  синему чистому небу надвигался каменный массив, словно там
медленно плыл каменный  остров.  Даже не остров, а материк, еще  одна земля,
что заслонит от солнца  этот мир,  и отныне здесь наступит вечная ночь. Люди
со страхом  всматривались в скошенный край, черный и с недоброй синевой, там
видны  трещины, а  если присмотреться  и  долго  не  отводить  взгляда,  они
неуловимо расширяются  или же, наоборот,  смыкаются, сливают-ся, исчезают. В
селах  и весях  ширились  разговоры, что это  знамение  предвещает  кровь  и
пожары, истребление рода  людского,  недаром  же  в  селе на  западе Гелонии
родился  двухголовый теленок, заговорил  человечьим голосом, а  потом издох,
что тоже предрекает гибель всем здешним землям и живущему на них люду.
     Скиф  тоже  посматривал  на   тучу  со  злобой  и   ненави-стью.   Олег
успокаивающе приговаривал, что уже  две не-дели дождей не было, поля сохнут,
дождь  бы  в самый  раз, но и сам с  тревогой  поглядывал  на небо. Туча  не
столько  дождевая, как градовая, а крупный град порой и  скот бьет насмерть,
на полях же все выкашивает  намертво. Да  и ураган может  прийти,  мелькнула
мысль.  И  хотя этот край вроде бы далек от дорог,  по которым любят бродить
ураганы, но все  же... Гм, а почему ураганы, как и люди, предпочитают ходить
по протоптанным дорогам? Но есть же наверняка ураганы, что любят соваться  в
неведомые земли, как вот он сам?.. И  не бывает ли ма-гических ураганов, как
вот был, да кончился магический ливень?
     Настроение, и без того тягостное, вконец испорти-лось. Как бы ни уверял
себя,  что без магии тоже жить можно, другие как-то живут, он тоже обходился
без  нее  несколько  лет,  даже не заметил, как и  кончилась... но без магии
можно  искать  Истину,  однако  воплощать ее в жизнь  лучше с  магией. И чем
больше магии, тем лучше.
     Туча закрыла уже половину  неба. С крепостной  сте-ны хорошо видно, как
на западе на землю пала  темная тень, будто  там уже сумерки. Тень как будто
застыла,  мо-нолитная, угрожающая, но всяк понимал с  тревогой, что эта беда
все равно надвигается, стороной не обойдет.
     Скиф подошел сзади, голос прозвучал непривычно угрюмо и по-взрослому:
     -- Только что прибыл всадник с западных кордонов.
     -- И что?
     -- Говорит, что в земле Миш войска спускаются с гор.
     Олег  кивнул.  Понятно,  Агафирс заканчивает  малые  войны, готовится к
большой.
     -- Что еще?
     -- Якобы уже посланы  легкие  отряды в нашу сторо-ну. Проверяют  дороги
для большого войска. Смотрят броды.
     Для  прохода,  подумал  Олег,  для кормежки  по  дороге, для  выявления
настроений.  Похоже,  предчувствия начи-нают сбываться. Ящер  бы  побрал эти
предчувствия, пред-видения, озарения! Почему не видит хорошее?
     Подошел  Окоем,   молча  постоял  с   ними,   еще   больше  исхудавший,
нахохленный, мрачный. Слушал молча, он же первым указал на далекую дорогу:
     -- Кого-то несет к нам. Надо бы из города, а они все едут и едут...
     -- С вестями, наверное, -- предположил Олег.
     Темная точка медленно разрослась до всадника. Оди-нокий, едет спокойно,
коня  не нахлестывает,  так что  не  вестник,  а  сам  по  себе.  Уже  можно
разглядеть,  что конь крупный,  богатырский,  воинский, таких  не запрячь  в
те-легу -- разнесут,  нельзя в  плуг -- сломают или согнут, да и сам всадник
выглядит  пугающе.  Заходящее  солнце  све-тит  в  спину,  из-за  чего  лицо
оставалось в тени, а сам он кажется намного крупнее и выше.
     На солнце поблескивал пурпуром металлический шлем,  сверкали доспехи, а
на кончике  копья горит  кро-хотное  красное  солнце.  Конь идет  ровно,  но
чувствуется в нем неистраченная сила.
     Скиф  вдруг встрепенулся.  Олег  чувствовал,  как  ны-нешний  властелин
Гелонии  ахнул, задержал дыхание, его кулак со стуком опустился на  каменный
зубец стены.
     --- Олег!.. Ты знаешь, кто это?
     -- Начинаю догадываться, -- ответил Олег. --  Хоть  что-то радостное за
этот день!
