рузноватый  воин,  прохрипел
сорванным в боях голосом:
     --  И наши. Только мы за все в ответе. Но  не губи во-инов. Они  шли за
нами.
     Слышалось только тяжелое хриплое дыхание.  Гелоны смотрели на агафирсов
с  ненавистью, руки  сжимают  ору-жие,  Олег  заколебался, и тут  на площадь
выбежал забрызганный кровью Скиф, в руке  топор с кровью на лезвии, в глазах
полыхает пламя боя.
     Агафирс  встретил его  взглядом,  полным  ненависти. Слышно  было,  как
скрипнули его челюсти.
     -- Скиф... --  выдавил  он через  силу,  -- ты...  побе-дил. Возьми мою
голову, но не  распускай  армию. С  во-инской мощью  агафирсов и  богатством
Гелонии  у тебя будет  сила,  что завоюет  мир!  Пусть  под  твоей  мощью  и
жестокостью содрогнутся народы!
     Дыхание Скифа  выравнивалось.  Он  быстро посмотрел по  сторонам, разом
хватая  взглядом  всех,  кто где стоит.  На  Агафирса  он посмотрел  так  же
ненавидяще, а голос дрожал и вибрировал от ярости.
     -- Видит небо, --  прохрипел он неузнаваемым голо-сом, --  что я спал и
видел, как рассеку тебя пополам!..  Но  я обещал отцу выполнить  все, что он
велит, а он взял  с меня клятву  никому  не мстить.  Ни родне,  ни  тем, кто
ус-траивал  заговоры, кто  посылал за мной убийц, кто  пре-следовал меня все
последние годы! Я поклялся отцу, что не причиню им зла.
     Агафирс скривился. Скиф говорит громко, но не по-мужски, и Агафирс тоже
возвысил голос почти до крика:
     --  Не хочешь -- не мсти, но возьми это войско! И веди дальше, расширяя
кордоны земель нашего рода. Рода Колоксая!
     В глазах Скифа были ярость, мука, он задыхался, вы-крикнул:
     -- Ты не  заставишь меня опозорить мое имя, я никог-да не нарушу слово!
Среди  твоих людей  те, кто  посылал  за мной убийц!  Я не могу с ними  идти
рядом, но не могу и мстить -- обет. Так что войско распускаю. Все, кто носит
оружие, пусть да пашут землю, пасут скот, строят дома.
     Среди полководцев Агафирса пробежал сдержанный ропот. Эти суровые  люди
не страшились пасть в  бою,  но  их ужасала  позорная участь  превратиться в
огородников.  Агафирс  с  великим  отвращением  посмотрел  в   синие  гла-за
брата-близнеца.
     -- Дурак  ты, Скиф, -- сказал он  с  отвращением.  -- Такое государство
погибнет.  Мне жаль тебе отдавать та-кую могучую  державу на  погибель.  Вот
даже твои самые верные... посмотри, как они смотрят!
     Турч,  Угарч, даже  Окоем и  другие  герои отводили взгляды.  Проклятый
Агафирс  прав. В  мире  крови огня и железа могут выжить  только  те, кто не
выпускает оружия из рук.
     Олег ощутил, как все  умолкли,  а головы  начинают поворачиваться в его
сторону. Он  стиснул челюсти так, что  заломило  в висках. Почему он  должен
что-то го-ворить, когда только что встретил сына... и тут же по-терял, когда
самому жить до вечера, почему...
     Он зарычал, все  еще  ждут  ответа,  ждут мудрого  реше-ния, но как  им
объяснить, что он прозревает пути наро-дов, но не отдельных человеков? Народ
понять проще, чем те песчинки, из которых он состоит.
     -- Скиф, -- проговорил он чужим голосом, -- а  по-мнишь, ты  сам, своей
волей, отказался от обета, данно-го Колоксаю? И вернул себе право мести?
     Все застыли, в глазах  полководцев, даже на  лице са-мого Агафирса Олег
увидел облегчение и вспыхнувшую надежду.
