ло,  пораженные
такой жестокостью. Фарамунд чувствовал обжигающий гнев, из-за  мерзавца весь
лагерь  мог  быть  атакован, но, чтобы прозвучало как можно ужаснее,  сказал
хладнокровно:
     - Каким застал, таким оставил.
     И - продолжил обход.

     Легат  Архипий, старый и  опытный  военачальник, сумел углядеть  слабое
место в обороне лагеря этого разбойника, который, по слухам, уже начал брать
города  и захватывать бурги. Но хотя  ему удалось  взять под свою власть уже
три крепости...  странно, что не разграбил!..  все  же воевать  правильно не
умеет. Уязвимое место  не заметно даже отцам города, а когда он попытался их
убедить сделать  вылазку и разбить разбойника  самим, ему  горячо  возразили
самые знатные горожане.
     На уговоры ушло три дня.  Он умел убеждать, и на четвертые сутки, перед
самим  рассветом, еще  под  покровом темноты,  он вывел  отборный отряд.  По
спящему лагерю Фарамунда ударили быстро, точно и жестоко.
     Там поднялась паника, крик, вспыхнули костры. От них загорелись палатки
и повозки.  Легионеры  ринулись  на  разбойников, те  с  паническими криками
бросились врассыпную.  Легат поспешил  ударить  в  спину бегущим. На  помощь
вышло  основное войско. Лагерь был  захвачен полностью,  войско из ополчения
горожан преследовало бегущих, избивая отставших.
     Сами  горожане тоже ринулись в  брошенный лагерь.  Начался  безудержный
грабеж, когда  осмелевший  булочник остервенело спорил  с  легионером  из-за
добычи.
     Именно в  этот момент  Фарамунд выпустил затаившиеся  в засаде основные
войска. Город был  захвачен настолько быстро, что  когда,  уже  на рассвете,
легионеры  вернулись, измученные  погоней, но  счастливые,  они  уперлись  в
запертые ворота.  Со стен  издевательски  приветствовали  лучники.  Когда же
легат огляделся по  сторонам,  из леса нестройными рядами вышли копейщики, а
за их спинами пращники уже раскручивали над головами свои ремни.
     - Вперед! - закричал легат страшным голосом. - Умрем, но...
     Тяжелый камень, брошенный со страшной силой, ударил прямо в раскрытый в
крике рот. Зубы, как мелкие льдинки, посыпались в глотку. Легат запрокинулся
навзничь. Последнее, что  он  увидел, было небо,  внезапно  потемневшее  под
странной тучей, что надвинулась от стен крепости.
     Половина   легионеров  полегла  под  стрелами,  от  которых  не  успели
защититься,  и под  ударами  тяжелых камней  пращников.  Остальные,  слишком
измученные  долгим  преследованием, бросали  оружие  и  садились  на  землю,
отупевшие и равнодушные к тому, что их ждет.

     На широком помосте согнанные копьями плотники спешно возвели виселицу с
длинной перекладиной. Туда  под  охраной гнали цепочку  тех, кого, по мнению
Фарамунда, надо  казнить. Остальных  знатных горожан собрали на площади. Они
дрожали, пугливо поглядывали на лес копий в руках окруживших их варваров.
     Фарамунд выехал на коне, крикнул зычно:
     -  Отныне этот город мой! Вы свободные люди, у  вас есть выбор: принять
мою  защиту  или...  умереть.  Кто решится принести  коммендацию,  тот пусть
сделает это сейчас и... громко! Кто не желает, тому трудиться еще меньше: за
него все сделают другие.
     Он небрежно кивнул  в сторону виселицы. По толпе  прокатился испуганный
ропот. Всей толпой они двинулись вперед,  заговорили разом. Фарамунд вскинул
руку:
     - Стоп!.. По одному. Давай ты, толстый! Кто ты будешь?
     Краем  глаза он  наблюдал за  коренастым  всадником, что  въехал  через
распахнутые врата. Стражи  скрестили перед ним копья, но тут же  отступили в
стороны.  Когда  всадник выехал из-под арки, и солнечный  свет  упал  на его
лицо, сердце  Фарамунда подпрыгнуло  и  затрепыхалось, словно  вместе  с ним
пробежало десяток миль.
     - Громыхало, - сказал он торопливо. - Прими их коммендации сам!
     - Но, хозяин, как можно...
     - Теперь все можно.
     Он повернул  коня и, расталкивая  людей, направился  навстречу Тревору.
Тот  издали  помахал  рукой, широкая улыбка  осветила  суровое лицо  старого
воина.
     - Добрые вести! - крикнул он издали. - Добрые!
