-- Ты не колдун?
     -- Повезло, нет.
     -- Гм, а зришь так далеко...  Да,  это  мы  оставили.  За  нами  было
погнались эти... ну, которые скалами швыряют. Пришлось пустить  огонь.  За
той горой наше племя редариев. А в глубине той горы народ  рудокопов,  что
не выносят света. Это священная гора.
     Он, как и Мрак, остановился, придирчиво наблюдая,  чтобы  распаренных
коней сразу не повели к водопою, а сперва  поводили  по  двору,  охладили,
расседлали.
     -- Чем же гора священна?
     -- Перед ней приносят клятву, -- сказал волхв строго. -- И боги бдят,
чтобы клятвы соблюдались... А кто нарушит, того наказывают сразу  и  очень
жестоко. Так, что потом целые народы содрогаются от ужаса.
     Из конюшни  вышел  старый  воин,  которого  Мрак  для  себя  окрестил
боярином, сказал довольно:
     -- Ясли чистые,  овес  отборный,  вода  ключевая...  Не  часто  такое
встретишь в захолустье. Что, гора? На моей памяти, я тогда  еще  мал  был,
перед этой горой страшно и яростно поклялась прекрасная Брунька Белорукая,
что не пойдет за  жестокого  и  ненавистного  ей  Кремнеголового,  который
домогался ее руки.
     Он зябко передернул плечами. Мрак спросил с интересом:
     -- Такая страшная была клятва?
     -- Нерушимее не бывает, -- подтвердил боярин. -- Она заявила, что  не
станет ему женой, даже если на всем белом свете он останется  единственным
мужчиной! Если она будет тонуть, не ухватится за его руку! Если он усыплет
ее всеми алмазами мира, достанет со дна моря все жемчуга, все равно она не
станет его женой!
     -- Ого, -- сказал Мрак уважительно, -- это, понимаю, клятва.
     -- Да... Конечно, тот наглый  Кремнеголовый  посмотрел  на  заходящее
солнце, нагло засмеялся. Мол, девичьи страсти! Эта ночь еще не закончится,
как ты станешь моей женой.
     Он умолк,  взмахом  руки  разрешил  вести  коней  к  колодцу.  Солнце
опускалось  нехотя,  но  его  давили  тяжелые  сизые  тучи,   похожие   на
прокаленное железо.
     -- Наглый, -- согласился Мрак. -- В самом деле наглец.
     -- Прекрасная Брунька Белорукая ответила достойно, -- сказал боярин с
удовольствием. -- Она сказала: хорошо. Но не  раньше,  чем  лиса  выкормит
цыплят, река потечет  вспять,  эта  гора  уйдет  под  землю,  наши  поляне
отступят перед древлянами, а солнце пойдет с запада на восток!
     Олег и Таргитай уже вывели всех трех  коней,  слушали,  раскрыв  рты.
Мрак спросил заинтересованно:
     -- И что же?
     Боярин пожал плечами, умному уже давно все понятно, а дураку хоть кол
на голове теши, хоть орехи коли, хоть гвозди ровняй...
     Мрак кивнул:
     -- Мне ясно. А вот этим двум...
     Олег ощетинился:
     -- Говори о Таргитае. Ему больше непонятно. А что понятно тебе?
     Мрак усмехнулся:
     -- Что солнце встает на востоке и заходит на западе, реки  текут  как
текли, гора на месте, лисица жрет цыплят вовсю... Словом, девка  пошла  за
него?
     Боярин кивнул:
     -- Да, ночь еще не закончилась. До сей поры живут в любви и согласии.
Пятеро сынов, три дочери, а внуков уж не сочтут... Наша княгиня  из  самых
младших внучек.
     Мрак хмыкнул, все  понятно,  так  и  думал,  только  Олег  остался  с
раскрытым ртом и выпученными глазами. Он ощутил на себе сожалеющий  взгляд
Таргитая. На этот раз дударю тоже было яснее ясного.
