нул Таргитай. Мечтательный взор погас. Он  с  великой
неохотой спрятал дудочку.
     -- Дурень, напиться, а не мыться.
     Таргитай,  обливаясь  потом,  потащился  вниз.  Одно  утешение,   что
наиграется  всласть,  пока  спустится  до  самого  низа.  Как  раз  начали
складываться слова  в  новую  песню,  непохожую  на  прежние.  А  внизу  в
подземелье, где бьет ледяной ключик, прохладно и знакомо, словно  вернулся
в родной Лес...

     Мрак проводил  Таргитая  подгоняющим  взглядом:  ползет  как  больная
черепаха с перебитыми лапами! Если бы мог взглядом  дать  пинка  --  певец
катился бы кубарем до самого подвала.
     -- Хоть один при деле. Мы что, мы -- маги,  можно  и  дурью  маяться.
Почтенный Гольш, не обессудь за смелость, мы ведь  простые  и  даже  очень
простые, но ты в благородной рассеянности не замечаешь мелкой  мерзости  с
крылышками -- откуда в таких жарких Песках? -- но меня комары заели. Это ж
не комары, а прямо верблюды с крыльями. Сообразил бы заклятие,  дабы  враз
под корень? Можно под крылья.
     Гольш сидел насупленный, злой. Кустистые брови торчали как  частокол,
глаза недобро сверкали.
     -- Нет таких заклятий!
     -- Неужто доселе никто не  придумал?  Тогда  сочини  сам.  Или  давай
разведем пауков.
     Губы Гольша слились в прямую линию, голос был неприязненным:
     -- Не стать тебе магом.
     Олег встревожено поворачивался то к Гольшу,  то  к  Мраку,  не  желал
ссоры, но и вмешиваться боязно между такими грозными противниками, а  Мрак
беспечно заявил:
     -- Все, утоплюсь с горя! Я уж размечтался, что горами буду трясти как
Таргитай веником. Ну, буду трясти, а что толку?.. Олег тоже тряс. Сильного
на свете  много,  умного  тоже  много,  доброго  --  мало.  Олег,  помнишь
сильномогучего Святогора? Или великана Горыню?  Вот  уж  оба  уродились  и
сильными, и даже мудрыми.
     Олег понурил голову:
     -- Мрак, они ж не маги! А нам позарез надо стать магами, ежели опосля
хотим  спокойно  жить-поживать  да  добра  наживать.  Пока  в  мире  такое
творится, разве совесть не загложет?.. А магам подвластно  исправить  мир.
Им все подвластно. Ведь все, мудрый?
     Багровые угли бросали пляшущий пурпурный  свет  на  лицо  Гольша.  Он
взглядом менял цвет пламени, вздымал  щелкающие  искры.  Сухие  старческие
руки бессильно свисали с коленей.
     -- Все, -- подтвердил он отстраненно. -- А что не подвластно, то  нам
и не надо.
     Олег спросил быстро:
     -- Неподвластно?
     Гольш поморщился:
     -- Одна вещь на всем белом свете. Но она не по силам даже богам. Даже
самому богу богов -- Роду. Она вовсе не из нашего мира.
     Мрак встрепенулся, Олег вовсе вытаращил глаза:
     -- Такое возможно? Что это?
     -- Яйцо.
     -- Просто яйцо?
     -- Второе Яйцо. Из первого когда-то возникли  небо  и  звезды,  боги,
люди, звери... Весь мир. А это Яйцо... гм... словом, такое же.
     Мрак с недоумением повертел головой:
     -- Зачем?
     Гольш неотрывно глядел в жарко пылающий огонь, но плечами передернул,
словно повеяло холодом.
     -- Даже богам неведомо. Наверное, скоро вспыхнет новый свет.
     -- А наш?