     - Лютеция? - вскрикнул Фарамунд.
     Кони сблизились, Тревор одобрительно хлопнул Фарамунда по плечу:
     - А ты  хорош, хорош.  Третий  город  взял! Надо  же... Да, я в тебе не
ошибся. Всегда  говорил,  это  орел,  только  его  слишком сильно по  голове
стукнули. А так и  конь  у тебя, и  сам  ты как конь:  вон  какой здоровый и
блестящий!
     - Как Лютеция? - вырвалось у Фарамунда. - Что с нею? Как выглядит? Свен
ее не притесняет?
     Тревор огляделся по сторонам:
     - Дорога была длинная. Столько пыли пришлось наглотаться...
     Фарамунд приподнялся в стременах, крикнул:
     - Рикигур, Фюстель! Пошлите слуг в главный зал!.. Где он  тут у них?  У
меня гость.
     Тревор пробасил одобрительно:
     - Ты  быстро осваиваешься. Что значит, хозяин!.. А ты не был правителем
какого-нибудь городка? Ну, до того, как по голове...
     Они оставили  коней  у  входа  в  бург.  Двери  каменного  здания  были
распахнуты настежь. Перепуганные слуги суетливо замывали кровь, разбрасывали
по полу свежее сено и солому.
     - Трупы уже убрали? - спросил Тревор. - Быстро все у тебя.
     -  Да их почти  и не было, - отмахнулся Фарамунд. - Все получилось  так
быстро, что сам удивляюсь. Все такие сонные! Прямо мухи на морозе...
     Слуги побежали впереди, в большом  зале стол быстро  накрыли скатертью,
поставили  кувшины  с  вином,  принесли  мясо,  сыр  и  хлеб.  Тревор  сразу
присосался к  кувшину,  вино  полилось на  грудь.  Фарамунд в нетерпении  то
садился, то вставал.  Дно кувшина  в  руках Тревора задиралось  все выше. Он
сопел,  вино  широкой  струей  лилось в  широко  распахнутый  рот,  Фарамунд
застонал от нетерпения.
     Красные струйки бежали  по  усам,  рубашка  на  груди  стала  мокрая  и
красная, словно под ней открылась старая рана. Наконец Тревор опустил кувшин
на середину стола, тяжело отдувался:
     - Фу... Совсем старый стал! Раньше я бы так бочонок... Нет, старость не
радость...
     - Лютеция, - напомнил Фарамунд тоскующе. - Что с нею?
     Тревор огляделся. На широком блюде громоздились широкие ломти холодного
мяса, три  головки сыра, свежеиспеченные  караваи  хлеба. Слуги  поймали его
взгляд, разбежались.
     Тревор кивнул довольно:
     - Понимают... Ага, так о чем ты?
     - Лютеция... - напомнил Фарамунд. - Лютеция!
     Тревор хлопнул себя по лбу, взревел:
     -  Ах да!  Хорошая новость... ну,  как  мне  кажется. Лютеция  согласна
переехать в бург Лаурса. Ну, который теперь твой.
     Дыхание перехватило в груди Фарамунда так внезапно, что он ощутил боль,
будто  с  размаха ударили в  живот.  По телу пробежала болезненная дрожь.  В
глазах  защипало,  он  со страхом понял, что готов разрыдаться от внезапного
чувства облегчения.
     Он вскочил,  суетливый, как  раб перед грозным хозяином.  Тревор хватал
головки сыра, разламывал, совал в пасть, но глаза следили за молодым вожаком
с сочувствием.
     - Это не бург Лаурса, - вырвалось у Фарамунда. - Это теперь ее бург!
     - Я ей так и говорил, - кивнул Тревор.
     - И что же?
     - Ну, ты же знаешь  Лютецию... Она сроду чужого не возьмет. Скорее, все
свое отдаст.
     - Но ты ж ее уговорил?
     - Да, но...
     - Что?
     - Просто уговорил, вот и все. Бург лучше, чище. Мол, все равно, говорю,
это временно. А там,  когда все наладится, постараемся отыскать  ее  римскую
родню.
     Сердце Фарамунда сжалось. Тревор разрывал мясо,  ел уже неспешно, глаза
из-под набрякших век поглядывали сонно, но с сочувствием.
     -  Но, как  я слышал, - проговорил  Фарамунд тревожно,  - от ее римской
родни никаких вестей...
     Тревор кивнул:
     - Да не трясись. И не заглядывай так далеко! День прошел, мы целы, и то
ладно. Она согласилась переехать - это уже много! А там поглядим.