     Туча  словно ждала,  когда  ворота  откроют  для  оди-нокого  всадника.
Сдвинулась,  впереди  промчался  ве-тер,  взметнул пыль, понес  мусор, сухие
листья.
     Турч легко соскочил на землю, обнял Скифа,  покро-вительственно хлопнул
Олега по плечу. За эти дни он исхудал, а на скуле добавился свежий шрам.
     --  Рад, -- сказал он  счастливо, -- что вы добрались благополучно!.. Я
даже  не думал,  что этот город так  ук-реплен. Молодец Гелон. Хоть он  и не
воин, но город укрепил...
     Скиф сказал поспешно:
     --  Гелона нет. Он отдал  жизнь настолько благород-но и  красиво... как
никогда бы  не  сумел  я! Теперь я здесь правитель всей  Гелонии.  Поневоле,
Турч, поне-воле. Я  бы отдал жизнь сто  тысяч раз, чтобы  вернуть Гелона, но
кому моя жизнь нужна?.. Таких, как я, по свету целые стада бродят!.. Так что
ты, Турч, как я и обещал, командуешь всеми крепостями Гелонии, а так-же всем
ее воинством. Этого немного, но, боюсь, нам придется его увеличить...
     Турч слушал с раскрытым ртом.
     -- Я думал, -- сказал он потрясенно, -- только со мной случилось за это
время всякое и  разное...  Вот как, значит, повернулось?  А  со  стороны все
кажется проще. Да про-стит меня Гелон, но  я  считал его... считал человеком
по-проще.
     -- Мы все считали, -- ответил Скиф с едкой горечью. -- Сегодня отдохни,
Турч, ты  еле  на  ногах держишься. Зав-тра расскажешь, почему у тебя  топор
весь в зазубринах, панцирь посечен, откуда  взялись новые шрамы. И завтра же
начнешь принимать крепость и войско.
     --  Да-да,  --  сказал  Турч невпопад.  -- Да-да...  Гелон! Кто  бы мог
подумать...
     За их спинами раздался мрачный голос:
     -- Великие люди подобны звездам. На них обращают внимание только тогда,
когда они погасли.
     Скиф резко обернулся, в глазах слезы, лицо бледное.
     -- Окоем, прости! Я тебя не любил... Но никто так хорошо  еще не сказал
о Гелоне!
     Он  порывисто  обнял верховного  жреца. Окоем погла-дил Скифа по спине,
тут же  отстранил, правитель  должен быть  суровым и  твердым, как гранитная
скала. И чем меньше подданные узрят его слезы, тем лучше.
     Скиф понял, кивнул.  Окоем считает, что пусть луч-ше у правителя о нем,
Окоеме, останется мнение как  о черством человеке, чем он, Скиф, уронит себя
эти-ми слезами перед другими людьми, перед своими военачальниками.

Глава 31

     Грозовая  туча, медленно худея,  прошла  и над богатым стольным городом
Куявой.  Прямой  дождь  выбил грязь из щелей, промыл каменные  стены, унес в
бурных по-токах мусор  и  грязь. Единственный  дом,  где даже  не  за-метили
грозу, был дворец самого тцара, сам равный по размерам иному городу.
     Во дворце день и ночь звучала музыка, в разных концах -- разная, но для
начальника дворцовой  стра-жи  Изигорна  она  казалась  одинаково слащавой и
на-столько  приторной,  что  постоянно  хотелось  соленых  огурцов.  Тяжелый
сладкий воздух,  перенасыщенный  ароматами сладостей,  благовоний,  душистых
смол, на-поминал ему запахи  гниющих  трупов,  там  тоже  такие же  приторно
сладкие тошнотворные запахи.
     Двенадцать  полуобнаженных  девушек  танцуют  под  тягучую, как патока,
музыку, тцар  Зандарн скучающе высматривает среди них  самую  прекрасную, но
все  оди-наковые, как  куклы,  все юные  и  красивые, все смотрят покорно  и
робко, каждая готова выполнить весь ритуал услуг, которым ее научили старшие
евнухи.
     Рядом с Зандарном сидит и ловит каждый взгляд тцара Тимис, его визирь и
старший  советник, это он по-ставляет скучающему тцару этих красавиц, это он
обша-ривает все базары, порты, все улицы города...
     Изигорн  ощутил,  что вот сейчас  удобный момент  кач-нуть  весы в свою
сторону,  заявил с громким смехом во-ина, которому ближе стук копыт  боевого
коня и звон мечей:
     -- Великий тцар! Я вижу,  что и тебе эти девки надоели.  Да и что можно
отыскать в нашем городе? Или в нашей ровной и счастливой стране?