     Пламя начало прижиматься к раскаленным углям. Гольш  подбросил  сухую
ветку, сказал все тем же отстраненным голосом:
     -- Яйцо спрятано в самом  глухом  месте  на  всем  белом  свете.  Там
дремучий Лес, полный колдовства. Стерегут невиданные чудовища, а  крылатые
звери из-под облаков ревниво просматривают каждую тропинку... Да там и нет
тропинок. К тому же Яйцо скрыто у людей, страшных в своей мощи.  Никто  не
знает ее пределов. Даже эти люди не знают! Яйцо под надежной защитой.
     Мрак не слушал, осторожно сдирал корочку с  раны.  Показалась  нежная
розовая кожа.
     -- Нам нет дела до яиц, кто бы их ни снес. Злую  магию  бы  порушить.
Срубить, как сорную траву! А там можно и помереть. Не для жизни  вышли  из
Леса -- для смерти...
     Гольш ушел молча. Невры провожали  сгорбленную  фигуру  уважительными
взглядами: старый маг  истязал  себя  работой.  До  утра  из  его  комнаты
слышались  хлопки  круглых  молний,  шипение,  лязг,  звон,  из-под  двери
выползал зеленый дым, каменные  плиты  либо  крошило,  либо  превращало  в
золотые.
     -- Я видел внизу подле башни косулю, -- вспомнил  Олег.  --  Хромала,
как Таргитай.
     -- Ну и что?
     -- Мне показалось, у нее перебита берцовая кость. Или разгрызена.
     Он уже неделю подолгу рассматривал с крыши  незнакомое  небо.  Звезды
втрое крупнее, ярче, их целые рои. Небо черное, как деготь, без  привычной
пронзительной синевы Севера.  Иногда  сзади  над  ухом  слышалось  тяжелое
дыхание. Таргитай простудился, шмыгал носом, путался в  соплях,  иной  раз
лихо со всего размаха бил их о каменные  плиты,  но  чаще  просто  выдувал
через край башни, поочередно зажимая ноздри большими пальцами.
     Могучий Мрак быстро очищался от  жуткой  коросты.  Все  еще  чудно  и
непривычно  было  видеть  его  безволосым,  но  черная  шерсть  на  глазах
пробилась сквозь струпья на широкой, как дверь, груди. На  обгорелом  лице
наметились широкие брови.
     Комната Гольша была на самом верху, поближе  к  звездам,  невры  жили
поверхом ниже.  Еще  в  башне  имелись  чуланы,  глубокие  ниши,  потайные
каморки, три зала  --  Мрак  излазил  всюду,  перетрогал  все,  что  можно
потрогать, изучил запоры, засовы, ставни. В залах на стенах  висели  мечи,
булавы, оскепы, оскорды, клевцы, кинжалы и щиты всех размеров и форм. Мрак
сперва удивлялся: зачем такое магу, да еще старому? Правда, все под  таким
слоем пыли, что могло уцелеть с той поры, когда Гольш не был ни старым, ни
магом.
     Гольш с полудня и до глубокой ночи сновал вокруг котлов с варевом,  в
камине выплавлял чудные металлы, заманивал в башню и ловил летучих  мышей.
Невры, будучи гостями, пробовали помогать -- без  дела  сидеть  умел  лишь
Таргитай, зато еще как умел, но слуг у Гольша хватало, к тому  же  старому
пню кроме своей магии  почти  ничего  не  требовалось.  Да  и  магией,  по
понятиям невров, не занимался. Докапывался до чего-то, терзался, ярился  и
бил посуду. Мрак предположил, что старик пытается  овладеть  теми  силами,
где уже кончилась магия, а начинается черт-те что и по бокам пряжки.
     На седьмое утро из комнаты Гольша слышались скрипы, треск, в щель под
дверью выполз черный дым.  Янтарные  глаза,  вмурованные  в  металлическую
дверь, дважды вспыхнули оранжевым, налились кровью. Донеслось раздраженное
бормотание, дверь с треском ударилась о стену.
     Маг был в черной мантии с золотыми звездами,  остроконечном  колпаке.