     - Ну,  так чего же, -  сказал Фарамунд растерянно. - Так  ты давай,  не
сиди... Поедем ее забирать?
     Тревор  сделал   повелительное  движение   дланью,   Фарамунд  послушно
опустился  на  лавку, однако  ноги  сами подогнулись  так,  что в  любой миг
подбросят до потолка.
     - Она  согласилась,  - пропыхтел Тревор. Рот был забит сыром и  хлебом,
щеки раздулись, как у хомяка в августе. - Но поставила условие...
     - Любое, - выпалил Фарамунд. - Любое!.. А какое?
     - Твои разбойники в бурге.
     - Понятно. Повесить?
     -  Зачем же... Каждый хорош  на своем месте. Просто надо их заменить ее
людьми. Ну, которых она знает, которые не надерзят... Ты ж пойми, каково  ей
пользоваться милостью разбойника... пусть и бывшего!
     Он говорил рассудительно, надолго замолкая, когда припадал к кувшину, и
Фарамунд готов  был шарахнуть кулаком по донышку, Понятно, им хочется, чтобы
и  его духом там не пахло. Не было напоминаний, что  они пользуются даром от
того, кого считали простолюдином, а затем - разбойником.
     - Все сделаю, - сказал он торопливо. - Все!
     - Все надо так, - рассуждал Тревор,  -  дабы  не  было  урону  чести...
Понятно,  жизнь  с  нашей  честью  не  считается,  иной  раз  такое   делать
заставляет...  но другой  раз лучше помереть, чем  переступить  через закон,
данный богами, верно?

     Фарамунд сказал умоляюще:
     - Ты  же  умный, ты же  знаешь  Лютецию! Давай  сделаем так,  чтобы  ни
пылинкой ее не  задеть!  Я лучше умру, лучше всю кровь отдам по  капле,  чем
даже в мыслях своих дерзновенных хоть малейший урон ей нанесу!
     Тревор снова  надолго  припал к кувшину, две тонкие струйки побежали по
широкому  подбородку - воздаяние богам, отлепился с явной  неохотой, но надо
же и дыхание перевести, бухнул, как припечатал:
     - Добро! Заручившись  твоим согласием, я  сегодня  же выезжаю  обратно.
Хотелось бы погостить, поглядеть, что ты заграбастал... умелый из тебя воин,
как погляжу, но хочу свою дорогую племянницу в безопасности устроить!
     Фарамунд оглянулся, гаркнул одному из слуг:
     - Эй, как  тебя?.. Беги вниз, пусть выберут двух  лучших коней.  Одного
под седлом, другого - заводным.
     Тревор выглядел польщенным, но для приличия пробурчал:
     - У  меня  конь  вообще-то добрый.  Только  покормить да  чистой воды с
ведерко...
     - Может быть, - спросил Фарамунд с беспокойством, - дать в провожатые с
десяток воинов?
     Тревор оскорбился:
     - Я похож на слепца с палочкой?
     - Времена неспокойные...
     - Где прошли твои люди, - сказал Тревор, - там надолго успокаивается.
     Фарамунд не понял, похвала или оскорбление, но в мыслях только Лютеция,
как наяву видел ее точеный профиль, чистое одухотворенное лицо.
     - Когда вернешься?
     Тревор задумался, подвигал морщинами на лбу.
     - Как только, - сказал он,  - так сразу. Мы с Редьярдом поскачем споро,
только бы во владениях  ее отца отыскались свободные люди... Нет, лучших  он
не  отдаст,  придется  набирать  из  деревень.  Тут  уж  ничего  не  скажет,
скривится,  но  отпустит. Я думаю,  довольно  будет привести десятка два!  А
остальных  по мере  надобности можно  набрать  из  окрестных деревень.  Даже
хорошо, если корни дворцовой  челяди будут в  окрестных селах. Все новости и
слухи узнаем вовремя...
     Он  рассуждал   степенно,  основательно,  правильно,  а  Фарамунд  едва
удерживался от дикого  желания схватить его за шиворот и поскорее усадить на
коня,  чтобы поскорее за Лютецией, чтобы привез  людей,  устроил,  вычистил,
разложил ковры и зажег светильники, чтобы она поскорее ступила божественными
ножками в его вымытый и выскобленный город...

Глава 14

     Тревор отбыл, наконец. Фарамунд велел дать ему самых быстрых коней, а в
провожатые навязал двух своих людей, тайно велев не задерживаться, пока этот
старый выпивоха не достигнет крепости Свена.