     Сумасшедший мир, подумал Олег с отвращением. Дураку ясен, умный мозги
свихнет, а не познает. Найдется человек или бог, который наведет порядок?
     Холодок ужаса пробежал внутри. Похоже, еще не нашелся. Но  почему  он
все чаще чувствует макушкой,  как  будто  кто-то  упорно  и  требовательно
смотрит сверху?

     За распахнутыми воротами открылся необъятный мир,  а  постоялый  двор
остался за спиной и пропал, как будто его никогда  и  не  было.  Олег  так
задумался, что когда сердитый конь коварно притер его боком, прижал ногу к
столбу, он даже не очнулся. А Мрак  развернулся  в  седле,  оглядывался  с
тревогой и недоумением. Таргитай уже с рукой  на  полпути  к  пазухе,  где
ерзала родная дудочка, страдальчески скривился:
     -- Опасность?
     Мрак с затруднении сдвинул плечами, волчьи ноздри мощно раздувались и
опадали, как кузнечьи мехи.
     -- Да вроде не видать... Но неспокойно.
     Посох в руке Олега повернулся  как  встарь,  когда  можно  было  бить
острием как копьем, и тут же пускать молнии.
     -- А что чуешь?
     -- Ничего, -- ответил Мрак с тревогой.  --  Но  как-то  не  по  себе.
Полдня в корчме, жрали и пили в три горла, а наш бог в четыре,  два  жбана
медовухи выхлебали, а  так  и  не  подрались...  А  народу  было,  было...
Неспроста это, неспроста! То  ли  с  корчмой  что-то  не  так,  то  ли  мы

     Олег с облегчением вздохнул, а Таргитай сразу  же  полез  за  пазуху,
теплая дудочка сама скользнула в ладонь. Ему вырождение, как и загнивание,
явно нравилось.
     -- Хуже того, -- бубнил за их спинами  Мрак  встревоженно,  --  умные
речи вели! В кого превращаемся, люди?
     -- Превращаемся, -- согласился Олег загадочно.
     -- В кого?
     -- Не знаю. Но превращаемся. А вот боги, упыри, лешие...  и  все-все,
не превращаются.
     Он двинул коня каблуками под бока, чтобы  уйти  от  вопросов,  свежий
ветер ударил в лицо,  растрепал  волосы.  Дорога  понеслась  навстречу,  с
каждым конским скоком приближая далекий темный лес.
     Он смутно чувствовал, что сам сказал что-то умное, даже очень важное,
но в лицо уже ударил встречный ветер, попытался содрать волчовку,  яростно
трепал волосы, и мысль ушла, растворилась, оставив слабое ощущение, что на
миг оказался возле великой разгадки, но так и не сумел ее ухватить.

     Глава 7

     Ветер освежал разгоряченные лица, свистел в ушах, даже Мрак не  сразу
расслышал за спиной жалобные стенания:
     -- Вам что... Один может обернуться волком, другой... птицей, а я? Вы
ж  только  ради  меня,  бедного,  терпите  людскую   личину,   только   не
признаетесь, чтобы я спасибо не сказал!
     Мрак хмыкнул, поморщился, мол, если Таргитай начнет спасибить,  то  и
лоб побьет, но Олег, всегда доискивающийся что, зачем и  почему,  а  потом
еще и объясняющий это другим,  придержал  коня,  чтобы  тот  шел  рядом  с
таргитаевым, сказал обстоятельно:
     -- Да не ради тебя, не зазнавайся. Просто мы вышли в мир, где люди не
умеют ни в волков, ни в птах. А природа  людская  такова:  чего  не  умеют
сами, того боятся в других. А когда боятся, то дерутся.  Вусмерть!  Но  не
драться же со всем миром? А если выбирать волчью шкуру, то Мраку  пришлось
бы жить с теми, кто примет в волчьей... Да и мне в птичьей стае как-то  не
совсем. Так что нам придется быть как все люди...