Длинные рукава развевались, как крылья издыхающей  летучей  мыши.  В  руке
сжимал резной посох, отделанный медью и золотом.
     -- А, лесные варвары, -- буркнул Гольш,  его  глаза  смотрели  сквозь
гостей. -- Отбуду на три дня. Живите  как  жили.  Магия  вам  ни  к  чему,
накормят слуги. Поупражняйтесь сами,  у  вас  уже  получается.  Вся  башня
пропитана магией, даже воздух насыщен чарами. Что-нибудь да получится.
     -- Получится, когда загнемся вовсе? --  пробормотал  Мрак,  а  громко
сказал с подъемом: -- Какая жалость, что отбываешь! Каждый вечер засыпаю с
мыслью: скорее бы утро да снова за учебу. Мол, бог даст день,  а  демон...
гм... Гольш -- работу. Но раз надо, то надо. Не  отказывай  себе,  мудрый!
Иной раз нужно уйти в такое, чтобы встряхнуться, а то от нашей собачьей...
или собачачьей,  --  как  правильно,  чтобы  получилась  магия?  --  жизни
рехнуться как два пальца замочить.
     -- С вами это просто, -- буркнул Гольш. -- Из башни  не  выходить,  я
прочел в небе опасность. Стены крепкие, слуги вооружены,  магией  пропитан
каждый камень. Или это уже говорил? На кухне не  шарьте,  вас  накормят...
Правда, жрете, как... Ладно, еще двух поваров сотворю.
     Мрак раскрыл рот; старый маг вспрыгнул, словно  взлетел,  на  широкий
подоконник. Толстые металлические прутья исчезли, тут же возникли снова --
несокрушимые с виду, кованые, пропустив тощую фигуру.
     Гольш постоял на самом краю, четко вырисовываясь  на  слепяще-голубом
небе. Факелы бросали в спину багровые сполохи, хвостатые звезды шевелились
как живые. Вдали  прогремел  гром,  прокатился,  громыхая  глыбами,  снова
треснуло -- ближе. Внезапно полыхнула  белая  как  снег  холодная  молния.
Снова затрещало, будто великан разрывал над башней гигантскую шкуру.
     Когда темные пятна  перестали  плавать  в  глазах,  набежавший  ветер
смахнул с подоконника горстку оранжевого песка.
     -- Дунул-плюнул, оседлал молнию, -- сказал Мрак завидующе. --  И  уже
за тридевять земель! Сидит себе в корчме... Дурацкий колпак, что под стать
разве  что  Таргитаю,  спрятал  в  мешок,  сам  прикинулся   ворюгой   или
разбойником. Тех уважают. Пьет вволю, баб лапает, а ежели что не по ндраву
-- морду бьет. Он хоть и старый, а по чужим огородам не прочь...  еще  как
не прочь!
     -- Мрак...
     -- А что? Это волхв, я понимаю. А  мы  сюда  двое  суток  на  дырявой
тряпке перли! Помнишь, как Таргитай приучался  гадить  с  середины  ковра,
страшась задницу высунуть? До сих пор тошно.
     Олег  пошел  вдоль  стены,  щупал  массивные  глыбы,  несокрушимые  и
надежные, сотворенные еще первыми богами.  На  окне  потряс  металлические
прутья.
     -- На ковре --  не  пешком,  как  ты  гнал  нас  через  Лес.  Завалы,
буреломы, болота! А как пробирались по Степи? А что на  ковре  под  грозой
побывали, тебе же лучше. Раны промыло.
     -- А вороны клевали? -- напомнил Мрак. -- До самых Песков целая  стая
гналась! Тарх до сих пор просыпается с воплем.
     -- Ему снится, что начал работать. Мрак, мне почему-то  не  по  себе.
Все время мерещится, что вот-вот стрясется беда.
     -- Пуганая ворона куста страшится.
     -- Я в самом деле чую недоброе!
     -- Добрый нос за три дня кулак чует.