     Сам же от сжигающего нетерпения с раннего  утра вывел войска за стены в
поле, бросил  дальше, на юг, пока не достиг высоких стен довольно богатого с
виду  города. Раздражало, что не  имеет карты, все  еще не знает,  что лежит
впереди, полагаясь только на высланные вперед отряды легких конников. И хотя
так жили  и воевали  все вожди франков, он чувствовал, что  так неправильно,
что  хорошо  бы,  подобно  римлянину,  иметь  карту с  расположением  дорог,
городов, гарнизонов и даже местности.
     За  неделю неспешного продвижения  попадались мелкие римские города,  в
равной степени  заброшенные и запущенные... Почти все уже были приспособлены
под  крепости-бурги,  но  один  такой  бывший  римский  гарнизон  на  глазах
заинтересованного Фарамунда спешно оборудовался под резиденцию епископа. Так
именовались вожаки из рядов служителей новой веры.
     Теперь он  сам  видел, что  небольшое население  этих городов  мало чем
отличалось от  сельского.  Городские  пустоши и площади  использовались  под
пастбища и пашни. Торговля и ремесла рассчитаны на самих горожан, на деревни
уже не хватает...

     Против  обыкновения, он  ехал,  погруженный в сладкие  думы... даже  не
думы, а  скорее - мечтания, грезы, ехал  не во  главе войска.  Когда впереди
показались стены города, перед  ним уже расположился лагерь его головорезов.
Город упирался с двух сторон в топкое болото, что помогало защитникам, но, с
другой стороны, облегчало осаду.
     Фарамунд едва успел окинуть город взглядом, как к нему на горячем  коне
прискакал Вехульд.
     -  Хозяин! - крикнул он  взволнованно. - Там  машут белым! Кричат,  что
шлют для переговоров. Откажемся?
     - Пусть идет, - велел Фарамунд. - Всегда надо знать, что они хотят.
     - Но они увидят, что у нас нет еды вовсе!
     - Эх... Как же они узнали?.. Ладно. Они увидят, что прибыл я, а это все
меняет. Срочно пришли ко мне Громыхало!
     Вестник  явился  молодой  и   щеголеватый,  однако  Фарамунд  видел  за
внешностью разодетого красавца острый ум и настороженность.
     Фарамунд сидел на колоде возле походного шатра, яркое солнце блестело в
его черных,  как  вороново крыло, волосах, а коричневые глаза, потеряв блеск
покрытого воском дерева, стали теплыми, как у жеребенка.
     Вестник переступил с ноги на  ногу. Фарамунд видел, что его раздражает,
что  не пригласили  в  палатку,  даже  не предложили  сесть,  что  значит  -
разговоры разбойник вести не намерен, скажет пару слов и отправит обратно.
     Фарамунд сказал:
     - Вы собираетесь обсуждать условия сдачи?
     Вестник удивился:
     - Это вы  должны бы сдаться. Мы-то знаем, что  у вас еда уже кончилась.
Но, чтобы не позорить вас окончательно, мы готовы уплатить вам дань... чисто
символическую, конечно, чтобы вы могли уйти вроде бы с победой.
     Фарамунд засмеялся:
     - Зря надеетесь, что голод заставит нас уйти!
     - Разве не так?
     По лагерю бродили воины,  в  сторонке  проволокли связанного  пленника,
тучного  человека.  Двое  угрюмого  вида  людей  принесли  колоду.  Пленника
повалили, прижали. Он дико завизжал. Огромный  мускулистый  человек взмахнул
топором. Послышался тяжелый удар.  Крик оборвался. Огромный человек деловито
рубил  человеческое  тело   на   куски,  вокруг  стояли  воины,  выхватывали
окровавленные куски и быстро уносили к кострам.
     Лицо   вестника   медленно  заливала   смертельная  бледность.  Донесся
возмущенный крик, что  снова  ему  досталась голова, а какое там мясо,  одни
уши, на что другой  голос издевательски посоветовал идти  в мудрецы, так как
жрать мозги - это ж каким мудрым можно стать? Воины  ржали, пошли шуточки: а
если мозги дурака, а если труса,  под этот жестокий смех окровавленные куски
разобрали начисто.
     Палач разогнулся,  воткнул  топор  в красную  колоду. Передник  его был
залит кровью. Он деловито осматривался, а когда мимо проходил  молодой воин,
сказал ему достаточно громко, что услышали и Фарамунд с посланцем:
     - Мясо  заканчивается.  Возьми людей и приведи еще с  десяток  этого...
ха-ха!.. скота из местных. Люди должны быть накормлены.
     Посланец  стоял бледный,  потом вздрогнул, по  горлу  прошла  судорога.