     Скиф рассерженно дернул плечом. Лицо исказилось в злой гримасе.
     --  То  -- другое дело!  --  Голос его  прозвучал раздражен-но.  --  Не
понимаешь?..  Мы были  слабыми, мы  были  на  краю гибели. Я  почти не  имел
возможности отомстить... А сейчас я -- победитель!.. Не понимаешь?  Сейчас я
могу  мстить  люто  и страшно, мстить  всем, кому захочу... По-тому я  снова
принимаю на себя обет, данный моему отцу. Мстить, когда силен... это даже не
то что не по-мужски, а вообще... недостойно!
     Олег ничего не понял,  больно  сложно и запутанно, но в толпе,  похоже,
поняли прекрасно. Загудели, кто пони-мающе, кто разочарованно.
     Агафирс сказал грубо:
     -- Жизнь человека стоит мало, но жизнь племени -- бесценна. Отказываясь
от мести,  ты, дурак, губишь все, что  делали  Гелон и  я. Он создал богатую
страну, я -- са-мую лучшую на свете армию!
     Скиф сказал:
     --  Нет. Мой обет -- не мстить. А  полководец  не мо-жет  не наказывать
своих подчиненных. Но я не могу на-казывать -- это будет понято как месть! Я
ведь не знаю,  кто именно подсылал убийц, кто плел интриги, кто  за-думывал,
кто  советовал, кто подсказывал,  кто подавал  идеи... Это может быть любой,
кого я вздумаю наказать... Да я и сам буду подозревать всех, мстить и мстить
до бесконечности! Потому не принимаю тцарский венец. Вообще! Даже Гелонии...
А землями Гелона и бывшими твоими землями будет управлять... будет управлять
совет каких-нибудь старейшин.
     Голос  его был тверд.  Олег  с  полнейшим равнодуши-ем понял, что герой
сдержит слово. Ничто на свете не  заставит  его нарушить клятву. Ни люди, ни
боги. Но в груди рос холодок  и раздвигалась черная бездна. Все его ощущения
оказались  ошибочны, а  видение великой  дер-жавы -- ложны.  Нельзя  создать
великую державу, не об-нажая меч.
     Агафирс выпрямился. Он был красив, во всем обли-ке проступала гордость.
Глаза  заблистали,  словно имен-но это  был его  звездный час, словно именно
сейчас он совершал свое самое великое деяние в жизни.
     Его и без того звучный голос грянул как гром:
     -- Я не могу, чтобы погибла держава.  С тебя,  дурака,  взяли клятву не
мстить  ни мне, ни тем, кто устра-ивал заговоры? Так вот  знайте все: я один
виноват во всем! Я  один посылал по твоему  следу убийц, я один  платил этим
убийцам, я один организовал  этот поход, а  женщины вообще ни при чем, как и
эти дурацкие колдуны... Я, только я смог все это совершить!
     Его рука метнулась к поясу. В ладони блеснула руко-ять  длинного узкого
ножа. Но  он сам не сдвинулся с ме-ста, и дернувшиеся к нему с мечами наголо
Турч и пара его воинов остановились, ждали.
     Агафирс стал  еще  выше, лицо осветилось, а  глаза за-блистали,  как  у
грозного бога.
     -- Только я один виноват!
     Острие  ударило  в левую  сторону  груди.  Кольчуга  звякнула,  Агафирс
перехватил рукоять и другой рукой нажал. Длинное лезвие медленно погрузилось
по самую рукоять. Лицо начало бледнеть, изо рта брызнула струй-ка крови.
     Но глаза горели победой. Он прохрипел:
     --  Ты  запомнил?  Больше  нет  тех, кому  ты  клялся не  мстить.  Всех
остальных... можешь карать... по праву...
     Он  пошатнулся.  Октарас   и  Турч   подхватили  его  с  двух   сторон.