     Олег, не слушая, обошел комнаты -- лишь свою Гольш  запер  магическим
словом, -- спустился на поверх, порыскал, проверил и перепроверил  решетки
на окнах. Не поленился сойти вниз, ощупал массивный запор на  воротах.  На
всякий случай -- береженого все боги берегут  --  подпер  ворота  бревном.
Магия магией -- когда получается, когда нет, -- а бревно на то  и  бревно,
что не подводит.

     Глава 4

     К вечеру  Олег  не  находил  места,  вздрагивал  при  каждом  шорохе.
Таргитай и Мрак велели слугам накрыть стол да не забывать, что они  грубые
варвары, а не утонченные маги. Олег пожевал травки -- вылитый  маг,  снова
отправился крепить запоры, закрывать  щели.  Друзья  остались  за  столом:
им-де поправляться надо. Олег, ныне чуткий к словам,  обронил  язвительно,
что поправляться -- толстеть, жиреть, но оборотень  и  певец  трудились  в
поте лица, даже упрели, за ушами лящало так, что по всей башне гуляло эхо,
распугивало привидения.
     Воздух был  сухой,  прокаленный.  Небо  начало  темнеть,  когда  Мрак
насторожился, потянул ноздрями воздух, с грохотом отодвинул  стол.  Секира
словно сама прыгнула в широкие ладони.
     -- Беда? -- спросил Таргитай с набитым ртом.
     -- Что-то приближается. Запах вроде бы конский...  но  сверху,  будто
скачут по облакам.
     Он подошел к окну, отшатнулся.  Уцелевший  клок  шерсти  на  загривке
встал дыбом. Когда повернулся к друзьям, глаза уже горели  желтым  волчьим
огнем, а в горле клокотало.
     С высоты к башне падали, словно скользили с  крутой  горки,  крылатые
звери.  Шерсть  блестела  как  золото,  а  громадные   оранжевые   крылья,
пронизанные веревками сухожилий, мощно вминали воздух. Звери  были  похожи
на крупных летучих мышей, но  у  всех  птичьи  головы  с  хищно  загнутыми
клювами. На головах и шеях сверкала  серебряная  чешуя.  Четыре  когтистые
лапы, похожие на львиные, звери прижимали к белесым животам.
     -- Грифоны! -- закричал Олег в страхе.
     Таргитай, дурной до бесстрашия, охнул с жалостью:
     -- Аримаспов бы сюда! Они с грифонами усю жизнь бьются.  Наловчились,
если верить Боромиру. А мы  бы  поглядели.  Страсть  люблю  смотреть,  как
другие бьются.
     -- Без сопливых скользко, -- буркнул Мрак.
     Он встал наготове у  запертой  двери,  расставил  ноги.  Олег  обежал
взглядом комнату. Два узеньких окна, тоже в толстой решетке,  грифонам  не
пролезть, разве что выломают. Единственную дверь сторожит  Мрак,  едва  на
ногах держится, но не пропустит. Однако крылатые звери могут  ворваться  в
башню снизу. Что им взбежать по узкой винтовой лестнице?
     Таргитай растерянно топтался среди комнаты. Пальцы  все  еще  бережно
держали сопилку. Мрак, полоснув косым, как чужой меч, взглядом, рявкнул:
     -- Дурень, где твой меч?
     -- Он... он внизу. В нашей комнате...
     На глаза Таргитая навернулись слезы.  Он  не  сводил  глаз  с  Мрака,
ожидая, что скажет могучий друг.
     -- Почему не с тобой?
     -- Тяжелый. Спину трет...
     Мрак рявкнул люто:
     -- Дурень, беги за ним хотя бы сейчас! Ты  видывал,  чтобы  я  далеко
ходил за секирой?
     Таргитай опрометью выскочил через заднюю дверь. Олег,  чувствуя,  как
леденеет от страха, заставил себя выйти и заспешить вниз. Каменные  плиты,
что служат здесь лестницей, торчат из стены  иной  раз  всего  на  локоть.