     Тцар скучающе кивнул. Тимис сказал ревниво:
     -- Не слушай его, величайший!  Что может знать эта грубая скотина?.. На
той неделе его видели в квартале изигошей. Это самый бедный и гадкий  район,
там самые дешевые притоны и грязные девки...
     Зандарн повернул голову в сторону Изигорна, Тот развел руками и скромно
опустил глаза:
     -- Чтобы оценить  блюдо, надо пару дней поголо-дать. Чтобы  насладиться
вином, хорошо бы пару дней не пить даже воды... Я  не говорю  уже о том, что
при-евшиеся танцовщицы  кажутся снова  прекрасными пос-ле квартала изигошей!
Но по правде сказать, там есть своя прелесть, которой нет здесь.
     --  Какая?  --  спросил   уязвленный   Зандарн,   но  в   то  же  время
заинтересованно. Изигорн поклонился:
     -- Здесь я  один из твоих приближенных. А там  я бо-гат  и знатен, даже
когда являюсь переодетым в просто-людина. Я швыряю одну-единственную монетку
в пыль, а  за нею бросается  целая толпа!  За другую  монету десятки  женщин
умоляют меня позволить выполнить любую мою прихоть...
     Глаза тцара зажглись, воскликнул:
     -- А что, если побываем в этом квартале... как их, изигошей?
     Изигорн довольно кивнул, но Тимис сказал еще рев-нивее:
     -- Великий Тцар! Что позволено  вашему приближен-ному... хотя это и ему
не позволено, но  прирожденная свинья, если ее даже нарядить в одежды вашего
совет-ника, грязь все  равно  найдет... так вот,  вам  не  к лицу по-сещение
такой грязи.
     Тцар воскликнул:
     -- Но здесь от скуки мухи дохнут!
     Тимис поклонился:
     -- Тогда почему бы не посетить места более до-стойные?
     Тцар скривился:
     -- Ты опять о посещении храмов, хранилищ, судеб-ных заседаний?
     Тимис развел руками:
     -- Это  хорошо бы, но --  увы! -- человеком двигает не ум,  а  животные
соки.  Но их  тоже надо изливать не  в любую  посуду. Был я однажды  в одном
маленьком городке... Он так и называется,  Куявец.  Там  мирные и  спокойные
люди,  там  ничего  не происходит. Но имен-но  в  таком  вот никчемном месте
произошло великое чудо. На окраине этого города я видел красивый до-мик. Там
чудесный  сад, там летают дивные  птицы,  а олени  подходят прямо к крыльцу.
Даже зимой там цве-тут деревья, а яблоки зреют круглый год. Но самое главное
чудо -- это хозяйка дома. Там живет девушка невиданной красоты!
     Зандарн воскликнул с недоверием:
     - Одна?
     - Одна, -- подтвердил Тимис просто. -- Одна-одинешенька.
     Зандарн покачал головой:
     -- Что-то  не верится. Либо она по ночам  принимаете сотни мужчин, либо
там дело нечисто. В моих землях давно уже не осталось никакой  добродетели и
никакого целомудрия!
     Тимис развел руками:
     -- Теперь есть.  И не только в том доме.  Окрестные жители, очарованные
ее красотой и скромностью, начи-нают брать пример. Женщины начинают вести не
совсем  уж  распутную  жизнь,  мужчины...  гм,  по  крайней  мере,  этим  не
бахвалятся,   а   молодые   девушки   стараются   до   за-мужества   хранить
девственность.
     Тцар воскликнул:
     --  Невероятно!  Я  хочу  ее  видеть  немедленно!  Изигорн  поклонился,
вклинился:
     -- До Куявца два дня пути. Стоит ли? Квартал изигошей ближе.
     -- В Куявец, -- велел тцар твердо. -- Сегодня же! Сед-лайте коней. Если
ночь застанет в пути, заночуем в чи-стом поле.
     -- Великий тцар!
     -- Что? -- ответил Зандарн резко. -- Я что, не но-чевал в поле, положив
под голову седло и укрывшись щитом?
     Собрались всего часа за два, хотя Зандарн уже изны-вал от нетерпения  и
подгонял слуг пинками. Из раскры-тых ворот города выехали три сотни отборных
воинов  охраны,  семь крытых повозок  со всем необходимым для отдыха тцара в
чистом  поле под  открытым небом, сто слуг, десять телег, груженных мясом  и
хлебом для тца-ра, воинов и слуг.
     Тцар настолько подгонял всех, что до вечера они прошли  две трети пути.
Воспрянув  духом,  заночевать  могут  в  гостеприимном  доме  этой  странной
кра