Переглянулись  недружелюбно,  но вместе  опус-тили  на  забрызганные  кровью
каменные плиты.
     Скиф еще смотрел  потрясенно  на  старшего  брата. Полководцы  Скифа  и
Агафирса молча переглянулись. Агафирса надо будет похоронить по-тцарски и  с
воин-скими почестями. Он и смертью своей спасает буду-щую державу!
     Ибо теперь можно карать любого без оглядки на клятву.
     В глазах Турча было мечтательное выражение. Ок-тарас взглянул  коротко,
кивнул.  Похоже, оба  уже пос-ле крады и тризны по  Агафирсу  плечом к плечу
вели войска дальше.  В земли,  где сочная трава коням  по брюхо,  где  ветви
деревьев гнутся пол тяжестью плодов,  где сладкая вода в родниках, а богатые
страны забыли искусство войны...



Глава 45

     Олег  медленно отступил и, держась за их спинами, пошел через площадь в
сторону  крепости.  Навстречу  тройка  воинов торжествующе  гнала,  подгоняя
древ-ками копий, двух избитых окровавленных мужчин в дорогой одежде, что уже
превратилась в лохмотья,  Следом за воинами шел  Россоха,  вздымал  горестно
руки. В пленниках Олег не сразу узнал Беркута и Бо-ровика.
     Крупное  лицо  Беркута  было  в  кровоподтеках, глаз заплыл,  одна рука
бессильно  висела  вдоль  тела.  Боровик был  избит еще горше, от него дурно
пахло.
     Олег спросил горько:
     -- Это все, что осталось от Семерых Тайных?
     Россоха  виновато развел  руками, а Беркут с трудом  расклеил заплывший
глаз, прошептал:
     -- От нас. Но не от твоей мечты.
     А Боровик спросил:
     -- Теперь ты убьешь нас? Или сперва насладишься пытками?
     Это был не вопрос, а утверждение. Олег покачал го-ловой:
     -- Вряд ли.
     -- Почему?  -- удивился Беркут. -- Это неразумно,  а  ты сам все  время
твердил, что надо поступать только ра-зумно и правильно.
     Олег сказал с тоской:
     -- Если бы я знал, как правильно!
     Боровик смотрел  непонимающе. Олег вспомнил его как  добросовестного  и
честного чародея, самолюбиво-го, но всегда скрупулезно соблюдающего правила.
Еще  Боровик всегда  отличался  дивной работоспособностью, умея трудиться по
месяцу без сна и еды.
     За  спиной Боровика  Россоха внезапно побледнел,  гла-за  расширились в
ужасе,  словно  его  посетило  видение грядущих времен. Олег тряхнул его  за
плечо, Россоха  вздрогнул,  глаза  с  непониманием обшаривали  грозное  лицо
человека из Леса.
     --  Найди замену Хакаме и Ковакко, -- сказал Олег настойчиво. -- Семеро
Тайных  должны   работать.   Даже   больше,  чем  работали.  Одного   я  уже
присмотрел... Мес-тный  жрец.  Окоем.  Холоден,  как ящерица,  умеет  видеть
далеко вперед и без магии. Свой  дом ему не жаль, а вот о гелонах печется. А
теперь пусть все люди  станут для него гелонами... Ах нет, помню еще одного!
Он давно в одиночку ищет Истину, как я о нем забыл... Имя его -- Яфет.
     Россоха наморщил лоб:
     -- Яфет... Яфет... Что-то имя знакомое. Олег грустно усмехнулся:
     --  Ты слышал  о  нем,  не сомневайся. Да, подыщи  и  еще  кого-нибудь.
Седьмого. Россоха подпрыгнул.
     -- Седьмого? -- переспросил он с великим изумле-нием. -- Седьмой -- ты!
Прости, я хотел сказать, ты -- первый.
     Беркут  и  Боровик смотрели с  опасливым непонима-нием. Боровик  сделал
движение отступить и затеряться в толпе,  что уже высыпала со всех сторон на
площадь, Беркут остался.