Защищать такое легче, но разве что тому, кто сам  носится  по  стенам  как
паук.
     Он был уже на три поверха  ниже,  когда  наверху  загремело.  Донесся
тяжелый удар, грохот, крик и страшный визг,  где  смешался  птичий  клекот
огромной хищной птицы  и  рев  чудовищного  зверя.  Олег  пригнулся,  ноги
подкосились: грифоны вышибли дверь быстрее, чем ожидал! Мрак уже  отчаянно
защищает пролом, но что может раненый измученный  человек  против  могучих
зверей?
     Он пересилил себя, заставил бежать быстрее.  Один  раз  так  ударился
плечом о стену, держась от бездны подальше, что едва не слетел в  нее  же:
сорока от своего языка гибнет, а трус  --  от  боягузства.  Похоже,  скоро
окажутся в западне: грифоны поднимутся по ступеням. Надо решать правильно,
а он всю жизнь этого боялся, прятался за Боромира и других волхвов. Сейчас
обязан решить верно. Не потому, что умеет, просто по трудной дороге с  ним
идут Мрак и Таргитай: один -- сама отвага, но  только  отвага,  другой  --
добрая лень во плоти!
     Снизу раздался треск, грохот, звон. В прохладе колодца пахнуло зноем,
жарким песком. Послышался сухой шорох крыльев. Олег  на  бегу  ворвался  в
волну мощного звериного пота.
     Снизу уже бежали, прыгая через три плиты, два могучих золотых  зверя.
Когти скрежетали по камню. В полутьме искры выскакивали багровые,  жуткие,
словно звери острили мечи на точильном камне. Сложенные крылья задевали за
стену. Задний, более быстрый, едва не кусал за лапы бегущего перед ним, но
обогнать по узкой винтовой лестнице не мог.
     Увидев человека, передний распахнул  клюв.  Крекот  вырвался  жуткий,
такого Олег не слыхивал: полурев, полукарканье. Глаза зверя вспыхнули  как
факелы. Ноги Олега  подкосились.  Побелевшие  губы  едва  шевельнулись,  с
великим трудом произнес заклинание и, как учил Гольш, простер руки.
     Под  ногами  загремело.  В  ноздрях  защекотало  каменной  пылью.  Он
торопливо  раскрыл  глаза,  вскочил,   снова   чувствуя   силы.   Лестница
обрушилась, в пыльном облаке хлопали изломанные крылья, взлетали  перья  и
роилась золотистая  шерсть.  Внизу  сквозь  пыль  видно  было,  как  звери
верещат, выползают из-под обломков. Заклятие получилось легко,  с  первого
раза, словно стены в самом деле помогали, как обещал Гольш.
     Из пыльного облака вынырнули уже не золотые, а серые  от  пыли  тела,
блеснули налитые кровью глаза. Звери лезли прямо по стене! Острые когти  с
хрустом вгонялись в щели между плитами, звери  поднимались  с  трудом,  но
карабкались теперь по всем стенам башни-колодца!
     Он простер дрожащие руки. Только бы не переборщить, только бы  надеть
узду на свое умение  разламывать  стены  и  раскалывать  землю!  Он  начал
выговаривать  страшное  слово,  когда  снизу  раздалось  мощное   хлопанье
крыльев.
     Зверь взлетел почти отвесно. Крылья хлопали, все заволокло  пылью  из
каменной крошки. Олег застыл в страхе, раздраженный  рев  прогремел  почти
рядом. В последнем усилии схватить врага грифон смел  крыльями  еще  двух,
что карабкались, вгоняя когти в щели, рухнул!
     Когда уцелевшие снова показались из пыльного облака, Олег уже  пришел
в себя, сбросил ударом Слова. Правда, едва не рассыпалась  вся  башня,  но
старый  колдун  строил  прочно:  только  скрипнули  глыбы,  словно  крепко
стиснутые зубы.