     -- Быть?
     -- Выглядеть, -- поправился Олег, его передернуло от отвращения, едва
представил себя просто мужиком, не желающим видеть дальше своего  огорода.
--  Таиться.  А  оборачиваться  только  в  лесу  или  там,  где  никто  не
подсмотрит. Вон ты ж не кричишь, что ты бог?
     -- Я что, -- протянул Таргитай, -- я скромный... А вы, значит, просто
хвосты поджали?
     Мрак зарычал, а Олег кивнул:
     -- Да. Боимся. Очень. Драться со всем человечеством? ..  Всех  дурней
не перебьешь. Но даже если бы перебили, то как жить в пустыне?.. Это  тебе
со своими песнями можно, ты и жабам петь можешь, а нам без людей  грустно.
Даже без таких, какие они есть.
     -- Да? А тогда хоть знаем, куда едем? И что делать будем?
     На этот раз Олег смолчал, Мрак после паузы буркнул:
     -- Столько же знаем, сколько и ты.
     Таргитай возопил:
     -- А я не знаю! Когда из Леса вышли -- все было ясно,  как  орех  без
скорлупки. Когда  каган  нас  обидел,  то  мы  кагана...  к  ногтю.  Потом
оказалось, что не каган, а маги все портят...  Ладно,  погоняли  магов.  А
теперь?
     Олег сказал с тоской:
     -- Если кому дать по голове, то здесь  мы  лихие  ребята.  Если  кому
отбить уши, опять же первые... Но теперь силой не взять, супротив Рода нет
силы. Да, прем в Лес, чтобы встретить то ли упырей, то  ли  мавок,  то  ли
берегинь... Словом, кому Род может отдать Перо Власти.  А  что  дальше?  К
кому пойдем? К лешим, мавкам, упырям?  За  двумя  зайцами  погонишься,  не
вытащишь и рыбку из пруда!
     -- За двумя зайцами погонишься, -- поправил Мрак строго, --  получишь
от лесника по морде. Мы ж решили! На месте увидим.

     Таргитай приотстал, в ладонь успокаивающе  заползла  дудочка,  юркая,
как ящерица, устроилась удобно, дырочки под  кончиками  пальцев,  осталось
только поднести к губам, а Олег песен  почему-то  не  выносит,  даже  Мрак
любит только в конце, когда сложатся, а  пока  слова  притираются  одно  к
другому, царапаются, шуршат, он морщится и гонит прочь,  как  будто  песня
берется из ничего, раскрыл рот и запел готовенькое!
     Подудел, слова оказались хуже, чем  думал,  сунул  дудку  за  пазуху,
пустил коня вскачь. Мрак оглянулся, глаза тревожные, брови  сдвинулись  на
переносице.
     Таргитай пожаловался:
     -- Не пойму!.. У нас  всего  две  недели,  а  мы  на  этих  хвостатых
тащимся. Еще вчера на Змеях носились, на Рухе, еще  на  чем-то  гадком,  а
сейчас как будто и не люди!
     -- А ты знаешь, куда ехать? -- спросил Мрак.
     Таргитай растерялся:
     -- Н-нет... но я и раньше не знал!
     Мрак кивнул, но не посоветовал сопеть себе в две дырочки, а  если  на
дуде, то во все восемь, крикнул молчаливому Олегу:
     -- Олег, лес велик!.. Тарх прав, как  ты  терпишь?  Можешь  летать  в
поднебесье, а все ножками, ножками, как  медведь.  Да  и  то,  медведь  на
четырех носится быстрее коня, а ты ж на двух... Потешь ребенка, полетай.
     Олег хмуро помалкивал, Мрак, как всегда, язвит и задирается,  но  тут
Таргитай снова присобачился, завопил жалобно:
     -- А сверху узришь так много, так много!.. Где птичьи яйца лежат, где
жирные гуси спят, где молодой кабанчик пасется...