Фарамунд слегка  отодвинул  колени, если вытошнит, то чтоб не  забрызгал, но
тот совладал с собой, проговорил осевшим голосом:
     - Я... доложу о ваших... условиях.
     -  Доложи, - безмятежно согласился Фарамунд. Его  глаза были устремлены
на  шатер,  куда  отнесли  влажную, еще  трепыхающуюся  печень.  Он  не стал
говорить, что не предъявил на этот раз никаких условий. - Счастливой дороги!
     Он повернулся и ушел в шатер.

     Устрашенный  город  сдался на следующий день. Фарамунд  расставил всюду
своих  людей,  а сам во главе  все растущего войска  двинулся на  юг. Жадное
нетерпение сжигало изнутри, он десятками слал гонцов в свою первую крепость,
которую  все  еще  называли  лаурсовой, и к  Свену, где с  ними разговаривал
Тревор.
     В бурге  ждали  Лютецию,  из  крепости  Свена  тоже прискакал  гонец  с
вестями, что вот-вот, что уже,  что начались сборы, что госпожа почти готова
выехать...
     Впереди  по  низинам  клубился  туман.  Туда  спешно  мчались всадники,
проверяли:  нет  ли  засады,  небо  затянуто  белесой   мглой,  мир  кажется
бесконечным, где болота и леса сменяются как дни и ночи.
     Он  ехал во главе передового отряда, когда  впереди  заклубилась  пыль,
передние  всадники тут же пришпорили коней и унеслись, пригнувшись к конским
гривам.
     Громыхало озабочено посмотрел вслед.
     - Не чье-то войско?
     - Пыли мало, - заметил Фарамунд.
     - Такой же отряд, как и у нас?
     -  Вряд ли. Все привыкли двигаться со скоростью своих  обозов. О  таких
узнали бы за месяц...
     От большого пыльного облака отделилось  малое,  понеслось в их сторону.
Вскоре из него вычленились двое верхами, снова неслись  наперегонки, загоняя
лошадей.  Передний еще  издали  привстал  на стременах,  заорал,  размахивая
обеими руками:
     - Караван!.. Богатый караван!.. Жирный!
     Вокруг  возбужденно заговорили,  радостно толкали один другого  в бока.
Громыхало  облизнулся,  потер  руки. Фарамунд  ощутил радостное возбуждение.
Торговля  в этих землях, понятно, идет в  пределах города  и ближайших  сел.
Даже города  с  городами не торгуют.  Зачем?  В каждом  делают  для себя все
необходимое.  А  караваны  с  товарами -  это  реликты  империи,  ее  ровных
удивительных  дорог,  это  разделение ремесел, когда на  одном конце империи
могли делать самые  лучшие в  мире  мечи,  а на другом - женские  серьги, но
благодаря  этим  торговцам,  дорогам  и...   безопасности,  мечи  и   серьги
равномерно распределялись по всей необъятной империи...
     - Не  останавливаться! - велел  он. - Ишь, пасти  распахнули... Со мной
поедут только Громыхало и Вехульд.
     Унгардлик спросил растерянно:
     - Вождь... мы что же, даже не пограбим?
     Фарамунд  свирепо  взглянул в его сторону.  Там  сразу  настала мертвая
тишина. Громыхало тронул коня,  Вехульд пустил следом, и  жеребец  Фарамунда
галопом пошел вперед.
     Далеко на дороге двигались  тяжело  нагруженные  повозки. Около десятка
всадников  ехали  впереди,  трое замыкали,  еще  по два  держались по  бокам
каравана.   Когда  Фарамунд   приблизился,  караван   обречено  остановился.
Немолодой человек в поношенной  одежде пустил  коня  навстречу. На его  лице
Фарамунд увидел тщательно  упрятанное  отчаяние.  С  двумя десятками человек
немыслимо сопротивляться надвигающемуся войску.
     Фарамунд  вскинул  руку  в  приветствии.  Одно  дело  нагнуть  сильного
противника, другое - глумиться над слабым, выказывая свою мощь.
     - Кто ты? Откуда караван?
     Человек  низко  поклонился, лицо уткнулось  в конскую  гриву. Когда  он
поднял голову, в глазах были страх и безумная надежда.
     - Меня зовут Исаак, доблестный  воин. Иду из Багдада. Я купец, это  мой
караван...
     - Рискованно забираться в наши земли, - заметил Фарамунд.
     - Знаю, -  ответил купец. - Меня предостерегали!.. Но что делать, я был
разорен. Мне  оставалось  только  броситься в  море и утонуть.  Я  пошел  на
безумный шаг: занял у ростовщиков денег,