     -- Я...  --  сказал  Олег,  горло  перехватило,  он  сглотнул  и  почти
прошептал, -- я...  выхожу из  Совета! Будем счи-тать,  что вы сумели... Что
победили!  Изгнали. Теперь вся власть у вас, Семерых Тайных.  А я... я пойду
искать...  Искать власть над властью. Чтоб не  силой, а чтобы люди сами... Я
недостоин править миром, ибо... я сам не знаю, где правда, а где нет.
     Боровик проговорил с непониманием:
     -- Ты считаешь, что знаем... или узнаем мы?
     -- Мы не можем, -- ответил Олег устало, -- ринуться скопом в темный лес
на поиски! Кто-то должен  сеять, кто-то  пасти  скот, кто-то править, кто-то
гасить боль-шие войны... Криво,  косо, но -- делать. Потом приду-маем что-то
лучше. Вы сейчас  можете править и чувст-вовать свою нужность, я -- нет. Мне
что-то мешает... Разгадка  совсем близко, стоит только  протянуть  руку,  но
руки заняты.
     На площади раздался  гвалт, разноголосый  шум. От храма  двое деловитых
волхвов,  натужившись и накло-нившись  в  противоположные стороны, несли  за
ручки огромные металлические короба. Люди отпрыгивали, закрывались руками.
     Не говоря ни слова, волхвы поставили короб на зем-лю, опрокинули. Олегу
на  миг  почудилось, что хлынул поток сияющих рубинов,  однако в лицо пахнул
сильней-ший жар.
     Следом за  этими волхвами  подбежали еще двое. Свой короб  опрокинули с
разбегу. Пылающие угли пологой горкой высыпались на камни. Еще  один волхв с
лопатой на длинной ручке начал разравнивать угли в ровный пы-лающий ковер.
     Прибежали  еще и  еще  с коробами. А потом уже не  только волхвы, но  и
простой  народ с веселыми воплями таскал эти  угли. Явился Окоем, руководил,
указывал, покрикивал.
     Со  стороны ворот  на  площадь вышел  Скиф.  С  плеч ниспадал  короткий
красный  плащ, за ним тесной  груп-пой двигались военачальники. Олег признал
среди гелонов  также  Октараса, Панаста,  еще двух полководцев  агафирсов. У
всех были одинаковые лица людей, что уже ведут  огромное  победное войско на
тучные равни-ны южных стран.
     Скиф  сперва с  недоумением окинул взглядом  усыпан-ную горящими углями
середину площади, потом отыс-кал взглядом верховного жреца:
     -- Окоем, ты опять за свое!.. В такой день! Важнее дел нет?
     Окоем ответил с глубоким поклоном:
     --  Народу  нужен  праздник.  А  если  с  праздником по-беды  соединить
испытание на верность твоей невесты, то не будет ли это праздник вдвойне?
     -- Мне не нужны  доказательства! -- рыкнул Скиф. -- Особенно теперь! Мы
победили.
     --  Нужны, --  возразил Окоем.  --  Не  криви  душой,  ты хотел  бы  их
получить...  И если  Ляна пройдет по этим углям, она станет любимицей  всего
народа Гелонии!.. Возможно, даже не Гелонии, как и не Агафирсии, а... ладно,
это потом. Решайся, Скиф! Говори. Говори же! Ты  -- верховный правитель этих
земель.
     Скиф набычился, несколько мгновений  колебался. Олегу  почудилось,  что
сейчас  Скиф откажется,  но Скиф, уже  не просто Скиф, а правитель Гелонии и
Агафирсии, процедил тяжело:
     -- Хорошо. Но это твоя работа. Давай... распоряжайся.
     Жрец поклонился очень низко, пряча торжество в глубине глаз.