     Мрак сказал очень серьезно:
     -- Вот видишь? Важными делами можешь заниматься, а  ты  все  думаешь,
думаешь, будто от думанья голова как у  коня  вырастет  большая  и  умная!
Какой-то ты волхв странный. Вроде бы и не волхв вовсе. Тем только в жертву
гусей, уток, коз, медвежатину... Или они берут только на  дурику,  а  сами
ни-ни?
     Олег наконец пробурчал с досадой:
     -- Я не понимаю, как может завидовать бог.  И  я  вообще  не  понимаю
теперь, что такое бог, зачем они, откуда  берутся.  Нет,  откуда  берутся,
теперь понятно, но зачем?
     Мрак сказал насмешливо:
     -- А мы сами зачем?
     -- Ну, предположения есть...
     -- Да ладно тебе, волхв. Предположить можно все, что угодно. Мы  есть
-- и все тут.
     -- Мы есть, -- возразил Олег, -- потому что Род нуждается в помощи! А
затем и преемниках. Это мне больше нравится. А  что  в  Долину  Битвы  нас
вовсе не позвал, это потому,  что  люди  что-то  сделали  не  так,  чем-то
разочаровали... Как разочаровали древние народы муравьев, пчел, на которых
он, по слухам, когда-то надеялся. И если Таргитай не переврал слова  Рода,
а то пока по дереву от него слезал, мог не только портки порвать, но и...
     --  Ну,  в  голове  у  него  всегда  была  дырка,  --  заметил   Мрак
хладнокровно, -- не простая, а со свистом! Но мы его все равно любим.
     -- Любим, -- согласился Олег нехотя. -- Но за что? И почему  он  стал
богом? Неужели только за свои песни? По мне они как вой голодной собаки.
     Темные глаза Мрака насмешливо поблескивали  из-под  нависших  бровей.
Конь его шел ровно, красиво,  не  сбивал  дыхания  даже  в  прыжках  через
валежины, гордо потряхивал гривой.
     -- Ты не увиливай, -- посоветовал Мрак. -- Ну,  сменишь  портки  пару
раз. Мы на этом случай возле ручья остановимся.
     -- И зайца убьешь, -- сказал Таргитай простодушно, -- как  в  прошлый
раз шарахнул!.. Жирный был, толстый, до сих пор помню.
     Он звучно облизнулся, а Олег потемнел, вспоминая о позоре,  но  певец
смотрел такими чистыми невинными глазами, что Олег только скрипнул зубами,
отвернулся.
     Добрый Таргитай посоветовал:
     -- Олег, ты крылья растопырь, они у тебя как паруса, и давай вр-р-р-е
к тому дереву! Ветер будет в спину, так легче.
     Мрак сказал многозначительно:
     -- Олег... Свободу и силу взлета не попутный, а встречный дает.
     Олег молча кивнул, подумав, что  слова  Мрака  годятся  и  на  другие
случаи жизни.
     Мрак, проезжая мимо одиноко стоящей березы, покачал головой, внезапно
без размаха ударил  секирой.  Послышался  глухой  стон.  Из  раны  брызнул
красный сок. Таргитай вытаращил глаза,  протер,  снова  вылупился,  но  по
белому створу медленно потекла струйка алой крови!
     -- Все ж ясно, -- сказал Мрак брезгливо. -- Одиноко стоящая береза да
чтоб не подманила всю нечисть? А кто под ней  похоронен,  знаешь?  Нет?  А
чего ж вместо сока течет кровь? То-то.
     Он вытер лезвие, секира снова уютно устроилась в ременной петле. Конь
шел,  не  замедляя  шага,  Мрак  тоже  не  оборачивался,  только  Таргитай
остановился, ошалело глядя то в его широкую спину, то на березу... Наконец
пропищал:
     -- Так, может, срубить ее к такой матери?
     Мрак отмахнулся:
     -- А зачем? Нам под ней не спать. А если  кого  задурит,  так  каждый
мужчина сам за себя ответствует... А бабы по чисту полю  не  шляются,  как
перекати-поле.