     Трижды звери поднимались по стенам. Олег сбрасывал заклятием, тяжелые
тела ударялись внизу так, что вздрагивали  ступени.  Трещали  крылья,  уши
глохли от рева. Острые когти царапали стены с таким скрежетом, что у Олега
ломило зубы.
     Один ухитрился в страшном прыжке перепрыгнуть провал. Олег  отпрянул,
упал на ступени. Зверь ухватился за  край,  повис,  задние  лапы  отчаянно
пытались зацепиться. Крылья шумно молотили воздух. Правое тут же сломалось
о стену, серебристые перья забрызгало кровью.
     Олег поспешно отполз, а зверь втащил себя наверх целиком. Их  взгляды
скрестились. Грифон присел на все  четыре  мощные  лапы,  обломок  правого
крыла упирался в камни. Олег с содроганием бросил тяжелый удар заклятия на
ступени впереди себя. Треснуло, словно к весу грифона  добавилась  тяжесть
другого зверя -- невидимого. Пролет провалился в красно-желтую пыль.
     Снизу донесся глухой удар. Затрещали камни и кости. От слабости перед
глазами плыло, мощные заклятия истощили силы. В ушах гремела кровь, сердце
то едва не выпрыгивало, то замирало, как  заяц  под  кустом.  Из  пыльного
облака возникла окровавленная птичья голова, крылья свисали надломленные.
     Грифон увидел врага, попытался взбираться быстрее, когти  скользнули,
высекая сноп желтых искр, зверь исчез. Снизу донесся глухой удар.
     Олег перевел дух, выждал,  но  из  пыли  никто  не  появлялся.  Снизу
трещало, доносился рев раненых. Еще не веря себе, он  поднялся  на  поверх
выше, выдохнул:
     -- Кончились?.. Кончились?
     Из последних сил прошептал  заклятие.  Глыбы,  начиная  от  ног,  как
срезало, рухнули, исчезли, снизу донеслись чавкающие  удары,  треск.  Олег
повернулся и, уже не оглядываясь, заспешил наверх.
     Огромный черный волк из последних сил отбивался от двух грифонов. Его
загоняли в угол, волк затравленно хватал окровавленной пастью, отпрыгивал,
острые клювы щелкали, били в голову, плечи, спину. Серая шерсть покраснела
и слиплась. Он припадал на переднюю лапу.
     Среди грифонов, что вламывались через дверной  проем,  трое  несли  в
роскошных седлах всадников. Впереди как вьюн вертелась  гибкая  женщина  с
огненно-красными волосами -- миниатюрная, тонкорукая, с  большими,  широко
расставленными глазами цвета древесной коры.  В  ее  тонкой  руке  сверкал
узкий, слегка изогнутый, со скошенным острием, меч, с  клинком  в  полтора
локтя. Вдоль лезвия шел волнистый узор, руку  защищала  круглая  пластина.
Рукоять была выложена сверкающими драгоценными камнями фиолетового  цвета.
Зверь под ней припадал на переднюю лапу, в шее и боку  зияли  кровоточащие
раны, но люто огрызался, хватал страшной пастью.
     -- Держись, Мрак, -- прохрипел Олег. -- Иду...
     Его бросило на стену, в глазах плясали темные мухи. Сердце выламывало
ребра, в голове грохотали молоты. Он сглотнул горькое, что текло по губам,
ощутил соленый вкус.
     Волк упал, чудом избежав хищного клюва,  сбоку  его  прижали  могучие
лапы другого грифона, самого огромного, а всадница с копной огненных волос
ощерила мелкие острые зубы и с наслаждением замахнулась мечом.
     Внезапно раздался грохот, звон, а в помещении, жарком  и  наполненном
запахами крови и пота, повеяло холодом. Задняя дверь рухнула. В  помещение
влетел, как выпущенный из катапульты  валун,  Таргитай.  Меч  в  его  руке
рассыпал длинные багровые искры, блистал  так,  что  глазам  было  больно,
стальное лезвие неуловимо  меняло  цвет  от  б