     А распрямился со словами:
     --  Сограждане Гелонии!..  Наша славная  победа  совпа-ла  и  с  другим
радостным  событием.  В  наш  град прибыла  благородная  и непорочная  Ляна,
невеста  героя Скифа, брата Гелона. И вот сейчас, дабы опровергнуть  слухи о
ее  якобы  недостойном  поведении,  когда  она  жила одна  в  далеком  граде
распутного  Зандарна,  она  пройдет  босой по  этим  углям!.. Ее  чистота  и
невинность будут ей лучшей защитой. И  мы  все убедимся, что слова Зандарна,
что он  якобы  ночами  ходил к Ляне и спал  с нею, а затем  они развлекались
вместе с его придворными, -- ложь!
     Народ радостно  завопил.  В  воздух  полетели колпа-ки, рукавицы.  Олег
видел, как Ляна,  что проталкива-лась  к Скифу, растерянно  остановилась. Ее
большие чистые глаза широко распахнулись в недоумении.
     Перед  ней  расступились, Скиф  раскинул руки для объятия. Ляна подошла
очень осторожно, прильнула на краткий миг, отстранилась, это выглядело очень
цело-мудренно, народ в восторге заревел еще громче.
     Ляна спросила пораженно:
     -- Что это, милый? Скиф сказал торопливо:
     --  Жрец  уверяет, что  это нужно  для  энтузиазма.  Для  праздника. Он
поклялся, что  с тобой ничего не  случится!..  Я  сказал ему,  что  если  ты
обожжешь хотя бы пальчик...
     -- Скиф!
     -- ...то  я срублю ему голову, --  договорил Скиф еще торопливее. -- Но
сперва  с живого сдеру кожу, спину натру  солью, а потом посажу на кол прямо
на городской площади!
     -- Скиф, -- повторила она пораженно, -- ты... но за-чем? Ты что, мне не
веришь?
     Он сказал так  же торопливо, побагровел,  глаза все время опускал, не в
силах смотреть в ее ясные непо-нимающие глаза:
     --  Ляна,  дело  не во  мне!.. Я конечно же верю. Но я теперь правитель
большой   страны.   И   должен   поступать  как   правитель.  Народу   нужны
доказательства, что ты -- невинна. Тогда народ лучше работает и защищает эти
земли. А развратным правителям он служит только по принуждению. Она ахнула:
     --  Развратным? Скиф, как ты можешь... Да  если бы ты знал, как я ждала
этого дня,  этого часа!.. Я не то  что  не смотрела на других мужчин, у меня
даже мысли та-кой... не... не мелькнуло!.. Я  только о тебе думала,  толь-ко
тебя  видела, только тебя ждала!.. Что чужие руки не касались моего тела  --
это пустяк, я даже в мыслях чис-та, только твоя!..
     Он взглянул поверх ее головы, растянул губы в при-нужденной улыбке:
     -- Да-да... Но народ ждет. Не будем лишать его зре-лища.
     Она  неверяще смотрела  на  его сильные руки,  что все-гда хватали ее в
объятия и прижимали к груди, а сейчас отодвигают, не дают снова прижаться.
     -- Скиф,  -- прошептала  она потрясение, -- но... мо-жет быть,  и ты...
мне не веришь?
     Он  мотнул головой, что,  мол,  какая дурь, конечно же он  ей  верит во
всем,  но  что-то в его глазах потрясло ее так, что она побледнела, закусила
губу.
     Вся середина площади была  усыпана  толстым  слоем  горящих углей. Олег
насторожился,  угли  показались  странными.  Присмотрелся,  сердце  тревожно
екнулр. Среди горящих  углей множество комков расплавленно-го металла. А вот
это  уже  серьезно, ни один из ходящих  по углям  не пройдет по раскаленному
металлу  Даже если наступит на каплю, та сразу приклеится к подошве, выжжет,
а здесь не капли металла, всюду эти раскален-ные комья... С какой бы стороны
Ляна ни пошла, ей идти через россыпь углей два десятка шагов.