     Таргитай поколебался, посмотрел на зеленую верхушку, на  тонкие,  как
девичьи руки, ветви, вздохнул, голос стал жалостливым:
     -- И такая красивая... Нет, пусть растет.
     Олег оглянулся уже издалека, стегнул по березе недобрым взором:
     -- Вот так по лени да жалости и плодится  зло  на  земле,  а  та  все
терпит. А потом,  опомниться  не  успеешь,  уже  два  дурня  подговаривают
третьего Яйцо разбить... Нет, надо что-то придумать!
     -- Поставить лютого царя, -- предложил Мрак. -- Чуть  кто  вякнет  --
голову долой.
     -- Было. Помнишь киммеров?
     -- Тогда поставить во главе всех земель могучего мага,  --  предложил
Таргитай и облизнулся. -- Чтобы всем все дал,  никого  не  обижал,  бедных
жалел, нищих кормил...
     -- Вспомни Гольша, -- напомнил Олег сухо.
     Он хмурился, лицо стало озабоченным,  зеленые  глаза  потемнели,  как
трава перед грозой. Мрак внезапно рассмеялся, показав белоснежные клыки  и
ровные острые зубы:
     -- Так мы уже нашли силу над силой! Нашли такое, что сильнее мечей  и
даже... Олег, только не обижайся, но даже сильнее магии. Тарх, сыграй.
     Таргитай с готовностью вытащил  дудочку.  Олег  поморщился,  отнял  и
сунул ему снова за пазуху:
     -- Он только доказал, что сердце сильнее... пока что, чем мозги.  Нас
великий Род выпустил в свет недоделанными, даже недодуманными. Сердца пока
что в самом деле сильнее, чем мозги. Не у всех, конечно, а у тупой  толпы.
Правда, любой народ -- это тупая толпа, включая  царей.  Мудрецы,  конечно
же, зову сердца не поддаются. У нас есть мозги!.. И не такие, как у дятла,
такие даже у Таргитая есть, а... ну, в общем, мозги.

     Таргитай преданно посматривал на Мрака  и  Олега:  один  вытянулся  в
седле, поводит хищным  носом,  второй  двигает  бровями,  словно  пытается
мысленно узреть леших, упырей или людей из того  племени,  что  тянется  к
Перу.
     Олег помалкивал, а  Таргитай  не  спрашивал,  что  будут  говорить  и
делать. В голове складывалась новая песня, яркая и трепетная, а это  самое
важное, только нельзя это говорить даже Мраку, который  любит  его  песни,
хотя признается с неохотой, а уж Олегу нельзя даже  намекнуть:  взъярится,
вообще песни не терпит...
     Конь ступал мерно, слова покачивались и лепились одно к другому вроде
бы вкривь и вкось, но получалось необычно и  здорово,  мелодия  звучала  в
голове сперва едва слышно, урывками,  потом  громче,  обрастала  руладами.
Конечно же, про любовь, ибо хорошая песня может быть только про любовь или
коней, но, как сказал как-то Мрак, песня про любовь ссадила  кочевников  с
коней и заставила пахать землю, что раньше  они  презирали,  а  песни  про
коней раскрывают души как раз людям...
     Тени постепенно сгущались, а яркие солнечные лучи, что в самом начале
пути пронизывали листву до самой  земли,  теперь  поднимались  по  стволам
наверх.
     Мрак нетерпеливо приподнимался, нюхал воздух. Лес  оставался  чистым,
толстые стволы мощно подсушивали почву и глушили не только  кустарник,  но
даже  траву.  Кони  ступали  уверенно,  только   изредка   шарахались   от
выскакивающих из папоротника зайцев.
     Олег посматривал на ногу Мрака.  Повязка  над  коленом  уже  потеряла
цвет, скомкалась. Оборотень сжимает коня коленями легко,  не  похоже,  что
нога болит. Кивнул ему на повязку:
     -- Я так и не понял тогда...