     Он стряхнул оцепенение, сердце стонало от  боли, пе-ред глазами все еще
бледное лицо сына.
     -- Ляна!
     Она  не услышала, он начал  проталкиваться в  ее сто-рону. Грудь  сжало
внезапным предчувствием большой беды.
     -- Ляна!
     Все видели,  как она бестрепетно  ступила босыми  ступнями  на  горячие
угли. В народе ахнули, люди в пе-редних рядах приседали, глаза не отрывались
от  шипя-щих трескающихся  раскаленных углей. Под ее весом  они  лишь слегка
проседали  да  разгорались  ярче,  становясь  похожими  на  крупные  рубины,
слышался легкий хруст.
     Олег запнулся, уже поздно, а боль за сына странно переплеталась с новой
болью, что эта чистая душа  сей-час  сгорит, Скиф допустил серьезную ошибку,
что-то здесь не так, только с виду все верно...
     -- Скиф, -- сказал он горько. -- Ты... глух и безжалостен.
     Скиф, не отрывая глаз от Ляны, раздраженно отпих-нулся:
     -- Не мешай!
     -- Да, -- прошептал Олег, -- ты пойдешь далеко... правитель.
     Ляна  шла  легко,  красиво, грациозно, легкая,  как воз-душное облачко.
Багровые угли при ее  приближении на-чинали  светиться  ярче, а когда  босые
ступни  касались их,  вспыхивали,  как маленькие солнца. Но и  потом го-рели
ярко и празднично, гордые и счастливые, что ее нога коснулась именно их.
     Скиф уже  видел по восторженным лицам, что народ смотрит на Ляну как на
молодую богиню,  что  станет символом их новой страны, еще более красивой  и
мо-гучей. К ней можно протягивать детей и выпрашивать благословение...
     Под ее ступнями угли  вспыхивали оранжевым огнем,  выстреливали острыми
жалящими язычками огня. В  тол-пе  вскрикивали от жалости и боли, словно это
их пек-ло, сжигало огнем, в котором горит и плавится железо.
     Ляна   двигалась   легко,  подол   ее  короткого  платья  при-поднимало
восходящим   жаром,   и   она   придерживала  его   движением,   исполненным
божественного и целомудрен-ного испуга.
     Она дошла  до  середины  площади, на  миг  даже  оста-новилась,  словно
колебалась, куда  идти, но тряхнула го-ловой, вскинула голову и, улыбнувшись
небу, пошла так же легко и без усилий дальше.
     Когда она была уже в двух шагах от края. Скиф обо-гнул раскаленный круг
и ждал на  той стороне, распах-нув руки. Едва Ляна  сделала последний шаг  и
ступила с раскаленных углей на  камни,  вся толпа взревела как один человек.
Крик был настолько могучим, ликую-щим,  что  в  подземных норах проснулись и
завороча-лись звери, а в дальнем лесу с деревьев слетели испу-ганные птицы.
     Скиф вскричал могучим, как рев урагана, голосом:
     -- Ну, усомнится ли кто, что моя невеста чиста и не-винна?
     Он  поймал  взглядом  Окоема, тот  поклонился,  но  смолчал.  Можно  не
смотреть на ступни Ляны, и  так вид-но, что ее белоснежной кожи не коснулась
даже копоть.
     Скиф  раскинул руки, Ляна отступила на шажок. Лицо  ее светилось дивным
внутренним светом, она прямо взглянула ему в глаза:
     -- У меня есть одно желание...
     Он вскрикнул горячо:
     -- Я выполню любое твое желание!
     Народ ликующими воплями поддержал  слова свое-го правителя. Теперь  уже
признанного правителем и душой, и сердцами. На Ляну смотрели с обожанием.
     Так же прямо ему в глаза, она покачала головой:
     -- Нет, меня всегда защищала и берегла Рожденная на Острове. Думаю, она
услышит меня снова.
     Скиф ощутил  укол в сердце, но жар и страсть мутили разум, никогда Ляна
не была