     -- Да все забываю снять, -- отмахнулся Мрак.  --  Узел  тугой,  какой
дурак завязывал! Когда на голове была, еще щемило малость, а  как  сползла
сюда, уже и забыл, а развязать некогда.
     Олег смотрел долго,  внимательно.  Мрак  чувствовал  его  ощупывающий
взгляд то на голове, то на плечах, то уже на колене. Наконец волхв  сказал
напряженно:
     -- Это что-то совсем уж непонятное. Такое  же,  как  вот  Таргитая  в
боги... Сколько ни думаю, все как-то не получается...
     -- Что?
     -- Ну, это... повязка.
     Мрак сказал с досадой:
     -- Да что ты со своей повязкой? Я ж говорю, сползла!
     Олег покачал головой, глаза были встревоженные:
     -- Мрак, здесь замешано злое колдовство. Иначе быть не может.  Посуди
сам. Вот твоя повязка. На голове. Допустим, разболталась так, что ослабела
и поползла вниз... Я тебе это уже говорил, знаю, но хочу разобраться.  Так
вот, тогда бы закрыла тебе глаза хоть на время, а ты этого  не  потерпишь.
Потом должна как-то  пройти  через  твои  плечи,  а  они,  надо  признать,
раздвинулись так, что Лиска  не  обхватит...  а  то  и  Кора.  Нет,  Кора,
пожалуй, обхватит. Но даже если предположить и такое, что  просто  дико...
нет, не то, что Кора станет обхватывать, кто ее знает... я все о том же, о
повязке... то твои руки на долгое время оказались бы скованными...
     Мрак фыркнул,
     -- Но она все-таки сползла? Сам видишь!
     -- Но как? -- спросил Олег, морща лоб. -- Вот в чем вопрос...
     Мрак отмахнулся:
     -- Разве во всем надо искать причину?
     -- Во всем, -- ответил  Олег  убеждено.  --  И  все  можно  понять  и
объяснить.
     Мрак буркнул:
     -- Зачем? Что-то надо принимать так, как есть.
     Деревья стали  словно  бы  еще  толще,  но  по-прежнему  над  головой
проглядывало небо, а земля была теплая, сухая. Расстояние между  деревьями
увеличилось, можно было ехать втроем  в  ряд.  Наконец  гигантские  стволы
расступились вовсе, открыли обширную поляну, где можно было бы  разместить
деревушку невров. В середине поляны возвышалось гигантское толстое дерево.
Таргитай  ахнул  и  запрокинул  голову.  Немыслимо  толстый  ствол  уходил
бесконечно вверх, а  там  в  синеве  раскинул  зеленые  ветви,  которые  и
накрывали поляну, не давая  поселиться  другим.  А  как  Таргитай  знал  с
детства, размах кроны дерева и корней обычно идут ноздря в ноздрю, так что
по всей поляне хозяйничают гигантские корни этого исполина, выпивая  воду,
соки и отбирая все съестное у всякого, кто попытается укорениться.
     -- Здесь и заночуем, -- решил Мрак. Он выехал на  поляну,  буркнул  с
удовлетворением. -- И ручеек неплох.
     Из-под корней выбивался ключик, серебристый бурунчик подпрыгивал, как
живой, бежал веселой змейкой, но с высоты седел было видно, как постепенно
мельчает,  а  уже  за  сотню-другую  шагов  полностью  уходит   в   землю,
разобранный по дороге корешками.
     Вдали виднелся забор  из  деревьев,  настолько  плотный,  что  поляна
казалась окруженной частоколом. Деревья стояли на почтительном расстоянии,
словно это гигантское дерево очертило незримый  круг,  за  черту  которого
переступать запретило. Внутри круга зеленела трава, впрочем, мелкая.
     Таргитай, стараясь быть полезным, суетливо расседлывал  коней,  вытер
им потные бока  пучками  травы,  бегом  отвел  подал